Убить Чонгука

      Тэхён выбрал утро, чтобы застать Намджуна. В баре никого нет, кроме работников и владельца, который всегда приходит в раннее время, чтобы убедиться в том, что всё будет готово к вечеру. Да и поработать в своём любимом офисе можно спокойно. Намджун привычно проходит внутрь через главный вход салона, как всегда уважительно здоровается с бодрыми с утра пораньше сотрудниками, проверяет, всё ли идёт по графику, и проходит в свой офис. Пусть сам бар и расположился на первом этаже и в подземелье, кабинет он сделал себе повыше, на четвёртом. Намджун долго строил его, каждый раз что-то добавляя или меняя. И если Чонгук особо не парился, то у Джуна всё в любимой комнате напоминает экспозицию музея: столы из дуба для себя и посетителей, сделанные на заказ в единственном экземпляре и купленные за приличную сумму; полки с редкими коллекционными книгами, которые редко удаётся почитать; предметы интерьера — уникальные подарки, которые он получил от довольных клиентов; даже бумаги и ручки сочетаются с общим интерьером. Доступ сюда, разумеется, ограничен. Джун закрывает дверь изнутри и… резко останавливается, потому что слишком уж знакомый запах бьёт в нос.       — Поклонись, Ким Намджун, твой Бог пожаловал, — крутится в кресле для посетителей Ким Тэхён и поворачивается лицом.       Ким Намджун — ровесник Чон Чонгука. Для Тэхёна он — олицетворение мафиози в том виде, в котором обычно изображают в фильмах, хотя родословной у этого альфы нет, подобно клану Чон, клану Мин, клану Ван или другим. С Чонгуком и Хосоком Джун познакомился в подростковом возрасте, когда те приехали в Сеул. Поругались с Чонгуком из-за омеги. Папа семьи Чон и мать Намджуна дружили когда-то, решили встретиться годы спустя, хотели познакомить сыновей, но Чонгук с Намджуном подрались в первый же час знакомства. Обоим понравился красивый парень, которого привёл друг их родителей, — каждый доказывал с пеной у рта, что именно он, а не другой должен повести омегу на свидание. В итоге решили подойти и спросить, кто больше нравится, а омега вообще указал на Хосока. Это позволило им посмеяться друг над другом и подружиться. Хотя по-настоящему сблизиться заставило горе. Родители Намджуна были убиты, а всё, что было у его семьи, включая дом, сожжено и уничтожено. Тогда шестнадцатилетний Чонгук вместе со своей семьёй безмерно помогали Джуну и поддерживали его. Чонгук обещал найти того, кто убил его родителей, обещал отомстить, что в итоге и сделал. Поэтому Намджун поклялся быть ему верным. Всегда. Немного позже попросил своего главу взять в клан красивого омегу из стриптиз-бара под своё крыло. Разумеется, Чонгук и сам положил глаз на Сокджина, периодически спал с ним, потому что… почему бы и нет? Но годы спустя — восемь, если точнее, — когда Намджун подошёл и прямо попросил убрать Сокджина из списка омег для потрахушек, тот так и сделал. Ну а потом… Чонгук встретил молодого омегу и вообще убрал из своего списка всех, заменив лишь одним человеком.       — Ким Тэхён… — Намджун рефлекторно достаёт оружие, но Тэхён так же быстро наводит пистолет, нашедшийся на рабочем столе, в ответ.       — Садись, Джун-хён, поговорим для начала.       Намджун не торопится. Возможно, стоит узнать о том, как выжил омега, у которого были ноги переломаны, который не поднялся бы и не сбежал, когда здание, в котором он остался, подожгли с нескольких сторон. Садится в своё коричневое кожаное кресло, наливает любимый Macallan двенадцатилетней выдержки и развязывает галстук. Он не может, понять, как Тэхён может быть жив.       — Хочешь задать тот же вопрос, что и Джин-хён?       — Ты виделся с Джином?       — Я его убил, — на это спокойное заявление Джун хочет встать, потому что инстинкты требуют чего-то, но Тэхён резко поднимает свою катану и тыкает в его грудь. — Сядь.       Намджун слушается, но издаёт не то удивлённый, не то скептический смешок. Невозможно, чтобы слабый беззащитный омежка Тэхён убил Сокджина. Это бред! В ответ на его пренебрежительное хмыканье Тэ кладёт любимый нож Джина на стол. Прямой, длинный, чёрного металла. На матовых ножнах и рукояти тиснение в виде латинской буквы «J». Дальнейших вопросов не требуется.       — Где Чонгук? Уж ты должен знать.       Намджун недолго молчит, холодно глядя в глаза убийце Сокджина, а затем без эмоций произносит:       — После твоей смерти он почти не приезжает в Сеул. Я не знаю, где он. Когда он хочет встретиться, сам назначает встречу. Даже если бы я знал его номер…       — Ты хочешь озвучить правила твоего бара или свои принципы? — с сарказмом перебивает Тэхён. — Сам же и нарушил свои правила. Разве, нет?       — Ты пришёл сюда с чёртовым Мин Юнги, покрытый белой маской, — Намджун с нарастающей злостью стучит указательным пальцем по столу. — А твои глаза, Тэхён, не перепутать ни с кем.       — А как же твои принципы? «Даже Чонгуку не доносят, кто сюда с кем приходит и что здесь происходит», — насмехается Тэхён.       — Ты его предал! — повышает голос Намджун. — Не только его, всех нас! Хочешь сказать, что не заслужил смерти?!       — Не такой смерти, — Тэ с горечью опускает взгляд.       — Ты знал, с кем связался. Знал, что он не терпит предательств и обмана. Он сказал тебе об этом сразу, в тот день, когда мы с тобой официально познакомились.       Тэхён помнит, всегда помнит. И не только это.              …После первого свидания, после того, как он отдался Чонгуку, проснулся, собрал вещи и сбежал. Боялся, что альфа бросит его, поэтому ушёл первым. Первый секс — каким бы он ни был — незабываем, особенно с ним. Но если для Тэхёна Чонгук был первым, то для Гука Тэхён — один из. Ушик пытался узнать подробности, и было что рассказать, только не хотелось. Потому что было слишком хорошо, до неприличия хорошо.       — Вселенная моя, я тебя не отпущу сегодня, — то ли требовательно, то ли просительно шептал Чонгук в губы, прерывая лёгкие влажные поцелуи. Стоял посреди чужой, пока никому не проданной квартиры, и прижимал к себе. Не даст уйти Тэхёну отсюда!       Он захотел Тэхёна до щемящей в паху боли, услышав восхитительный запах, увидев разноцветные глаза. Пусть малыш подумает о нём плохо, пусть! Гук не сможет устоять, даже если его руки парализует, даже если их отрежут до локтей. Пальцы нетерпеливо полезли под тэхёнову водолазку, ощутив подушечками бархат его кожи и разгоняя мурашки, что вскочили танцевать вальс с пальцами Чонгука. Он окончательно и бесповоротно решил для себя, что Тэхён отныне — лишь его. Только Чонгуку можно касаться впалого живота, хрупких рёбер, выпирающих так трогательно, его тонкой талии, сужающейся ещё больше от каждого вдоха; острых, будто крылья ангела, лопаток. Рука Гука скользнула ниже в изучении оккупированной территории, желая добраться до «столицы», спрятанной за крепостью в виде ремня; Чонгук победно наблюдал за бегающими зрачками омеги, в которых читалась растерянность, нерешительность и даже страх, такой, какой бывает у девственников, не пробовавших на вкус и малейшей дозы этого наркотика — секса. Разве это не дар от небесного бога земному? Чонгуку можно всё, ибо он станет первым и последним мужчиной в жизни этого мальчика.       — Я буду любить тебя нежно, — прозвучало чонгуково обещание вполголоса, опечатывая губы омеги поцелуем.       Ким Тэхён закатывал глаза от прикосновений, пьянел от ласк, от усиливающегося древесного аромата, от горячих поцелуев. Сначала схватил чонгукову руку, которая слишком напористо пробралась в его брюки, но отпустил. Не его, себя. Пусть он потом пожалеет, но проведёт эту ночь с ним. Тэ не заметил, как Гук раздел его, сгорая в огне и теряя над собой контроль, когда Чонгук пожирал языком его тело; как оказался под раскалённой грудью на кровати, дракон на которой рвался соприкоснуться с Тэхёном сам. И стоило Чонгуку пальцами войти в нутро, заполненное девственной смазкой, долгожданный стон раздался из тэхёновых уст.       — Стони громко, Вселенная моя, твой Бог пожаловал… — сказал Чонгук, будто приказал.       Смущение от чужих пальцев внутри сменилось звездопадом ощущений — Чонгук был нежным, как и обещал. Он ласкал так, что Тэхёну хотелось, чтобы его тело было всё покрыто этими сладкими поцелуями, он хотел почувствовать горячий язык этого мужчины везде! Его тело отзывалось на малейшее прикосновение, но просило при этом сильнее, плотнее, глубже, больше!.. Он помимо воли стонал и чуть всхлипывал, погружаясь в томную глубину. И эти сладкие звуки опьяняли возбуждённого Чонгука почище самого выдержанного виски.              Если бы только Тэхён знал раньше, что значит секс! Читал, конечно, о нём не раз, слышал рассказы Ушика и одноклассников о подростковых гормональных достижениях, видел в порно-фильмах… Но человек просто не имеет никакого права говорить, что знает, что такое секс, если не пробовал сам. Друзья со школы, которые хвастались своей опытностью и познаниями, просто лгали. Они ведь уверяли, что первый раз всегда отвратителен, так почему же оказалось абсолютно противоположно?       Чонгук освободился от одежды и провёл членом между округлыми ягодицами. В ответ — учащённое дыхание Тэхёна, закрытые от предвкушения глаза, приоткрытые сочные губы… Ах, как Чонгуку нравилась эта жаждущая нежная улыбка! Он с наслаждением прошёлся языком по выгнутой нежной шее вниз, задел припухший сосок и в этот момент почувствовал, как руки омеги несмело обхватили его член и направили к сочащемуся входу. О да, его малыш желал скорее познать разницу между пальцами и членом в себе.       Тэхён был как олицетворение невинной похоти: Чонгуку хотелось проявить всю нераскрывшуюся сексуальность и страсть, выпить Тэхёна залпом, ибо впервые чувствовал подобную жажду. И в то же время хотелось насыщаться медленно. Обещал ведь быть нежным! Он приподнялся на руках и очень плавно проскользнул в девственную глубину. Ах, если бы кто сказал Чонгуку, что где-то в этом мире существовал Тэхён — он мог бы испытать это раньше. Медленно, как в бальном танце, Чонгук двигался в теле потрясающего мальчика и понимал — это самое лучшее, что он чувствовал и видел до сих пор…              Громкие бархатные стоны в ушах отдавались эхом, и каждый новый стон даже не успевал перекрыть наслаждение от предыдущего. Чон, не нарушая ритма, целовал, играл языком с возбуждёнными сосками, с чувствительной шеей, гладким подбородком. А возвращаясь к прохладным влажным губам, которые всего за считанные минуты, пока альфа уделял внимание другим частям тела, успевали соскучиться. Он встречал игривый язычок Тэхёна. Омега слишком быстро понял, что делать, чтобы усилить удовольствие Гука: его космические глаза смотрели и зазывали так порочно, будто это не Чонгук затащил его в постель, а наоборот. Даже не верилось, что Чонгук его первый мужчина. Но разве сейчас это важно?       