***
Ричард почти разбил камнем хвост, но не мог не продолжать им махать, восторженно шепча, подпирая лапами улыбающуюся морду. - Он всё понял, Тино, он всё так быстро и правильно понял... Валентин, на беду свою даже под водой отлично слышавий это воркование, вынырнул, отфыркивая струйку воды. - Было бы странно, будь иначе. Лаик, конечно, мало даёт новых знаний, но отлично проверяет старые, а Колиньяр не зря был среди нас лучшим. Ричард снова довольно, даже гордо кивнул, а после его хвост замер. - Эм... Тино? Певчий медленно повернулся, каждой своей перепонкой и плавником чувствуя подвох. Ричард, поджав задние лапы к груди, сплёл в замок передние, нервно перебирая пальцами. - Ну, ты же слышал... Про Варасту. - Конечно слышал. Как и то, что Алва, точно великомученник, взвалил на себя и эту ношу. - Поэтому, ты не мог бы, вместо меня, оставлять Эстебану подарки, пока мы там будем, а? Валентин моргнул, сначала всеми а затем и поочередно каждым глазом, но всё же сорвался на фальцет, уточняя: - Что?!***
-Кто в ночи нас всех страшит Пастью скалясь зло? Твердый клык, ужасный вид, Сердце в смоль черно. Уходи с пути его! Лишь накроет ночь, Лапами скребёт в окно — Жертве не помочь. Смертоносней мора И страшней ножа. Любовь Живожора — Голодна и зла. Эстебан морщится от песенки, ускоряя шаг. Люди всё ещё в ужасе, но даже от страха можно устать. Вот и придумывают… Всякое, чтобы хоть немного успокоится. Даже жаль, что он не может поступить схоже. Живожор в столице уже несколько месяцев, а они никак не могут его поймать! Более того, после того, как Алва с Окделлом умчались в Варасту, расследование застыло на одном месте. Нет, люди всё ещё продолжают исчезать, но... Если Живожор, утолив голод, потихоньку подчищал Олларию, то Вараста, с бушевавшими в ней барсами, могла уничтожить весь Талиг. Сравнивая сотни тысяч возможных жертв с нынешним десятком-полтора - кто позволит свершится первому? Эстебан морщится, когда стражники возле дома коменданта, выпрямляются, стукая сапогами в его честь. Бояться и уважать его в последнее время стали ещё больше, особенно, когда, как и он, чувствуют, что подарков слишком долго не было. Живожор не показывался уже две недели. Раньше он таких перерывов не делал, и, либо он охладел к фигуре Эстебана, либо... Появится сегодня. Эстебан отсыпается вечером и днём, готовясь к ночному бдению, перебирая в уме то, что успел вычитать из книг (не так много, как хотелось бы, потому что всё, что касается магии и существ, с ней связанных, контролируется церковью) и методично подготавливая пистоли. Ныне у него ночью будет шикарная компания: пара точеных кэналлиек-пистолей, гибкая шпага, скрытая под одеялом сбоку и верная подруга-дага. Он раз за разом пытается расслабится, отвлечься, чтобы тварь не различила подвоха, но всё же вскакивает, когда ближе к полуночи, слышит, как кто-то проникает в комнату. Что странно, через обычную дверь, а не балконую. Эстебан вскидывает пистоль, но медлит, посмотрев в чужие глаза. Погодите, но ведь у Живожора они золотые, а не изумрудные... Зеленые щёлочки прищуриваются из тьмы, не спеша выходит. Эстебан губы облизывает, но тварь успевает первой, шепча: - Спи. Нажать на курок он всё же успевает, но пистоль дергается в ослабевшей руке, и пуля впивается в полотно двери. Валентин качает головой, проходя в комнату, цокает недовольно, после чего оставляет на столике возле кровати часть собственной добычи, не забыв нашептать Колиньяру: - Хороших снов. Пусть тебе присниться Окделл, чтобы его Леворукий задрал...***
Утром безмернно сонный Эстебан косится на чужую голень, лежащую возле него, на пистолет в руке, пахнущий порохом, моргает, и бессильно валится на кровать. Кажется, он снова выстрелил, но... он этого даже не помнит. Странно. Всё слишком странно, Эстебан даже не может сказать внятно, что именно, но.. Это странно. Даже страннее, чем сам Живожор.***
Единственное, что равняется с этой странностью, то, с каким наслаждением Эстебан читает письма от Ричарда.С чего Окделлу ему писать, вопрос отдельный, они, конечно, сблизились за время работы над поисками Живожора, но... Неужели настолько? Вараста предстаёт перед его глазами как живая, сонно-зеленая, полная золотистых полей. Ричард не пишет о войне и боях, и за это Колиньяр благодарен ему отдельно - трупов ему хватает и в Олларии. И так,что на кафедру медицины в Академии, что в Анатомический театр, ходит почти также часто, как и в гарнизон - прикидывать время смерти и её причину прямо на месте, ему куда спокойнее, чем ожидать вердикта прозектора. Людвиг, качая головой, грустно шутил, что если так пойдёт и дальше, то к Зимнему Излому Эстебан может стать гезелем Эстебан, хоть и хмурится, но поневоле думает: пусть в последние годы должность архиятра подзабылась и не использовалась, однако сейчас, столкнувшись с медициной ближе, он начинает понимать, насколько это важно. Ныне ему требуется точно определить лишь время смерти, дабы по горячим следам отыскать Живожора, но что, если бы он убивал не так просто и сведений понадобилось бы больше? Да и в походах, медики бесценны... Эстебан пишет ему о лете в Олларии, душно-влажном, пряном от жасмина, мучительно-безумном, но идущем на спад. О том, что Живожор почти вырезал Двор Висельников, не сообщает ни словом.