Убить Чонгука

      Была ли это любовь? Пак Чимин не уверен. Мин Юнги тоже не был сначала уверен, но их тянуло друг другу с самой первой встречи. Мин Юнги, разумеется, считал, что обязан жениться, чтобы продолжить свой род, да и все женятся. Таковы традиции. Он обещал отцу, что женится лишь раз, поэтому не спешил. Искал кого-то особенного, и Пак Чимин казался особенным. Молодой парень возрастом чуть старше младшего брата был красивым, умным, к тому же прекрасно знал мир мафии, а Юнги всегда хотел, чтобы его супруг был не просто омегой, а был ещё и партнёром, другом, советником. Однако спешить было некуда. Альфа в расцвете сил, значит всегда успеет.       Чимин в очередной раз находился в доме семьи Мин. Юнги не раз звал его к себе, пока тайно встречались. Альфа попросил Пака подождать, так как поступил важный видео-звонок по работе, и Чимин остался в гостиной рассматривать камин и развалившегося на ковре Шугу. Этот полосатый кот не пошёл за своим хозяином, а остался здесь, чтобы следить за гостем. На стене было изображено генеалогическое древо, а также висели картины с изображением всех альф династии Мин. Фотографии стали доступны только к прошлому столетию, так что ранее рисовались портреты в корейском стиле. Интересно это видеть! У Чонгука есть книга с именами всех предков по своей линии, но картины он никогда не держал, так как вечно переезжал из дома в дом. Возможно, они хранятся на каком-нибудь складе или переданы в музей, но Пак не интересовался этим до того, как увидел гостиную семьи Мин.              Чимин проводил пальцами по мазкам красок на генеалогическом древе, по сусальному золоту на овальных рамках небольших изображений и именам с датами их жизни, написанных древне-китайскими иероглифами. Сложно было не заметить бросающуюся в глаза закономерность: в каждом поколении семьи Мин рождалось два сына, и никогда не было одного, как в случае с Юнги. Альфы мафиозных кланов чаще старались заводить двоих наследников, ведь никто не застрахован от смерти в их жёстком мире.       Дворецкий Чо Уджин, альфа, всю свою сознательную жизнь провёл с семьёй Мин, так же как и его родители при жизни; сам уже довольно пожилой — члены семьи его любили, воспринимая как дедушку. Ли Муншик, омега-нянь Тэхёна, тоже стал близким, и несмотря на то, что в нём давно нет необходимости, остался работать здесь, тоже став родным. Даже Мин Юнвону и Джонхёну он нравился: он часто помогал по дому и следил за его порядком вместе с дворецким.       Уджин подошёл к гостю с целью предложить что-нибудь из напитков или же закусок перед ужином.       — У семьи Мин всегда было больше одного ребёнка, — вслух прокомментировал Пак, пытаясь прочитать на китайском о запахе, которым обладали предки семьи. — Юнги, наверное, особенный. У кого-то в роду был запах дерева?       — Да, конечно, — ответил дворецкий, — у дедушки господина Мин Юнвона был запах дерева. Многие верят в то, что люди перерождаются каждое третье поколение. Господин Мин Юнги, возможно, переродился — у него аромат дерева.       — Интересная теория. Я могу посмотреть дом? — спросил Пак, указывая головой на курительную комнату, за которой видно, как Юнги ходит вокруг стола и что-то бурно обсуждает. — Думаю, что он надолго.       — Вы можете осмотреть дом, кроме третьего этажа и личных комнат родителей. Цвет их дверей немного темнее основных, — проинформировал Уджин. — Прошу соблюдать правила.       — Конечно… — кивнул Чимин и заинтересованно направился по лестнице на второй этаж.       Белый тигр поднялся и пошёл за омегой, будто не доверял или же просто хотел составить компанию. Вызвать лифт без пароля нельзя, и от этого возникло ещё больше вопросов, хотя задавать их было бы неуместно. Дом действительно красивый. Видно, что в него вложено много сил, каждый предмет интерьера подобран идеально. Светлые тона сочетаются с тёмными, стили соразмерны, мебели и света ровно столько, сколько нужно — всё здесь стильно и уютно. На комодах стоят фотографии Юнги, его родителей, Ким Тана, других родственников или известных личностей. Эту семью действительно можно назвать традиционной, классическим примером аристократии. Чон Чонгук ведь не заботился об этом. Он более современный человек и проще относился к традициям, возможно, из-за того, что рос без отца. Хотя отец его сам старался менять места жительства.       — Можно в библиотеку? — Чимин указал пальцем на открытые двери, за которыми видел полки с книгами, и посмотрел на Шугу. Если тигр зайдёт туда, то, наверное, можно?       Шуга никак не отреагировал, поэтому Пак сделал несколько шагов в комнату, а раз возражений не последовало, то всё в порядке. Эта коллекция книг вполне себе может быть достоянием нации. Тут есть древние рукописи, которые хранятся за специальным стеклом, печати, сделанные из нефрита, агата, даже из кости. На отдельном столе хранится первое изображение герба клана Мин, которое закрыто в стеклянный бокс на замок. «Вот это они заморочились!» — подумал Чимин и взглянул на более современные полки. Куча детских книг и сказок хранилась здесь. Для чего, интересно? Вряд ли Юнги читал омежьи сказки в детстве.       — Я думал, тебе интереснее будет увидеть коллекцию мечей и костюмов, а не книги, — раздался низкий голос.              Пак повернулся. Глава Мин стоял в проёме и любовался омегой.       — Я не дошёл туда, видимо, — улыбнулся Чимин, а Мин подошёл и обнял его сзади, вдыхая запах. — История всей твоей семьи хранится здесь. Это удивительно!       — Да. И из-за этого на мне большая ответственность. Я должен сохранить это всё и передать дальше.       — Твои родители, наверное, уже требуют внуков?       — Каждый раз. Но я пока умирать не собираюсь. К тому же сейчас многие практикуют криоконсервацию спермы.       — Зачем?       — Если наследники клана умрут, то можно будет сохранить кровь и гены и дать жизнь новому наследнику.       — Ты же глава. Главы редко умирают, их сложнее убить, тем более десятку.       — Такаяму же убили. Никто не застрахован. Ты ведь знаешь наш мир, сам убиваешь.       — Меня могут убить, но мне тоже хотелось бы оставить частичку себя. Хотя какие гены я могу передать? Мой отец отвратный человек.       — Я планирую пойти завтра в клинику репродукции. Хочешь, пойдём вместе? — предложил Мин, выводя Пака из библиотеки. — Ты тоже можешь сделать заморозку.       — Мне завтра нужно на задание. Ночью мне нужно будет вернуться в Токио.       — Перестань, узнаем хотя бы, как это происходит, Чонгук не умрёт, если ты разок опоздаешь, — подмигнул Юнги. — Это же забавно. Мне всегда было интересно то, как это происходит.       — Нынешние технологии меня иногда пугают, — смеялся Пак. — Ты представь, они вытаскивают из тебя что-то и хранят в холодильнике, как замороженные ягоды! Это странно…       — Господин Пак, что вам предложить? — подыгрывал Юнги. — Есть сперма с запахом грейпфрута, с запахом кофе, а есть с запахом сосны…       — Вряд ли это так происходит, — хохотал Пак.       — Да я тебе клянусь, так и есть! По какому бы признаку ещё омеги выбирали себе донора?       — Возможно… Но запах дерева вряд ли есть в списке доступных.       — С этим согласен. Странно, что я проголодался, пока мы обсуждаем это, — Мин погладил урчащий живот и пошёл в сторону лестницы, проходя мимо лифта. — Повар придумал какой-то новый рецепт. Хочет, чтобы попробовал. Надеюсь, что тебе понравится.       Чимин остановился возле лифта. Можно ведь спуститься на нём. К тому же интересно узнать, почему он доступен только по паролю, если все другие комнаты не имеют таких замков. Возможно, Юнги утолит возникшее любопытство?       — Круто, что есть лифт. Поехали на нём?       — Я новый пароль не знаю. Он меняется периодически, а мне иногда не докладывают сразу.       — Ты же хозяин дома! — удивлённо улыбнулся Пак.       — Так бывает…       Мин Юнги взял омегу за руку и повёл к лестнице, чтобы у него не возникало других вопросов. Лифт построили ради Тэ, а раз родители были против, он назло им поставил пароль, чтобы они не могли пользоваться. Конечно, он давал доступ своему брату и кому-нибудь из сотрудников, но когда уехал в последний раз, сменил код и никому не сказал. Так что… Юнги, конечно, хозяин дома, но не всегда имел полную власть, когда дело касалось младшего брата.       Чимин невзначай решил спросить про третий этаж. Это ведь как в сказке «Красавица и чудовище», где принц хранил заколдованную розу в запретном крыле замка и не позволял никому туда входить. Пак в шутку предложил эту версию Юнги, но тот лишь посмеялся, переводя тему, не желая говорить об этом. Пока рано.       Мин, конечно, думал о том, что хочет познакомить Чимина со своим младшим братом, но ведь Пак принадлежит клану Чон, а давать Чонгуку лишнюю информацию о своей семье не хотелось. Возможно, немного позже. Ещё успеется. Юнги с каждым разом понимал всё больше, что влюбляется в омегу… Но любит ли Чимин в ответ? Надоело уже прятаться вечно, но пока Чимин не готов оставить Чонгука ради Юнги. Разве можно сказать, что Пак Чимин готов идти за Мин Юнги всецело? Хотелось бы именно этого от своего спутника — верность во всём.       — Маленький мой, мы ведь давно уже… — Юнги пытался подобрать правильное слово. Не сказать, что они встречаются. Они это не обсуждали.       — Спим, — подсказал Пак за ужином. — Уже скоро полгода будет.       — Да. Мы это не обговаривали, но я не хочу, чтобы ты спал с кем-то ещё. Это моё официальное заявление. Я не спрашивал, есть ли у тебя кто-то ещё, но…       — В таком случае, это и к тебе относится.       — Пак Чимин — мой дофамин, Пак Чимин — мой эндорфин, Пак Чимин — мой сератонин. Знаешь такого? — улыбался Юнги. — Он такой маленький, красивый и вечно прячет своё личико от меня за своими миниатюрными пальчиками… Так вот, передай ему, у меня чимин головного мозга…       Пак смущённо закрыл лицо руками. Зачем он так? Ведь обычно не балует романтикой или подобными милыми фразами. Их непонятные отношения основаны на взаимном желании секса. Приятно слышать, что он хочет моногамии, причём озвучил это сам. Сердце от этого стучит чаще… Омега смеялся чем заставлял Юнги с любованием вздыхать. Он ведь любит чиминов звонкий смех, который всегда поднимает настроение. Удивительно, что этот лучезарный человечек является одним из самых лучших шпионов и киллеров. В свои годы он умеет столько, сколько даже альфы не могут.       — Глава Мин… языком ты плести, конечно умеешь… — пытаясь не расплываться в желе, сказал Пак. Юнги ведь ещё тот гуляка… возможно, говорит это просто так…       — Не только плести, — поиграл бровями Юнги. — Могу продемонстрировать свои способности после ужина.       — И что ты хочешь сделать? И ты не ответил на мой…       Мин наклонился к нему поближе, чтобы возбудить и шепнуть на ушко:       — Знаешь, маленький, мне нравиться быть в тебе. Особенно, в твоём имени, Чи-мин.       Пак закатил глаза… Кажется, хватит ужинать…       — Если ты оставишь Чонгука ради меня, я ведь не смогу удержаться…       — От чего?       — Когда признаешь, что ты только мой во всех смыслах этого слова, тогда и узнаешь.       …Пак Чимин держится за карниз. Что имел тогда в виду Мин Юнги? После той встречи они не виделись почти месяц из-за постоянной работы. Потом провели вместе течку, встретились несколько раз, а перед тридцатым декабря Пак случайно назвал имя Тэхёна. Что должен был узнать Чимин? Юнги ведь предал. Просил о моногамии, казалось, что их непонятные отношения двигались в правильном русле, но что он тогда хотел сказать? Может быть, он хотел рассказать про Тэхёна?       Тэ сидит на корточках, заполняет магазин пистолета патронами и смотрит вниз.       — Пак Чимин, что-то скажешь перед смертью? Чонгук был Богом, но сейчас твой Бог — я. Я слушаю.       Пак Чимин должен узнать. Пусть лучше узнает правду, раз находится в нескольких шагах от смерти. Лучше знать правду, какой бы она ни была. Он принял своё поражение с честью.       — Скажи мне правду. Кто ты?       — Мин Юнги — мой родной брат, — с грустью улыбается Тэхён. — Я планировал рассказать об этом после свадьбы Тана. Всем вам. К сожалению, вы не дождались.       Пак Чимин закрывает глаза. Было бы глупо не верить его словам. Пусть это кажется невозможным, но Тэхён не стал бы лгать сейчас. А раз это правда, то Пак Чимин совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. Он убил человека, которого любил. Почему-то именно сейчас, за несколько мгновений до смерти, это понимание приходит как озарение, как просветление, как истина жизни, которую отшельники-монахи пытаются познать, отдавая десятки лет на её поиски.       — Я должен сказать тебе, — продолжает Тэхён, — когда я ездил к нему и рассказал ему о Чонгуке, он говорил, что хочет подарить тебе гербовое кольцо клана Мин.       Мин Юнги ведь показал его Тэ. Это была не реликвия, оставшаяся после дедушки и которую носил Джонхён. Мин Юнги не хотел, чтобы большой массивный перстень утяжелил миниатюрные пальчики. Он сделал его на заказ. Он ждал момента, когда омега решится оставить клан Чон и последует за главой Мин. Не как шпион и киллер, а как его омега. Официально. Чимин ведь особенный. Мин всегда знал свой характер прекрасно, и на одной любви или чувствах далеко не уедешь, так он твердил младшему брату. Но Чимин был прекрасным партнёром для построения семьи. С ним интересно, с ним можно поговорить обо всём, он прекрасно работает и может поддерживать в любых сферах жизни. Сердце и разум в полном согласии приняли для себя решение сделать омегу членом своей семьи. А раз теперь из-за Тэхёна придётся породниться с Чонгуком, то никаких преград нет вовсе.       Пак сожалеет, что так легко поддался эмоции. Прежде чем стрелять в него, нужно было задать один вопрос. Всего один. И тогда ничего бы не было… Только сейчас весь пазл сложился, а все ранее возникающие вопросы нашли свои ответы. Всё-таки тенденция не менялась в семье Мин. Сыновей в каждом поколении было двое. Хочется ещё задать столько вопросов…       Пак Чимин может спастись. Он может легко подняться, даже продолжить бой с Тэхёном, но больше не имеет на это права. Он ведь хороший шпион, он убил Юнги, но знает, что Чон Чонгук оставил его в живых. Для Чимина это было неважно. Пак считал его мёртвым, но сейчас… кажется, что Мин Юнги ожил. И такой жажды жизни Чимин не испытывал никогда. Хочется пойти к нему, увидеть его. Неужели, когда он сказал то «…мне нравится быть в тебе. Особенно, в твоём имени, Чимин», он имел в виду, что хочет жениться?       Нужно было верить ему. Нужно было быть смелее. Нужно было слушать своё сердце, а не бояться. Нужно было признаться себе раньше. Нужно было…       Бессмысленно сейчас думать об этом. В сердце нет ничего, кроме сожаления. Оно сковывает и сжимает каждую клеточку. Насколько же все были ослеплены ненавистью, раз не смогли сделать элементарного: спросить из первых уст. У каждого из них была такая возможность.       — Мой брат любил тебя, Чимин. Мы могли стать родственниками, и я был так счастлив за тебя… — Тэхён поднимает взгляд на небо, и голос дрожит.       — Прости, Тэ-Тэ…       Он не станет больше ждать. Нельзя больше медлить и оттягивать своё свидание со смертью. Чимин заслужил мучительной смерти. И надеяться на то, что он сможет увидеть Юнги ещё раз, больше нельзя. Он решительно отрывается от карниза.       Пусть Чимина не будет рядом, но он теперь будет верить, что Мин Юнги очнётся из глубокого сна, находясь между небом и землёй. Если загробный мир существует, то Пак вытолкнет его оттуда и заставит проснуться. Он сделает всё для этого.       «Надеюсь, ты очнёшься и проживешь долгую жизнь, мой Белый тигр, и снимешь с меня эту ношу. Я буду ждать тебя на той стороне через семьдесят лет, чтобы признаться тебе в своих чувствах и просить у тебя прощения».

***

      Чонгук вернулся из временного пребывания из Сеула в Токио, когда ему было пятнадцать. Он желал поскорее покинуть этот город и вернуться домой. Хоть Корея и была его родиной, Япония всегда была ближе сердцу. Каждый находит своё место под солнцем, и этим местом был японский полуостров.       С Ча Ыну ничего не сложилось. Чонгук, конечно, не собирался с ним встречаться, но после того, как Мин Юнги увёл омегу, вся симпатия к Ыну как-то увеличилась в прогрессии: обидно всё-таки, когда омега выбирает не тебя. Это бьёт по эго. Чонгук старался забыть об этом, он был занят местью Луису Васкесу за убийство своего отца.       Груз с плеч упал, когда цель была достигнута. Благодаря Мин Юнвону это удалось, и теперь Чонгук, как он и предполагал, был приглашён на собрание десятки. Его начали уважать больше, благодаря осуществлению правосудия, однако Чон и раньше интересовал глав, ведь мальчик шести лет смог убить Тихого Дэнни, одного из величайших киллеров всех времён.       Чонгук упорно изучал бизнес, не в теории, а на практике. Чонин и приближённые отца помогали, и жизнь обрела какой-то свой ритм. За папу два сына Чон переживали постоянно. Ему сделали операцию на сердце, но он был слабым. Чонин часто уставал, вскоре стал проводить время только дома, перестав видеться даже с друзьями. Доктора предлагали сделать операцию по пересадке, и Хосок с Чонгуком пытались убедить родителя, что это необходимо — именно к этому семья готовилась.       — Вам не нужно вечно проводить свободное время со мной, дети, — Чонин поправил волосы Хосока и улыбнулся. — Идите, сходите отметить день рождения куда-нибудь.       — Мы не хотим оставлять тебя одного, — отказывался Чонгук.       — Мы не отмечаем дни рождения без тебя, пап, ты же знаешь, — поддержал Хосок.       — Я не один. В доме много людей, — Чонин махнул рукой на дверь. — Идите. Вы и так только работаете и учитесь. Вы молодые, вам нужно общаться с людьми. Я хочу побывать на ваших свадьбах и увидеть внуков до того, как умру. Так что идите. И чтобы каждый сегодня познакомился с кем-нибудь.       Спорить с ним бесполезно, да и он прав. Два альфы-подростка находятся в том возрасте, когда нужно выходить в социум. Убедившись, что папа в полной безопасности, что вокруг есть работники и семейный доктор, Чоны со спокойной душой отправились в известный токийский клуб. Хосок обожал с кем-то знакомиться сам. Омеги его любили. А вот Чонгук не стремился к кому-то подходить и представляться. Молодые парни сами это делали, однако сегодня не было никакого желания общаться с кем-то. Он сидел за барной стойкой и думал о папе. Главное, чтобы появился хороший донор. Будучи главой могущественного клана, он имеет прямой доступ к чёрному рынку, однако даже его власть не безгранична. Если делать пересадку, то нужно найти идеальное сердце.       — Плохой день?       Чон повернулся на голос: перед ним предстал симпатичный парень европейской внешности. Большие зелёные глаза, кудрявые волосы, милая улыбка. Парень внешне напоминал француза, но акцент был американским. Чонгук приподнял уголки губ: подросток находится в клубе и пьёт алкоголь. Несовершеннолетних омег сюда не должны впускать.       — Почему тебя впустили?       — Я дал взятку, — немного приблизившись, признался парень. — Ты тоже ведь несовершеннолетний. Как ты зашёл?       — Через дверь, — хмыкнул Чонгук. Япония принадлежит мафии. Ему нет надобности представляться, если нужно куда-то войти.       Омега улыбнулся. Он поставил свой бокал с коктейлем на стол и сделал поклон по-азиатски, раз находится в восточной стране.       — Меня зовут Тимоти Готти. Я приехал учиться сюда. На самом деле мне бармен уже сказал твоё имя, Чон Чонгук.       — И что же тебе нужно, Тимоти?       — Я выпил, чтобы набраться смелости познакомиться с тобой. Надеюсь, что ты не против.       Чонгук опустился, чтобы вдохнуть запах собеседника. Мимоза. Омеги с запахом цветов, наверное, всегда будут привлекать больше всех. Чон решил угостить его и провести время с этим смелым пареньком. Он был довольно милым и смущённым, несмотря на то, что подошёл первым.       Молодые люди оставили бар после пары бокалов — Чонгук предложил пойти в отель, а парень не отказывался.       После секса Чонгук посмотрел на время и поднялся, чтобы одеться и поскорее вернуться домой. Нужно проверить, как чувствует себя папа.       — Я не надеялся, что ты останешься, но, может быть, передумаешь? — с сожалением спросил омега.       — Я бы с радостью, но мне нужно вернуться домой. У моего папы больное сердце, я не хочу оставлять его одного.       — У моего папы тоже. Уже целый год ждём, когда зазвонит пейджер и скажет, что нам нашли донора.       Чонгук почувствовал какое-то понимание. Только человек, находящийся в такой же ситуации, может понять, что значит страх потерять любимого родителя. Он решил остаться. Всю ночь проговорил с Тимоти о своих переживаниях, и тот делился в ответ. Омега не хотел оставлять папу и уезжать так далеко, но его заставили поехать и исполнять свою мечту. Он с детства увлекался японской культурой и учил язык, так что здесь он на языковых курсах.       От Тимоти веяло теплом. Он был приятным человеком, который привлекал своим позитивом. Верил, что донор обязательно найдётся.       — Главный критерий, чтобы запах был подходящим, иначе не приживётся, — утомлённо вздохнул Чонгук, потирая переносицу. — А с этим сложно…       — Всё будет хорошо. Вот увидишь! Я умею делать массаж, который помогает сердечно-сосудистой системе. Папе делал постоянно, очень помогает. Хочешь, могу помочь?       — Возможно…       Это хорошая идея. Чонгук готов на всё, если папе станет легче. Конечно, прежде, чем подпустить незнакомца к своему родителю, нужно будет проверить омегу, пообщаться с ним. Но этот парень вызывал доверие. Главным фактором, наверное, сыграл тот факт, что он находится в такой же ситуации, как Чонгук.       — Ты должен знать о том, кто я, — Чонгук решил, что нужно сказать. Если он будет общаться с Тимоти, если пригласит его к себе домой, тот… узнает в любом случае.       — И кто ты?       — Глава мафии.       — Как якудза?       — А ты не заметил мои татуировки? — улыбнулся Чонгук, показывая спину. — Их сложно не заметить.       — Круто! — восхищался Тимоти, рассматривая различные символы на теле альфы. — Я заметил, но не думал…       — Увидишь мою охрану, не пугайся. Они ничего не сделают без моего приказа, но чтобы ты знал, тебя проверят. Это ради безопасности.       — Ого! — удивлялся Готти. — Так интересно увидеть теперь! Но я из простой семьи. Надеюсь, меня не убьют из-за того, что я недавно украл машину? Мне выписали штраф всего лишь…       — Я не легавый, — усмехнулся Чон и поднялся с кровати.       Чонгук попросил помощника покойного отца Ма Донсока проверить данные на омегу. Парню было шестнадцать. Он родился в Чикаго, где и живёт его семья. Папа состоит на учёте, стоит в очереди на донора сердца. Отец работает банкиром. Год назад Тимоти начал вести блог. Рассказывает о моде, макияже, а месяц назад приехал в Токио. Ничего необычного в нём не было — Чонгуку было достаточно собранной информации, поэтому запрос дополнительных данных через Федеральное Бюро Разведки США казался излишним. На встречах с ним Чон только больше убеждался в том, то руки Тимоти действительно хороши. Он продемонстрировал свои умения не один раз, рассказывая об анатомии, мышцах и сердечно-сосудистой системе, так как тщательно изучал по книгам, через докторов и других пациентов в каком-то сообществе. Тимоти показывал фотографии своей семьи, и это всё больше убеждало — ему можно довериться.       Чонгук решил, что можно попробовать. Как говорил великий Николо Макиавелли, «цель оправдывает средства». Самое главное, чтобы папе хоть что-то помогло. Массаж, наверное, не навредит ему?       Чон привёз Тимоти к себе домой после очередного свидания, и Хосок стоял возле входа, указывая на наручные часы.       — Братишка, ты где был?       — Это Тимоти Готти, — представил Чонгук.       Хосок не ожидал, что в дом привезут омегу, но радостно поприветствовал новое лицо. Чонгук пригласил его внутрь и побежал к папе, который шёл из кухни, опираясь за палочку.       — Пап, ты зачем поднялся? — Чонгук обнял родителя и крепко взял за его локоть, чтобы тот смог опереться.       Чонин всегда был красивым и грациозным. И несмотря на синяки под глазами, потерю веса и тяжёлое дыхание, старался выглядеть достойным своей фамилии. Пусть находится дома, но он не наденет халат и махровые тапочки. Белая атласная рубашка и бежевые брюки сидели на нём идеально, а макияж скрывал от сыновей постоянную усталость.       — Мой сыночек привёл омегу. Мне радоваться?       — Тимоти умеет делать лечебный массаж. Тебе полегчает, я надеюсь! — Чонгук провёл папу к дивану.       Чон внимательно следил за Тимоти, который присел к Чонину сделать ему массаж. Если вдруг папе станет хуже, то он просто прекратит это, но тому действительно стало лучше. Даже румянец на щеках появился. Чонин стал бодрее, моргать стал чаще. Это радовало! Пусть это и не лечение проблемы, но хоть что-то.       — Всё, больше нельзя, — закончил Тимоти. — Моему папе помогает. Надеюсь, что и вам тоже.       — Чудесный мальчик, — Чонин погладил его по щеке. — Тебе нравится мой Чонгук? Он у меня очень красивый! Весь в отца!       — Папа, перестань.       — Очень нравится. Я сам первый подошёл познакомиться! — смущённо выдал Тимоти.       — У моих сыновей хороший вкус, — сделал комплимент Чонин. — Уверен, что мои внуки будут ещё краше!       — Пап, Чонгуку шестнадцать лет, — закатил глаза Хосок.       Чонин пригласил омегу остаться на обед. Чонгук был не против и даже оставил его на ужин. Он был интересным человеком. Не страшился охраны и мафии, несмотря на то, что старался не говорить больше на эту тему. Возможно, боялся, но не сбежал. Чон подружился с ним сразу: очень хорошо относился к нему, стараясь уменьшить количество охраны, когда был рядом с ним. Не сказать, что испытывал к Тимоти какие-то особые чувства, но тот внушал спокойствие и уверенность в том, что папа будет жив и здоров ещё долгие годы. Чонгук приводил его домой постоянно, и сам часто ездил к омеге в свободное время.       Чон думал о том, что Тимоти стал бы неплохим мужем в будущем. Папа хотел этого, хотя у самого Чонгука не было желания строить отношения в таком юном возрасте. Он часто гулял с братом и не предлагал омеге встречаться, но тот особо и не требовал подобного. Хотелось, чтобы он был немного менее покорным — с характером, так сказать. Но Чон не жаловался. Такие омеги и должны быть: милые, послушные и хорошие. На таких женятся и от таких заводят детей. Но главным фактором было то, что папе он нравился.       — Глава Костелло на тебя не зол? — спросил Хосок за ужином. — Мы его верного пёсика грохнули.       — Нет. Он не знал ведь планы Васкеса. Он даже извинился передо мной, — ответил Чонгук. — Луис Васкес гниёт под слоями почвы. Уже почти два года прошло, а я до сих пор радуюсь каждый раз, когда думаю об этом.              Чонин заметил, что Тимоти выглядит напряжённым из-за этого разговора. Он сразу же остановил своих детей:       — Давайте не будем обсуждать работу за столом, — он строго посмотрел на сыновей.       — Всё хорошо, — приподнял уголки губ Тимоти. — Чонгук, это ты говоришь про убийцу своего отца?       — Да. Эта тварь несколько лет ходила безнаказанной.       — А почему он решил убить твоего отца?       — Люди всегда хотят больше власти.       — Разве это не глупо? Зачем второсортному главе из Америки убивать японского главу? Если бы он хотел власти, то убил бы стоящего над ним, разве нет?       — Ты ничего не знаешь о мафии, Тимоти, — опередил брата Хосок. — Не лезь, пожалуйста, не в своё дело.       — Извини. Я просто хотел сказать, что люди не убивают просто так. Даже мафиози.       — Чонсок когда-то закрыл въезд Луису Васкесу в Азию. Перекрыл ему кислород в бизнесе, — Чонин посмотрел на сыновей. — Это было заслужено. Он хотел вступить в десятку, сместив Франко Костелло. Мой Чонсок поставил его на место, — Чонин опустил взгляд и закрыл лицо рукой, всхлипывая. — Простите, мне так его не хватает… Сейчас он был бы так горд вами. Я прилягу… Тимоти, ты поможешь мне?              Готти, конечно, поднялся и повёл старшего в спальню, а братья Чон остались ужинать.       — Чонгук, он мне нравится, очень, но он не кореец и не японец. Что бы ты ни сказал, он должен быть на твоей стороне, а не оправдывать убийцу нашего отца, потому что они из одной страны.       — Он просто не знает всю ситуацию. Вот и всё.       — Он не подходит на роль супруга главы клана Чон. Не нужно так спешить только из-за папы.       — Я сам решу, кто подходит, а кто нет. Папе он нравится.       — А тебе?       — А я бы спал с ним, если бы у меня член на него не стоял?       — У меня член встанет даже на альфу, если приспичит. Дело не в этом. Он сегодня странно говорит и… — Хосок сморщил брови, опуская бокал вина на стол, и прокашливаясь. Он раскрыл пуговицы, чтобы вдохнуть кислорода.       — Брат мой, ты чего? — Чонгук схватил его за плечо и потрепал по щеке. — Перепил?       Хосок начал краснеть и задыхаться.       — Мой господин! — помощник Ма Донсок отодвинул главу от Хосока, а сам схватил старшего Чона и засунул пальцы в горло, чтобы вытащить из него всё, что тот съел или выпил. Он достал шприц и вколол брату своего главы, чтобы ослабить действие яда.       Чонгук сразу же побежал к папе, пока брата приводили в порядок, и охрана бросилась за ним. Тимоти сидел возле кровати Чонина и любовался тем, как омега пытается спасти себе жизнь. Охрана взяла его там же, один из приближённых пытался помочь Чонину, но спасти его было уже невозможно. Чонгук стоял над родителем и сделать ничего не мог. Папе вкололи противоядие, очистили от яда, доктор пытался сделать всё возможное, но Чонин дышал всё медленнее и медленнее.       — Этот мальчик предал тебя, сынок…       — Папа, пожалуйста, не оставляй меня и Хосока… Это я виноват…       — Ты должен отомстить, Чонгук. За свой клан. За твоего отца. За меня. Этот омега принадлежит клану Луиса Васкеса. Я хочу, чтобы он умер страшной смертью…       — Папа… ты должен жить…       — Ваш отец ждёт меня. Ты должен быть сильным, мальчик мой. Позаботься о своём брате и сделай всё, чтобы сохранить клан Чон…       Видеть, как умирает любимый папа на руках — худшее зрелище. Даже хуже, чем тот день, когда убили отца. Старшего брата отравили, папу отравили. Руки сжимались от гнева: Чонгук был неосторожен! Он приблизил к семье человека, который оказался убийцей! На допросе Тимоти только довольно улыбался, признаваясь в том, что всё было спланировано. Тимоти Готти не лгал о своём имени, однако всё остальное было ложью. Он принадлежал клану Васкеса и был личным шпионом Луиса. После того, как клан Чон отомстил за убийство Чон Чонсока, Тимоти жаждал мести. Парень был взращен Луисом с детства и стал неким скрытным оружием, которое он планировал использовать в будущем. Тимоти не смог принять смерть своего господина, поэтому выстроил план, сблизившись с Чонгуком. Он знал, что его возьмут в итоге, но заставить страдать главу Чон было самой важной миссией. Убить его близких.       — Ты убил моего господина, — хмыкнул Готти. — Это всего лишь восстановление справедливости, всего лишь месть.       — Я убил Васкеса, потому что он убил моего отца.       — Твой отец считал господина Васкеса угрозой. Он первым начал эту войну.       — Я верил тебе, Тимоти… Ты всего лишь предатель.       — Я не предатель. Я шпион, Чон Чонгук. Выстрели мне в лоб и закончим с этим.       Чонгук держал его живым. Он не знал как поступить. Он пригласил Бан Шихёка, чтобы тот дал совет. Просто так убить Тимоти было бы слишком просто, но пытать несовершеннолетнего омегу, как альф, было бы слишком жестоко. Молодой глава Чон не мог принять решение сам, несмотря на то, что потерял своего папу из-за гнусного предателя.       