Почему никто не сказал Тэхёну, что секс так божественен? Да и как это опишешь словами? Как узнать, что вживую член у альфы такой красивый и тёплый? Если бы Чонгук сразу его показал, то Тэхён отдался ещё раньше. Наверняка омеги молятся на него, думал Тэхён. Чонгук заставлял забыть о реальности. Они не здесь, нет, где-то в другом мире, где Чон Чонгук правит сексом. Как и сказал он, Бог пожаловал.              Тэхён и сам не понял, как внутри него зародилась неумолимая волна, которая заполняла его всего, поднимала в немыслимую высоту и, оторвавшись от поцелуя, он упал головой в подушку, не в силах противиться подступающему взрыву! Ладони судорожно сжали постель, а тело пробило звёздным дождём! Рождающиеся, умирающие, взрывающиеся, бьющиеся в конвульсиях и рассыпающиеся, расслабляющиеся… Это длилось так неимоверное мало!       Это зовут оргазмом? Ещё! Много раз ещё, ещё и ещё!       Тэхён вкусил этот наркотик впервые и не слезет с него никогда.       Чонгук, успокаивая дыхание, опустил голову и поцеловал Тэхёна в плечо. Этот омега лежал и смотрел умоляюще и смущённо, но пока не говорил. Сложно предугадать поведение Тэхёна в сексе. Стеснение и страх вначале были полностью стёрты; стоило тому начать стонать после того, как кончил вместе с ним — а довести Чонгука до оргазма так быстро не удавалось никому, — лежал, отворачивая лицо и пряча улыбку; но вот вновь это разноцветие показало себя не только в запахе и глазах: Тэхён вскочил с постели и уложил Гука на спину, интригующе садясь сверху. И минуты не прошло, как Чонгуков член вернул вертикальное положение.       — Хочу быть сверху, — Тэ игриво прикусил губу и обхватил руками, рассматривая, липкий от спермы член.       — Хочешь быть сверху, Вселенная моя? — Чонгук просто с ума сходил от этого азарта. Он довольно улёгся на сложенные под головой руки и улыбнулся. — Ты можешь оседлать меня и делать со мной всё, что захочешь.        Тэхёну не терпелось. Он уселся на ствол сам, сам начал двигаться, будто всадник на скаковой лошади. Хотел показать этому альфе, у которого в жизни было столько омег, что не какой-то неопытный мальчик, хотя просто следовал инстинктам, желаниям своего тела и разума, отдаваясь Чонгуку всем своим невинным телом.       И всё-таки, почему никто не сказал Тэхёну, что секс — это так вкусно? Как же хотелось, чтобы оргазмы длились вечно…       Тэхён решил забыть о сладкой длинной ночи, чтобы не страдать. Да и Сухён писал всё это время, звонил, хотел встретиться. Ким согласился — почему нет, раз больше не встретит Чонгука. Сухён вдруг начал относиться к нему по-другому. Будто из-за Чонгука Тэхён стал привлекательнее стократ, не менее. Бывший парень пригласил на свидание, непрестанно просил прощения за то, что бросил, начал говорить кучу комплиментов. Хотя пока Тэ выслушивал, тело, всё ещё помня последнюю ночь, дававшую о себе знать приятной болью в промежности, вспоминало Чонгука. Со своим первым мужчиной теперь вечно придётся сравнивать всех. Силён, красив, властен, богат, красноречив и немножко токсичен. А без токсичности скучно. По крайней мере, так думалось тогда.       — Тэхён, если ты хочешь ждать до своего дня рождения, я подожду. Это всего полгода.       — Чего ждать? — Ким быстро вернулся из своих сладких воспоминаний.       — Твоего первого раза. Я подожду, — заверил молодой альфа, будто раньше не обещал подобного.       — Моего первого раза? Насчёт этого… — Тэ неловко потёр затылок.       Вдруг рядом возник силуэт с запахом дерева махагони. Если бы у ауры был цвет, сейчас она была бы бездонно чёрной, потому что Чонгук был в ярости. За его спиной появились двое сопровождающих и пара безликих охранников, которые встали так, чтобы закрыть для посторонних обзор на происходящее. Чонгук без приглашения сел за столик, предназначенный для четверых, нагло закинул ногу на ногу и без какой-либо заинтересованности посмотрел на Сухёна.       — Поклонись, мальчик, твой Бог пожаловал.       — Что? — Сухён не понял, но омега-стражник Чонгука в чёрной одежде сразу же схватил его за волосы и заставил сделать низкий поклон сидя.       — А теперь двигай отсюда по-хорошему и больше не появляйся возле Ким Тэхёна, не то Боженька разгневается, — зловещая ухмылка заставила Ким Сухёна быстренько исчезнуть, а Чонгук как ни в чём не бывало повернулся к Тэ. — Вселенная моя, ты сбежал от меня. Не делай так больше.       Ким Тэхён сидел с открытым ртом, не зная, как на это реагировать, а потом заметил, что к ним подсели те два сопровождающие. Омега, севший за стол, был дико привлекателен. Чёрные волосы, большие глаза, пухлые губы, одет был в обтягивающую чёрную одежду — как кинозвезда. Рядом сел тот альфа в костюме, которого Тэ, как вспомнилось, уже видел в прошлый раз.       — Это Ким Намджун и Ким Сокджин, мои друзья, — представил Чонгук и повелительно кивнул в сторону. — Джин, детка, будь добр, вытури всех отсюда. Мне с моей Вселенной надо поговорить.       Тэхён так и смотрел, как посетители спешно покидают помещение, лишь бы не иметь дела с мафией, а Чонгук продолжал безотрывно разглядывать лицо своего омеги, которого не нашёл рядом в постели при пробуждении. А он ведь для себя уже решил, что Тэхён принадлежит ему.       И вот тогда, в маленьком корейском ресторанчике, который ничем не отличался от любых других, за столиком с четвёркой мужчин, Чон Чонгук вальяжно расселся и объявил:       — Луна моя, Космос мой, Вселенная моя, меня зовут Чон Чонгук, я — глава клана Чон. Мафиозного клана. Надеюсь, тебя это не пугает, потому что я тебе уже сказал, что ты мой. Так что не смей больше сбегать от меня. Предательств и обмана не потерплю. Убью собственными руками. А теперь поднимайся, и уходим. Я покормлю тебя.       Ким Тэхён засмеялся. В голос. Намджун и Сокджин смотрели на него серьёзно, да и Чонгук говорил вполне убедительно, но почему-то это вызвало смех. Не из-за того, что они мафиози, нет, Тэхён об этом подозревал ещё вчера, а из-за того, как покровительственно он это сказал. «Я покормлю тебя».       — Я сказал что-то смешное, Вселенная моя? — улыбающееся лицо главы Чон, полное удивлённого любопытства.       — «Я покормлю тебя». Будто меня не кормят. Я уже поел, — Ким указал на остатки разнообразных блюд на столе.       — Тогда вставай и пошли.       — Не хочу я никуда идти.       — Ты мне отказываешь?       — А что? Убьёшь? Другого такого меня ты не найдёшь, ты знаешь? — напомнил Тэхён, пытаясь быть дерзким, но чувствуя бабочек в животе от того, что этот альфа нашёл его. Он демонстративно взял палочки в руки и продолжил трапезу. — Хочешь со мной поесть, то ешь здесь. И верни повара. Я хочу десерт.       Ким Намджун посматривал на Джина и усмехался. Никто прежде не позволял себе подобного отношения к самому главе Чон, кроме этого мальчишки. И что в итоге сделал Чонгук? Нет, не ушёл и не заставил мальчика с разноцветными глазами идти за ним, он сделал то, что ему сказали: вернул повара и заказал десерт. Намджуна с Сокджином не удивила реакция Тэхёна на то, что Чонгук мафиози. Юный омега не испугался — влюбился во взрослого альфу. Наверное, хотел сделать всё, чтобы тому понравиться. Даже принять его таким. Омеги всегда влюбляются в таких почему-то. Нет чтобы полюбить какого-нибудь хорошего менеджера крупного банка, к примеру, ну или милого айтишника, который будет сдувать пылинки с того, кто обратил на него внимание. Почему-то омеги любят плохих парней.       Не сказать, что Чонгук был плохим, по крайней мере в отношениях: он не просто сдувал с Тэхёна пылинки, он им и сесть на него не позволял, угождал во всём и часто стискивал зубы, пренебрегая своими принципами, ради того, кого называл «Вселенная». Хотя были и такие моменты, когда характер давал о себе знать. Всё-таки жизнь его такая — жестокая, кровавая, доминантная, и, конечно же, это не могло не отражаться на личной жизни. Чонгук, привыкший всю жизнь отдавать приказы, не терпел неповиновения. С ума сходил от непокорности своего омеги, но и с ним были границы, которые Тэхёну не позволялось переходить.       — Почему это я не могу пойти с Ушиком в клуб? — возмущался Тэхён. Месяца не прошло, как они начали встречаться, а этот Чон уже вовсю командовал.       Чонгук недовольно сидел в кресле гардеробной его новой квартиры, сдерживая злость, рассерженно проводил кончиком языка по зубам, потому что Тэхён решил погулять, надев на себя слишком уж откровенный наряд для семнадцатилетнего омеги, да что уж говорить — вообще для омеги. Полупрозрачная шёлковая рубашка с вырезом чуть ли не до пупка — зачем вообще тогда её надевать, проще идти голым, — обтягивающие кожаные брюки, больше напоминающие латекс из секс-шопа, на лице тонна макияжа, ещё и чокер на шее, с цепью как для игр в бдсм. Да любой, даже порядочный альфа будет невольно представлять себе этого омегу во всех грехах, желая воплотить в реальность. Да хоть тысячи колец, скрывающих запах, будут на Тэхёне, чёртову красоту и сексуальность не скрыть ничем.       — Ты хочешь, чтобы я убил всех, кто там будет, Вселенная моя? Мне не нравится видеть тебя в подобной одежде.       — Убивай, кого хочешь. А не нравится, не смотри, — Тэхён, состроив кислую гримасу, взял свой телефон и решительно направился к выходу, но Чонгук оказался в проёме, не давая ему выйти.       — Ты прекрасно выглядишь, но в подобном ты можешь ходить лишь при мне. Так что если хочешь куда-то пойти, то живо переоденься и сотри с себя этот вызывающий макияж, — стиснув зубы, пытался быть менее тираничным Чонгук.       — Чонгук, ну не будь нудилой, — стратегически надул губы Тэхён в попытке вызвать умиление. Часто ведь такой приём срабатывал. — Ушик мне подарил этот наряд. Мы хотели пойти в парной одежде.       — Живо, я сказал, переоделся. Не зли меня, — Чонгук не любил повторять несколько раз. Это касалось и Тэхёна. Так что заставил его переодеться и передать такое же указание его другу. Как же без этого.       Через несколько минут Тэхён стоял, всё ещё надув губки, но ещё красивее. В элегантном белом костюме с неглубоким вырезом — вполне изысканным — и закрытым украшениями, минимум макияжа, но разве его красоте нужно много? Чонгук гордо поцеловал его безупречную руку, нацепив перед выходом кольцо, ведь цветочный букет пора спрятать, чтобы других не дразнить.       — А почему ты так официально одет? Ты тоже куда-то идёшь? — спросил Тэ, любуясь своим альфой в смокинге винного цвета и бабочке.       — Не только я, ты идёшь со мной.       — Куда это? Вообще-то, я иду с Ушиком…       — Значит, скажи своему дружку, что он идёт с нами, Вселенная моя. Сегодня мне предстоит покер, и я хочу, чтобы ты был рядом со мной.       Ким Тэхён разве мог спорить? Сам подписал себе приговор, когда согласился на свидание с этим мафиози, когда переспал с ним, когда влюбился. Не сожалел, нет, но Чонгук мог вот так взять и испортить все долгостроящиеся планы. Так что, когда они сели в машину на задние пассажирские сидения, Тэ сразу написал другу, что планы меняются. Хотя Чхве Ушик был только рад: он расстался с парнем и очень хотел узнать, чем занимаются в свободное от убийств время альфы-мафиози, найти себе тоже партнёра постарше и побогаче. Ведь лучше не тратить своё драгоценное время на молодых придурков, которые его не ценят.       — Мой брат заберёт твоего друга, не переживай, — Чонгук поманил своего омегу двумя пальцами, чтобы подвинулся поближе, и притянул к себе. Поправил тэхёновы волосы, запечатывая шею поцелуем. Отдал приказ, всего лишь назвав имя: — Нобу.       Главному помощнику не нужно давать понять, что делать. Тот сразу поднял звуконепроницаемую перегородку, чтобы не мешать своему шефу. Тэхён возбуждённо ждал, когда Чонгук начнёт раздевать его, желая не терять времени зря в пути: сам оказался ненасытным из-за своего мужчины, но Чонгук вдруг достал из пакета средних размеров чёрную коробку с белой тканевой лентой. Его лицо было довольно серьёзным. На мгновение Тэхён испугался, не дай бог Чонгук будет делать предложение. Не дай бог!       — Вселенная моя, ты выйдешь в этом, — протянул он коробку. — Снять ты её можешь лишь тогда, когда вернёшься со мной в машину. А пока ты будешь находиться там, снимать её я тебе запрещаю.       Тэхён открыл коробку и увидел маску. Белая матовая маска с выпуклыми местами для носа и губ, закрывающая всё, кроме глаз. Последовал ироничный смешок. Раньше прятал глаза, а теперь видно лишь их. Если бы это был бал-маскарад, то подобный аксессуар был бы весьма неплох, да и к наряду подходит, но когда нужно носить это, чтобы иметь право находиться рядом со своим альфой где-то…       — Это ради твоей безопасности. И только.       — Как скажешь, — вздохнул Ким, приняв реальность.       — Ты не споришь даже? Это что-то новое. Тебе раньше приходилось носить такие? Знаю, обычные люди не так часто их используют, но…       — Если ты хочешь, я надену, Чонгук. Ушику тоже надо? — на что Гук положительно кивнул.       Разумеется. Не будут же показывать лица таких молодых омег мафиози. Гербового кольца на Тэхёне пока нет, а значит, он не принадлежит официально клану Чон. Любой посчитает, что привели просто кого-нибудь, кого можно будет найти за пределами бара и пригласить самому. А этого Чонгук не позволит, впрочем, как и многие, кто приводят с собой омег.       Только было Чон хотел выйти из машины, которая подъехала к салону-ателье мужских костюмов, а охранник открыл дверь, Тэхён стремительно сел на колени перед ним, на коврик, с похотливым взглядом поглаживая его массивные бёдра. Чонгук сразу же хлопнул дверью, чтобы чужие глаза этого не видели.       — Вселенная моя, я не могу опаздывать… — Чон отчаянно взмолился своему омеге, ведь всегда отличался пунктуальностью.       Но Тэхён не собирался и сейчас его слушаться. Нет. Если ему придётся вести себя послушно, зайдя в логово мафиози, то пусть Чонгук опоздает, потому что Тэхён познал вкус секса, и хочет получать его тогда, когда посчитает нужным.       — Тогда открой дверь и останови меня, — Тэ настойчиво начал расстёгивать чонгуков кожаный ремень, прожигая разноцветными глазами лицо своего альфы, проводя языком по верхней губе.       Чонгук не способен на это. Тэхён единственный, кто когда-либо позволял себе быть таким смелым. Наверное, другие считали, что Чон Чонгук стоит на сотни ступеней выше, боялись ослушаться, не пытались сделать что-то по-своему, но этот… Семнадцатилетний омега, казалось, должен быть неопытным, раз Чонгук имел честь стать первым его мужчиной, но иногда ревностно не верилось в это.       — Стони громко, мой Чонгук, твоя Вселенная пожаловала, — Тэхён дразнил любимой фразочкой Гука, пока демонстрировал длину своего языка, здороваясь со стволом члена от корня до головки.       Чонгук ухмыльнулся цитате, возбуждённо смотрел сверху вниз, блокируя дверь, чтобы никто из охраны ненароком не открыл её. Или брат, который, наверняка, уже ждал на улице.       Ох, этот строптивый мальчик. Непослушный настолько, что можно и опоздать. Впервые в жизни. Зато как его розовый язычок блаженно танцевал по члену, как изящные пальчики поглаживали вены на коже, как опухшие губы причмокивали, пока ублажали Чонгука. «Вселенная» словно всегда знала, как доставить звёзды прямым рейсом к крови, как заставить млечный путь кружиться в голове, как возбудить настолько, что Чонгук терял контроль — перестал быть нежным, как раньше. Схватил шелковистые волосы, погружаясь в рот глубже сам. Так, чтобы этот непослушный мальчик помнил, кто такой Чон Чонгук, хотя Тэхёна своей агрессивностью он не напугал, а лишь больше завёл. Член углубился в самое горло, а волосы омеги были натянуты ещё сильнее.       — До последней капли, Вселенная моя, — Чон запрокинул голову назад и кончил в стоне.       Ким Тэхён провёл большим пальцем по красным губам, стирая одну случайно незамеченную капельку, отдышался, но теперь сам был возбуждён ещё больше. Ждал, что Чонгук продолжит, разденет его и возьмёт прямо в машине, но тот с хитрой усмешкой застегнул ширинку и ремень.       — Ты маленький дьяволёнок… Хочешь продолжения? — дразняще спросил Чон, проводя пальцем по его подбородку. Чонгук не доставит ему такого удовольствия. Пока что. Потому что он опоздал на очень важное мероприятие. — Будешь терпеть весь вечер.       Ким Тэхёна заставили подняться, нацепить маску и выйти на улицу, оставили возбуждённым до чёртиков — и Чонгук за это поплатится, ох, поплатится. Тэхён будет его так соблазнять, что он просто не выдержит и сам свалит, возьмёт Тэ поскорее, хоть в машине, хоть дома, хоть в уборной этого бара, куда собрались идти.       Перед входом в салон-ателье для альф, на вывеске которого не было никаких указаний на бар, ресторан, клуб или любое другое увеселительное заведение, стоял старший брат Чон Чонгука, Чон Хосок, недовольно указывающий на наручные часы, просто своими поднятыми бровями выражая возмущение: они опоздали. Чон Хосок — альфа довольно красивый. Не похож на своего братца, но его взгляд казался Тэхёну иногда даже более пугающим, чем у остальных. Всегда на его лице играла улыбка, хотя многие знали, что шутить с ним просто так не стоит. Мог одним движением руки вырвать язык — и это были не слухи, — если кто-то позволял себе сказать лишнее в сторону его брата, хотя сам обожал шутить над Чонгуком. Хосок постоянно носил нагрудную портупею для двух пистолетов, в руках крутил перочинный ножик, а в машине его или где-то рядом, когда было необходимо, хранился фамильный японский меч, как и у Чонгука.       — Мы опоздали из-за тебя. Ты знаешь, какое неуважение ты проявляешь? — Хосок оглядел младшего с ног до головы, очевидно зная, чем тот занимался, пока все ждали на улице.       — Не учи меня, брат мой. Я знаю, когда я должен прийти.       Хосок взглянул на Тэхёна — тот здоровался с Ушиком, и оба восторгались впечатляющим видом друг друга, хоть и в масках. Хосок улыбнулся, когда Ким Тэхён перевёл внимание на брата своего альфы и хотел уважительно поздороваться. Тэ был рад познакомиться с ним, ведь впервые видит: Хосок только сегодня приехал сюда из Токио. Тэ хотелось понравиться ему, поэтому собирался поклониться, только Чонгук не дал этого сделать.       — Никогда ни перед кем не кланяйся, даже перед Хосоком, Вселенная моя, — Чонгук строго окинул глазами Чона старшего. — Поклонись, брат мой, Ким Тэхёну, омеге твоего главы.       Хосок никогда не кланялся перед омегами, ибо по статусу не положено. И пусть у Чонгука появился кто-то новый — он менял их как перчатки. Чон старший не желал склонять голову перед кем-то, с кем спит братишка, пусть и глава, а потом бросит, наигравшись. Но Чон — джентльмен, решил, что просто возьмёт руку этого омеги и поцелует. Как всегда. Не ждал, что попробуй он это сделать, Чонгук поставит перед ним свою руку.       — Брат мой, запомни это раз и навсегда, и передай остальным, чтобы я не повторял два раза. Без моего разрешения, чтобы палец ни одного альфы не касался Ким Тэхёна. Это распространяется и на тебя. А теперь поклонись и не задерживай меня. Часики тикают, — Чонгук знал, когда нужно быть младшим братом, а когда — главой. И сейчас он ждал повиновения, потому что посчитал необходимым поставить границы.       — Чонгук, не нужно… я… — хотел сказать что-то Тэхён, ведь чувствовал себя неловко. Никогда не считал себя высокомерным, не требовал кого-то сделать ему поклон, а тут Гук насильно заставляет это сделать своего брата.       — Не вмешивайся, Вселенная моя.       Хосок вынужденно натянул свою улыбку и сделал почтительный поклон, равноценный тому, что предназначен лишь брату: был обязан, раз глава требует. Чон старший удивлён, конечно, что младший так превозносит омегу, да ещё и такого молодого. Никогда раньше не требовал от кого-то подобного отношения к пусть и прекрасному, но слабому полу. Раз так ведёт себя, то решил жениться. А это весьма на него не похоже.       Чонгук удовлетворённо взял под руку Тэхёна и провёл внутрь. Два молодых омеги с нескрываемым предвкушением ждали, когда таинственная дверь открылась, ведь она вела куда-то в неизведанное ранее. За стеллажом для галстуков был целый мир, в который попасть удавалось лишь избранным. Хотя Ким Тэхёна это впечатлило не так, как Чхве Ушика — тот буквально прыгал от счастья.       Сначала, разумеется, их встретила до зубов вооружённая охрана и специальное оборудование, проверяющее на наличие чего-либо опасного у всех без исключения. Так что оба брата клана Чон и их два главных помощника, которые зашли вместе с ними, без слов вытащили всё имеющееся оружие, телефоны и другие средства, в которых могли быть камеры, микрофоны и прочее. К слову, не допускались внутрь и наркотики: хотят закинуть в себя что-то или закапать, пусть делают это в любом другом месте — устав Ким Намджуна.       Со словами «после вас» Хосок пропустил двух молодых омег в масках пройти через сканер, а дальше быть обследованными омегой-работником. Правда, когда Ким Тэхён проходил через рентген, датчики весьма категорично запищали. Да, бывает ведь, что какие-то металлические аксессуары на одежде могут дать о себе знать, только не в этом месте, так что все взгляды направились на омегу с просьбами избавить всех от проблем и вытащить всё «нелегальное».       — Ах, да, я забыл, — Тэхён вдруг залез в брюки, не расстёгивая — на глазах у всех, — и достал маленький нож вместе с ремешком, который был прикреплен на бедре. Разумеется, сделал виноватое лицо, только вот за маской этого было не видно.       Чонгука это заставило искренне рассмеяться. «Мой мальчик».       — И откуда у тебя нож в таком интересном месте, а? — прошёл к «хулигану» Чон Чонгук, обняв сзади. Возбуждал Тэхён до безумия!       — Джин-хён подарил, — шепнул ему Ким, но на всякий случай оправдался: — Если на меня нападут, я смогу защититься.       — Пока я жив, на тебя никто не посмеет напасть, Вселенная моя. Я этого не позволю. Идём.       — Охренеть… — раскрыв рот за маской, выдал Чхве Ушик, когда братья Чоны и Тэхён с сопровождающими прошли в главный зал «того самого бара».       