***
Ким Тэхён направляется в Пусан. Заезжает на заправку, выехав на трассу. Есть время переодеться и обработать рану на плече, которую оставил Сокджин. Да, его ищут. Наверняка Чонгуку уже доложили о том, что Намджун мёртв. Наверняка доложили о том, чьи глаза появились в том самом баре. Но вряд ли кто-то будет его теперь преследовать. Чонгук не станет. Он просто будет ждать, пока Тэхён сам к нему придёт, живым или мёртвым. Поэтому есть время. Даже на то, чтобы поесть. Всё-таки уже два дня не лезла в рот и крошка. С того момента, как выехал от сенсея, аппетит не появлялся. Его нет и сейчас, но организму нужно топливо, как и машине. На современной заправке есть всё, что нужно: бинты, дезинфицирующие средства, спирт, еда. Тэхён быстро управляется с плечом, сделав перевязку, помыв машину, переодевшись, садится заварить себе рамен и рис в чашке. Много ему не надо. Раньше ел изысканные блюда, обожал их, а последние два года его едой стали морепродукты, которые ловили вместе с сенсеем, рис, некоторые виды овощей, вода и чай. Человеку для утоления голода достаточно этого, но давно позабытый вкус рамена во рту вновь вызывает воспоминания. Наверное, возвращение из того мира, в котором пребывал два года, вызывает в памяти всё, что когда-то было важным… — …Тэхён, хочешь поесть рамен? — Чимин только приехал в Токио после того, как остался в качестве выигрыша с Мин Юнги. Прошло уже несколько дней, но Чонгук отправил Чимина на задание, поэтому он приехал немного позже. Он зашёл в дом с шуршащими пакетами, которые привёз из Сеула. Разумеется, в нём были разные виды корейской лапши. Тэхён сидел на террасе с одним из работников Чонгука, пытался запомнить названия пистолетов, пока ждал своего альфу: тот уехал на встречу. Приход Чимина его весьма порадовал. — Чимин-хён, ты приехал! Как всё прошло? Мы так нормально и не познакомились. Мне жаль, что… — Идём, поедим. Я такой голодный! Как раз расскажу всё в подробностях. А то с моими старшими не поговоришь. Только ты меня поймёшь. Омеги воодушевлённо направились на кухню. Повар хотел сам приготовить рамен, но кому он нужен, когда хочется обычной лапши без добавления дорогих ингредиентов. Просто лапша в чашке с порошком из пакетика — залить её кипятком и ждать несколько минут, пока заварится. Это ведь целый ритуал, так что повара быстренько прогнали, чтобы остаться наедине. — Это был лучший секс в моей жизни, — едва оставшись вдвоём, Чимин расплылся прямо на столе, теребя нового друга. Ему нравилось, что Тэхён просто омега примерно его возраста, с которым можно обсуждать такие вещи, делиться своими секретами, сплетнями. С Сокджином сложно было это делать, потому что тот взрослый, да и все чаще заняты непрекращающейся работой. — Серьёзно? С Мин Юнги? — засмеялся Тэхён, неловко прикрывая лицо. — Ну… Чонгук был у меня первый, мне, честно сказать, сравнивать не с кем. — А мне есть с кем. Всё, что про него говорили, — правда. Он так долго может трахаться, я в шоке! Клянусь, я слетал в Гонконг, когда он языком… — Может быть, не в таких подробностях… — прикрыл уши Тэхён, смущаясь. Вроде Ушик всегда ему рассказывал свои похождения — да и не только он, — но то был близкий друг, а Чимин так сразу начал говорить о подобном. Хотя, казалось, что у Пака гораздо больше опыта, чем даже у Ушика. Что уж говорить о самом Тэ. Чимин хотел с кем-то поделиться, поэтому радостно рассказывал о своей ночи, об утре, о Юнги, энергично размахивая руками. А когда рамен заварился, и они принялись есть, решил узнать у нового друга о его опыте и удовлетворяет ли его великий Чон Чонгук. — Мне не с кем сравнивать, но это волшебно. Я надеюсь, что я его удовлетворяю. У него было много омег, а я… — Господи, Тэ-Тэ, Чонгук перестал спать с кем-либо кроме тебя. Я не знаю, что ты делаешь в постели, но продолжай в том же духе. Я клянусь тебе, он никогда не ходил таким довольным. Ну и что ты там делаешь, расскажи? — Ну… не знаю… как и все, наверное… — Тэхён тоже хотел поговорить о сексе, только немного о другом, поэтому решил спросить то, что гложет его с самого знакомства с ним. Знал, что с Сокджином у Чонгука что-то было, но вот про Чимина не слышал. — А ты… спал с Чонгуком? — Нет, — добро улыбнулся Пак. — Тэ-Тэ, ты можешь не ревновать его ко мне или к Джин-хёну. Со мной бы он спать не стал никогда, а вот Сокджин с Намджуном вместе уже довольно давно. Так что не переживай. Лучше скажи, что мне надеть на следующую встречу с Мин Юнги. И не говори Чонгуку, пожалуйста. Я просто… не хочу, чтобы он подозревал меня в чём-то. Я с Юнги просто пересплю ещё разок, ничего больше. — Я не скажу, — заверил Тэхён, жестом показывая, что рот он закрыл на замок. Два омеги после небольшого перекуса решили поехать по магазинам, чтобы купить что-нибудь из одежды. Маски можно было не надевать, всё-таки они были только вдвоём, а пока они не находятся рядом с альфами мафии, их никто и не узнает. Тэхён восторгался Сокджином, но теперь появился ещё один объект вдохновения — Пак Чимин. Ему всего двадцать лет, но от него веяло сексуальным очарованием. Ходил так, что люди оборачивались и провожали взглядами. Чимин и не стеснялся никогда, подмигивал в ответ, улыбался, чем захватывал ещё большее внимание. Конечно, узнай кто-либо, что из себя представляет омега, и что он может легко убить любого, вряд ли кто-то хотел бы с ним связываться. Так что в данном случае работала поговорка «меньше знаешь, крепче спишь». — У тебя день рождения когда? — спросил Чимин, пока примерял нечто наподобие майки. Больше дырок в ней, чем самой ткани. Омегам обоим пришлось по вкусу, только вот не знали пока, что получат пиздюлей от Чонгука, оба. — Тридцатого декабря, — ответил Тэ и внезапно предложил: — А давай сходим в клуб сегодня? Чонгук же уехал куда-то. Наверное, его долго не будет. Как думаешь? — Это отличная идея, — поддержал Пак план на сегодня, но грандиозное событие зимой тоже хотелось отпраздновать. — Значит, твой день рождения примерно через пять месяцев. Замутим вечеринку? — Я не планирую праздновать своё совершеннолетие. Чимин хотел убедить, что это было бы прекрасным мероприятием, чтобы Чонгук смог открыть его лицо всем, но Тэхёна эта идея напрягала. Пак решил показать ему фотографию кольца с гербом клана Чон: не то, которое носят альфы, а то, что принадлежало папе Чонгука. Перстни для омег были похожи на альфьи. Дракон. Длинный извивающийся золотой дракон с острыми когтями, роскошными крыльями, устрашающе открытой пастью, обнажающей клыки, и чёрными глазами, смотрящими прямо в душу. Отличались от альфьих лишь тем, что на них использовались драгоценные камни, а вот сами альфы не любили таскать камешки. Чимин обмолвился, точнее предупредил, что Чонгук наверняка уже в ближайшее время будет просить Тэхёна сменить своё «безымянное кольцо» на перстень клана Чон. Это заставляло тэхёново сердце биться чаще. Страшно, что в семнадцать лет человека хотят окольцевать. — Друг мой, Чонгук в тебя влюблён. Виляет хвостиком, как пёсик. И ты его характер не особо знаешь ещё, но это кольцо на твой палец он натянет, поверь мне, — то ли пригрозил, то ли решил воодушевить Чимин. — Я не хотел замуж так рано. Поэтому я и… — Тэхён понял, что чуть не сказал лишнее — быстро перевёл тему на выбор нарядов. С Пак Чимином было весело. После покупок они без