Бан Шихёк был человеком беспощадным. Он всегда учил золотому правилу: «предатели должны гореть в аду». Учитель стоял перед покойным Чонином и вытирал слёзы. Чонин был супругом одного из учеников, и видеть то, как с ним поступили, было нелегко.       — Сенсей, я знаю, что должен убить убийцу своего папы, и я убью, но ему шестнадцать лет и он омега. Наказание не может быть равноценно альфам.       — Чонгук, предатели должны гореть в аду. Да в таком, что даже дьяволу покажется невыносимым. Этот омега не просто омега, он шпион и убийца, который убил самого Чон Чонина, супруга покойного Чон Чонсока. Ты обязан быть жёстким. Ты обязан казнить его со всей жестокостью, потому что он враг, а ты глава клана Чон. Ты не можешь быть слабым. Ты должен показать другим свою силу и непоколебимость. Око за око, Чонгук, зуб за зуб, всегда помни об этом.       Бан Шихёк учил быть жёстким, учил быть сильным, имея в виду альф и омег, принадлежащим миру мафии, но свою лепту в характер молодого главы он внёс. Чонгук принял наставление его и папы. Он — глава и должен быть жестоким. Смерть любимого родителя стала толчком. Он заставил Тимоти пройти то же самое, что испытывал Чон Чонин, нет, гораздо хуже. И на эту казнь он пригласил глав десятки. Мин Юнвон всегда приходил со своим сыном, Юнги, который так же молча, как и остальные, наблюдал за всем. Тимоти был отравлен ядом, который очень медленно и очень мучительно останавливал каждый орган тела, заставляя страдать так, как и должен убийца омеги клана Чон.       Тимоти кричал от боли, стонал, а крови с каждым разом становилось в теле всё меньше, и молодой Чонгук понял для себя, что кровавая месть — это единственное освобождение от боли в сердце. Пусть Чонгук и не любил молодого омегу, но любовь к папе была безмерной. Если бы Чон не привёл в свою семью предателя, папа был бы жив. И ведь доктор одной клиники, который искал донора, прислал срочное сообщение прямо в день казни Тимоти:              «Срочно везите Чон Чонина. Подходящее сердце нашли».       Чонгук не плакал, нет. Он чувствовал адскую боль в груди: ведь если бы не этот умирающий на его глазах омега, то папе сегодня сделали бы операцию, и он бы смог прожить ещё хотя бы десять лет… может быть, даже больше… Он прочитал сообщение и раздавил свой телефон в руках. Захотелось превратить последние часы жизни предателя в ещё больший ад.       Юнги стоял рядом, невольно бросил взгляд на экран телефона, прочитав сообщение, и, несмотря на общую неприязнь друг к другу, поддерживающе положил руку на плечо.       — Этого недостаточно, брат мой по учителю, — тихо шептал Мин-младший, пока взрослые оценивали наказание убийцы. — Наши предки и наши отцы поступали жёстче, а мы с тобой не должны быть слабее, чем они. Я на твоей стороне. Предатели должны чувствовать боль и унижение.       Почему-то сомнений не осталось совсем. Раз Юнги, человек, которого Чонгук уважает, такого же мнения, то можно дать себе волю. Главы довольно редко проводят казни, марая свои руки. Да, они убивают, но когда дело касается наказаний, то используют своих людей, которые выполняют любые приказы, хотя иногда могут позволить себе сделать что-то самому.       Чонгук посмотрел на Бан-сенсея, а тот видел решительность в глазах, не останавливал, даже кивнул. Глава Чон подошёл к омеге и сел перед ним на корточки. Тимоти лежал в агонии, пока яд раздирал его органы на части, и Чонгук медленно обнажил свой совершенный меч, демонстрируя символ Золотого дракона.       — Ты знаешь, Тимоти, — скалился Чон, проводя кончиком лезвия по обнажённой коже плеча, — чем мне нравится английский? Его могут прочитать все. Знает человек язык или нет, латинские буквы всегда будут узнаваемы.       Чонгук — личность, которая узнаваема нужными людьми не только в Японии или Азии, поэтому его подпись должна состоять из латиницы. Раньше он использовал корейские буквы, считая это уважением к родине, но раз все главы здесь, то негласные авторские права на аббревиатуру станут официальными. Он надавил лезвием на «полотно», и красные «чернила» проявись на плече.       «JK». Автограф ясно и чётко был виден каждому, и это вызвало у присутствующих какое-то тихое восхищение. Без особых эмоций, без оваций, как улыбка Моны Лизы. Чон посмотрел на Мина, который гордо смотрел на подпись. Эта поддержка была как к ровеснику. Чонгук и Юнги ведь единственные несовершеннолетние альфы здесь. Наверное, это их объединяло, когда речь шла о том, что всю жизнь нужно будет пытаться получить уважение старших.       Этого, разумеется, совсем недостаточно. Чонгук должен превратить последние минуты жизни омеги в ад. А что может быть лучшим олицетворением ада, чем…       — Когда он будет близок к смерти, приведи его в чувства и подожги его, — Чонгук посмотрел на старшего брата, который был самым прекрасным исполнителем. — Я хочу, чтобы он сгорел заживо. Я хочу слышать его крики и то, как он молит о смерти…       — Тебя так легко обмануть, Чонгук, — шептал Тимоти с ухмылкой, пока глава Чон сидел возле него. — Ты такой наивный!       — Люди ошибаются один раз, детка, — провёл языком по нижним зубам Чон, — но второго раза я не допущу. Ты сделал меня сильнее. Ты лгал мне, но про свою семью говорил правду. Я уничтожу их всех за то, что ты сделал.              Чон поднялся и вернулся на своё место.       — Предлагаю объединить усилия в бизнесе, брат мой учителю, — повернулся Чонгук к Юнги. Уж кто-кто, а сын клана Мин прекрасно знает, что несмотря на разногласия, это взаимовыгодно обоим.       — Клан Мин и клан Чон станут хорошими партнёрами, — поддержал Юнги с довольной ухмылкой на лице.              Мольбы Тимоти Готти помиловать его близких уже были не важны. Пусть история с пересадкой сердца была придумана, а доказательства тщательно сфабрикованы, чтобы получить доверие главы Чон, его семья существовала и была действительно важна омеге. Тимоти умолял оставить их в живых, ведь они не виноваты, но озвученное решение главы десятки не поддаётся рассмотрению на милосердие. Чонгук признал для себя, что проявил слабость из-за доверия, но это сделало его сильнее. Ложь непростительна, а предательство достойно самых страшных пыток. Кто бы ни был, Чонгук никогда и никому не позволит обманывать себя, и уж тем более подвергать судьбу клана опасности.

***

      Хотят ли люди знать правду? Иногда легче верить в то, во что хочется верить. Когда Ким Тэхён рассказывает о том, кем ему приходится Мин Юнги, хочется смеяться. Что за вздор? Что за глупости? Чонгука не обмануть. Но какой смысл лгать? Особенно после всего, что случилось.       — Ты лжёшь, — растерянно говорит Чон, но делает короткий шаг назад, — ты лжёшь…       — Я не лгу, — Тэхён поворачивается и смотрит ему в глаза. — Какой в этом смысл? Юнги — мой брат. Я не мог даже представить, что он выжил… Я благодарен тебе за то, что ты сохранил ему жизнь.       Тэхён крепко сжимает руку Юнги, вдыхая аромат кедра. Тяжёлый груз будто упал с плеч, а мраморную плиту подняли с груди. Казалось, что не осталось никого из близких, а клан Мин был действительно стёрт, как и предсказывал Джонхён, называя Тэхёна проклятьем. Однако самое сердце клана семьи дышит! Любимый брат жив. Почему Чонгук оставил его в живых?       Тэ оборачивается на звук падения металла: Чонгук теряет равновесие и опускается на пол, роняя свой меч.       Ураган мыслей в голове Чонгука только усилился. Что только что сейчас сказал Тэхён? Разве это возможно? В их семьях не рождаются омеги уже несколько поколений подряд, и даже учёные не могут с этим ничего сделать. Он хватается за голову, а чувство вины давит на грудь и плечи. Если Тэхён говорит правду, то Чон самолично позволил своему брату насиловать его вместе с остальными! Сам уничтожил Луну, Космос, Вселенную… Сам заставил пройти через ад омегу, которого любил больше жизни!.. Смотрел сам на то, как умирает беременный Тэхён, как его бьют и пинают!.. Сам кинул зажигалку, чтобы сжечь его!..       Возможно, если бы не был ослеплён своей ревностью, обидой и ненавистью к Мин Юнги, то не дошёл бы до этого. Если бы не отдал приказ Джину заткнуть Тэ, если бы не слушал Хосока, то сейчас всё было бы по-другому. Хотя винить брата в том, что тот жужжал над ухом, подливая масла в огонь, глупо. Не Хосок отдавал приказы, а Чонгук. Именно он виноват. Душа разрывается на части от осознания, что его Тэхён пережил всё, через что заставил его пройти альфа. Этого не изменить, и если он отдаст всё, что имеет в этой жизни, будет всё равно недостаточно. Чонгук продал бы сейчас душу дьяволу, лишь бы вернуть прошлое, но время неподвластно даже богу.       — Мой брат был мне как отец, — Тэхён поглаживает Юнги, поправляя отросшие волосы. — Он заменил мне всех в этой жизни. Родители считали меня позором из-за того, что в семье Мин родился омега. Меня прятали от всех. Юнги хотел выдать меня замуж, когда я стану совершеннолетним, и мы с ним заключили договор: он даёт мне свободу до моего дня рождения, а я пообещал, что выйду замуж, — он опускает взгляд на свои дрожащие руки. — Я не знал, кто ты, Чонгук, хоть и подозревал. У меня никогда не было намерений обманывать тебя. Я просто… боялся. Боялся, что если Юнги узнает про тебя, то… убьёт тебя. Я так сильно боялся…       Наступает молчание. Слышны лишь звуки аппаратов, оповещающих о биении сердца главы Мин, сбившееся дыхание главы Чон и всхлипы Тэхёна. Чонгук безотрывно смотрит на спину омеги. И пусть лучше не оборачивается. О чём говорить? О прошлом, которое не изменить? О настоящем, которое похоже на какой-то дурной сон? О будущем, которого больше не видно?       Всё, что требовало ответов, становится ясным как день. Почему Тэхён постоянно отпрашивался в Сеул, почему пришёл в тот самый бар с главой Мин, почему не страшился мафии и даже то, почему не сказал правду. Ведь если у самого был бы младший брат или ребёнок, то Чонгук в жизни бы не позволил Мин Юнги быть с ним. Но сейчас в груди клокочет отчаяние. Хочется закричать: «Прости меня, Тэхён!», но поступкам Чонгука нет прощения. Всю жизнь учился быть жестоким, всю жизнь жил по правилу «предатели должны гореть в аду», но стал слеп из-за своей ревности, потеряв границы.       Тэхён должен был убить Чонгука, как и остальных. Должен был воткнуть меч в сердце и отправить на тот свет. Но не смог. Почему он не сделал этого? Разве можно любить Чонгука после всего, что он сделал?!       — Почему ты не убил меня? — спрашивает Чон.       Тэхён молчит, даже не оборачиваясь. Почему? Разве это не очевидно? Он не смог и вряд ли когда сможет это сделать. Свято верил в то, что рука не дрогнет, но сердце победило в борьбе с разумом. Разбитое и истерзанное сердце до сих пор хочет лишь одного: любви. Хочется стереть память. Почему-то боли в воспоминаниях стало меньше. Сердце не хочет помнить, запрятывая воспоминания в слой тумана. Хочется броситься в объятия, прижаться к тёплой груди Чонгука, смешаться с запахом дерева махагони, хочется выплакаться и рассказать о том, как тяжело было эти два года без него.       Говорят, что от любви до ненависти один шаг. Но никто не говорит о том, что от ненависти до любви…       Нет. Тэхён повзрослел. Он больше не тот семнадцатилетний мальчик. Брат был прав когда-то. На одних бабочках далеко не улетишь. Любовь — это глупое чувство, ослепляющее. Нужно думать головой. Разум твердит:       «Если бы он любил тебя, никогда бы не поступил так с тобой».       «Он сохранил жизнь моему брату», — пытается оправдаться сердце.       «Не ради тебя», — аргументирует разум.       «Я знал, в кого влюблялся».       «Тебе было семнадцать. Он убил тебя».       «Он любил меня».       «Он убил твоего ребёнка».       «Он не знал о нём. Если бы знал, то…».       «Незнание не освобождает от ответственности», — напоминает разум.       «Если бы я сказал ему правду, то…», — сожалеет сердце.       «Он не способен на любовь!».       «Это не так…».       Мигрень терзает голову. Кажется, будто сам Тэхён стал просто зрителем, пока разум и сердце пытаются доказать свою правоту. Он тяжело вздыхает и опускает взгляд на кровоточащую рану на плече. От нервов она вновь раскрылась. Тэхён совсем позабыл: плечо, живот, бедро. Надо выпить антибиотики.       Вдруг чувствует прикосновение на плече, инстинктивно поднимает свой меч с койки брата и наводит на человека, подошедшего сзади. Чонгук даже не шелохнулся, чувствуя металл на шее.       — Ты ранен, — Гук опускает влажное от дождя кимоно и видит бинты, медленно пропитывающиеся кровью.       Тело Тэхёна горит, а капли на лбу вовсе не от дождя. Он вспотел. Руки трясутся. Наверняка, из-за ранения он рискует получить заражение крови.       — Не прикасайся ко мне, Чонгук, — дрожит голос Тэ, но сил становится всё меньше.       — Тебе нужны антибиотики.       — Мне не нужна твоя помощь, — Тэ опускает меч и обессиленно падает в его руки. Чёртово тело предательски готово ослабеть, лишь бы оказаться в его руках.       Он закрывает глаза, чтобы не смотреть на Чонгука. Тот несёт на руках в спальню, кладёт на кровать и приносит что-то. Нет никаких сил сопротивляться, спорить и даже злиться. Пусть обработает раны. Сердце глупо радуется заботе, а разум негодует.       Чонгук получал раны тысячи раз, столько же их обрабатывал, себе или другим. Он снимает мокрое кимоно и прикрывает исхудавшее тело покрывалом.       — Будто ты не видел меня голым… — комментирует Тэ, открывая глаза.       Чонгук молча обнажает рану от бинтов, видит раскрытый шов, а под ним свою метку. «JK». Шрам побелел со временем, но такой же чёткий. Тэхён следит за ним, но в глазах невозможно прочитать его мысли. Делает что-то со швом, промывает. Ставит укол и капельницу, а затем опускается ниже, чтобы обработать другие раны.       Тэхён хмыкает, когда наблюдает его отворачивающееся лицо, чтобы не смотреть на оголённые бедра. Действительно занят только раной и пытается не смотреть на Тэ.       — Что стало с великим Чон Чонгуком? Даже трахнуть не хочешь?       — Прекрати.       — Давай, Чонгук! — Тэ хватает его за руку и кладёт себе на пах. — Возьми меня силой! Я не смогу сопротивляться.       — Я сказал, прекрати, — Чонгук отодвигает свою руку и продолжает обматывать бедро бинтами.       — Я тебя ненавижу… — Тэхён отворачивается. — Но я даже убить тебя не могу!       — Я не буду просить у тебя прощения, потому что я его не заслуживаю. Тебе нужно отдохнуть. Я пойду.       — Не оставляй меня! — Тэ, не оборачиваясь, хватает его за руку. — Не уходи.       Чонгук кивает и садится, молча наблюдая за тем, как Тэхён засыпает. Невыносимо… видеть шрамы на его теле, которые сам оставил. Невыносимо видеть его беспокойный сон и то, как тяжело он дышит. Невыносимо знать правду.       — Любовь моя и Бог мой… — шепчет он во сне, не отпуская чонгукову руку.       Чонгук чёртов эгоист. Нагло тянется губами к его щеке, чтобы вдохнуть трёхцветный запах и коснуться его кожи. Отвращения к себе он не испытывал никогда раньше, что бы не совершал, но сейчас хочется, чтобы тэхёнов меч проткнул сердце, чтобы мучительно убивал. Он должен был защищать своего омегу от всех! Он и защищал, только вот не думал, что нужно было защищать от самого себя… Он кладёт руку на живот Тэ и морщится. Так мечтал о сыне, и он ведь мог бы появиться на свет, если бы…       Чонгук чёртов эгоист. Нагло радуется тому, что Тэхён не был предателем. Нагло радуется тому, что Тэхён никогда не изменял, любил только его. А Мин Юнги никогда не забирал его. Это Чонгук осквернил его младшего брата. Уничтожил весь клан, нарушил слово, данное учителю. Казалось, что был прав. Сенсей ведь учил наказывать предателей, и только сейчас ясно, почему он даже слушать не стал в последнюю встречу, почему говорил, что жизнь Чонгука принадлежит не ему. Жизнь Чонгука принадлежит Тэхёну.       Но он не смог убить Чонгука.       И никогда не простит. Чон и сам себя не простит.       — Чонгук, — шепчет Тэ, просыпаясь в ночи. Видит альфу, который сидит на краю кровати и безотрывно смотрит, вытирая слёзы на щеках. Он протягивает руку, чтобы вытереть солёные капли с лица Гука. Почему он плачет? — Это сон?       — Тэхён, твоя температура ещё не спала, — Чонгук проверяет его лоб ладонью. — Я позову доктора.       — Я так скучал по тебе… — Тэ щекой ластится о его ладонь. Давно позабытое чувство — чонгуковы нежные прикосновения.       Зачем он это делает? Зачем прижимается к руке так, будто забыл обо всём? Зачем говорит так, будто любит? Чонгук ведь не имеет больше никакого права быть с ним, но никогда не сможет сопротивляться. Тэхён просто бредит из-за высокой температуры — будет жалеть, когда придёт в себя.       Тэ тянет его к себе, касается губами губ альфы, обхватывает шею и обнимает. Чонгук запускает руки в его нежные волосы, не имея сил бороться с собой. Целовать эти губы после двух лет разлуки — сладко до боли. Кажется, сердце выпрыгнет из груди. Но Чонгук отпускает его и крепко хватается за постель, чтобы контролировать себя, когда слышит тихий стон. Нет! Чонгук не может забыться! После всего, что сделал с Тэхёном собственными руками, он не может вот так наслаждаться.       — Ты меня больше не хочешь? — спрашивает Тэ, заглядывая своими разноцветными глазами в глаза цвета ночи.       — Ты будешь жалеть об этом.       — Лучше бы так сдержался в тот день, а не сейчас.       — Я не знал, что я способен на жестокость с тобой. Я не могу вернуться в прошлое и всё исправить. Но сейчас я огражу тебя от себя.       — Я не прощу тебя, Чонгук, как бы сильно я тебя не любил.       — Я знаю.       — Я хочу убить тебя.       — Я знаю.       — Но не смогу.       — Я знаю…

***

      Пак Соджуна выгнали, отобрали оружие, охрана держала его в машине подальше от дома, и он переживал. Долго нет вестей ни от Тэхёна, ни от главы Чон. Помощник Чонгука ждёт на переднем сиденьи, покручивая в руках пистолет. Если шеф со своим омегой, то не ему вмешиваться в выяснение их отношений. Сам он был безмерно удивлён, узнав, что Тэхён выжил, но сейчас неизвестно, что происходит. Вряд ли Ким Тэхён убил хозяина. Если бы это было так, то кто-то бы уже вышел, дал о себе знать.       — Тэхён убьёт твоего шефа, — говорит Соджун. — А если ты попробуешь отомстить за главу Чон, я тебя убью.       — Ким Тэхён — возлюбленный моего главы. Если глава Чон позволит убить себя, я не буду мстить. Это будет его решение.       — Но если Чон Чонгук убьёт Тэхёна, я убью и тебя, и его.       — Не убьёт. Не сможет.       — Один раз смог, — усмехается Соджун. — Легко смог.       — Я не буду его оправдывать. Он — глава жестокого мира. Так поступил бы каждый из них. Тот же глава Мин.       — И поэтому Тэхёну не место возле всех вас.       Соджун смотрит на время. Уже наступило утро, а вестей до сих пор нет. Больше нельзя послушно ждать. Что если Чонгук снова решил поиграться с ним? Пусть Тэ просил не вмешиваться, но прошло слишком много времени для одного поединка. Нельзя, чтобы Чон Чонгук промыл ему мозги. Тэхён слепо любит его, вдруг наплюёт на всё и останется с ним?       Соджун хоть и не мафиози, но обученный человек. С лёгкостью обезоруживает рядом сидящего охранника, выхватывает пистолет и наводит на Нобу.       — Я пройду туда в любом случае. Скажи своим людям свалить подальше.       Нобу ничего не остаётся, как послушаться. Охрана садится по машинам и отъезжает на достаточное расстояние, а Нобу перемещается за руль и едет в дом Чонгука. Соджун выпрыгивает сразу же и бежит внутрь на поиски омеги. По запаху его найти довольно легко. Он сидит возле на удивление живого Мин Юнги, а Чон Чонгук нагло касается его оголённого плеча.       — Уйди от него, Чон Чонгук! — Соджун наводит пистолет и грозно смотрит на Гука. Вены на лбу вспухли от злости.       — Убери оружие, — Тэхён прикрывает плечо чистой белой рубашкой, — Соджун.       Чонгук молча простреливает ненавистного сына своего учителя взглядом. Пак не слушается. Держит главу Чон на мушке и не может понять, что здесь происходит. Почему жив глава Мин? Почему Тэхён сидит возле него с таким выражением лица, которое даже описать невозможно? Почему позволяет Чонгуку прикасаться к себе? Всё неважно: если он не смог убить Чонгука, то нужно поскорее увести его отсюда. Он подходит к Тэ, хватает за руку и прячет за спиной.       — Идём, Тэ. Здесь тебе больше делать нечего.       — Я не оставлю своего брата, — говорит Тэхён. — Моё место рядом с ним, Соджун. Я тебя просил не лезть в…       Пак на мгновение теряется, но быстро приходит в себя.       — Значит, мы заберём и его. Я верну тебя и главу Мин в Корею, — Соджун смотрит на Чонгука. — А ты, Чон Чонгук… я даже рад, что ты жив. Живи с этим до конца своей жизни в одиночестве, я не позволю Тэхёну быть рядом с тобой.       — Нобу, — Чон игнорирует и обращается к помощнику, который стоит в коридоре, — организуй самолёт и транспортировку Юнги. И восстанови всё имущество клана Мин. Пусть юристы этим займутся.       