Всё было оформлено так, как и положено вопиюще неприступному и дорогому месту. Бордовые стены с белыми молдингами, портреты каких-то великих людей — и вовсе не из мира мафии, а просто тех, кем действительно восхищался владелец бара, к примеру, на одном из портретов был Никколо Макиавелли, — массивная деревянная мебель, кожаные диваны, столы, за которыми сидят и обсуждают свои дела альфы, бесшумно снующие официанты в красивых костюмах, обслуживающие гостей.       Наверное, у любых омег подобное место вызывало бы восторг, потому что в нос забивались запахи сильных альф, от которых бы текли слюни, только вот наличие маски, разумеется, не даст насытиться полностью. В этом зале они не остановились. Чонгук и Хосок бегло поздоровались с теми, с кем им было нужно, остальные просто кланялись клану Чон, а потом их встретили Намджун с Сокджином. Этому старшему омеге маску носить не было надобности никогда.       — Тебя все ждут, — приблизился Джун к Чонгуку, пока они спускались в подвал. Недовольное лицо было встревоженно. — Глава Мин в ярости, Чонгук. Не создавай мне лишних проблем.       — Кто? — поинтересовался Тэхён.       — Один раз Юнги не умрёт, видимо, — хмыкнул Чон. — У меня были причины для опоздания.       — Можно нам сходить в уборную, Чонгук? — остановился Тэхён перед огромной двойной дверью, ведущую в зал для игры в покер.       — Потом сходишь, Тэхён.       — Но мне очень надо. Прямо сейчас. Я не дотерплю, — Чонгук не мог отказать этому щебетанию из томных надутых губ — положительно кивнул своему помощнику, чтобы тот сопроводил двух омег.       — Чонгук, блять, почти двадцать минут назад должна была игра начаться, — начал шипеть сквозь зубы разъярённый Намджун. — На что ты альфа, если своего омегу не можешь…       — Рот закрыл, Намджун, — грозно процедил Чон, пронзая взглядом главы клана, а не друга. — Ты забыл, с кем говоришь?       — Извини, просто ты знаешь цену за каждую минуту опоздания. Они же…       — Я разберусь. Не делай из мухи слона.       — Один миллион евро за минуту для тебя муха? Хорошо, — не без сарказма поднял ладони Намджун.       Да, поход Тэхёна в уборную стоил Чонгуку ещё несколько миллионов, но Тэхён особо не спешил. Если бы его предупредили, он бы поторопился, наверное, ну а пока альфы судорожно ждали, он сбегал в туалет и решил надеть свои карие линзы. Чхве Ушик всё возмущался, что друг прячет свои глаза: и так лицо закрыто, можно было хотя бы показать необычный цвет радужек, но Тэхён решил, что не стоит их демонстрировать. Всё-таки, как сказал Чонгук, это для безопасности, а таких глаз больше нет — по крайней мере, никогда не видел и не слышал, чтобы подобные у кого-то были в этом мире, — если кто-то вдруг запомнит их, то узнает сразу.       Чонгуку он объяснил это так же, и тот прекрасно понял, даже одобрил, ведь это правильно. Тэхён держался за локоть своего мужчины и невольно дрожал: как ему сказали, десять самых могущественных альф собрались сегодня здесь, чтобы поиграть по традиции в покер. Чона это умиляло, но он крепко держал своего омегу, чтобы не боялся. Он ведь рядом.       Когда заходил любой из десяти глав, то вставали все, чтобы уважить и поздороваться, поэтому, хоть и Чонгук пришёл с опозданием, все поднялись. Он, конечно же, пожал по очереди всем руки, извинившись перед всеми разом. Тэхён был рядом, пока Хосок с Ушиком стояли позади, и пытался запомнить имена, ведь их всего десять, включая Чон Чонгука. Но имён слишком много для одного раза, к тому же иностранных, поэтому в голове не задержались дольше, чем на несколько секунд, кроме последнего.       — Ты заставил ждать двадцать шесть минут, глава Чон, — недовольно пожал руку последний, с кем поздоровался Чонгук.       — Не будь таким мелочным, глава Мин, — хмыкнул Чон. — Я внесу деньги в банк.       — Меня деньги не заботят. Ещё раз позволишь себе опоздать, я встану и уйду. Ну а последствия ты знаешь.       — Тогда я лично прошу у тебя прощения за опоздание, — стиснув зубы, вновь пожал руку Чонгук и пригласил всех сесть за главный стол, за которым состоится игра.       Чонгука и Юнги, несмотря на взаимное отсутствие какой-либо симпатии, связывало слишком много видов бизнеса, как легального, так и нелегального. Откажись любой из них от сотрудничества, они оба потеряют многое, а это весьма невыгодно.       Мин Юнги был одним из двух людей, включая Чонгука, кого премного уважал и боялся Намджун. Альфа — их тридцатилетний ровесник. Весьма сдержанный, в отличие от Чонгука. Обычно дети не могли быть главой, если отцы их были живы, и половина сидящих как минимум на десятилетие старше, но Юнги — единственный человек, севший на трон своего клана при наличии живого отца. Не по причине болезни или недееспособности Мина старшего, а просто потому что отец Юнги решил передать все полномочия своему единственному сыну, доверив ему управление несколько лет назад. Никто, кроме самой семьи Мин, не знал истинных причин. Первым, разумеется, появилось подозрение, что отец Юнги, Мин Юнвон, утратил физическое либо психическое здоровье, однако Юнвон был в очень даже хорошей форме, ничуть не изменившись. Загадка, не дававшая покоя любопытным носам мира мафии, до сих пор не была разгадана.       Двух самых молодых глав из «десятки» — так называли этих самых влиятельных мафиози, — Мина и Чона, часто сравнивали. У обоих длинные чёрные волосы, чёрные глаза, у обоих запах древесины, оба — одни из малого списка людей, которых обучал сам Бан Шихёк. От них всегда ожидали дружбы, но они невзлюбили друг друга с самого знакомства, когда по классике жанра причиной их разногласий стал омега. Чонгук до сих пор злится, что тот увёл у него Ча Ыну. Отношений оба и не искали особо, а вот поиграть на нервах друг друга всегда умели. Соперничали. Наверное, Мин Юнги был единственным, кого Чон остерегался и чувствовал к нему чёртово уважение. И единственное, чего оба никогда не пытались — сражаться на катанах, даже ради спортивного интереса. Хотели бы, да не могут, так как учитель у них один. По правилам сенсея, его ученики не имеют права вступать в поединок между собой и уж тем более убивать друг друга.       — Вселенная моя, — Чон поцеловал Тэхёна в волосы и указал, чтобы тот отправился с Хосоком на места для зрителей.       — У Вселенной есть имя? — заинтригованно улыбнулся Юнги, провожая взглядом отлично сложенного омегу.       Чонгук довольно и одновременно недовольно ухмыльнулся и по привычке провёл кончиком языка по нижним зубам. Довольно — потому что внутреннее эго расплывалось от чувства превосходства — ведь он владел самым красивым омегой, которого Мин Юнги не получить никогда в этой жизни; недовольно — потому что Мин в очередной раз зарился на то, что принадлежит Чон Чонгуку. Чон по-барски расселся в своём кресле, надменно приподнимая подбородок, и упрекнул тотчас:       — Нехорошо подслушивать, брат мой по учителю.       — Невольно вышло. Не держи на меня обиду. Ты сидишь возле меня.       Игра в воспитанность и почтительность всегда была частью их бытовых отношений. Когда рядом находились люди, они словно бы показывали свою терпимость друг к другу, но при этом получалось наоборот — все ещё больше убеждались в их чрезмерной друг к другу неприязни.       — К сожалению, — Чонгук изобразил улыбку, звучащую «на громкой связи».       — Господа, всё по классике, как всегда, — прервал этот обмен «любезностями» Намджун. — Первоначальный взнос — десять миллионов. И, конечно же, согласно правилам, созданным уважаемыми главами, опоздавший должен дополнительно внести сумму в качестве штрафа.       Тэхён виновато повернулся к Хосоку, когда Чонгуку объявили «счёт». Задержка в машине и поход в уборную стоили его альфе двадцать шесть миллионов евро, и всё, что оставалось сделать Тэ, это прикрыть рот рукой с последующим: «Ой».       — Поэтому я надеюсь, что ты не будешь его задерживать, когда он не должен опаздывать, — шепнул ему старший Чон, но подбадривающе улыбнулся. — Не переживай, самое страшное это не деньги. А уважение.       — Я не знал, что у вас за опоздание штрафы, — сглотнул Тэхён. — Нас всего лишь ругали в школе. Это же чистая обдираловка. Чонгук не виноват, это я просто в туалет сходил. А если бы мы в пробке застряли, тогда что? А если бы на нас напали? Тогда что?       — Он — глава, он несёт ответственность и не может оправдываться, — добавил рядом сидящий Сокджин. — Если у него что-то случилось, он должен решить без слов, или же сделать так, чтобы проблем на пути сюда просто не возникало.       — Но…       — Тэ-Тэ, они не просто какие-то альфы. Время — деньги. Таковы их правила, так что не задавай глупых вопросов, — закрыл тему Джин.       Смотреть, как эти альфы играют в покер — не самое спокойное зрелище. Каждый сконцентрирован настолько, что весь зал пребывает в напряжённом молчании. Большой стол с зелёным сукном был завален фишками, игроки обменивались прожигающими друг друга взглядами, поднимая ставки или, наоборот, бросая «пасс». Гнетущую тишину разбивали только шелест карт, позвякивание хрустальных бокалов, опускаемых на стол или соприкасающихся друг с другом, редкие раздражающие движения зрителей и, разумеется, голос крупье. Хотя его объявления и комментарии не отвлекали, как например, громкие вздохи Ким Тэхёна.       Тэ нервничал, готов был кусать ногти, да не мог, поэтому периодически выдыхал своё напряжение, шёпотом спрашивая, что значит та или иная комбинация карт. Таким серьёзным Чонгука он видел впервые, но все альфы оборачивались, когда этот омега в белом костюме и белой маске тихо нашёптывал своему другу, будто его не слышат: «Зачем в это играть?», «Почему им всем нужно соревноваться?», «Я уже проголодался», «А можно сюда заказать бургер?». Чонгук улыбался каждый раз. Этот тихий голосок так искренне переживал, и пусть настоящий голос изменён из-за этой маски, пусть не его, но так мило. А ещё тешило внутреннее эго, что каждый альфа смотрел с завистью. На божественного молодого омегу, чьё лицо недоступно для окружающих.       — Господа главы, осталось всего пару раундов, — вдруг один из глав потянулся и хитро, будто что-то задумал, приподнял брови. Это всегда значило лишь одно: замена ставок либо игра ва-банк. Причина? Стало скучно. Альфа за шестьдесят, который всегда приходит вычурно одетым, чаще в аляповатых костюмах и не в цвет бабочках. Сегодня он был более милосердным к глазам общества, поэтому выбрал горчичный пиджак в белый горошек и алую бабочку. И этот попугай предложил то, что любят все: — Красивых лиц много среди нас, жаль, что большинство из них прикрыты масками.       — И что же вы хотите предложить, глава Такаяма? — Мин Юнги, перебирая пальцами фишки в руке, поднял на него лицо, изображающее крайнюю заинтересованность.       — Тот, кто победит, уводит с собой любого омегу без гербового кольца на пальце, — озвучил альфа, скалясь на Чонгука. Он опустил подбородок на сложенные руки, облокотившиеся на стол, и кивком головы чётко указал на омегу, который пришёл с главой Чон. — Могу сказать прямо: я хочу этого.       