зазрения совести направились в клуб, куда оделись, как и планировалось, откровенно. Чимин радовался тому факту, что в семье появился кто-то молодой. Он часто работал, вечно отправлялся на задания, но время для гулянки с новым другом нашёл. Разумеется, Чонгуку об этом не доложили. Чимин ведь сам вышел с Тэхёном в город, так что дополнительная охрана только привлекала бы внимание, а с ним он в полной безопасности. Ночное заведение принадлежало некому японцу по имени Тоширо. Альфа не принадлежал миру мафии, но тесно общался со многими из них. Клуб не был особо дорогим, сюда ходили люди из разных слоёв населения, но и мафиози любили это место. Чимин почему-то не поставил об этом в известность Тэхёна. Он просто забыл о том, что Тэхён — обычный человек. Пак часто тут появлялся как простой гость, и никто не знал, что он мафиози. Здесь он часто встречался с теми, информация о которых нужна была его шефу. — Это японская версия того самого бара? — Тэхён закатил глаза, узнавая членов мафии. Просто по виду их всегда можно определить. Они отличались от просто богатых бизнесменов или иных личностей тем, что носили гербовые перстни; у большинства на теле были татуировки с символом клана, к которому себя причисляют, да и оружие некоторые особо не прятали. Ну а лица у них вечно такие, будто они находятся на вершине этого мира. — Нет, просто клуб, — объяснил Чимин и позвал пройти сквозь танцпол к бару. Музыка, бьющая вибрациями по стенам, расслабленные люди, двигающиеся в такт битам, запах алкоголя и сигарет, дым от которых похож на тот, что обычно пускают на выступлениях и концертах каких-нибудь знаменитостей, и светомузыка. Это всегда вводит в какой-то транс, будто что-то принял. Тэхён не часто бывал в подобных местах, да и кто бы пустил несовершеннолетнего, но Чимин в хороших отношениях с большинством людей, так что вопросов даже не возникало. Пак весьма предусмотрительный — для того, чтобы его другу никто ничего не подсыпал, заставил бармена закрепить на коктейле с трубочкой крышку, как на кофе. Мало ли кто захочет воспользоваться наивностью Тэ, а случись с ним что, Чонгук убьёт. Ким Тэхён и не думал, что люди закрывают бокалы крышками, но спорить не стал, да и приятно, что о нём так беспокоятся. Особенно новый друг. — Нет-нет, дорогой, двигай, — поставил руку Чимин перед альфой, который хотел взять омегу его главы за руку и позвать на танцпол. Чёткое указание, поступившее от Хосока, должно соблюдаться. Никто не должен касаться этого омеги без разрешения Чонгука. — Да прекрати быть как они все, пошли лучше потанцуем, — быстро допил до конца Тэхён и потащил Чимина на край танцпола, чтобы никто им не мешал. Приятно танцевать под музыку, приятно, что можно вот так расслабиться. Тэ с новым другом смеялся, чувствовал себя свободно и весело, пока… Он даже не поверил сначала — пока он не увидел своего Чонгука. Тэхён мгновенно перестал танцевать и сжал губы. Глава Чон, который уехал в другой город только сегодня днём, сидел, развалившись на диване в дальнем углу за танцполом, курил сигару. Рядом с ним так же вальяжно сидели Хосок с Намджуном, а перед альфами развязно танцевали гоу-гоу омеги, ну или это стриптизёры — Тэхён пока не понял, кто как выглядит в Японии в таких местах, но одно точное слово вылезло в голове: шлюхи. Чонгук при этом довольно выдыхал дым, смотрел на полуголых танцоров, у которых промежность едва закрыта тонким слоем шортиков. Чимин обернулся, когда заметил остановившегося и негодующего Тэ, в глазах которого читалось только «убью, кобель». Перевод с языка взглядов на обычный был весьма верен, потому что Тэхён сделал настойчивый шаг в сторону столика, но Пак сразу же схватил его за руку и потащил в уборную. — Тихо, Тэхён, не надо появляться там так, — пытался успокоить Чимин. Его это нисколько не удивляло, всё-таки Чонгук есть Чонгук. Никто в этом мире не сможет посадить его на поводок, даже Тэхён. Глава Чон делает то, что хочет, и никто ему не указ. Так что лучше Тэ просто принять его таким и наслаждаться жизнью с тем, кого любишь, в кого влюблён, даже если он и гуляет изредка налево. — Как появляться? Мне значит нельзя никуда, а ему можно? Пусти, Чимин, как сказал твой глава, я его омега, так что… это приказ, — сказал Тэ чётко, давая понять, что несмотря ни на что пойдёт и устроит своему альфе сцену за то, что нагло сидит и раздевает взглядом и без того голого блядского танцора. Чимин почувствовал некое уважение: Тэхён не просто кто-то, кого можно посадить дома и заткнуть рот, нет. Не верил, конечно, что Чон сразу встанет и побежит домой, но хотелось посмотреть на это. А что будет, никому не известно, но всё-таки важно хотя бы одно — надеть маску, поэтому достал свою заначку: сумку, которую он всегда держал за решёткой в потолке, на всякий случай. Оба омеги нацепили белое прикрытие на лица. — Голос только оставлю свой, — яростно нажал Тэхён на кнопку, которая отключает функцию замены голоса, и застегнул свою рубашку на одну пуговицу, чтобы немного прикрыть внутреннюю открытую майку. — Господи, упаси это место от гнева Божьего, — перекрестился Пак Чимин, в конце прижав пальцы к губам. Всё-таки будет кошмар, и влетит всем, включая Чимина, потому что это он должен был позаботиться о том, чтобы Тэхён не оказался с Чонгуком в одном клубе; и тем более Тэ не должен был увидеть Чонгука с кем-то; да что уж говорить, омега главы Чон не должен был вообще оказаться в клубе, и не простом, как например, бар Намджуна, а в таком, где альфы напиваются до посинения, закидываются наркотой во всех её доступных видах и формах, из-за чего могут стать неконтролируемыми и агрессивными. Пока Чимин шёл с разъярённым несовершеннолетним младшим, делал ставки на то, сколько человек умрёт сегодня здесь. В худшем случае клуб вообще сожгут, и тогда на одно прекрасное место в мире станет меньше. Будет обидно, если любимый японский клуб просто превратят в пепел. Поэтому болел он не только за друга. Ким Тэхён же в отличие от спокойного на вид Чимина, больше переживающего не за жизни людей, а за заведение, взглядом уничтожал всех шлюх, которые танцевали возле столика. Он остановился, чтобы оценить масштаб грехов. Хосок — свободный человек, за Намджуна пусть переживает Сокджин, а вот его кобель даже не отвернулся, когда Чон старший «попросил» одного из танцоров повернуться и показать «персики». Омеги-блондины бесили Тэхёна — наверное, это до сих пор из-за Ким Сухёна — не хотелось, чтобы и Чонгук променял его по такому же шаблону. Блондинчик кокетливо повернулся и приподнял края шортиков, превращая в подобие стрингов. Объективно, фигуры таких омег весьма хороши. Подобное действие вызвало у сидящих восторг. Хосок начал кидать купюры и хлопать; Намджун и какие-то незнакомые Тэхёну альфы, посвистывая, чокались между собой; а его кобелистый Чонгук с непонятным подтекстом ухмыльнулся, туша сигару бренда Gurkha и закуривая обычную сигарету привычного Dunhill. Глаза опустил, да, лишь чтобы увидеть пепельницу, но этот отвод глаз с ухмылкой бесил ещё больше. Так, показалось Тэ, делают только тогда, когда кто-то понравился. Некое лёгкое смущение. Танцор заметил эту ухмылку, так что встал прямо перед Чонгуком, чтобы ягодицы оценили с ближнего ракурса. — Ну что? Устраивать скандал передумал? — Чимин заботливо схватил тэхёнов