Соджун хмыкает, берёт Тэ за руку и ведёт к выходу, а Тэхён не отрывает взгляда от Чонгука. Тот не смотрит в глаза. Молчал с самой ночи, не проронив и слова, пока обрабатывал раны. Тэ понимает, что нужно вернуться в Сеул, вернуть брата домой, попытаться восстановить клан и заняться его здоровьем, чтобы он очнулся, но что будет с Чонгуком? Вчера планы были другие. Тэхён собирался убить Чонгука, отомстить ему, а затем убить и себя, ведь смысла в жизни больше не было. Но Юнги жив, и нужно позаботиться о нём. А раз не получилось отомстить Чонгуку, то что делать теперь?       — Чонгук, — Тэ вырывается из рук Соджуна и смотрит на своего альфу, — я…       — Тебе не место возле меня, Тэхён. Возвращайся в Сеул. Я дам своих людей, чтобы помогли тебе.       — Ты можешь поехать со мной?       — Нет, — отворачивается Чон, сжимая кулак.       «Тэхён, не будь таким!».       Чонгук прекрасно понимает, что этот мальчик любит его. Он даже простит со временем. Забудет обо всём, что случилось, будет улыбаться вновь, Чонгуку нужно просто любить его, одарить его любовью, и все плохие воспоминания превратятся с дурной сон. Чонгук ведь эгоист. Мог бы встать на колени, просить прощения — и был бы прощён! Мог бы обрести свою Вселенную и вновь любить её, мог бы начать новую жизнь с чистого листа, но желание слишком наивное.       Чонгук не заслужил этого. Пак Соджун прав, всё, что он заслужил — это полное одиночество в осознании своих поступков.       — Чон…       — Я сказал, уходи! — повторяет Чонгук, прерывая любимый голос.       Соджун не будет ждать, что Тэхён оставит его добровольно. Он вновь берёт его за руку и уводит в машину.       — Ты не можешь простить его! — негодует он на улице. — Он не заслужил твоего прощения! После всего, что…       — Хватит, Соджун. Я не буду это обсуждать. Нужно перевезти моего брата домой, и я забуду о Чонгуке. Сейчас меня волнует только Юнги.       Люди клана Чон сразу же организовывают транспортировку главы Мин вместе с оборудованием и доктором. Приехать в Сеул и вернуться в родной дом не представлялось раньше возможным. Тэхён этого не планировал. Особняк не изменился, даже сады и газоны такие же ухоженные, как раньше. Машины Юнги стоят в гараже чистыми, будто всё это время брат так же выезжал за рулём сам, чтобы сходить на свидание. Фонтан не включен, а вокруг тишина…       — Господин! Вы живы!       Чо Уджин, дворецкий, выбегает из дома вместе с Ли Муншиком. Юристы сказали им уже давно, что особняк передадут на днях новому владельцу, и они готовились к приезду нового хозяина. Все два года ухаживали за этим домом, как и раньше, будто ждали, что глава Мин вернётся. Понимали, что остаться здесь им не дадут: кому нужны два пожилых работника, кроме семьи Мин? После смерти клана Уджин проконтролировал, чтобы белого тигра перевезли в пусанский заповедник, потому что животному нечего здесь делать. Уджин и Муншик иногда садились на кухне, открывая вино из погреба, и вспоминали о былых днях, когда маленький Тэхён бегал по дому голышом, а Юнги пытался его одеть. Когда они услышали звуки подъезжающих машин, то подумали, что приехали новые хозяева, решили поприветствовать и попросить, чтобы постарались сохранить всё, как есть, хотя кто будет слушать обычных работников?       Муншик падает, когда видит живого Тэхёна, мальчика, за которым он смотрел с рождения, а за ним и главу Мин, которого вытаскивают из медицинской машины на носилках и с аппаратами.       — Дядя, вы тут! Вы живы! — Тэхён бросается к Муншику, помогая прийти в чувства.       Тэ не думал, что они живы. Он и не помнил, поехали они на свадьбу или нет, потому что мысли были заняты не ими в тот день, но глава Мин хоть и хотел, чтобы они присутствовали, попросил их остаться и приглядеть за Шугой и покормить его. Тигр ведь вёл себя так странно, что пришлось закрыть его в клетке, а Юнги не делал этого. Шуга всегда его слушался, выполнял приказы по одному слову и не бросался на людей, если того не требовал его хозяин.       Тэхён чувствует облегчение: всё больше есть тех, кто остался в живых. Казалось, что умерли все поголовно, но к счастью — нет. Муншик всегда воспринимался родным дедушкой, а видеть его в собственном доме так приятно. Какое-то спокойствие всё больше возвращается в жизнь, хоть и медленными шагами.       — Господин, вы живы! Как? Мы ведь похоронили и вас, и Господина Мина, — вытирает слёзы Уджин.       Тэхён ещё расскажет им, но как-нибудь в другой раз. Сейчас он возвращается и следит, чтобы Юнги в целости и сохранности довезли в его спальню, чтобы оборудование подключили правильно. Сейчас заботит только это. В доме не изменилось ничего. Даже фотографии стоят на тех же местах. Только вот брат спит слишком долго и слишком крепко.       — С его мозгом всё в порядке, — объясняет доктор. — Мы не можем сказать, почему он не приходит в себя.       — Ему нужна была энергия родины, дома, близких, — раздаётся голос, и Тэ виновато поднимается, не смотря на учителя.       Бан Шихёк проходит к своему ученику и поглаживает шрам на лбу. Главы не должны умирать от пули в голову. Жаль своего ученика. Но сердце радуется, ведь Юнги жив. Чонгук сохранил жизнь главе Мин, и то, что Тэхён не смог убить его, эгоистично радуется и за Чонгука. Чонгук заслужил смерти, но для Шихёка он всё равно будет любимым учеником, которого воспринимал как родного сына.       — Я не смог, сенсей, простите за слабость…       — У тебя доброе сердце, мальчик мой. Не нужно просить прощения. Ты сделал всё, что мог. Что ты намерен теперь делать?       — Я постараюсь сконцентрироваться на Юнги. Меня волнует только его жизнь, — Тэхён приподнимает уголки губ. — Вы случайно не привезли Ёнтана?       — Не только его. Спустись. Думаю, кроме тебя с ним никто не справится.       — С кем?       Тэхён слышит рычание и бежит на первый этаж. Ёнтан гавкает на белого тигра, который пытается вырваться из клетки. Чо Уджин, дворецкий, подбегает и рассказывает о том, что тигра доставили из Пусана, но никто не рискнёт подойти к клетке и открыть её. Шуга бросается на решётку, пытаясь вырваться, но разве кто-то решится подойти и добровольно освободить хищника? Пусть он и жил раньше в этом доме, не трогая никого, но это было два года назад.       Люди клана Чон, которых Чонгук отправил охранять дом и Тэ, достали пистолеты, чтобы быть готовыми вырубить хищника, если тому удастся освободиться.       — Уберите оружие и никогда не направляйте его на Шугу, — предостерегает Тэ.       — Господин, — Муншик держится за руку Тэ, не давая подойти к клетке.       — Он меня не тронет, успокойся. Он так ведёт себя, потому что чувствует своего хозяина.       Тэхён поглаживает счастливого Ёнтана, который едва увидев его, просится на руки, чтобы лизнуть в щёку. Тэ целует его, усаживая на плечо, а сам подходит к огромной клетке, пока дворецкий, няня и работники отходят подальше. Тэ просит тигра сесть и дать ему открыть решётку. Шуга скулит, но слушается. Хвост возбуждённо стучит по полу, а уши стоят напряжённо.       — Хороший мой, ты, видимо, сразу побежишь к нему, да? Со мной спокойно не пойдёшь? — спрашивает Тэ, ведь это очевидно. Шуга молчит, смотрит в упор на замок, который не даёт обрести свободу, готовит лапы для бега.       И вот, наконец-то открыли клетку. Шуга срывается с места и летит мимо огромного зала, гостиной, по лестнице, видит знакомые двери и врывается, не замечая кинувшихся в стороны испуганных докторов. Он крутится вокруг своего хозяина, прыгает на него и лижет руки и лицо, на котором кислородная маска: он-то не знает, что она нужна. Мурлычет, скулит и рычит, прижимаясь всем телом к груди альфы, морда падает на грудь в спокойствии. Его хозяин жив. Шуга больше не отпустит его, никому не даст причинить вред. Шуга дождался его.       — Господин, — испуганный врач пытается сказать, что необходимо вернуть кислородную маску на лицо, подбегает к вошедшему Тэ, но тигр оборачивается и рычит. Не даст каким-то незнакомым людям подойти к Юнги.       — Шуга, это просто доктор, — объясняет Тэ, но тот поднимается прямо над главой Мин и скалится.       Тэ вздыхает и просит врачей и учителя отойти. Никому, кроме брата хозяина, подойти не дадут, по крайней мере сейчас, так что он подходит сам, попросив Шугу, чтобы не снимал больше маску с лица.       — Ты теперь из этой комнаты не выйдешь, да? — гладит тигра Тэ, который пригрелся в шее Юнги, охраняя от всех, оберегая. Не отрывает от него взгляда, а уши будто двигаются в такт звуков аппаратов, следя за каждым ударом сердца.       — Близкие животные способствуют выздоровлению, — сенсей с улыбкой смотрит на полосатого кота. — Ёнтан тоже помогал тебе исцелиться, Тэхён.       Возможно, всё-таки есть дальше жизнь…       Тэхён каждый день сидит возле брата. Он решил, что нужно привести его в порядок. Он остриг его слишком длинные волосы, стрижёт ногти и помогает докторам вымыть его и переодеть. Раньше Юнги всегда ухаживал за Тэ, а теперь наоборот. Наверное, всегда приходит момент, когда необходимо возвращать «родительский» долг — Юнги можно полноценно назвать отцом.       — Он очнётся, Шуга? — спрашивает Тэ. — Я не хочу, чтобы он до конца жизни лежал так.       Тигр только утешительно облизывает руку омеги и продолжает смотреть на своего хозяина, положив голову на его грудь.       — Юнки, скажи, что тебе нужно? — Тэхён целует его в лоб. — Если ты переживал обо мне, то я жив. Ты ждал меня? Я приехал. Скажи, что нужно сделать, чтобы разбудить тебя? Шуга здесь, ты дома. Уже целый месяц прошёл… Я не справлюсь без тебя.       Многие люди, работавшие на клан Мин, люди, которые раньше следовали за Мин Юнги, приходят каждый день, так как узнали о том, что глава Мин жив. Каждый просится в клан, каждый просит принять верность, но Тэхён не знает, что с ними делать. Он никогда не был мафиози, не знает, как ведутся их дела. Лучше, наверное, дождаться пробуждения Юнги, и он сам решит все вопросы. Сенсей и Соджун подсказать не могут, ибо они не мафиози, а люди верно продолжают сидеть на коленях возле ворот и ждать решения омеги. Кто он, они пока не знают, даже в лицо не видели, но слух о том, что остался омега-представитель семьи, прошёлся по всем. Возможно, супруг главы Мин, возможно, просто возлюбленный, но главное, что клан Мин восстал из мёртвых, а это перевернуло весь мир мафии.       Спросить у Чонгука? Тэхён держит в руках телефон и нажимает на его имя. Он точно знает, как нужно поступить. Он ведь не поменял свой номер с того дня, как они виделись в последний раз? А если поменял, то охранники его должны знать…       Гудок. Второй. Третий. Тишина на проводе.

