***
Мажордом столичного имения рода Килеан лишь вскинул брови, слушая Эстебана, но кивнул, одновременно кланяясь, признавая власть оруженосца над собой. Как и большинство слуг, особого пиетета и преданности к Людвигу те не испытывали, куда сильнее любя почивших родителей графа и его старшего брата, подозревая, что истинный вассал их нынешнего господина был причастен к гибели прошлых. Поэтому, с советами мажордома, обыск кабинета прошёл быстро. Эстебан, спешно вчитавшийся в найденные документы, вздохнул - найденного хватило не только на повешенье самого Людвига, но и на серьёзные проблемы для остатков своры Штанцлера. Не то, чтобы Колиньяру особенно нравился комендант, но... отправлять собственного эра на плаху не казалось ему благородным. Людвиг был не самым плохим вассалом, да и под его крылом Эстебан обучался неплохо, хоть скорее по собственным причинам, чем от чужого приказа. Однако, обдумать всё Эстебан не успел: за дверью послышался шум, и пару секунд спустя, в кабинет ввалился один из капитанов. - Сударь Колиньяр, где граф? Он срочно нужен! - Граф Людвиг припровождён в Багерлее по подозрению в заговоре. Что случилось? Ответить капитан не успел: стёкла в окнах дрогнули от далёкого, вспыхнувшего алым взрыва. - Погромы, эр! Эстебан, помянув под нос Леворукого и по привычке Окделла, подхватил шляпу, шпагу и выбежал первым. - У тебя две минуты, пока мне седлают коня. Рассказывай!***
- Да вы издеваетесь... - прошипел про себя Эстебан, чуть не прикусывая язык, вникнув в чужие слова. Разыгранная в храме мистерия вышла боком: слухи распространялись быстро, но не те и не так, из-за чего жители столицы с чьего-то лёгкого языка (Эстебан уже был почти согласен на то, чтобы Окделл оный у хозяина вырвал и сожрал на его глазах) решили, что эсператисты чуть не отравили их детей. Ну и пошли бить им морды. В организованности погромов Колиньяр не сомневался: слишком быстро возникли вспышки, ещё и в нескольких местах, в самых неудобных для стражей районах города. К счастью, привыкшие к его командованию во время расследования Живожора десятники и сотники, даже не задавшись вопросом, а где коммендант, слушались его беспрекословно, возвглавляя усиленные патрули. Один из них пришлось возглавить ему самому, когда пользуясь неразберихой, на опустевший гарнизон внезапно слаженно напали несколько стай Висельников. Эстебан как раз перезаряжал пистоль, примериваясь к очередному обормоту, когда услышал это: чуткий до дрожи, до сжимающей сердце тоски звук, который был известен уже всему городу. Живожоров вой. - Это.. это же... - рядом вздрогнул десятник, делая отвращающий абвенианский знак. Упрекнуть его в богохульстве и суеверии Эстебан не успел: оглушило снова, словно разом взвыли, подхватывая, все собаки столицы. А после Эстебан их и увидел. Из-за поворота показалось пёстрое живое пятно, мохнатое, с розовыми вкраплениями высунутых языков и блёстками клыков, средь которых огромным зубом выделялась одна фигура, смутно похожая на человеческую. В десять бьё ростом, сухопарая до костлявости, до мертвенной границы истощения, с совершенно голой пепельной кожей и человеческим разумом в жёлтых глазах. Хватило двух ударов тонких, но мощных передних лап, чтобы разметать по площади половину нападавших, за вторую, внезапно тихо, но страшно, взялись собаки. - Отставить стрелять! Подмога! - едва увидев всё это, скомандовал Эстебан. Впрочем, это было почти бесполезно: ужас от увиденного намертво парализовал цивильников, позволяя только наблюдать. Не прошло и минуты, как тварь, оглядев побоище, рыкнула, махнула передней лапой, и одарив Колиньяра беглым взглядом, рванула прочь, уводя стаю за собой. Эстебан закрыл рот руками, вбивая усилием воли смешок обратно в глотку. Он уже видел этот взгляд сегодня: взгляд человека, которому стыдно за происходящий с ним фарс, но он вынужден его поддерживать и продолжать, потому что службу никто не отменял. Человеческие крики тут и там стихали, а вот глас Живожора ещё долго звучал над затихающей столицей, сменяясь нервным, но успокаивающим колокольным звоном.***