локоть. Знал Чонгука кучу лет, так что дальнейшие действия альф, когда они гуляют, лучше не видеть. Тем более в Токио, где на Чонгука омеги просто молятся. — Можем просто уйти. — А знаешь, Чимин, я этому кобелю отомщу. Пусть знает, что я не какой-то там его мальчик, я, мать вашу, Тэхён. Не для того я родился, чтобы я молился на того, кто не молится на меня, — он решительно поднял рюмку чего-то с соседнего столика, возле которого стояли альфы, приподнял маску, глотнул для храбрости и направился к диджею сменить песню. — Тэхён, вернись, Чонгук убьёт и тебя, и меня. Всех здесь, — тянул за ногу Чимин, когда тот полез на барную стойку, словно грациозная, но упрямая кошка. Бомбу уже не остановить. Так что оставалось просто нервно сглотнуть и ждать последствий. Пак сам выпил, когда официант нёс бокалы с какими-то напитками. Он сунул официанту купюру и забрал поднос, лихорадочно выпивая пару шотов друг за другом. За истеричным смешком последовало очевидное заявление самому себе: — Я умру молодым. Ким Тэхён действовал по-другому: он решил обратить внимание всех на себя, включая Чонгука. Поэтому под выбранную провокационную мелодию начал двигаться. В клубе было много гоу-гоу, которые танцевали для общего настроения на своих местах, но стоило на барной стойке появиться омеге в маске, все гости сразу направили взгляды на него. Двигался он соблазняюще, пошло, нагло, дразняще. Играл с рубашкой, которую вскоре расстегнул, маленькими дозами показывая сетчатую провоцирующую маечку. И пусть на нём были не тонкие обтягивающие шорты, а брюки, это не мешало танцующим альфам подойти поближе с жаждой увидеть, что этот омега будет делать дальше. — Что там происходит? — Хосок заметил, что все взбудоражено смотрят куда-то, и приказал танцорам разойтись в стороны, дабы освободить обзор на танцпол и барную стойку. Челюсть упала сразу, потому что кто-то в маске был слишком хорош. Оставался в брюках и майке с рубашкой, но как! Шёлковая рубашечка чёрного цвета с золотыми принтами скользила в руках обладателя, касаясь всех изгибов тела так, как того хотел этот неизвестный омега. Хосок сглотнул, усевшись поудобнее, чтобы дальше наблюдать, и поправил ширинку, качнув головой. — Братишка, чтобы ты знал, я первый положил на него глаз. Чонгук сделал глоток виски и подмигнул старшему, затягиваясь сигаретой. — Брат мой, трахай, кого хочешь, я завязал. Тэхён — мой самый качественный героин, так что надо заканчивать. Допьём, и я поеду, — бросил он оценивающий взгляд на танцора, который залез на барную стойку. Чон откинулся на спинку кресла, облизывая нижнюю губу. — Этот парень хорош, даже очень. Рядом сидящие партнёры начали спорить с Хосоком на то, кто из них сможет сегодня увести с собой этого парня в маске. Азарт включился. Всем хотелось стать тем, кто проведёт с сексуальным творением ночь, тем более глава Чон добровольно отказался от «десерта». Чонгук прищурился и увидел Чимина, который сидел на стуле возле барной стойки и нервно теребил ногу. Он дал указание, чтобы кто-то из работников привёл омегу к столу. Пак Чимин прибежал сразу, поклонился так виновато, будто убил кого-то из тех, кого нельзя убивать ни при каких обстоятельствах. Три главных альфы клана Чон сразу же напряглись. — Детка, объяснись, что ты здесь делаешь? Ты, вроде, с Тэхёном был. Чимин и забыл, что снял маску, пока пил. А пил много, так что положил её куда-то возле диджея. Он судорожно провёл рукой по волосам, проморгался и прикусил губу. — Хён, тут такое дело… — Ну и где моя Все… — не успел Чонгук заговорить, как невольно поднял взгляд под дикие овации альф, потому что омега, танцевавший на барной стойке, снял маску. Длинные вьющиеся волосы прикрывали глаза, макияж на лице слишком яркий, сетка на груди вызывающая — он выглядел, как элитный представитель эскорта. Но если Чонгук мог не узнать своего же омегу с маской на лице, то без неё… Ким Тэхён слегка прогнулся назад в спине и провёл пальцами по высунутому языку, а затем протянул вверх под музыку. Шок, который длился буквально несколько секунд, мог привести Чонгука в действие в любой момент, так что Намджун среагировал быстрее: — Выводите отсюда людей живо, если не хотите, чтобы он убил тут всех, — отдал Джун приказ подчинённым. — А ну стоять, — глава Чон тыкнул в охранника, потом встал с места, щёлкнул пальцами, закидывая сигарету в пепельницу, и, перепрыгнув через столик, кинулся к своему омеге, который хотел стянуть не только кольцо, но и оставшийся верх одежды. Чонгук полетел сквозь толпу разинувших рты альф, тянувшихся туда, куда им не следовало. Он стащил Тэхёна со стойки вниз и сразу же отвернул его лицо от всех, закрывая своей спиной. Крылья чонгукова носа горели огнём похлеще, чем у дракона. Только вместо огня, который изрыгал символ его клана, он достал пистолет и дёрнул все шнуры, которые были подключены к оборудованию диджея, так что музыка быстро отключилась. — Никому не выходить из помещения, смертные. Ваш Бог пожаловал, — навёл он пистолет на толпу. — И Бог ваш в гневе. Beretta 92, пистолет калибра 9 мм, начал стрелять довольно быстро и довольно точно. Первой жертвой стал альфа, который попался глазу. Придурок стоял и дрочил прямо там — гадать долго не надо, на кого. Пуля в лоб успокоила его в мгновение, и толпа начала разбегаться. Только чонгуковы глаза работали получше прицела. Тех, кто стоял поближе к барной стойке, он определил в горизонтальное положение сразу же. Охрана не давала никому выйти, ибо так велел их глава. Чимин подбежал к Тэхёну, а Намджун пошёл заниматься тем, чем было необходимо в первую очередь — проследить, чтобы каждый, кто выйдет, лишился своих телефонов: без сомнений многие делали видеозаписи. Так что, если кто-то хотел выйти сегодня живым, то должен был пожертвовать своим девайсом. Довольно дёшевая плата за жизнь. Разумеется, никто из них не виноват, только вот оказались не в том месте и не в то время. Хосок же разбирался с членами мафии. И благо, что сегодня здесь были только пешки. Никого из них, естественно, не выпустят отсюда, пока Чонгук не даст разрешения, но обычным людям дадут выйти. Чон старший уже триста раз пожалел о том, что начал спорить на омегу своего брата. Потому что ему сегодня тоже влетит за длинный язык. — Я тебе говорил, не стоит его гневить, — Чимин помог надеть маску Тэхёну, который отрезвел сразу, но вместо ожидаемого испуга у Тэ была лишь злость. — Прекрати стрелять уже, кобель несчастный, — успел перекричать шум от выстрелов Тэхён, срывая маску и скрещивая руки, когда закончились патроны в магазине пистолета. Чонгук полез к охраннику взять свой другой пистолет, но не успел, повернувшись на слова своего омеги. Намджун, давший указания охране на выходе, вернулся и услышал это. Сразу же сморщил лоб с несказанным вслух «блять». Тэхён хоть всегда был наглым, сейчас вёл себя до крайности глупо. Чонгук не потерпит таких оскорблений в свой адрес от омеги. Чонгук засмеялся. Истерически. Этот смех доводил иногда людей до судорог. А после он замолчал и недовольно провёл языком по нижним зубам, наблюдая за пиджаком, который Чимин надел на Тэхёна, чтобы прикрыть полуобнажённое тело. Толпа людей, только что отдыхавшая тут, покинула помещение довольно быстро, оставляя только мафиози разбираться со своими делами. — Как ты меня назвал? — дёрнул