Чонгук крутил в руках стакан с виски, не отрывая глаз с маслянистой жидкости, расползающейся по краям, и пусть никто этого не заметил, но плавно вращающийся поток алкоголя на секунду сбился. Не находились бы здесь омеги, Чонгук бы за такие слова оторвал стоящий не в ту сторону член и заставил есть по кусочкам, чтобы не пытался даже в своих мыслях раздевать его сокровище. А глаза похотливого японца слишком уж нагло себя ведут, да и язык тоже. Шестьдесят с лишним лет мужику, а такта — ноль.       — Господа, прошу не нарушать правил, а также не провоцировать друг друга на конфликты, — Ким Намджун пытался как-то прекратить начавшуюся бурную дискуссию среди глав, которым подобная идея пришлась весьма по вкусу, но сделать ничего не смог. Если они захотели играть на омег, то они это сделают, и никто кроме друг друга им сказать ничего не сможет.       — Глава Чон, все согласны, ждём только вас, — позвал один из глав.       — Глава Такаяма, — Чонгук повернулся к зачинщику сей «гениальной идеи», — и почему вы решили, что я буду ставить своего омегу?       — Ты не забыл, Чонгук? Ты мне должен.       Чон не забыл. Никто подобного не забывает. Это называется «банк услуг». Весьма просто работает. Люди этого круга — который мог расширяться до других уважаемых кланов — оказывают друг другу услугу, если к ним обращаются. Любую. Но за это не берут никакой платы, даже если речь идёт об очень крупных суммах. Однако наступает момент, когда этот человек должен вернуть долг и оказать услугу в ответ. Отказать — значит лишиться полного уважения. Когда-то Ахико Такаяма — а было это пару лет назад — помог главе Чон в одном деле, и теперь хочет расплаты. Поэтому, стиснув зубы, Чонгуку приходится согласиться.       — Глава Такаяма, не факт, что вы выиграете, — напомнил о себе Мин Юнги.       Слова главы Мин на удивление успокоили Чонгука: шанс выиграть есть и у него самого, что было бы лучшим сегодняшним исходом. Слишком уж многие положили глаз на его «Богом единым тронутого» омегу.       — Что ж, тогда сделаем перерыв на полчаса, и продолжим, — объявил Намджун.       Тэхён смотрел на Чонгука и разочаровывался. Не боялся, именно разочаровывался. Казалось, что Гук не такой, как все, что он действительно любит Тэхёна, а он готов «кинуть» омегу на стол вместо своих дурацких фишек. И почему? Потому что кто-то из стариканов сказал, что ему должны?! Вся «Вселенная» рушилась на глазах, а внутри стало так противно, будто Чонгук его и правда просто использовал, а теперь хочет выкинуть, как ненужную игрушку. Сухён был куда лучше…       Ким даже не стал сопротивляться, когда Чонгук дал знак Сокджину увести его оттуда в кабинет Намджуна через чёрный ход. Оказавшись на четвёртом этаже, Тэ снял маску, потому что его оставили одного. Сказали ждать. Тэхён проверял окна, хотел сбежать, но слишком уж высоко, чтобы прыгать оттуда. Вдруг захотелось плакать. Он — не Вселенная Чонгука, не его любовь, а просто… очередной омега, которого он вот так продаст. Точнее отдаст за какой-то долг. А это ещё хуже.       — Вселенная моя, — послышался голос, а затем звук закрывающейся двери.       Тэхён сразу начал кидать в него всё, что попадалось под руки: какая-то тяжёлая ручка, маркеры для доски, неважно какой информацией обладающие бумаги, пачки мультивалютных банкнот, угловатые сувениры, стоящие на полках возле рабочего стола Намджуна. Полетели и острые слова:       — Ты чёртов обманщик! Ненавижу! Чтоб твой покер и этот бар сгорели вместе с тобой!       — Может, хватит? — искусно уворачивался Гук от всего, что летело в его тело, но даже ему не спастись от такой стрельбы: пепельница попала прямо в яйца. Он сморщился: пулю и то принять не так больно. — Вселенная моя, дай мне сказать.       — Пошёл ты знаешь куда со своей Вселенной… Сам иди трахайся со своим извращенцем. А я ухожу! И больше тебя видеть не хочу! — Тэхён направился в сторону двери, только вот Чонгук не дал ему уйти. — Ты обманщик. Твои слова ничего не стоят, — с обидой в голосе звучало из тэхёновых уст. Брови дрожали не только из-за обиды, но и от страха. Оказаться в постели с кем-то другим по принуждению — не самый желанный секс. Да ещё и с престарелым мафиози, чей костюм так и кричит: «Я грёбанный фетишист».       — Вселенная моя, ты правда думаешь, что я тебя кому-то отдам? — это был риторический вопрос, наверное.       — Ты сам это сказал, — обиженно скрестил руки Тэхён.       Чонгук нежно улыбнулся и взял его за руку, поцеловав в тыльную сторону.       — Я ведь тебе сказал, что ты только мой. Никто никогда не прикоснётся к тебе кроме меня.       — Значит, ты их обманул? — Тэхён всхлипнул, поднимая взгляд, вдруг заполнившийся надеждой.       — Немножко. Сейчас ты познакомишься кое с кем.       — И с кем же?       В дверь постучался и вошёл омега. Молодой, красивый и до жути сексуальный. Чонгук представил его как Пак Чимин. Омега старше Тэхёна всего на два года, помахал ладошкой и улыбнулся, отчего глаза превратились в полумесяцы. Тэхёну он понравился сразу, хотя «детка» из уст Чонгука и поцелуй в висок не понравились совсем. Чонгук заставил их обоих переодеться и поменяться одеждой, даже не утруждаясь что-либо объяснять. Вроде бы, Чимин ниже ростом, но одежда неплохо на нём сидела, а платформа на обуви сделала его выше. Ким пока не понял, для чего это делается, но по крайней мере, вера в своего альфу блаженно вернулась на место, захватив с собой и влюблённость. Его не отдадут.       — Подожди, — вдруг осознал Тэхён и схватился за омегу, такого же, как он сам: молодого. — Чонгук, ты хочешь вместо меня его отдать?       — Чимин, детка, это всего на один раз, — потрепал того по волосам Чон.       — Буду молиться, чтобы меня выиграл Мин Юнги, а не тот старикан, — с каплей упования вздохнул Чимин. — Ему бы я отдался бесплатно.       — Он тебе нравится? — поиграл бровями Тэхён. — Он очень красивый. Тебе не страшно? На тебя будут играть из-за меня.       Нет. Чимину не страшно. Он ведь один из лучших людей Чон Чонгука. Попал к нему, когда был ещё ребёнком. Чонгук имел привычку брать себе под крыло тех, кому нужна помощь, и желательно таких, кто не привязан к семье. Поэтому его люди чаще сироты, пережившие нечто болезненное. Таким людям нечего терять кроме своей собственной жизни. Пак Чимину было десять лет, когда он украл у главы Чона не просто кошелёк, а целый чемодан с наличными. А когда его нашли, то умудрился ещё и прострелить бедро Чонгуку. Был взят, конечно, но его талант заметили. Хотя этого хулигана Чон не поставил бы, конечно, как Сокджина, на обозрение всех. Всё-таки был самым младшим. Он скорее был тузом в рукаве, который не показывался по пустякам. Чимин умел собирать информацию, умел получать её. И если Джина отправляли с прямой целью убивать людей, то Чимин просто выведывал что нужно и так же тихо исчезал. Но и убивать, если была такая необходимость, он умел превосходно, настолько, что через года два-три мог бы стать даже лучше самого Джина. Характер у него был ей богу. Альфы семьи так и не смогли его утихомирить. Он не верил в любовь, но верил в страсть, так что спал со всеми направо и налево, хоть и был весьма юн. Омега, меняющий альф как перчатки, пострашнее самих альф.       Как-то Сокджин прозвал Чимина хамелеоном за его способность менять облик. В свободном белом костюме, на высокой платформе и с маской на лице он не так уж и отличим от Тэхёна. Альфы, ожидающие последней сессии покера, не заметят, что ставку Чонгука заменили.       Зашёл нервный Намджун с целью узнать, всё ли в порядке, а также напомнить, что пора возвращаться. Так и спустились вниз: глава Чон вёл под руку Чимина, а Тэхён в чёрном наряде своей замены стал спутником Ким Намджуна.       Тэхён был снова счастлив, любуясь на своего альфу, спокойно играющего в покер. Всё-таки Чонгук и правда его любил. Казалось, что мафиози не способны на любовь, ведь для них не существует границ. Весь мир у них в кулаке и в кармане, никакой закон им не писан — что им любовь? Но этот человек так трепетно относился к своему омеге. От этого сердце порхало, смазывая себя маслом. Чонгук играл, иногда оборачивался и подмигивал с лучезарной улыбкой на лице. Тэ нравилось в нём это — не скрывал никогда своих чувств и эмоций даже на глазах у толпы людей — хотя, все думали, что подмигивания посвящены рядом сидящему Чимину. Другие бы, заштёпывая свой комплекс неполноценности, создавали облик брутального мужика, которого супруг дома не угрожает ударить чугунной сковородкой, но Чонгуку плевать, как до Марса, на мнение живых и мёртвых на этой планете, а если есть жизни на других планетах, то и на них тоже.       Последний раунд выиграл Мин Юнги. Стрит-флеш в виде пяти червовых карт от семёрки до валета поглотил и Чон Чонгука с его каре на королях, и Ахико Такаяму с каре на тузах. Больше всех радовался за эту победу Пак Чимин. Ему придётся провести ночь не с каким-то японцем, от которого несёт приторным парфюмом, скрывающим ослабевающий природный запах, а с главой клана Мин, чей кедровый аромат даже ярче, чем у самого Чонгука.       — Только одну ночь, детка, — на ушко строго велел Чонгук, взглядом метаясь с одного зрачка на другой. Всё-таки Чимин его человек, которого он считал названным братиком. Да и связываться лишний раз с Мином не хотелось. — Ты меня понял?       — Я тебя хоть раз подводил, хён? Моё желание с ним переспать наконец-то превратится в реальность. Дай насладиться, — Чимин быстро оставил своего главу, отдавая поклон тому, кто на законных основаниях пригласил пойти с ним.       Такаяма спешно покинул помещение, не оставаясь даже на последующие посиделки с другими, ибо не смог получить то, что хотел, а Юнги щедро одарил крупье фишкой стоимостью в миллион. Всё-таки сегодняшний банк забрал он, включая ключевую ставку. Почему бы не оставить чаевые? Он сразу направился в сторону уборной с новым спутником. Попробовать на вкус губы, которые он желал, хотелось там же, а открыть маску ему теперь было можно.       Запах кедрового дерева сводил Чимина с ума уже давно. Его обладатель спрятал омегу за угол, за столб в узком коридоре, чтобы другим не было видно, властно провёл длинными пальцами по миниатюрному ушку, а перстень с печатью белого тигра, символом клана Мин, обжигающим холодом касался открытой шеи. Если бы Чимин только знал, что благодаря новой пассии своего названного брата и шефа удастся стать объектом вожделения Мин Юнги, то подружился бы с Тэхёном сразу, а не избегал знакомства с ним целый месяц, ссылаясь на бесконечную работу. Он попросту думал, что это временная пассия Чонгука, которого вскоре заменят на другого, как это бывало раньше.       — Пак Чимин, — со скромным ликованием, как и подобает аристократам, довольно ухмыльнулся Юнги, заглядывая в карие глаза, — ты наконец-то попал в мои руки.       — Откуда вы…       — Ты думаешь, что меня можно так легко обмануть? — он прислонился ближе, стягивая ненавистную маску с лица. — Скажу тебе маленький секрет, и надеюсь, ты не будешь расстраивать своего главу. Это я убедил Ахико Такаяму поднять ставку.       — Так ты знал, что Чонгук поставит меня вместо него? — Пака будоражили слова альфы. Чёртов Мин Юнги узнал его, хотел его, именно его, а не кого-то другого, не Тэхёна, лица которого никто не видел, не «выигрыш», который желали все из-за своей азартной натуры, а его.       Юнги не целовал его там, в баре, но пожирал глазами и кончиком носа, вдыхая воображаемый запах, скрытый за кольцом. Будто наслаждался аперитивом перед трапезой. Подушечкой большого пальца прошёлся по пухлым губам, которые запали в душу несколько лет назад, смочил поблёскивающей слюной и вернул себе на язык. Опробовать.       — Идём, Чимин, — Мин склонился к его губам, подмигивая. — Я проголодался.       Чимин закатил глаза прежде, чем миновская рука вернула маску на лицо и по-собственнически обвила талию. Этим успел возбудить Юнги ещё больше — тот спустил ладонь к чиминовым ягодицам, смачно сжимая один из двух персиков. Они поспели, сжались, начали сочиться сладким соком, желая быть съеденными.       Неожиданно перед ними возник Тэхён, тихо выходящий из уборной, не желая прерывать чужие интимные моменты. Неловко было выйти, когда там двое человек прижались так, будто хотели заняться сексом прямо возле пусть и предназначенного только для элитных мафиози, но всё-таки общественного туалета.       — Нехорошо подсматривать, — ухмыльнулся Юнги, взглянув на проходящую мимо белую маску.       Тэхён неловко кивнул и быстро подошёл к ждущему неподалёку Намджуну, который должен был доставить его к Чонгуку. Джун помотал головой, видя, что Тэ выходит из узкого коридора, откуда следом появился глава Мин со своим выигрышем.       — Ким Тэхён, у тебя не девять жизней, ты знаешь? — Джун открыл ему дверь и пропустил, гневно прищурив глаза.       — Да что я опять сделал? Юнги пошёл туда после того, как я…       — Не называй главу Мин по имени. И у стен есть уши…       …Ким Намджун до боли сжимает кулаки. Как он мог не замечать всего этого раньше? Ещё тогда, когда всё только начиналось, Ким Тэхён нередко вёл себя странно. Стоило бы заметить ещё вначале — когда омега ещё не стал манипулятивно называть Чонгука Богом, когда ещё не сблизился с Чонгуком так сильно, что тот превращался в рязмякшие в молоке хлопья при одном только писке Тэхёна, — что он не просто невинный подросток, в которого влюбился Чонгук. Уже тогда могли бы всё уничтожить на корню, если бы только один позволил себе хотя бы коротко предположить, что Тэхён знаком с Мин Юнги лично. Но этот мальчишка сумел без усилий обмануть всех, даже Чон Чонгука. А он не прощает предательств ни в каком его проявлении, особенно от тех, кого считал родным. Чонгук убил Тэхёна своими руками, но тот выжил. Намджуна продирает до костей злость. За предательство, за убийство Сокджина, за то, что посмел выжить.       — Ты знаешь, Джун-хён, я всегда тобой восхищался. Ты был верен Чонгуку, но принципам своим не изменял, — Тэхён крутит в руках нож Джина. Лезвие, что выпило за своё существование море человеческой крови, пронзает деревянное покрытие стола, вертится под командованием человека, словно юла, готовая опустошать вены и дальше.       — А чего ты хотел? Чтобы я промолчал? Как ты посмел прийти в мой бар за ручку с Мин Юнги? Признайся, он отправил тебя шпионом к Чонгуку?       — Значит, вы работали хреново, — с усмешкой приподнимает уголки губ Тэхён и указывает на неприступный кабинет. — Эти твои тоже плохо работают, раз я так легко смог пройти без маски и кольца.       Ким Намджун гневно сглатывает. Кадык приподнимается и опускается на место, скрывая дикое желание прикончить мальчишку, что убил любимого омегу. Но не Джуну отбирать жизнь мальчика, которого должен повторно казнить глава Чон. Поэтому нужно взять его живым и передать в руки «Бога».       Тэхён ухмыляется, слыша за своей спиной не только звуки открывающейся двери, но и «лишние» запахи. Изящные руки, ладони которых огрубели из-за вечных тренировок, бросают короткое железное орудие на стол, меняя на то, что стало продолжением собственных рук. Не понимал раньше, как можно чувствовать чем-то, в чём не имеется нервных окончаний, но оказалось, что всё-таки можно. Не вставая, разворачивается вместе со стулом и проводит клинком по животам двух охранников, которых вызвал Намджун, нажав на «тревожную» кнопку под столом.       Тэхён резко направляет лезвие на хозяина бара, но тот с очевидной улыбочкой держит в руках заряженный пистолет. Кольт 1911, или просто кольт — любимое оружие Джуна. Да, оружия у всех имеется предостаточно, но каждый выбирает себе любимчика. И пассия Намджуна смотрит дулом прямо в лоб Тэ.       — Я бы прострелил твои лживые глаза прямо сейчас, но твоя душа не мне принадлежит.       — Я обманывал, но не лгал, Джун-хён. А вот ты… мог бы поговорить со мной прежде, чем докладывать обо мне. Мог бы дать объясниться. А что в итоге ты сделал, когда я лежал перед ним? Сломал мне ноги.       — Кто вытащил тебя оттуда? Сам бы ты не смог.       — Человек, печать которого ты должен был узнать сразу, — Тэхён демонстрирует тыльную сторону клинка, на котором выгравировано имя Бан Шихёка.              Что вчера, что сегодня приспешники Чон Чонгука не могут узнать меч великого мастера по неповторимому клейму. Ведь это так на них непохоже! Наверное, тяжело поверить в то, что сенсей взял в ученики омегу. Впервые в жизни.       Намджун бросает взгляд на выгравированные иероглифы, пробегает глазами по животу Тэхёна. Это не уходит от внимания. Тэ с печалью приподнимает уголки губ. Пистолет, направленный в его лицо не пугает нисколько, потому что страх умереть пропал давно. Он ведь умирал однажды, мертва его душа уже как два года. Закрыть глаза вновь не стоит ничего: его тело — жалкая оболочка, целью которой является месть. Но эмоции почему-то жалят изнутри, ведь смерть его была такой несправедливой. Виной тому эти люди. Именно Намджун был человеком, донёсшим Чон Чонгуку, что Тэхён появился с Мин Юнги в этом баре накануне рокового дня. Разве это причина, чтобы не выслушать объяснений? Разве это причина, чтобы переломать кости на ногах? Разве это причина, чтобы искромсать Чхве Ушика, подобно свиной туше? Разве это причина, чтобы оставить беременного омегу гореть в огне? Разве это причина… Вспоминать всех убитых в тот день, вспоминать собственные крики и смертельное желание защитить маленькое растущее зёрнышко под сердцем — это так больно. Этот короткий «осмотр» Намджуном живота дал понять, что и он знал.       Казалось, что вся скорбь и истерики давно вышли. Казалось, что Тэхён не будет вновь плакать. Но слёзы вырываются, когда он видит этих людей снова, наверное, из запаса уже не собственной жизни. А чьей-то. Свой лимит он уже израсходовал, даже взял авансом из следующего перевоплощения.       — Ты знал? О моём ребёнке? Джин-хён сказал тебе?       — Он родился? Раз ты выжил…       — Как бы он выжил, после всего, что вы со мной сделали? Как бы выжил, когда крови под мной было больше, чем во мне? Как бы выжил… — Тэхён всхлипывает от нехватки кислорода и переизбытка слёз, пытаясь медленно выдохнуть свою слабость. — Будь он жив, разве сейчас я искал бы Чонгука? Разве желал бы мести? И прежде, чем ты вновь будешь проклинать меня за предательство, я скажу. Это был его ребёнок, Намджун. Наследник, о котором он так мечтал… И раз ты знал, то ведь мог бы… мог бы сказать ему об этом…       Намджун дёргает рукой, не может спрятать удивления. Вдруг прежние убеждения дают сбой. Пусть альфы и убивали людей, тысячи, Джун всегда верил в то, что дети — это святое. Наверное, поэтому оттягивал момент, чтобы завести собственных. Боялся, что их могут убить. А в итоге сам запятнал свои руки, став одним из тех, кто уничтожил ребёнка Чонгука. Глава Чон мечтал о нём. Всем озвучивал свои фантазии, как будет воспитывать своего сына-альфу, как будет учить его держать в руках меч, желая, чтобы глаза Тэхёна передались и ему.       — Я… я не знал тогда. Сокджин сказал мне после, когда ты уже был мёртв. Я не стал говорить ему, потому что Джин сказал, что это был ребёнок Мин Юнги, — Намджун пытается оправдаться, только сказанные слова кажутся сейчас глупыми. Не думал ведь даже об этом, будучи поглощённым мыслью, что Тэхён забеременел от главы Мин.       — Незнание не освобождает от ответственности, — вытирает слёзы омега, тяжело вздыхая, а затем цедит уже без эмоций на лице: — Сокджин заплатил равноценную плату. Мне его не жаль. В смерти моего малыша виноват он, но в смерти его ребёнка моей вины нет. А даже если есть, то я отвечу за это. Когда-нибудь.       — Что? — Намджун перебирает в памяти все свои встречи с Сокджином. Тот хотел что-то сказать в их последнее свидание, но не решился. Сразу в голове вдруг паззл сложился. В тот момент думалось, что Джин хотел прекратить встречи из-за своего политика, но теперь ясно, что он хотел сообщить другие новости. Злость на Тэхёна удваивается, рука ещё сильнее сжимает рукоять пистолета. — Ты… ты убил беременного Джина? Моего ребёнка?..       — Разве это не то же самое, что сделали со мной? Хотя нет. Не то же самое. Я не был жесток по отношению к Джину. Я лишь забрал его жизнь.       Намджун опускает оружие и кидается на Тэхёна через стол. Валит на пол, хватая за шею. Ярость вздувается венами на лбу, на шее, в доли секунды повышая температуру тела. Грудь тяжело поднимается, зубы цедят слюну, которая хотела бы стать ядом. Тэ сопротивляется, пытается отодрать от себя массивные кисти рук, но против сидящего сверху всем своим весом альфы тяжело бороться, особенно когда на шум вбежали охранники, ожидая приказов.       — Убью тебя, убью, шлюха ты миновская! Пусть я и был причастен к смерти твоего ребёнка, но ты убил моего любимого Джина, моего…       Тэхён пытается не задохнуться, лицо становится багрово-красным. Заглатывает воздух, а в глазах мутнеет. Неужели так и умрёт? Так и не отомстив? Неужели его сил хватило лишь на то, чтобы убить одного? Неужели два года тренировок закончатся здесь? В том самом ненавистном баре. В глазах проходит почему-то не тот момент, когда Чонгук стоял над ним в последний день, одаряя лишённым любви взглядом. И не его холодный голос «Начинайте», когда он отдал приказ.       Почему-то в ушах звучит музыка. Та самая, про одуванчики…       … День, когда Чонгук впервые привёз Тэхёна в свой дом, в Токио. День, с которого начался рай. Ким помнит даже то, во что был одет. Ничего особенного, но это была большая чонгукова рубашка, которую он выпросил в самолёте, и белые брюки. Чонгук любил видеть его в белом. Наверное, сам вечно одевающий костюмы или одежду в большей степени чёрную, считал, что Тэхён подобен ангелу, упавшему в руки. На самом чёрные кожаные брюки, обтягивающая майка, портупея для пистолетов, перчатки, покрывающие пальцы лишь до средней фаланги, и лицо с царапинами, оставшимся после тренировки с Намджуном. На его фоне Тэ действительно красивый ангел.       