Епископ Оноре продолжал икать даже два часа спустя. Эстебан отпаивал его, чередуя Чёрную Кровь и целебный бальзам, и тот успокаивался, но стоило ему вспомнить увиденное, или, не дай Создатель, посмотреть в сторону закрытых окон, как нервная икота снова его одолевала. Колиньяр единственный, кто понимал его всецело: не каждый день перед тобой оказывается живожорова морда, спасая из рук погромщиков, что хотели повесить. От такого заикой можно было на всю жизнь остаться, но Оноре говорил правильно, хоть и спешно, опасаясь икоты, изредка срываясь на нервный смех. - Что же мне писать конклаву... - простенал тот, когда объём общего выпитого приближался к двум бутылям. Эстебан, покосившись на налитую им рюмочку бальзама, крепостью превышавшего тюрегвизе, пожал и выпил его сам - епископу уже было достаточно. - Правду, Оноре. Что в Талиге творится твари знают что, и если эсператисты снова попытаются к нам полезть, одна из этих тварей с полным на то законным основанием полезет к ним. - Колиньяр, Живожор не состоит на королевской службе. - хмыкнул Алва. - По крайней мере, пока, так что, законность этого будет весьма сомнительна. - Ой, да после сегодняшнего король ему обязан орден вручить, за предотвращение погромов! - махнут тот пустой рюмкой, замер, покосился, аккуратно поставил оную на стол и рухнул в кресло - с него тоже достаточно. - Думаешь? - вскинулся Окделл, на что Эстебан вяло пошевелил кистью в воздухе. - Знаю. Средь мирных всего трое погибших, один - от испуга, меньше двух десятков покалеченных. Остальные - Висельники, милованные каторжники, черноленточные фанатики да несколько уже сознавшихся наёмников-провокаторов. Жертвы и разрушения в городе - просто смешные, по сравнение с количеством нападавших. Без Живожора мы бы до утра минимум провозились, но скорее несколько дней, а тут - всего пара часов! - Ещё и все крысы, что намеревались выбраться из столицы тайными ходами, пойманы. - мурлыкнул сытым котом Алва. - Лежали придушенными мышиными трупиками вдоль канав у главных ворот, двигаться не смели, пока стража не приблизилась. - Эстебан словно наяву увидел это и передёрнулся. Сам он заговорщиков не видел, лишь через гонца велел сопроводить тех в Багерлее, к отцу. - Половина оконфузилась до мокрых штанов, половина седая, всех из за шкирку вытащили из-под земли, как ызаргов из норы. Ариго и вовсе от ужаса свихнулся, чуть череп не разбил, отбивая поклоны и говоря, что это их Создатель наказал за брата. - Не Создатель, но близко. - послышалось от дверей. Эстебан сонно обернулся и увидел Германа со знакомой книгой. Клирик виновато улыбнулся, потрясая гримуаром, но заметил. - Приношу извинение за любопытство, Эстебан, но вы чудесно поработали с материалом, заметки настолько подробные, что даже неофиту легко вникнуть. - Конечно, - кивнул тот. - Для Окделла же и ему подобных готовил. Ричард лишь засмеялся его остроте, благодарно сверкая золотистыми глазами. Хоть бы епископа постеснялся, тот же тварь сегодня видел, и близко! Хотя... самого Живожора Оноре как раз и не видел. Эстебан уже догадывался, кто это был, но... Но даже думать не хотел, как это получилось. По крайней мере, не сегодня. Аспид же, пройдя в комнату, передал книгу эсператисту, уточняя: - Выражение "Гнев Абвениев" вам знакомо? Оноре передёрнуло так отчётливо, что тот даже прекратил икать. - Но... это же сказки! Просто легенды! - Живожор тоже уже легенда. Городская. - хмыкнул Эстебан. - Однако, эта легенда сегодня спасла вас и ваших людей. Хотя бы из сохранения собственного рассудка. Епископ покачал головой и замолк, разглядывая гравюры в книге. Замолчали и остальные, утомлённые долгим днём - уже было два по полуночи, но все знали, что заснуть до утра не выйдет ни у кого из них. - Что ж... Неисповедимы пути Создателя, и я со смирением