Чон подбородком и сделал шаг к Тэхёну, встав вплотную. Смотрел сверху вниз, как на провинившегося щеночка, который должен прижать свой хвостик и смотреть на альфу, осознавая свой проступок, но вместо этого его обозвали. — Тебе на чистку ушей сходить надо, кобель. Ко-бель. Не-счаст-ный, — по слогам разжевал Тэхён. Голос звучал довольно бесстрашно, будто ничего ему за это не будет. Он и не боялся Чонгука. Никогда не испытывал страха к нему. Чон беспощадно схватил Тэхёна за шею и прижал к столбу барной стойки. Постукивание хрусталя и бутылок позади отразилось эхом, а пальцы сжали тэхёнову кожу до ощущения пульса в собственных ладонях. Он тяжело дышал, стараясь сдерживаться, очень старался. Контролировать свой темперамент было довольно сложно, особенно, когда Тэхён только и делал, что подливал масла в огонь. Припёрся полуголым в клуб, где собираются не самые добрые представители человечества и где каждый второй столик жрёт волшебные пилюли или нюхает белый порошок с платёжных карточек; нацепил на себя рыболовную сеть, едва закрывающую соски; разукрасил любимое личико маской из косметики, как в борделях; танцевал на столе так, будто здесь никого не было. — Что, чёртов Боженька? — с накаляющимся внутри ядом шипел Тэхён. — Что? Мне тоже пулю в лоб всадишь? А? — Какого хера ты тут устроил?! — Хён, прекрати, ты же… — Чимин пытался успокоить Чонгука, оттаскивая, ведь он задушит Тэхёна, если будет так держать его дальше. Но Чонгук только достал пистолет из кобуры Пака и стрельнул в сторону. — С тобой я ещё поговорю, а сейчас, детка, закрой рот, — он выдохнул своё возмущение и посмотрел Тэхёну в глаза. Луна и Космос, которые направлены на него, только на него, ни разу не повернувшись ни на кого даже на секунду, немного залили гнев холодной водой, поэтому он отпустил Тэ, оставляя красный след на коже. Тем не менее, вся эта ситуация Чонгуку не нравилась. Никак. Не хотелось пугать Тэхёна своим характером, поэтому он решил, что скажет немного мягче: — Чтобы это было в первый и последний раз, ты меня понял? — Пошёл ты знаешь куда, Чонгук? — указал Тэхён на уборную для альф. — Во-о-н туда. Смойся. Если тебе можно ходить сюда, почему мне нельзя? И что? У тебя недержание? Чуть что всех убиваешь? — Не надо меня провоцировать. Повторяй за мной: я больше не буду ходить по клубам без разрешения. Тем более, по таким. — Хрен тебе. Чонгук сердито хмыкнул и протянул руку своему главному помощнику, Нобу, который сразу же передал японский меч. На чёрных ножнах вился золотой дракон. Гук обнажил клинок, который тонким звоном пронёсся по давящей тишине. Тэхён хоть и был в гневе, но видел своего альфу с катаной впервые, поэтому не мог не удивиться. Рука Чона сделала несколько замахов, будто Чонгук разминается. Он покрутил свою фамильную игрушку, на которой был выгравирован герб клана, а также печать мастера, выковавшего меч. Его творцом был предок Бан Шихёка. Клинок служил долгое время, и ничуть не утратил своих способностей и жажды человеческой крови. — Что ты… что ты собрался делать с этим? — Тэхён наконец почувствовал лёгкий страх. Он невольно сглотнул. Пистолеты его не пугали, взгляд Чонгука не пугал так, как это орудие убийства. Почему-то первое, что пронеслось в голове при виде меча: «Это больно». Он ведь не любил получать раны. С детства старался избегать подобного, чтобы не получить шрамы на теле. Да, Джин подарил ему ножичек, но маленькие ножи, которыми Джин метал, казались в сравнении с этим зубочистками. — Повторяй за мной: я больше не буду ходить по клубам без разрешения, — Чонгук начал недальнюю прогулку по танцполу заведения, ходил между стоящими без движения людьми, будто меж фигурками по шахматной доске. Меч переливался на свету в руках альфы. Тэхён не понимал, почему он так ходит, но не собирался говорить то, что требуют, ибо был зол. Не Тэхён виноват, так почему же он должен что-то повторять, якобы совершил ошибку? Он ведь просто танцевал, пока Чонгук развлекался со шлюхами. Тишина не была ответом, поэтому Чонгук сжал рукоять и безукоризненно ровно прочеркнул по шее одного из альф-мафиози, который находился на танцполе и смотрел на его омегу. Уловить движение клинка было почти невозможно, если человек в этот момент моргнул, но тело разделилось на две части: голова и туловище. Кровь из артерий взлетела вверх фонтаном, обрызгивая тех, кто был вокруг, но никто даже не шелохнулся. Тэхён снял маску и сделал инстинктивный шаг вперёд. — Чонгук, прекрати просто так убивать людей! Они не виноваты в том, что ты здесь сидел и… Чонгук не услышал нужного ответа, поэтому подошёл ко второму альфе, и, смотря Тэхёну в глаза, слегка присел и сделал замах назад, повторяя своё безукоризненное движение, отточенное до совершенства за годы практики. Так повторялось несколько раз. Чимин не давал Тэхёну подойти к главе Чон, потому что это опасно, но тот вырвался. — Не надо делать из меня виноватого и убивать невинных людей. Это ты должен просить у меня прощения. Ты тут шляешься со шлюхами, якобы на встрече, пока я должен сидеть дома? Вот хер свой себе же и отрежь тогда, вперёд! Если бы я не пришёл, то что? Пошёл бы в туалет потрахаться? Или может тут есть специальные комнаты? Или прямо здесь на людях? Или в отеле? Или давай домой их приведи! — Тэхён взял с барной стойки гранёный стакан с ромом или виски и бросил в своего альфу. Тот, разумеется, увернулся, чем бесил только больше. Поэтому Тэхён взял второй, а потом и третий. Намджун смотрел на это и удивлялся тому, что Тэхён ещё жив. Ладно, когда молодой омега позволял себе фривольно разговаривать, это одно, но вот так кидать в Чонгука стекло… Был бы кто другой, Джун давно бы уже прекратил это, но сейчас не мог, ибо Чон сам это позволял. Руки Тэхёна добрались и до пистолета, который был оставлен кем-то на столе; в порыве эмоций быстро схватил его и направил на своего альфу. Хосок с Намджуном сразу же подоставали свои, как и охрана, пытаясь двинуться в сторону омеги. Чонгук свирепо посмотрел на брата и отдал приказ: — Вы охерели совсем? Оружие опустили. Хосок с Намджуном пытались сказать что-то против, но последующее «сейчас же» заставило всех выполнить приказ. Хотя это переходило границы слишком уж сильно. Никому не позволительно держать их главу под прицелом. Даже Ким Тэхёну. — Вселенная моя, либо стреляй, либо убери пистолет, — спокойно сказал Чонгук, двигаясь в направлении к своему омеге. Прямо. Люди, которых заставили остаться в клубе, не шевелились, вынужденно смотрели на это, но хоть и боялись, лучше не отвлекать Чонгука, не то «дракон» вновь начнёт кормить своё продолжение руки в виде катаны. Так называли Чон Чонгука — Золотой Дракон. — Это ты виноват. Сказал, что кроме меня тебе никто не нужен, но спишь со шлюхами, — с обидой в голосе выпалил Тэ. Рука начала дрожать, потому что Чонгук подошёл слишком близко. — Не подходи, иначе я выстрелю. — Ну стреляй, чего ждёшь? — бесстрашно остановился Чонгук перед ним. — Повторяй за мной: я не буду спать ни с кем, кроме Тэхёна, — произнёс Тэ, подняв взгляд с пистолета на лицо Чонгука. Чон ухмыльнулся. Только уже без злости. До него дошло, почему Тэ зол на него и не хочет извиняться сам. Глупый избалованный мальчик так решил проявить свою ревность. Чонгук, конечно, оценил это на десять баллов из пяти за то, что смог