Уезжая по делам в Сеул, Чонгук не мог представить, что найдёт сокровище с разноцветными глазами, не думал, что в его жизни появится омега, которого он так полюбит. А ведь прошёл всего месяц. Забрал его с собой в Токио. Привёз в свой новый дом. Хотел показать ему красивое место за террасой. Повязал его глаза шифоновым шарфом, чтобы сделать сюрприз. Видеть эмоции Тэхёна всегда здорово. Особенно слушать его бархатный смех, похожий на одуванчики. Почему-то именно таким представлялся его смех. Пушистый, выпрыгивающий со всей смелостью из домика в виде стебля, а потом разлетающийся по пространству мягкими нотками.       — Чонгук, что там? Что? — взбудороженный Тэхён, держась за большие руки, следовал за ним, не зная куда.       В животе порхали бабочки, что уж говорить, целая стая разноцветных бабочек вертелась спиралью до головокружения не только в животе, во всём теле. Мысли перебирали всё, что ему могли подарить или показать. Какая-то дорогая машина? Нет, это банально. Колье из бриллиантов? Тот костюм от Gucci? Какой-то самодельный нож? Быть может, собственный пистолет? Вино? Собака? Ну что можно подарить в такое раннее утро? Обычно ведь романтическое время для подарков — вечер, когда атмосферу создают огни свечей или фонариков. Приглушённая темнота обладает силой превращать всё в романтику, за которой следует эротика.       — Открывай, Вселенная моя.       Тэхён нетерпеливо стянул шарф с лица. Поле из одуванчиков было похоже на спустившееся на землю облако, колышущееся вокруг массивных деревьев, раскидавших свои корни прямо на земле. Не сказать, что эти цветы какие-то особенные, но почему-то поле казалось волшебным, а кроны деревьев, тянущиеся друг к другу, будто шатры, под которыми хочется лечь и укрываться от поднимающегося солнца.       — Чонгук, мы в раю? — Тэхён обернулся, а его искрящаяся улыбка была ярче того самого солнца, единственного из существующих на небе. Тэхён счастливо рассмеялся, и этот голос словно накрыл одуванчик и, слившись с лёгким ветерком, взывал пух, желающий подняться и превратиться в звездопад.       — Cause I'm in a field of dandelions, Wishing on every one that you'll be mine, mine, — начал петь Чонгук, протягивая руку и приглашая на танец. Тэхёна удивляло, что он умеет петь, но спрашивать откуда у него такой талант, не хотелось, не хотелось прерывать его пение. — And I see forever in your eyes, I feel okay when I see you smile, smile…       И он пел, пока танцевали на поле среди одуванчиков, под кронами чудесных деревьев. Пух смог оторваться, чтобы кружиться в танце вместе с ними. Чонгуковы руки прижимали к себе, отдаляли лишь для того, чтобы вращать Тэхёна, а потом возвращать к себе. Мягкие чонгуковы губы касались румяных щёк, и Тэхён в такие моменты воистину чувствовал себя бриллиантом. Чонгук подобно искусному ювелиру мог вот так огранить алмаз в своих руках, заставляя сверкать разноцветные глаза.       — Луна моя, Космос мой, Вселенная моя, — шептал он, лаская глаза, шёпотом припадая к губам. — Ты нечётный лепесток на ромашке.       Любил. Любил так сильно, что Тэхён видел рай своими глазами. Собственное тело превращалось в музыкальный инструмент, на котором трепетно играл Чонгук, извлекая пальцами мелодии, будто скрипач. И там, в Токио, одуванчиковое поле превратилось в бальный зал, на который были приглашены только два человека.       Кто говорил, что не существует рая и ада? Существуют. Только люди обычно думают о том, что за границей под названием «смерть», забывая о том, что есть в жизни. Разве Чонгук не бог в таком случае? Он создал тэхёнов рай, а потом превратил его в ад. Кому как не богу это под силу? Да. Он им был, им и остался…       — …Не мне тебя убивать, — Намджун, сдерживая себя всеми силами, оставшимися в корке разума, отпускает омегу.       Тэхён хватается за горло, пытаясь откашляться. Лёгкие заглатывают кислород так быстро, что невидимый глазу воздух жжёт гортань от скорости.       Ким Намджун даёт команду схватить его и бросить в багажник, так как восставший из мёртвых явился на повторную казнь. А перед тем как собственноручно закрыть крышку багажника крупногабаритного джипа, сдерживая себя, скалится.       — Да, он был не прав, да, мы были не правы, Тэхён. Но ничто не замолит твой грех. Ты — предатель. Ты — шпион, вирус, который был отправлен Чонгуку, чтобы выведать из него информацию, а потом убить. Неужели ты будешь отрицать это? Ты ведь знал главу Мин? Или будешь притворяться, что тебя насильно держали там? Какую цель ты преследовал? Для чего сблизился с Чонгуком?       Тэхён опускает глаза на крепко завязанные верёвкой руки. Знал. Знал Мин Юнги. Да. Притворялся, что не знал, когда Чонгук впервые привёл его в тот самый бар. Да, прятал глаза, чтобы ни Юнги, ни его помощник не узнали его. Да, сам предложил Чонгуку уехать в Японию после этого, хоть тот и планировал побыть в Корее ещё некоторое время. Да, не говорил об этом Чонгуку. Да, виделся с Мин Юнги несколько раз скрытно. Да, обманывал. Но…       — Не с тобой мне теперь это обсуждать, Ким Намджун. Нужно было поговорить со мной до того, как вы убили меня.       Тэхён оказывается в темноте глубокого багажника с завязанным ртом. Нет. Не может оказаться вновь в такой же ситуации, когда его передадут без способности говорить перед Чонгуком. Его уже доставляли так, не дав вымолвить и слова. Он слышит своё дыхание, глаза привыкают ко тьме, пока автомобиль движется в неизвестном направлении. Тело сгибается, пальцы рук тянутся к обуви, где он припрятал перочинный нож. Не зря провёл столько времени с мафиози. Разрезает верёвку на руках и прощупывает всё вокруг на наличие оружия. Неужели все они разом отупели или действительно настолько сильно недооценивают Тэхёна? Он находит нож-мачете, в стиле bolo. Весьма брутальный на вид и довольно эффективный, если необходимо кого-то убить. Широкий нож с длиной клинка в триста девяносто четыре миллиметра способен превратить того, кто его держит, в мясника, стоит один раз убить им человека. Намджун прекрасно орудовал такими, особенно в тот день. Сколько людей было убито тридцатого декабря два года назад…       Тэхён рад, что вынужденно исхудал. Легко пролезает сквозь небольшое отверстие, ведущее из бардачка подлокотника на пассажирские сиденья. Действует быстро, ведь времени совсем мало. Он хватает сидящего за рулём Намджуна за волосы и прикладывает мачете к его шее. Руки альфы отпускают руль, пытаясь сопротивляться.       Машину клонит в разные стороны. Рука Намджуна достаёт пистолет, делает несколько выстрелов, проходящих сквозь боковое окно, крышу автомобиля, но Тэхён уворачивается, а шея Джуна чувствует жжение. В глазах возникает образ Ким Сокджина.       … Джин понравился сразу. Этот омега в семнадцать лет работал в стриптиз-баре. Намджун часто по молодости ходил по барам, желая открыть свой, не обычный, а особенный — только для мафии. Сам не был наследником какой-то именитой семьи, но его отца, пока тот был жив, весьма уважали. В стриптиз-баре всегда можно было найти себе кого-то для услады, и он с Чонгуком и Хосоком были здесь частыми гостями. Владельцы радостно встречали богатых молодых альф, лично провожали в общий зал или же в приватные комнаты, если те того желали.       — Крепыш, не хочешь закрыться в приватной комнате? — прозвучал сзади соблазняющий голосок в сочетании с усилившимся ароматом лаванды.       Намджун обернулся, взглядом провожая молодого омегу, который подобно рыси в танце предстал перед ним. Одет он был весьма вызывающе. Отвратительные — так казалось Намджуну — обтягивающие шорты красного цвета, прозрачная сетчатая майка того же цвета, ободок в виде кошачьих ушек на волосах. Пусть одет как дешёвая шлюха, накрашен ещё хуже, но лицо его было отнюдь не дешёвое. Вытянутые глазки, пухлые губки, невинный взгляд, но пошлый до ужаса.       Намджуну хотелось его прямо там. Но не успел он протянуть руки, как раздался голос Чонгука:       — Потанцуй для меня, детка.       Этот омега переключился на Чонгука, когда несколько купюр засунули в шорты, начал движениями соблазнять Гука, и Джун не мог ничего сделать. Его глава захотел этого стриптизёра, поэтому пришлось выбрать себе другого. В первый раз и в последующие. Только вот ревность поглощала всё больше. Чонгук спал со всеми подряд — почему-то было жаль смотреть, как Сокджин, такой молодой, становится просто шлюхой. Он достоин большего.       Однажды, когда они в очередной раз посетили бар, Джун не увидел Сокджина. Ему сказали, что омега сегодня не на смене, поэтому он просто вышел покурить, а там, на заднем входе для работников, стоял Джин. Не такой как всегда, не в своей блядской форме, а в обычной одежде. В простой серой футболке, в джинсах, ненакрашеный. Сидел на бордюре, прикладывал к глазу завёрнутый в ткань кусок льда и нервно курил.       — Сокджин, ты сегодня не работаешь?       — Здравствуйте, господин Ким, — Джин хотел подняться и поклониться, но Джун присел рядом и попросил подкурить сигарету. Смотреть на него такого естественного было приятно, но видеть фингал на лице… Хотелось защитить.       — Что у тебя с глазом?       — Один клиент захотел потрахаться. Я ему отказал, потому что сначала деньги, потом секс, — улыбнулся Джин. Старался не огорчаться, но в глазах читалось всё: обида, боль, унижение, которые приходилось терпеть. Выпустил сигаретный дым, сбросив пепел изящным движением пальца, а затем вздохнул. — Такое случается. Замажу тоналкой, никто не заметит.       — Я… хотел… — Намджун не знал, как себя с ним вести. Просить оказать ему услуги в виде приватного танца, интим? Ради того, чтобы просто побыть с ним? Хотелось вовсе не секса, хотелось поговорить или же пригласить на свидание. Но разве это не будет выглядеть странно?       — Господин Чон приехал? Он важный гость. Если я нужен, то выйду сегодня на смену, — Джин потушил сигарету и поднялся, но Намджун схватил его за руку.       — Сокджин, ты мне нравишься, — почему-то признание вышло само. Планировал сказать другое, но всё-таки мысли озвучили себя сами.       — Господин Ким, — словно ошпаренным чувством стыда, закрыл глаза Джин, — у меня нет желания с кем-то встречаться. Я всего лишь стриптизёр, а теперь и шлюха. У меня нет семьи, нет денег, только кредиты, которые мне достались в наследство от моего отца-алкоголика и матери-наркоманки. Рядом с вами я буду чувствовать себя ниже плинтуса. Мне нечего дать вам взамен. Поэтому… если я буду вам нравиться когда-нибудь, когда я вылезу из этой грязи, то я приглашу вас на свидание сам.       Намджун отпустил его, но отказываться от него не хотел. Не хотел видеть его там, в стриптиз-баре, где омеге приходилось натягивать на лицо не белую маску, а невидимую. Та натягивала улыбку, но от Джуна не могла скрыть отвращения. Он просил Чонгука забрать Сокджина. Забрать из грязи, выплатить за него долги, обучить и принять на работу. Джин ведь хотел быть кем-то, кто может дать Джуну что-то взамен.       — Намджун, ты же знаешь, что я не люблю делиться теми, с кем я сплю, — предупредил глава Чон.       — Я не претендую, мой глава.       — Вот и отлично.       