***
На последний день праздников в честь победы, был запланирован бал. А лично у Эстебана - встреча с тётушкой, у которой была какая-то информация. Слуга из её дома прибежал буквально незадолго до того, как Колиньяр с сеньором отправились, и Эстебан даже не знал, как ему поступить ныне. Ведь Ричард, согласно уговору, был рядом с ним. Как выяснилось, сразу по прибытию со встречи с Эстебаном, Ричард сам признался герцогу Алве в том, что является Живожором. Не то, чтобы это удивило Рокэ, зато дало отличной повод сделать мальчишку-нелюдя не его заботой, спихнув оруженосца и всё, с ним связанное, на голову маркиза Сабве. И если раньше тот восторженно-угрюмым щенком таскался за герцогом, то сейчас маячил улыбчивой глыбой за плечом Эстебана. Что, было даже хуже, потому что когда дело касалось прекрасных эреа и симпатичных эров, Колиньяр позвоночником чуял, что улыбка станет оскалом, а розоватые губы Окделла действительно скрывают за собой звериные клыки. - Окделл, твоя забота обо мне просто трогательна, но мог бы ты менее явно выражать свою ревность? Что занимательно, Ричард даже пытается, Эстебан замечает это по очень быстрым, смазанным движениям - слишком скупым, чтобы привлечь чужое внимание, но если выйдет сосредоточиться на них, невольно задашься вопросом, а способен ли человек вообще двигаться так. - Что я могу поделать с тем, что ты настолько очарователен, что на них даже метки не действуют? Эстебан моргает, долго, с усилием, чтобы не закатить глаза: - Ты. Меня. Метил. - Регулярно. - кивает Ричард. - Но если животным и нелюдям, вроде выходцев, хватает ума не приближаться к тебе, то люди... - смена выражений настолько быстра, что Эстебан бы её не заметил, если бы специально не смотрел Ричарду в лицо. - О. А! Нет, Эстебан, не в том смысле! То есть, да, но... Исключительно энергетически! Эстебан всё ещё выразительно смотрит, поджав губы, после чего поворачивается к столу, забирая бокал с вином. Не иначе как по личному указу Леворукого, оное встаёт в глотке, когда маркиз слышит удалённый, но очень четкий крик. За столько месяцев под рукой цивильного коменданта, в нём уже выпестовалась привычка реагировать на крик, точно гончей - на рычание зверя. Поэтому, к месту Эстебан прибывает в числе первых, с шипящими ругательствами расталкивая стражу. Ричард, перед которым те расступились сами, закатывает глаза, одним взглядом утихомиривая фрейлину, что начала было истерить, но сбилась и теперь просто беззвучно плачет. От увиденного хочется одновременно брезгливо скривиться и по-простецки присвистнуть. - Вот как... - тихо и вместе с тем сложно выдыхает про себя Окделл, склоняя по-птичьи голову вбок, меняя угол обзора. Эстебану хочется врезать от беспардонности интереса, от понимания, что Ричард определённо знает что-то но... Но обвинять его он не имеет права: Весь вечер Ричард не отходил от него ни на шаг. И это убийство он просто не мог совершить.***
Манрик продолжает бубнить себе под нос одно и тоже, и кардинал машет кистью, давая страже знак, чтобы его увели. После чего поворачивается к засевшему в тёмном углу с вином Алве. - Всё действительно было так? - Любопытно, что ты спрашиваешь это у меня, хотя у тебя есть несколько свидетелей, двое из которых видели всё от начала до конца. - Один из которых и есть убийца, а вторая - онемела! - с притворным восторгом возвещает тот. Рокэ жмёт плечами, улыбаясь, и Дорак не скрывает досады - это действительно не проблемы Ворона, и тот в кои-то веки наслаждается суетой, что создана не им. У кардинала зубы чешутся и за грудиной ноет, стоит только подумать о том, какие скорее по столице и Талигу разнесутся слухи - один другого краше! Впрочем, какую бы не придумали ложь, правда по нелепости и абсурдности уступает мало. А всё потому что граф Манрик убил кансильера и смертельно ранил супрема. Причем, если вникать в подробности, всё становится ещё запутаннее и хуже: два последние уединились в одном из сделанных в анфиладных комнат алькове, чтобы, занявшись прелюдией к гайифскому греху, обсудить их интригу, из-за которой погиб юный Константин и многие другие. - Подобный абсурд, даже если захочешь, нарочно не придумаешь! Рокэ лишь снова жмёт плечами, но по его хитрому лицу кардинал видит, что остроту по поводу скудности фантазии он сдерживает исключительно потому, что не хочет отвлекаться от вина. Дорака передёргивает от того, как тот гладит по боку огромную фарфоровую вазу с Бирюзового континента - парной той, которыми Манрик сластолюбцев и прибил, в пылу праведного гнева позабыв про то, что имеет при себе шпагу. Штанцлер на его пути оказался первым, ему досталось больше, весь затылок превратился в кровавую кашу, а вот Придд... Его добивать пришлось уже осколком, одним из тех, что остался от вазы. Потому-то к прибытию других людей он даже был жив, а благодаря маркизу Сабве, что заметил движение груди на вдохе, дотянул даже до прибытия священника, которому Вальтер и исповедался. И в том, как он устал от бессилия на своей должности, о том, как они с кансильером придумали байку про Живожора, чтобы избавиться от своих противников и некоторых союзников, что любых врагов хуже, и даже о том, как устроил смерть собственного сына... Дорак подозревал, что если бы тот прожил чуть дольше, прогрешений набралось бы ещё на несколько казней, поэтому, приложив пальцы к губам, лишь от всей души взмолился Создателю о том, чтобы эти двое горели положенную им вечность в Закате особенно ярко. - Килеан-ур-Ломбах уже отправил людей, чтобы те нашли работавшую под Живожора шайку головорезов, которую описал Придд. Кажется, он сам что-то о них знает, поэтому, если те не сбежали, точно их отыщет. Дорак покосился на герцога, цедя: - Только не говори, что поверил в это, Рокэ! Ты же сам... - Да. - просто ответил герцог. - А потому, предлагаю не отвергать сделанный всему Талигу подарок - троих одним ударом! Не Барсова Крепость, но и каждый из них проблем мог сделать при желании больше, чем Агдемар. С этим нельзя было не согласится, но... Какая же наглость! Удобная и эффективная, с этим не поспоришь, но... По спине кардинала под сутаной пробежали мурашки. Чужой взгляд в затылок был также ощутим, как и в глаза - Алвы. Только более пристальным и тяжелым, точно смотрели двое. Или один, но четырьмя глазами. Откуда-то из-под потолка. Свыше. - То есть, ты действительно предлагаешь выставить Живожора исключительно городской байкой, под которой Люди Чести скрывали свои злодеяния и очередной заговор? - Квентин. - Рокэ редко обращался к нему по имени, но никогда без повода, а потому кардинал не мог не прислушаться. - Для всех - это наилучший вариант. Если уж эта тварь решила обеспечить себе алиби, и сделала это с таким размахом, то лучше его поддержать. Алва склонил голову вбок, разглядывая что-то около люстры. - А то следующей попыткой станем мы сами.