вывести из себя, но и умилился. Личико Тэхёна такое злое, раскрасневшееся. Почему-то было приятно знать, что он не относится к Чонгуку, как прежде остальные, закрывающие глаза на разгульную жизнь альфы, — смелость его завораживала. Чон выдохнул влюблённо и, улыбаясь, послушно повторил: — Я, Чон Чонгук, не буду спать ни с кем, кроме Тэхёна. — Я не буду лапать шлюх и наслаждаться так похотливо, когда они танцуют, — продолжил Тэ озвучивать свои условия. Это заставило главу Чона рассмеяться. Тэхён нахмурил свои милые брови, а глаза его искренне ждали слов. — Повторяй, не то я выстрелю. Честно. — Я не буду лапать шлюх и наслаждаться так похотливо, когда они танцуют. — И ещё, ты вообще не будешь на них смотреть без разрешения, — дёрнул пистолетом Тэхён. Руки уже устали держать тяжёлое оружие, но он должен успеть получить обещание Чонгука прежде, чем средство угрозы заберут. — Так откуда я знаю, кто шлюха, а кто… — начал было Чон, но в его грудь уткнулось оружие. Точнее чуть ниже груди. Потому что вытянутые вперёд руки не могли или не смели поднять пистолет выше. Пришлось просто повторить: — Я не буду смотреть на шлюх без разрешения Тэхёна. Тэ замолчал: требования закончились. Но злость, которая всё это время питала Тэхёна, ещё не успокоилась — он был обижен. Чонгук забрал у него оружие, из-за чего все выдохнули, и спрятал за ремень. Затем приподнял подбородок омеги, заглядывая в любимые разноцветные радужки. — А теперь ты повторяй, Вселенная моя, иначе я отрежу здесь головы каждого. Я больше не буду ходить по клубам без разрешения. Тэхён повторил. — Я больше никогда не буду снимать маску в присутствии чужих без разрешения. Тэхён повторил. — И я больше никогда не буду наводить огнестрельное оружие на Чонгука. Тэхён повторил. Если бы это был меч или нож, то Чон бы не придал этому такого значения. Если уж Чонгук когда-то умрёт, то не от пулевого ранения, а от японского меча. Потому что убить его могут лишь те, кто им владеют в совершенстве. Таковых в этом мире не так уж и много. Пистолет — практичное оружие для убийства, но он воспринял это как оскорбление. Даже Мин Юнги, самый ненавистный человек, предложил бы поединок на катанах, разумеется, если бы они не были братьями по учителю. Другие из «десятки» так же выбрали бы уважительный поединок. Всё-таки это традиции, культура, заложенные в них родителями, поколениями, учителями. Так что главе клана умереть от пули в голове — позор. Да, на них могло быть совершено покушение, но в том-то мастерство — не допустить подобному случиться. Мин Юнги в итоге допустил. Не думал, что Чонгук нападёт на него так неожиданно, на свадьбе двоюродного брата. Не думал, что Чимин, который пришёл к нему, предаст его. Не думал, что весь его клан и приближённых убьют в один день, включая его родителей, и даже больше — его самого… … Чимин сидит и ест рамен, который почему-то напоминает о Тэхёне. Не хотел всё это время вспоминать его, потому что в голове сразу всплывает Юнги. Пак смотрит на время и ждёт полуночи. Ибо в эту ночь решится судьба одного из молодых омег. Кто из них отдаст душу дьяволу?***
Чонгук живёт в Токио. Он часто практикуется во владении мечом, а также боксом и восточными единоборствами. Есть у него привычка делать это на крышах небоскрёбов. Свежий воздух, приглушённые звуки мегаполиса, освежающий ветерок, охлаждающий кожу. Он любит проводить тренировки один, с братьями или же с Нобу. Учителя Бан Шихёка он навестил единожды за эти пять лет. Сенсей вышел на пенсию и объявил, что более не намерен обучать никого. Хотя надобности в нём уже давно не было, ведь Чонгук стал мастером сам, взял меч в руки ещё в шесть лет, и с тех пор не опускал его. Как и сейчас. Плавные движения рук, будто движутся они без дополнительного веса в виде катаны; босые ноги, вращающиеся по татами, пребывают в танце; ровное дыхание, словно тренировка с мечом не требует физических усилий. Ему всегда давалось это легко, наверное, потому что был с этим рождён. Ведь альфы его семьи поколениями владели искусством в совершенстве. Чонгук не отвлекается. В такие моменты он всегда чувствует расслабление. Тысячи медитаций не принесли бы покоя, который он получает во время тренировок и занятий спортом. Закончив с «драконьим танцем», он возвращает клинок в ножны и кладёт на стойку. Кисти рук, вокруг которых натянуты бинты для бокса, разжимаются и сжимаются пару раз, и он поворачивается к боксёрской груше. Влажные от пота волосы прилипают ко лбу и бровям всё больше, пока Чон практикует удары, и возникший голос Хосока ему слышен, разумеется, но в данный момент не интересен. — Чонгук, отвлекись. Чонгук доводит серию ударов по груше до конца, и лицо наконец поворачивается к брату, от которого вся гармония в воздухе сменилась на напряжение. Вопросительный взгляд ждёт каких-то неблагоприятных известий, и больше всего заботит одно — бизнес клана Мин. После убийства Юнги, его родителей, родственников и приближённых, представители со стороны юристов клана были вынуждены спустя два года выставить всё имущество и акции легальной корпорации на продажу, чтобы не обанкротиться. Акции упали, а двухлетние юридические тяжбы наконец разрешились, так что в конце недели Чонгук должен официально подписать бумаги о приобретении всего, чем владел когда-то Мин Юнги. Конечно, уже договорился обо всём, тем не менее переживал, что другие главы и сами захотят прибрать к рукам нехилый кусок лакомого пирога. — Ну говори, раз прервал мою тренировку, — Чон младший берёт со столика полотенце и протирает лицо. — Джин убит, — объявляет Чон старший; в его лице эмоции бурлят яростью, а взгляд пытается прочитать реакцию брата, потому что это не единственные новости, которые он сегодня объявит. Чонгук опускает полотенце в недоумении. Во-первых, Сокджина никто не может убить, потому что он давно отошёл от дел. Во-вторых, кто посмел? Все знают, что Ким Сокджин близкий человек Чонгука, и что посмей кто его тронуть, сразу же последует ответ, причём крайне жестокий. Ну а в-третьих, как и почему его убили? Хосок знает все вопросы брата без слов, но прежде, чем ответить, делает второе объявление: — Намджун тоже убит. — Кто? — начинает злиться Чон. Передача информации по кусочкам раздражает. Хосок должен сразу сказать, а не ждать, пока глава начнёт беситься. Молчание брата и его обескураженное выражение лица заставляют поднять тон голоса: — Ты оглох? Я тебя спрашиваю, если двух наших самых близких людей убили, какого хрена их убийца не лежит у меня под ногами? — Я… должен получить в течение нескольких минут видео с камер наблюдения, поэтому не могу утверждать, что слова охраны являются правдой. Поэтому… Чонгук хватает Хосока за ворот рубашки, сжимает белую ткань, испепеляя взглядом. Бесится. Жаждет мести сию же секунду, поэтому «потягивание кота за яйца» и это тупое увиливание от ответа раздражает. — Говори уже. — Ким Тэхён. — Кто?.. — Мне доложили, что это был Ким Тэхён. Чонгук отпускает брата и начинает смеяться. Смеяться так, будто ему рассказали анекдот. Только вот Хосок вполне серьёзен. Но это ведь невозможно. Чонгук лично убедился в том, что омега не сможет подняться; лично убедился в том, что рядом не осталось ни одного живого человека; лично убедился в том, что здание, в котором тот находился два года назад, будет сожжено