Джун понял, что Чонгук планирует и дальше трахать Джина. Но видеть улыбку Сокджина, который с честью принял предложение, который тренировался больше всех, становился всё лучше и лучше, гордо демонстрируя свои навыки, было уже достаточно. Намджун мог наслаждаться его лицом, запахом лаванды, ведь Джин не скрывал его за кольцом. А осознание того, что кроме Чонгука никто не спит с ним, как-то успокаивало. Так годы проходили незаметно. Постоянная работа, постоянные тренировки. Сокджин стал действительно близким, даже другом.       — Детка, ты меня радуешь, — провёл Чонгук пальцами по подбородку Джина, когда тот принёс вести об очередной жертве. — Как ты это делаешь?       — Тебе показать? — присел Сокджин на его колени, продвигаясь пахом ближе. Язык его пошло показался изо рта, и Чон возбуждённо приоткрыл губы в предвкушении. Джин незаметно достал нож, рука крутила его за спиной, пока глаза отвлекали внимание своего главы. — Сам сдашься или хочешь сопротивляться?       Намджун не мог встать и уйти, потому что было совещание, а Джин не был простым омегой, был членом семьи. Джун каждый раз отворачивал лицо, не желая наблюдать за этим. Правда, уши не закрыть. Поэтому чонгуковы прямые, проговариваемые при всех приближённых членах клана фразы, вроде «детка, я хочу, чтобы ты сделал мне минет, пошли», постоянно бесили. Он любил своего названного брата и главу, но в моменты, когда Джин становился объектом для потрахушек, яростно сжимал кулаки.       Сокджин всегда любил Намджуна. Всегда провоцировал в надежде, что тот когда-то решится сделать шаг в его сторону, но даже ревность не брала его. Однажды сам подошёл к нему, помня о том, что обещал пригласить на свидание. Джун сказал лишь: «Ты принадлежишь главе Чону». Джин обожал Чонгука, они были близки, но слова Джуна вызывали тошноту. Будто Сокджин просто променял приватную комнату стриптиз-бара на спальню Чонгука. И вместо толпы клиентов появился лишь один.       — Крепыш, не боишься пораниться? — спросил как-то на тренировке Сокджин. Провёл кончиком языка по лезвию ножа, который собирался кинуть в альфу.       Намджун хмыкнул. С ума сводил этот омега, только Джун никогда не показывал своих чувств. Сокджин мог соблазнить кого угодно, но Джун выработал иммунитет. Потому что всегда приходилось сдерживаться. Правда в тот момент это давалось нелегко.       — Ты весьма талантлив, но против меня не выстоишь, — Намджун натянул на кисти рук боксёрские бинты. — Сокджин, убери нож. Пора тебе и рукопашный освоить, а не надеяться вечно на свои зубочистки.       — Мои зубочистки всегда со мной и весьма эффективны. Не бойся за меня. Но ладно…       Джин выбросил нож, готовясь к тренировочному поединку. Хоть так можно побыть с ним наедине и касаться его кожи. Единоборства не были его коньком, зато когда упал на спину, оказавшись под Намджуном, мог опробовать свой приём. Чмокнул его в губы и улыбнулся. Так давно хотелось это сделать. На щеках альфы вдруг возникли ямочки, и от них затрепетало сердце. Хотя Джун быстро вернул лицу обычный вид, будто опомнился. Только хотел было вновь напомнить о том, с кем омега спит…       — Джун, один раз увидь во мне Сокджина. Смотри на меня как на Сокджина, не как на собрата по клану, киллера, не как на шлюху Чонгука, а просто…       — Ты никогда не был шлюхой в моих глазах. Но Чонгук мой глава, твой глава, мой брат…       — Я знаю, Намджун, — отвернулся Джин и замолчал на мгновение. — Я хочу быть твоим. С самого первого дня. А ты просто решил забрать меня из стриптиз-бара, отдал Чонгуку. Ты лишь уменьшил количество моих клиентов до одного.       — Джин, я не отдавал тебя, я…       — Встань с меня.       Намджуну больно это слышать. Никогда не думал, что Сокджин считает так. Никогда не думал, что Джин хочет быть с ним. Казалось, что ему нравится эта жизнь. Казалось, что омега просто дразнил, играя в свои соблазняющие игры, возможно, хотел переспать, а возможно, просто проверял, насколько Джун верен Чонгуку. Ведь стоило кому-то повестись на его манипуляции, то Джин сразу же победно смеялся. Не думалось, что Сокджин воспринимает Чонгука как своего клиента. А слышать это ужасно. Будто Джун действительно отдал его.       Намджун не смог больше держать себя в руках. Поцеловал его. Все сдерживаемые ранее чувства вылезли в дикий секс прямо там, на татами. Восемь лет спустя всё-таки решился. Так жалел, что эти годы не позволял себе лишнего с ним. Но не знал теперь, как сказать об этом Чонгуку.       — Мне скрывать это? — Джин прижался к его груди утром, когда оделся. Не представлял, что будет после того, как оба покинут помещение для тренировок. Надеялся, что Джун скажет: «Ты — мой, Сокджин». Но все были верны своему главе.       — Я виноват, Джин, я отдал тебя Чонгуку. Этого больше не повторится, — сказанные слова вызвали трепетную улыбку.       В этот день глава Чон вернулся из поездки и созвал всех на совещание. Был до ужаса зол, потому что чёртов Мин Юнги сорвал его сделку и прикончил одного поставщика из Китая. Плюхнулся в кресло, недовольно хватаясь за алкоголь.       — Однажды я его прикончу, клянусь, — Гук устало и раздражённо выпил виски залпом. — Убил китайца со словами «а не надо было смотреть куда не следует». Сука, это было общее дело. Из-за какой-то грёбаной шалавы, чтоб его. Из-за долбанных омег одни проблемы! На кой хер связывать личное с бизнесом? Столько бабла потеряли, слов моих не хватает…       — Брат, я найду другого поставщика, — успокаивал Хосок. — Поехали, расслабишься.       — Мне лень. Джин, детка, иди сюда, — привычно протянул руку Чонгук, желая расслабиться. А секс — лучшее лекарство.       — Мой глава, надо поговорить. Наедине, — поднялся с кресла Джун, посмотрев на остальных. Ким редко просил аудиенции, поэтому Чон одобрительно кивнул, и все сразу же удалились, закрывая дверь.       — Что-то случилось?       Намджун решил не тянуть кота за яйца, поэтому сразу заявил:       — Я люблю Сокджина. Прошу тебя как брата.       — Давно?       — Всегда любил.       Чонгук улыбнулся и похлопал по плечу. Наверное, скажи ему Джун с самого начала, не спал бы с Джином. Сразу прописал себе стоп, стоило об этом объявить. На самом деле он давно подозревал о чувствах двух своих друзей, но не придавал этому значения, раз никто из них не поднимал эту тему. А сейчас был даже рад. Хотя дурацкая закономерность, которую он обнаружил в своих мыслях, раздражала. Разумеется, не друзья виноваты, но он озвучил свои мысли вслух:       — И почему у всех привычка красть у меня омег? Чёртов Юнги забрал у меня Ыну. В первую встречу тебе понравился тот же омега, что и мне, а выбрал он Хосока. Теперь ты у меня и Джина забираешь.       — Ничего личного, ты же знаешь.       — Да, брат, знаю.       Джун наконец обрёл своё счастье. Сокджин работал бок о бок с ним, а ночью делил с ним постель. Жизнь была прекрасной. Любимый омега, конечно, продолжал флиртовать со всеми, но принадлежал лишь ему. Да и никто не осмелился бы приставать к Джину. Он ведь был не просто омегой. Он был членом мафии. И жизнь была хороша до появления Тэхёна в жизни Чонгука. Точнее говоря, с его приходом было даже интересно наблюдать, как сам Чонгук влюбился, совершая поступки, которые прежде высмеивал. Но как Намджун обнаружил Тэхёна в обнимку с Мин Юнги, как рассказал об этом, как они расправились с предателем, Сокджин вдруг изменился.       Джин не смог спокойно отнестись к тому, что стал одним из тех, кто убил беременного омегу. Это засело тяжёлой занозой в сердце. Казалось, что такое жестокое отношение к Тэхёну со стороны всех, включая его самого, отвратительно, пусть он и не рассказал остальным о ребёнке. Он рассказал только Намджуну, желая покинуть мир мафии. Ему нравился этот мир, привык к подобному за все тринадцать лет, но всё-таки хотелось спокойной жизни. Сокджин отработал своё. Больше он не мог. Знал, что Джун не сможет покинуть Чонгука, поэтому даже не просил о подобном. Ушёл один.       — Прости, Намджун. Я люблю тебя, но то, как мы поступили с Тэхёном, неправильно. Я понял, что зашёл слишком далеко. Я хочу жить мирную жизнь. Хочу семью, детей, всегда хотел. Но позабыл об этом, пока заигрался в мафию. Прости.       Намджун не смел его держать, но уйти из мафии не смог бы никогда даже ради Сокджина. Потому что обязан Чонгуку всем. Потому что его просто убьют, стоит ему просить свободы, потому что слишком много знает. Потому что альфа. Потому что этот мир в его крови, и он себя не отождествлял никогда с обычными людьми.       После смерти Тэхёна Чонгук перестал так часто приезжать в Корею, а Намджуна загрузил работой в Сеуле, поэтому видеться с ним удавалось редко. Джун принял для себя даже нового альфу Сокджина, периодически видясь с ним. Не мог отпустить его навсегда — держался одной рукой за Джина, а второй — за преступный мир. Не мог отпустить ни одно из двух, пусть это и эгоистично.       …Неожиданно воскресший Ким Тэхён, убивший беременного Сокджина, ярко и резко показал ему, что нужно было выбрать Сокджина. Нужно было на коленях просить Чонгука дать свободу. Нужно было жить, как все. Ходить на работу, возвращаться и видеть своего беременного мужа, который из-за токсикоза хотел чего-то необычного. Надо было хотя бы попытаться жить так. Но это не замолит грехи. За свои действия всегда приходится платить.       Намджун видит всю свою жизнь перед глазами, и только сейчас понимает, что его выбор был неверным.       Они все были слишком жестоки. Даже для мафии.              — За Чхве Ушика, — проводит Тэхён лезвием мачете по шее, и руки Ким Намджуна перестают сопротивляться.       Кровь хлещет по стёклам, окрашивая и белую футболку Тэхёна. Тэхён быстро перелезает вперёд и, вытолкнув тело альфы из открытой двери, берётся за окровавленный руль. Чужая кровь стекает по лицу, по рукам, по лобовому стеклу, но всё это можно вытереть, стереть, смыть — и от убитого останутся лишь воспоминания.       — Минус два, — произносит он, и в этот раз приходит какое-то облегчение.       Тэхён ещё на шаг ближе к своей цели. На эмоции особо нет времени. Люди Намджуна едут за ним, поэтому нужно как-то оторваться и скрыться из виду. Хотелось убить Намджуна по-тихому, у него в кабинете, а потом так же незаметно скрыться, но не вышло. Из-за дурацких эмоций.       Нет. Не жаль. Нет сочувствия ни к кому из них. Ни к одному из этих ублюдков.       Тэхён резко поворачивает направо, отдаляясь от преследователей. Достаёт свой список и кровью Намджуна зачёркивает второе имя. Вдруг звонит телефон Джуна, который лежит в машине. Он поднимает его в руки и принимает звонок.       — Намджун-хён, ты знаешь про Сокджина? Я узнаю, кто это сделал и… — голос, которого Тэхён не слышал два года, сжимает сердце ностальгией. Да такой, что даже запах этого омеги отдаётся в носу. Жасмин.       — Пак Чимин, детка, поздоровайся, твой Бог пожаловал… — негромко произносит Тэхён.       На той стороне застывает тишина. Гробовая тишина.       — Ты должен быть мёртв.       — Ты знаешь, в аду стало скучно. Мин Юнги передал тебе привет, кстати.