приму данный мне урок. И попытаюсь передать его главам орденов. - в конце концов вздохнул Оноре. - Что, так просто? - фыркнул Алва, но епископ лишь улыбнулся. - Гнев - высшая форма воплощения стихии. Человек не в силах усмирить море или поймать ветер. - Оноре, дернув уголком губ, исподволь покосился на Эстебана. - Ну, не каждый. А тот, кто может, не остановит, потому что знает, что Гнев не возникает без причины.... -он затих, через минуту, когда уже никто не ожидал, продолжив: - Поэтому, и стоять на его пути очень, очень не рекомендуется: то, что стихия не в силах уничтожить, она поглощает, становясь сильнее.***
- Зачем вы вмешались? Колиньяр, рассматривающий витраж с Леворуким, походил на него так, как никто иной из известных Алве - даже волосы в рассветном сиянии, прошедшем через золотую смальту, кажутся светлыми, почти золотистыми. - Захотелось. - пожал плечами маршал. Колиньяр, нахмурившись, обернулся к нему. - Нет, не могло. - Юноша, вы утверждаете, что знакомы с моими желаниями лучше меня? - Нет, я говорю, что успел вас изучить. И вы, Рокэ Алва, случить это всё хотя бы год назад, и пальцем не пошевилили без приказа. А с приказом, лишь немногим больше. - резко ответил тот, поворачиваясь к герцогу лицом. - Вам плевать на чужие смерти, вам лишь собственная интересна. Рокэ прищурился, чувствуя раздражение, граничащее с одобрением. Эстебан Колиньяр действительно во многом, в слишком многом походил на него. И если Алву берёг Леворукий, то маркиз до сих пор жив лишь чудом, имя которому - Ричард Окделл. Уж слишком догадлив, слишком дотошен, умён и правдив. И слишком часто верен в своих догадках. Почему Рокэ вмешался, помогая устранить погромы? Чужак его знает! Точнее... Чужак точно знает, а теперь, задумавшись, знает, осознаёт, Рокэ. Колиньяр прав - Алве есть дело только до собственной смерти, но... Он-то её как раз и видел. В изжёлта-голубых глазах надорской недотроги. Той самой, чьи дети, чья стая, использовали столько сил, чтобы уберечь Олларию от жертв. Точно это было их долгом. И вслед за ними этим долгом, перед людьми, перед страной, перед миром, заразился, не иначе, и Рокэ... Эстебан, не дождавшись ответа, ушёл, а Алва, усмехнувшись, переглянулся с Леворуким. - Вот же несносный юнец! - и чуть тише, только себе, добавил. - Кажется, я начинаю понимать, почему Ричард так к нему привязан...***
Праздник Святой Олларии наступил в тишине, дополняемой лишь звучанием молитв: пришедших на храмовые полночные службы было как никогда много. Жителей так не испугали погромы, которые только начались, как кто и как их остановил. Живожор показался снова. И доказал, что он является единственным хищником, кто имеет право охотится в этом городе. Эстебан, не выдержав, хихикнул: при всей своей аморальности и абсурдности, это существо являлось на редкость верным, и, если не законопослушным, то законоподдерживающим подданным. Может, предложить через Алву королю назначить Живожора новым комендантом цивильников? С ним во главе никто просто не посмеет нарушать закон или не отдавать налоги. - Потому что Гнев Абвения и есть закон. Закон мира, воплощенный в облике потомка. - услышал Эстебан ответ на незаданный, потаённый в глубине разума вопрос. Только голос... он знал этот голос, знал его владельца, но... Он не мог его слышать. Не наяву. Однако, обернувшись, Эстебан увидел рыжие кудри, услышал задорный смех, заглянул в крапчатые зеленоватые глаза давнего приятеля. - Это просто бесчестно, что с каждой нашей встречей ты становишься только краше! Здравствуй, Эстебан! Колиньяр, облизав губы, направил Гогана ближе, ровняя с пегой кобылой товарища, кивая. - Здравствуй... Константин. Правда, я не уверен, что выходцы хоть как-то могут здравствовать. Манрик рассмеялся снова, рассеивая полночную мглу вокруг себя. - Поговорим? Мертвые листья не расскажут всего, что может сам мёртвый. Эстебан, помедлив, кивнул, тихой иноходью пуская своего коня за Королём в туман.