дотла; лично убедился в том, что от тела Тэхёна не осталось ничего, кроме пепла и перстня с символом дракона, который он специально буквально приклеил к его пальцу с целью опознать останки. Это невозможно. Истерический смех прекращается, когда Хосок достаёт свой телефон и открывает сообщение со вложенным файлом. Чонгук выхватывает смартфон и узнаёт омегу прежде, чем нажимает на воспроизведение. Те же чёрные волосы, те же черты лица и тела, хоть и не видно глаз. Видео с камер наблюдения жилого комплекса, где жил Сокджин: Тэхён говорит с консьержем, затем заходит в квартиру и через некоторое время выходит. А на видео единственной камеры главного кабинета того самого бара, которое приходит следом, Ким Тэхён заходит в комнату через чёрный ход, которым пользовались только представители клана Чон, садится в кресло и постукивает пальцами по столу, рассматривая предметы интерьера в ожидании кого-то. Чонгук увеличивает громкость и вдруг чувствует, как сердце предательски начинает биться, пытаясь вырваться из груди. Тело покрывается мурашками, когда голова Тэхёна поднимается, и он замечает камеру. Тэхёновы губы превращаются в презрительную улыбку, а два разноцветных глаза смотрят прямо на Чонгука. Гук это понимает. Этот взгляд предназначен ему. — Чон Чонгук, твоя Вселенная из ада пожаловала. Мы скоро встретимся. Ну а пока жди, Любовь моя и Бог мой. Жди. Скоро тебе доложат и о смерти Пак Чимина, — за быстрым объявлением следует глухой выстрел из пистолета с глушителем, поэтому видео прекращается. Чонгук сжимает телефон, хочет выкинуть его на асфальт прямо с крыши, но рука не может этого сделать. Этот голос, это лицо, эти глаза властны над ним. До сих пор. Он вновь смеётся. Смотрит на заставку видео вновь, впервые нерешителен за эти два года. Трепет от того, что его Вселенная жива, отражается в теле. Предательски. Чёртово сердце почему-то радуется. Должно негодовать, должно желать вновь убить его, но пока что внутри только счастье и облегчение. Веки закрываются, а запах Тэхёна возникает в носу так ярко, будто омега стоит пред ним наяву. Луна, Космос, Вселенная… Как далеко он засунул имена своего омеги на подкорку сознания, не позволяя себе и думать о нём после его смерти, но стоило тому показаться, как голова начала передавать глазам воспоминания, будто поставила проектор… …Впервые Тэхён назвал Чонгука Богом в тот день, когда поругались. И было это до боли сладко. Чон познал тэхёнову ревность тогда, в токийском клубе. Он привык ходить по барам, встречаться с партнёрами, с людьми по работе, и никто никогда ему этого не запрещал. Нет, спать он ни с кем не собирался, потому что Тэхёна ему было достаточно. Точнее говоря, даже никого больше не хотелось. Но вот любоваться танцорами — дело обычное. Чонгук — ценитель искусства в любом его проявлении. Почему бы не дать наслаждаться глазам? Почему бы не совместить приятное с полезным, пока заключал сделку? Он на тот момент даже не думал о том, что Тэхён будет ревновать. Никогда ранее не был в отношениях. Творил, что хотел. Даже когда был молодым, и папа был ещё жив, не запрещалось ничего. Оказалось, что Тэхён своим глупым поведением, решив вот так полуголым танцевать на барной стойке в клубе, хотел насолить своему альфе. Такова была его обида. В итоге вывел Чонгука из себя, заставил перерезать глотки альф, заставил пообещать, что больше Чон не будет вот так сидеть и смотреть на шлюх. Тэхён его всё ещё немного злил. Ведь не успей Чонгук, то пьяные и под наркотой мафиози могли посягнуть на запах, принадлежащий лишь ему, на тело, которого он запретил кому-то касаться. Танцевал Тэ на удивление сногсшибательно, но должен это делать лишь при Чонгуке. Да и вот так открывать лицо перед членами мафии весьма опасная затея, пока на нём нет гербового кольца. Тем не менее, хотелось его там же. Такого непокорного, такого ревнивого, такого сексуального. Чонгук отдал свою катану Нобу и взял Тэхёна за руку. — Пойдём, Вселенная моя, — позвал он и потянул к выходу, обнимая сзади и шепча на ушко: — Ты завтра ходить не сможешь, я тебя предупреждаю. Тэхён воспылал сразу же. Накалённые ранее эмоции хотели перейти в другое русло, поэтому прижал руку к паху своего альфы. Возбуждение Чонгука всё увеличивалось в размере, желая прорвать ширинку, но дотерпеть надо хотя бы до машины. — Что делать с остальными? — раздался голос Намджуна. Чонгук остановился и обернулся, взглянув на Чимина. Пак сегодня хорошо накосячил, да и Тэхён тоже. Поэтому грязную работу сегодня должен выполнить Чимин. Ну а Тэхён должен усвоить урок раз и навсегда. — Всех убить, а клуб сожги, — отдал глава Чон приказ, смотря в глаза только одному человеку. — Приступай, детка. — Чонгук, ты больной? — Тэхён убрал от себя руки своего альфы, смотря на всех мафиози, стоящих так, будто какие-то провинившиеся рабы. Он не хотел, чтобы здесь всех убили. Всего лишь хотел проучить Чонгука. Пак Чимин понимал, что это его наказание. Чон знал, что это любимый клуб Чимина. Убивать просто так Пак не любил, делал это только на заданиях и тогда, когда это было необходимо, а это ведь другое. Глава Чон не давал ему стрелять по людям просто так, однако сейчас все те, кто увидел лицо Ким Тэхёна, все те, кто узнали, как выглядит омега Чон Чонгука, должны быть убиты. Да, Чимин виноват, и за свою ошибку он должен отвечать. Он выполнит приказ, разумеется. Ошибся в своих расчётах ранее, когда ставил на то, что Чон убьёт тут всех. Лишать их жизни придётся Чимину лично. Ещё хуже — сжигать любимое место. Тэхён хотел встать перед альфами, чтобы как-то успокоить главу Чон, как-то убедить оставить их в живых, они ведь не виноваты. Чонгук не желал слышать голос, который способен вызывать милосердие, голос, способный им манипулировать. Он просто схватил его, закрыл ему рот рукой и потащил к выходу. — Запомни, Вселенная моя, косячишь ты — отвечают другие. Они далеко не невинные овечки, так что сильно не расстраивайся. Ким Тэхён вздрогнул, когда услышал выстрел, а затем второй. Гук утащил его в машину, и только там Тэ смог оторваться от него и освободить рот и руки. — Они просто танцевали, как и все! Как я! Больной на голову, Чонгук! Хватит убивать всех, кто тебе не нравится! — Тэ начал бить его по плечам, по груди. Он был виноват, что снял маску. Позволил людям увидеть его лицо. Позволил увидеть лицо омеги главы клана Чон. Понимал, что сам спровоцировал в порыве ревности Чонгука. Чон немного грубо схватил его за запястья. — Успокойся. Я убиваю людей каждый день, Тэхён. Ты знаешь, кто я, какой я, поэтому не делай такое лицо, будто я поступил иначе. Если я не нравлюсь тебе таким, какой есть, то я открою дверь — уходи. Но если хочешь быть со мной, то запомни: не пытайся меня изменить, — категорично и спокойно сказал Чонгук. Хотел дать понять Тэ, что таков его мир, таковы принципы и правила, которым он следует. Ведь Тэхён, если выбирает Чонгука, то значит и всё, что идёт с ним в комплекте, а не просто хорошее к нему отношение, когда Гук добр и мил. Он отпустил запястья, и возникла тишина. Тэхён отвернулся к окну, затем вернул взгляд на Чонгука, ожидающего, судя по всему, ответа и выбора. Ким прекрасно понимал — он не просто омега какого-то мафиози или простого убийцы. Любой поступок отныне должен быть тысячи раз обдуман. Да, это неправильно. Но он знал, на что соглашался. Нет, он не уйдёт никуда. Потому что бесповоротно влюбился. И менять Чонгука не собирался. — Если хочешь ходить без маски, если хочешь, чтобы я не убивал людей, которые видят твоё лицо, то прими это, — Чонгук не дождался слов. Достал из кармана чёрную бархатную коробку и открыл, демонстрируя перстень своего клана, некогда принадлежащий папе. Тэхён сразу станет неприкосновенным. Альфы мафии будут бояться пересекать границы, так как омег, принадлежащих альфам клана, не смеют трогать. Посмей кто — их убьют, начнутся ненужные распри. А вот «безымянные» кольца никого не останавливают. Чон хотел обезопасить своего омегу от желающих, дать понять всем, что Ким Тэхён принадлежит лишь ему. Тэхён взглянул на перстень и неоднозначно сглотнул. Чимин предупреждал об этом, только не думалось, что это кольцо преподнесут ему сегодня. Так быстро. Пальцы начали нервно перебирать своё колечко, которое он купил в аптеке. — Чонгук, я тебя люблю. Я не буду больше делать необдуманных поступков, но я пока лучше буду носить маску. Поэтому убери это. — Ты всё равно когда-то его наденешь. Почему не сейчас? — Когда-нибудь, но не сейчас. Лучше скажи, если я косячу, то отвечают другие. А что насчёт меня? Меня ты тоже можешь вот так ударить, убить? Голову снести одним движением? — Не говори глупостей, Вселенная моя. Я не подниму на тебя руку никогда, что бы ты ни сделал. Но убью собственноручно, если ты когда-нибудь предашь меня, — Чонгук вернул свой перстень в карман, пока что. Удивился, что Тэхён не хочет носить его гордо, но пока не стал давить, хотя ещё не раз поднимет эту тему. Ким Тэхён успокоенно вздохнул, но влепил своему альфе неожиданную пощёчину. Чонгук закрыл глаза, чувствуя лёгкое покалывание на коже невольно повёрнутой головы, недовольно провёл языком по нижним зубам и повернулся, пронизывая взглядом. Во-первых, это непозволительно никому в этой жизни. Во-вторых, он не понимал, за что получил самый унизительный из ударов. А в-третьих, кровь вновь начала закипать в жилах от негодования. Руки в ту же секунду потянулись к подбородку омеги, впечатывая в кожаную спинку сидения. Крылья носа выдыхали гнев, а сила пыталась себя контролировать, чтобы не сделать Тэхёну больно. Потому что хватка была слишком крепкой. — Вселенная моя, не играй с огнём. Я им дышу, а вот ты можешь в нём сгореть заживо. Не гневи Бога своего. Ты меня понял? — Это за того блондинчика, задницу которого ты готов был поиметь прямо там, — уверенно ответил Тэхён, проговаривая каждое своё слово отчётливо, хоть чонгукова рука практически не давала нижней челюсти двигаться. — Своими обещаниями под дулом пистолета и предложением с кольцом ты не заставишь меня перестать злиться на тебя. Убей хоть тысячу людей, но признай, что… Чонгук глядел в эти смелые, строптивые и необузданные, но до неприличия красивые глаза, и возбуждался всё больше. Тэхён играл на его нервах, трансформируя злость на дикое желание укротить его. Он закрыл этот рот поцелуем. Рука опустилась к шее, проходя короткими ногтями по бархатной коже. Вторая рука отправила безымянное кольцо на пол, обвила талию и прижала к себе, опуская непослушное тело на сиденье. Запах открылся разноцветным букетом, будоража ещё больше. Властный чонгуков язык хозяйничал, без какого-либо чувства вины расползался во рту Тэ, Чонгук дышал подобно дракону, взлетевшему на охоту. Тэхён не собирался поддаваться. Хотел лишить своего мужчину секса за то, что убил всех без разбора, за то, что посмел заткнуть вот так, пока он говорил. Хотел вырваться из его рук, но тело только дёрнулось и вжалось ещё глубже в кресло под натиском Чонгука. Чон сжал его запястья одной рукой, и освободиться от этой хватки не получится, даже если сильно захочешь, а вторая рука расстегнула сначала пуговицу на брюках, а затем — молнию, стягивая одежду вниз одним рывком. — Я не собираюсь сегодня спать с тобой, так что… — Ты уверен? — Чонгук шептал прямо в сладкий рот, который пытался сопротивляться своему желанию. Разглядывал лицо Тэхёна, всё ещё пребывающего в злости и ревности. Глупый мальчик. Но как возбуждает! Тэхён в гневе до боли привлекателен. А ведь гнев довольно легко перерастает в дикую страсть. Чонгуку нужно нажать на пару кнопок, чтобы перевести злость омеги в нужное и приятное русло. Он опустил руку. Дразняще провёл ладонью по омежьему члену, получая в ответ сдерживающееся от желания дыхание. Пальцы объяли плоть, перекатываясь то вверх, то вниз. Тэхён сглотнул, облизав губы, но сдаваться явно не собирался. Почему-то считал, что сразу же проиграет, если пойдёт у Чона на поводу. — А я уверен, что ты очень даже хочешь меня. Мне перестать? Ты только скажи, — продолжал Чонгук ласкать член, проходя пальцами к влажному нутру. Мышцы сжались, играя в сопротивление, но глаза Тэхёна закатывались, когда Гук водил по коже, пульсирующей от прикосновений. Чонгук залез внутрь двумя пальцами, глядя в отвёрнутое лицо, не дающее раздаться блаженному стону. — Мне не сопротивляются, Вселенная моя. Долго сможешь пытаться? Я без ума от тебя, Тэхён. Другие мне даром не нужны. Поэтому не веди себя, как ребёнок. Я хочу секса с тобой по-взрослому. Тэхён признал поражение. Перестал обижаться и злиться. Расслабился, позволяя фалангам углубиться до основания. Губы погрузились в поцелуй, поддаваясь порыву страсти. Чонгук отпустил его запястья, вылизывая языком вспотевшее тело, готовое наконец отдаться. Ким Тэхён разорвал его рубашку, обнажая грудь с татуировкой дракона. Чонгук расстегнул ремень, опустил брюки, приподнял нетерпеливо бёдра Тэ, начал водить плотью по ягодицам, а затем вошёл. Входил и выходил медленно, словно дегустировал вино мелкими глотками. Неистовый стон отразился от салона машины. — Чонгук, ты сказал, по-взрослому, — Тэ изнывал от того, что его дразнят. Маленькими порциями. Уже хотелось не так. Любил всегда, когда Гук брал его нежно. Никогда не трахал, нет, Чон занимался с ним любовью, трепетно оберегая красоту его тела, чтобы не испортить шедевр своими грубыми руками. Сейчас Тэхёну нужен был тот Чонгук, который известен как глава клана Чон. — Небеса видят, ты сам просил, — Чон усмехнулся. Схватил Тэхёна за макушку, чтобы головой не бился о машину, и углубился, получая громкий вскрик. Гук жадно поцеловал его и прошептал: — Твой Бог тебя услышал. Тонированные окна запотели, периодически покрываясь вторым и третьим слоем испарины и скрывая следы от ладоней, упиравшихся неожиданно в стекло. Тэхён хотел по-взрослому, и Чонгук исполнял его желание, сгорая в своём собственном огне. Забыл, что прежде старался всегда быть нежным. Тэхён ведь юн. Но все прежние старания стёрлись в порошок, потому что Тэ сам забыл об этом. Чонгук перевернул его на живот, проник внутрь вновь, надавливая на поясницу до слышимого хруста. Тэхён сидел на коленях, и чем больше прогибался в спине, тем больше чувствовал альфу в себе. Набухший твёрдый член насаживал на себя, обволакивая в уже недевственной смазке. Чонгук натянул тэхёновы волосы, прижал мягкие ягодицы вплотную, отчего Тэ вновь вскрикнул. Тело не привыкло к тому, что Чонгук заходит так глубоко. Лицо исказилось от незнакомой прежде боли, от которой веяло каким-то отголоском наслаждения, но это блаженство казалось всё ещё далёким. — Чонгук? — вскрикнул Тэхён, испугавшись на мгновение. — Тш-ш, ты привыкнешь, — Чон успокоил поцелуем в затылок, замедлившись. Рука погладила шелковистую ягодицу, нащупывая самое мягкое место, которое хотелось «опорочить». Он опустился к ушку Тэхёна и громко прошептал: — Боль и наслаждение говорят на одном языке, Вселенная моя. Чонгук без жалости шлёпнул ладонью по коже, слушая тот самый язык — стон. Не звонкий — низкий, грудной, выходящий не из открытого рта, а слышимый где-то из глотки. Эта жгучая боль Тэхёну неизвестна — горячий пот покрыл тело, сердце неожиданно отправило дополнительную кровь по венам, доставляя клеткам дозу адреналина, и почему-то хотелось почувствовать это снова. — Ещё, — Тэхён просил, сжимая ручку двери так сильно, что ногти впились в поверхность. Зрачки расширились, и тьма их заполонила Луну и Космос. — Проси меня, умоляй. Твой Бог слышит твои молитвы. — Любовь моя и Бог мой… …«Бог мой», — слышит Чонгук голос, раздающийся во всём теле. Это теперь воспоминания всего лишь. Он открывает глаза, и сладостные моменты из прошлого, от которых волнительно бьётся сердце, начинают трескаться по швам, стоит памяти напомнить о том, что его Вселенная — предатель. Стоит перед глазами возникнуть тому, как Мин Юнги касался тела, поклявшееся в верности, хватал изящную руку, которая обещала держаться только за Чонгука, холодная зима тут же покрывает возникшую весну покровом ледяного снега. Нет. Чонгук не будет радоваться тому, что его омега остался жив. Он даже видеть его не желает. Тэхён умер два года назад — мёртвые должны оставаться в царстве мёртвых. — Я отправлю людей, чтобы его доставили к тебе, — разрывает Хосок слишком продолжительное молчание брата. — Нет, он не нужен мне живым. Если какой-то малолетний любитель смог убить двух из моих лучших людей, то позор тебе, брат мой. Ты отвечаешь за подготовку и безопасность клана. Принеси мне голову этой воскресшей шлюхи на блюде лично. Я верну её дьяволу. Чонгук отдаёт приказ, снимает с себя кимоно, переодевается, натягивает ботинки и спускается вниз. Водитель открывает дверь, но он машет головой в знак отказа и направляется к своему мотоциклу. Сейчас хочется чувствовать холодный ветер на коже, ибо нужно остыть. От глупой борьбы внутри. Заведённый двигатель издаёт рык, и Чон давит по газам. Ему не нужен шлем, голова хочет протрезветь. Сердце продолжает предательски испытывать глупое чувство, которое он заколотил гвоздями в металлическом гробу. Оно ожило, подобно Тэхёну. Этому чёртовому сердцу даже хватает сил, чтобы биться. Чонгук скручивает ручку на себя, добавляя скорости, но разум не успевает контролировать глупую любовь. «Он тебя предал. Ты сделал то, что должен был». Попытка убедить себя в правильности своих поступков почему-то застревает в глотке чувством вины, но Чонгук пытается сжечь его в скорости, заменяя адреналином. Мотоцикл встаёт на дыбы, возвращается на переднее колесо, несётся вперёд. «Ты сделал то, что должен был». Повторяет себе вновь и вновь, пока порыв ветра обжигает лицо и глаза. «Он не может быть жив, это не он». Увеличивает скорость, проносясь по асфальту, словно пуля. «Он не мог убить Сокджина. Не мог убить Намджуна». «Миновская шлюха». Опускает ресницы, позабыв об управлении. Чёртов Мин Юнги. Почему из всех альф этого мира именно он забрал его Тэхёна? Почему из всех существующих людей именно он? Все считали, что Тэхён был его шпионом, но Чонгук не верил в это. Точнее не хотел верить. Ведь если это правда, то его обвели вокруг пальца, как какую-то марионетку, а за ниточки дёргал самый ненавистный на свете человек — глава Мин. Почему? Зачем? Вопросы возникали ещё два года назад, а затем были закинуты в дальний ящик сознания. Если Тэхён был шпионом, то какая информация нужна ему была? Омега никогда не задавал вопросов, ответы на которые мог использовать Юнги. А если же он был просто киллером, то почему не убил сразу? Было столько возможностей это сделать. Тэхён мог сделать это в любой момент, и преуспел бы, потому что Чонгук не ожидал бы подобного. Но этого не происходило. А может быть, он должен был убить, но не смог, потому что влюбился? И это всё равно не укладывалось в голове. Чонгук бы простил его. Скажи тот правду, признайся он, разве Гук бы не был польщён ещё больше? Чонгук бы простил ему всё, кроме одного — предательства. Ким Тэхён воткнул нож в спину, унизил его, появившись с Мин Юнги в том самом баре, обманывал, уезжая встречаться с ним и проводя течку. Предал, выбрав его врага. Поэтому расплата была справедливой. Чонгук сдержал своё слово. «Предатели должны гореть в огне». Мотоцикл наклоняется набок слишком сильно, задевая асфальт. Металл скрипит и разрывается на части, оставляя за собой искры. Чон отпускает управление и падает на землю — тело, будто мяч, катится по дороге, пытаясь остановиться. Он видит, как любимый мотоцикл, словно юла, проносится по мосту и звонким ударом впечатывается в забор, превращаясь в горящую груду металлолома. Не чувствует боли. Царапины на спине, разорванная футболка и раны на руках становятся чем-то незначительным в сравнении с мыслью, которая наконец пробила и завладела сознанием: «Моя Вселенная ко мне вернулась». Охрана, следовавшая на машине сзади, подбегает к своему шефу, чтобы помочь, удостовериться, что тот жив и не переломал себе кости, но всё, что они видят — это сидящий на холодном асфальте Чонгук, который смотрит куда-то сквозь пламя, вспыхнувшее над остатками мотоцикла. Он смеётся. Руки заводят потные растрёпанные волосы назад, вытирают кровь, стекающую по лбу и вискам, и над всем этим звучит истерический смех… — Мой Господин, — с беспокойством зовёт охранник. — Он сам убил Намджуна и Сокджина, — продолжает хохотать Чонгук, облокотившись руками о колени. — Ты представляешь, Юичи? Ты можешь себе это представить? Мой мальчик был таким беззащитным и наивным когда-то. — Возможно, он просто притворялся и играл с вами, Господин. Смех прекращается в мгновение. Чонгук неодобрительно проводит языком по нижним зубам и поворачивается к японцу, поднимаясь на ноги. Юичи сказал вполне логичные вещи, и в другой бы раз его слова были приняты во внимание справедливо, но сейчас он попался под горячую руку. Чон засовывает ствол пистолета в рот альфы по самое горло, направляя дуло вверх, и выстреливает несколько раз, опустошая магазин. Он спокойно вытаскивает оружие из разорванного на части черепа, ставит на предохранитель, затем вытирает оружие платком, который протянул другой охранник. — Приберитесь тут, — велит он, перешагивая через тело в луже крови, — и следите за языком прежде, чем обвинять во лжи того, кто вам не по статусу. Охрана кланяется, и Чонгук садится в машину. Был ли он жесток по отношению к Тэхёну? Был. Был ли справедлив? Был. Так почему же сердце до сих пор так и продолжает борьбу с разумом? Он обливает себя водой из бутылки и вытирает грудь от крови. Смотрит на отражение в зеркале для пассажиров, и расстроенно вздыхает. Рана от падения с мотоцикла обезглавила татуировку, проходя прямо вдоль шеи и пронизывая туловище. Свежая кровь сочится по неприкасаемому дракону. Сколько лет уже этой татуировке, но ни разу в жизни на ней не возникало ни единой царапины. Хотя это не такая уж и проблема. След от осколка можно заштопать. — Мой Господин, куда ехать? — раздаётся голос Нобу. — К Мин Юнги.