***

      Чон Чонгук сидит в баре и пьёт. Потерял всех своих близких, похоронил их, а также родного брата, но большее опустошение испытывает из-за Тэхёна. В этот раз не удастся засунуть своё сердце в металлический гроб и заколотить гвоздями. Больше не выйдет. Оно ноет, а от этого хочется выть. Напивается, приходит в дом с одуванчиковым полем, садится на траву и кричит. Заслужил все свои страдания, и даже этого будет мало, не ему оправдываться. Самые жестокие плётки, которые бьют по сердцу — это слова «если бы…». Если бы верил ему, если бы доверял, если бы просто спросил, если бы дал ему сказать хоть слово, если бы…       Чонгук жестокий человек, он знал это всегда, но всегда верил в то, что к Тэхёну это не относится. Только к нему это не относится, но в итоге разбил его сердце, его любовь, его тело и даже собственного ребёнка уничтожил. Глава Чон совершил ошибку, которую не стереть никак. Остаётся только напиваться и страдать в своём одиночестве. Это хуже, чем сидеть за решёткой. Чувство вины — клетка похуже, чем тюрьма.       Он заслуживает смерти. Просил Нобу воткнуть нож в сердце, но тот никогда не убьёт своего шефа. Он ходил к Аки Такаяме, но и тот отказался. Джексон Ван, Чен Кун, другие главы вдруг стали друзьями, не хотят убивать главу Чон, потому что сейчас всё в норме. Особенно после того, как глава Мин вернулся из царства мёртвых. После убийства клана Мин нарушился порядок. Кланы поменьше желали занять место в десятке, а для глав верхушки иерархии это недопустимо. Тогда все будут думать, что можно просто уничтожить могущественный клан и занять его место. Два года они пытались сохранить порядок, и это более или менее удавалось, но если глава Чон умрёт, не оставив после себя наследников, то наступит хаос, который ударит по всем. Главы десятки не могут позволить столько смертей в своём круге правления.       — Чонгук, оставь наследника, потом можешь делать, что хочешь, — пытается успокоить его Джексон. — Ты не можешь быть таким безответственным. Японцев сложно контролировать. Только клану Чон это под силу.       — Никто не хочет даже вступать со мной в поединок, — хмыкает Чон, выпивая очередную рюмку. — Небесный бог просто смеётся надо мной. Раньше многие хотели моей смерти. Теперь я хочу умереть, но никто не рвётся отрубать мне голову.       — Что случилось, раз ты хочешь на тот свет раньше времени? Это из-за смерти твоего брата?       — Я сделал то, за что должен быть казнён прилюдно. Надеюсь, Мин Юнги очнётся и снимет с меня скальп. Никогда не думал, что захочу умереть от его коронного приёма.       Он возвращается домой и продолжает пить, пока сидит в старой гардеробной Тэ. Вещи, которые надевал омега, навевают воспоминания. Он натягивает два колечка на свой мизинец. Фиолетовый и серебряный бриллианты.       Мог бы быть счастливым… Мог бы, чёрт возьми, быть счастливым, если бы… Бутылка виски разбивает отражение в зеркале вдребезги.       — Господин, у вас много работы накопилось, — Нобу пытается вернуть его в строй, но это бесполезно.       — Ты должен был остановить меня, — выговаривает Чон, пока пытается закурить сигарету. Ещё и зажигалка не работает. — Почему ты не остановил меня?       — Простите, Господин.       — Как мне жить теперь?! Я верил, что он предатель, но предателем оказался я… Я предал его и убил своего ребёнка. Я отрежу себе палец, нет, руку… — Чонгук хватает нож, но Нобу не даёт ему сделать этого.       — Господин, вы этим ничего не измените.       — Я так хочу его увидеть…       Нобу хлопает его по плечу, не зная, что делать. Впервые видит Чонгука таким. Вдруг телефон начинает звенеть в пиджаке шефа, но он даже не реагирует. Сидит на полу, уткнувшись в плечо своего помощника и смотрит куда-то в прострации. Нобу достаёт смартфон. Неизвестный номер появляется на экране с кодом Кореи. Незнакомые номера не высвечиваются на этом телефоне, а если кому-то необходим глава Чон, то могут связаться только через помощника. Единственный, кто может так позвонить, — Ким Тэхён.       — Господин, вам нужно ответить.              —Я не буду ни с кем разговаривать. Если кто-то согласится прикончить меня, только тогда отвечу.       — Это Господин Ким. Мин. Ким, — теряется Нобу, не зная, как теперь называть брата главы Мин.       Чонгук сразу же вырывает трубку и приводит себя в порядок. Он принимает звонок, но молчит.       — Чонгук?       — Тэхён, что-то случилось?       — Я могу попросить тебя о помощи? — нежный милый сердцу голос ласкает уши, но и давит на грудь ещё сильнее.       — Для тебя я сделаю всё, — опускает взгляд Чон.       — Я не понимаю, как люди узнали, что Юнги жив. Я думал, что клана больше нет, но люди приходят и сидят за воротами. Я не знаю, что с ними делать. Как узнать, кто хороший, а кто нет? Их становится больше… и… я не умею принимать такие решения и управлять мафией. Ты можешь приехать и сделать что-нибудь? Я знаю, что тебе всё равно до клана Мин, но…       — Я приеду, — тут же поднимается Чонгук и пытается протрезветь. — Ты что-нибудь хочешь? Тебе что-то привезти, Вселенная моя?       Забылся. Чон закрывает глаза в отчаянии. Как он мог забыться? Зачем задаёт такие вопросы, будто уехал в командировку и возвращается к Тэхёну? Этого давно нет.       — Прости, — продолжает Чон, — я приеду сегодня же.       — Спасибо.       Чонгук кладёт трубку и сразу же выезжает в аэропорт. Конечно, приспешники главы Мин хотят вступить в клан, этого следовало ожидать, но, наверняка, будут и кланы поменьше, кто захотят воспользоваться моментом, возможно, отправят снайперов, чтобы не дать главе Мин вернуться на трон. Чон велит Нобу отправить больше охраны, чтобы защищать особняк клана Мин со всех сторон, дабы ни одна крыса не смогла пробраться внутрь. Какая ирония… сам уничтожил весь клан, а теперь защищает его.       Видеть Тэхёна перед главными дверьми этого дома — странное зрелище. Сюда Чонгук приходил не раз. Три, если быть точным. Впервые он пришёл сюда тогда, когда встречался с Мин Юнвоном, чтобы просить о помощи в мести Луису Васкесу. Во второй раз Чонгук был здесь, когда Юнги официально объявил себя главой клана, а в третий раз был здесь как ученик Бан Шихёка, который собрал учеников, чтобы объявить об отставке. Никогда бы не подумал, что любовь всей его жизни жил здесь. И тем более никогда бы даже не подумал, что Тэхён является младшим братом Мин Юнги.       Тэ красив как всегда. Одет в простую футболку и брюки, а на ногах нет обуви. Не скрывает своих глаз, лица, даже запаха. Чонгук выходит из машины, когда высокие ворота закрываются, и подходит к Тэ. Хочется обнять его невыносимо, но не станет этого делать.       — Тебе не стоит выходить так открыто, когда вокруг дома столько мафиози, — сразу говорит Чонгук.       — Они клянутся в верности Юнги, значит они его работники, разве нет? Я не носил маску при его людях, когда был дома.       — Они пока не в клане и не имеют права на то, чтобы видеть тебя. Я говорю это не из своей ревности. Юнги сказал бы так же. Таковы правила.       — Хорошо, — соглашается Тэ и заходит домой. — Заходи.       Чонгук стоит перед входом и не знает, может ли зайти. Дом принадлежит главе Мин, и вряд ли бы он был рад видеть Чонгука в своём доме, особенно после того, что Чон сделал. Хотя здесь ходит его тигр. Может быть, хотя бы этот хищник не побрезгует и решит лишить Чонгука жизни….       — Что он здесь делает?! — набрасывается с нападками Пак Соджун. — Тэхён, ты совсем рехнулся?       — Ты не можешь говорить с ним так, Пак, — Чонгук кладёт оружие на входе и заглядывает за пояс альфы. — Он брат главы Мин, ты не имеешь права даже говорить с ним на «ты», и уж тем более носить оружие в его доме.       — Ты мне будешь указывать, что правильно, а что нет, после всего, что ты сделал?! — Соджун сжимает кулаки и подходит ближе к Чону. — Вали отсюда!       — Я скажу вывести тебя и ждать за дверью, если ты не прекратишь, — строго смотрит Тэхён. — Он здесь по рабочим вопросам, так что либо ты замолкнешь, либо выйдешь отсюда.       — Тэ-Тэ, тебе не нужно заниматься дурацкой мафией, — Пак берёт его за руку и отводит немного в сторону, чтобы сказать тише. — Твой брат сам разберётся, когда очнётся. Мафия отвратительна, тебе не стоит жить в этом мире. Ты ведь сказал, что вернёшься со мной на наш берег. Там у тебя будет спокойная жизнь.       — Я не говорил, что вернусь с тобой. Я родился в этой семье и не могу оставить своего брата. Прими это как факт. Чонгук прав, ты не можешь ходить в этом доме с оружием. Требования Юнги были такими же.       — Тэхён, я буду рядом и не оставлю тебя с ним наедине.       Тэ вздыхает: Пак Соджун такой упрямый… У него хорошие намерения, но постоянно лезет не в своё дело, вечно пытаясь стать рыцарем в доспехах. Тэ больше не верит в сказки, как раньше. Ему не нужны рыцари и принцы. Чонгук казался таким, но… Сердце никогда не откроется другому.       — Я буду в кабинете Юнги. Тебя на встречу я не приглашаю. А лучше возвращайся к сенсею. Я тебе благодарен за всё, но сейчас мне твоя помощь не нужна.       Тэхён кивает Чонгуку и направляется в кабинет, а Чон идёт за ним и садится в кресло для гостей, пока Тэ сидит на столе. Сидеть на месте Юнги Тэхён не сможет. Кажется, что старший брат вообще никогда не очнётся, если его любимое кресло будет занято.       — Нобу проверит каждого, и я дам тебе ответ, кто может вступить в клан, а кто нет, — переходит к делу Чон. — Пока ты будешь представлять клан, как мой папа когда-то, тебе нужен помощник. Я подумаю о том, кого поставить на это место. По компаниям немного сложнее, но тебе пока достаточно встретиться с директорами и дать указания. А насчёт бизнеса ты можешь не переживать. Мы с Юнги во многом партнёры до сих пор, поэтому…       — Я могу сказать, кто я? Я больше не хочу носить маску никогда. Я не хочу больше ничего скрывать.       — Принимать решение за Юнги я не могу. Ты принадлежишь семье Мин. Ты можешь не носить маску, но я бы не советовал тебе снимать кольцо. А лучше надеть гербовое. Альфы есть альфы. Они не смогут смотреть на тебя спокойно и дышать твоим запахом. Ты знаешь, какой он.       — Со мной уже случилось всё, чего обычно боялся мой брат. Меня это больше не пугает.       Чонгук опускает взгляд. Ответить нечего.       — Ты ошибаешься, — всё-таки отвечает Чон. — Всё может быть хуже.       — Я должен сказать тебе спасибо за то, что ты был менее жестоким, чем мог бы?       — Я не это имею в виду. Я говорю о других. Если будешь встречаться с главами от имени клана Мин, то лучше носи гербовое кольцо.       Тэхён спускается со стола и садится возле Чонгука, протянув руку к его груди, но сдвигая брови. Так хочется обнять того Чонгука, который любил Тэ. Того, который носил на руках, того, который целовал каждый палец на ноге, того, который ласкал каждый сантиметр тела, который выполнял все желания. Того Чонгука, который называл самым ласковым, что грело душу… Он ведь всё тот же, но разум не перестанет напоминать о случившемся, и он прав. Внутренняя борьба так и не прекращается, но разве можно бороться с сердцем? Хочется тепла, утешения, хочется, чтобы сказали, что всё будет хорошо, что Юнги очнётся, что в жизни есть свет.       — Ты можешь меня обнять?       — Тэхён… — Чонгук хочет подняться, но Тэ крепко хватает его за локоть.       — Пожалуйста…. Я не хочу, чтобы меня обнимал кто-то другой, даже ты… но прошу тебя… я скучаю по моему Чонгуку…       Чон не может ему отказать. Он неуверенно протягивает руки, и нежные волосы прижимаются к груди. Сердце бьётся как сумасшедшее, до сих пор не верит, что целая Вселенная жива и находится так близко…       — Твой брат очнётся. Ему нужно время, — Чонгук пытается успокоить начавшее дрожать от слёз тело, поглаживая по спине.       — Поверни время вспять, Любовь моя, прошу тебя. Ты можешь?       — Прости, я бы сделал это, если бы это было мне под силу. Ты, видимо, не обретёшь покой, пока я рядом… — Чонгук отстраняет Тэ и поднимается с кресла. — Я решу все рабочие дела клана Мин. Не переживай об этом. Это то малое, что я могу сделать для твоего брата. Я пойду.       — Чонгук, — Тэхён хватается за него, — ты снова уходишь?       — Тэхён, давай обсудим это, хорошо? — Чон ставит его перед собой и смотрит. Молодой, глупый мальчик, несмотря на то, что повзрослел. — Я — ужасный человек, который совершил ужасный поступок с тем, кого любил. С тобой. Я убил твою семью, убил тебя и если бы ты не сказал мне правду, я бы не раскаивался ни на мгновение. Ты ведь не простишь меня?       Тэхён молчит.       — Я и не заслуживаю твоего прощения. Поэтому либо убей меня, либо забудь обо мне. Юнги очнётся и сможет о тебе позаботиться. До тех пор я обеспечу твою безопасность и восстановлю твой клан.       Сложно с собой бороться. Чонгук прав, но что Тэхён может с собой сделать? Он молодой омега, познавший любовь, и пусть её назовут больной…       — Господин!.. Господин!.. — Уджин бежит сломя голову, чтобы сообщить новости о том, что Мин Юнги открыл глаза.              Тэхён бросается к нему в комнату: Шуга облизывает своего хозяина, а доктора никак не могут его снять с койки. Тэ хватает брата за руку, а тот смотрит в потолок, никак не реагируя. Доктор пытается объяснить, что ему нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Он просит всех выйти, включая тигра, и Тэ выводит с собой и Соджуна, и Муншика, и Уджина, и Ёнтана с Шугой. Чонгук стоит в коридоре, прислонившись к стене, понимая, что ему пора удалиться. Он уходит. Раз Юнги очнулся, больше в Чонгуке нет необходимости.       Мин Юнги опускает взгляд на доктора, который светит фонариком в глаза, медленно пытается понять, что происходит и где он находится, но пока что это даётся с трудом. Ощущение, будто ноги атрофированы. Пытается двигать руками, и это вроде бы удаётся, но почему он лежит так… В голове только одна мысль:       — Где Тэхён? — спрашивает он.       — Господин Мин, вы слышите?       — Я спрашиваю, где Тэхён? — повторяет Мин, вытаскивая дурацкие трубки из носа.       — Господин, вы сейчас не в себе. Вам нужно успокоиться и…       Юнги начинает злиться, а от этого сил становится больше. Он хватает доктора за воротник и приближает к себе, всем своим взглядом пытаясь дать понять, что если не ответят, что с его братом, он превратит этого докторишку в свежее мясо.       — Ты меня не слышишь? Я успокоюсь, если вы мне скажете, где мой ребёнок! — Мин отталкивает врача, пытаясь подняться. — Тэхён! — кричит он, смотря по сторонам. Внутри паника, пока сконцентрировано пытается вспомнить, что случилось. Если он лежит под аппаратами, если не может подняться, если ноги не слушаются, значит было успешное нападение на клан, на него, и Тэхёна некому защитить. Всё, что сейчас заботит, это…       — Господин, лягте, пожалуйста, — доктор пытается успокоить пациента, но Юнги тщетно пытается поднять чёртово ватное тело.       — Шуга, малыш! — свистит Мин, и тигр, выламывая дверь, бежит к хозяину, вставая перед доктором и рыча. Юнги хватается за тигра и смотрит ему в глаза, и кажется, что дыхания не хватает. Тэхёна нет. — Где мой Тигрёнок?       — Отвалите вы от меня! — Тэхён пробирается сквозь докторов, которые доказывают, что пациенту нужен покой. — Юнки!       Тэ кидается к брату, и Юнги наконец-то успокаивается. Любимый братик в его объятиях, живой, здоровый! Чувствует родной запах, трепетно прижимая всеми силами, и на душе становится в мгновение легче. Мир вернул себе гравитацию.       — Тигрёночек, я так испугался… Я думал, что потерял тебя…       — Юнки, родной мой, ты очнулся! Ты вернулся! — Тэхён вытирает слёзы, пытаясь послушаться докторов и вернуть его в лежачее положение.       Мин ложится, пока врачи проверяют его состояние, а он безотрывно смотрит на брата и улыбается. Но улыбка сходит с лица, когда опускает взгляд и видит босые ступни своего брата. Они в шрамах от ожогов. Он подзывает к себе и смотрит на руку, на безымянном пальце которой шрам в виде кольца. Мозг сразу начинает думать. Если Чимин убил Юнги, выстрелив в голову, значит Чон Чонгук уничтожил клан, а если тело Тэхёна в таком состоянии, то Чонгук сделал с ним нечто ужасное — и гадать долго не надо. Юнги прекрасно знает Чонгука, прекрасно знает себя, и на что способны мафиози такого уровня. Он сжимает кулаки.       — Я убью его… — он видит свои перстень и меч на тумбочке, сразу же берёт в руку и хочет вновь подняться.       Неважно, что ноги не слушаются. Он перережет каждую артерию на теле Чонгука, а затем отрежет его член и воткнёт в лёгкие. Шуга пытается помочь хозяину, который опирается о большую морду, Тэхён плачет, хочет вернуть брата на кровать, доктора пытаются сделать то же самое со всех сторон, но тигр не даст никому применять силу против его хозяина.       — Юнги, пожалуйста, хватит… — просит Тэ.       — Что он с тобой сделал?! Я убью его! — Юнги пытается поднять меч, но сил сейчас недостаточно даже для того, чтобы встать с койки.       Он пытается успокоиться и мыслить здраво. Тэхён жив и рядом — сейчас это самое главное. Всё остальное нужно узнать до подробностей, а затем уничтожить Чон Чонгука. Он смотрит на обеспокоенного Тэ, и не хочется, чтобы он так нервничал. Сейчас просто необходимо быть спокойным.       — Сколько времени я лежал так?       — Два с половиной года.       — А где был ты?       — У Бан-сенсея.       — Покажи мне своё плечо, — просит Мин.       Тэхён молчит. Юнги прекрасно знает, что делает Чон перед тем, как сжечь человека. Раз на Тэ ожоги, то Чонгук непременно оставил свой автограф на нём. Необходимо проверить, действительно ли он это сделал. Юнги тянет брата за руку и оголяет его плечо от рубашки. Тэхён не сопротивляется, но отворачивается. На плече шрам от ранения, а под ним — две латинские буквы «JK».       — Я тебя предупреждал… — Юнги с отчаянием прикрывает любимое плечо и берёт брата за руку. — Тигрёнок, я ведь предупреждал тебя…              — Поздно говорить об этом.       — Я не смог защитить тебя.       — Главное, ты очнулся, — Тэхён прижимает его руку к своей щеке. — Я даже мечтать не мог о том, что ты останешься жив.       Юнги прекрасно понимает, раз Тэхён был это время у Бан Шихёка, значит обучался у него. Тэ наверняка хотел отомстить, но не убил Чонгука. Эта тварь ходит живым. Нужно узнать всё, что случилось в тот день, а также за все эти два года. Пак Соджун, который молча стоит в проёме, должен знать. Он расскажет всё. Нужно подняться поскорее, вернуть свои силы и отомстить. Даже не за клан, нет. За Тэхёна.

***

             Чонгук принял для себя решение. Глава Мин очнулся, а значит есть кому позаботиться о Тэхёне. Но перед тем, как он самолично себя казнит, он отправляется в особняк клана Мин, чтобы увидеть Тэ в последний раз. Пока что его люди охраняют дом, так что пробраться через окно не составляет труда. Тэхён спит в своей комнате, сжавшись в комок и обнимая подушку. Маленький шпиц замечает незваного гостя, но не шумит: альфа принёс ему лакомства, значит, не представляет угрозы. Чон садится на кровать и поглаживает омегу по щеке, отчего тот сразу же расслабляет нахмуренные брови. Тэхён поворачивается лицом к Чонгуку и прижимается к его колену так блаженно…       Он бросает взгляд на фотографию, которая лежит на тумбочке. Тэхён и Чонгук в первый день знакомства, когда Тэ затащил его сфотографироваться в фотобудке итальянского ресторанчика. Помятая фотография со следами крови. Он берёт её в руки — на оборотной стороне список из имён. Зачёркнуты все, кроме одного.       — Я закончу твою месть, Тэхён. Ты сможешь спать спокойно.       Он опускается, чтобы вдохнуть любимый запах, проводит носом по тёплой щеке, и Тэхён вдруг посмеивается во сне, ведь ему щекотно. Как давно этот смех не ласкал перепонки… Этот смех, похожий на одуванчики.       — Вселенная моя… — опускается к губам, но не станет целовать.       До боли хочется вкусить эти губы в последний раз, но это будет слишком эгоистично. Хочется заглянуть в самые удивительные глаза, но этого себе не позволит. Лучше не будить, не прерывать блаженный и спокойный сон. Он проснётся и снимет с себя этот груз, перестанет себя винить в том, что не смог закончить свою месть.       — Чонгук… — Тэ открывает глаза и видит перед собой Гука. Кажется, что это какой-то сон — видеть его вот так.       Пусть Чон сейчас поступит эгоистично, но он решил для себя свою судьбу, поэтому один раз перед смертью позволит себе слабость и эгоизм. В последний раз. Потому что Тэхён живой, рядом. Самый любимый омега, самый любимый человек на земле, которого из-за своей глупости и слепоты считал ненавистным. Чонгук не заслуживает этого юного омегу. Его глаза прекрасны даже со слезами, его родинка на носу до сих пор заставляет сердце трепетать, его запах стал ещё ярче и волшебнее.       Чонгук опускает дыхание на его губы. Не станет целовать, если Тэ не захочет, но эгоистично стоит в миллиметре от розовой кожи, рассматривая по очереди то разноцветные глаза, то губы.       Тэхён чувствует этот взгляд на себе, тот нежный, заботливый взгляд, в котором всегда чувствовал себя защищённо. Запах дерева махагони, тёплое дыхание на своих губах. Не надо, Чонгук! Не надо терзать душу! Не надо… Разум говорит: «Беги, Тэхён! Не поддавайся! Он вновь разобьёт твоё сердце. Он не заслуживает твоего прощения!», но сердце… глупое сердце произносит вслух, без разрешения разума и тела:       — Любовь моя и Бог мой… — шепчет он тихо, пока губы бесконтрольно двигаются навстречу к альфе.       Чонгук — эгоист, но сердце готово вырваться из груди и отдать себя Тэхёну. Он вновь целует эти губы, вновь чувствует этот язык. Мозг стирает всё, оставляя контроль над телом сердцу. Потому что разум больше не имеет власти. Чонгук поднимает Тэхёна за бёдра, не прерывая поцелуй. Нежно, насколько это возможно, освобождает его и себя от одежды. Опускается на колени и видит ожоги на ногах. Это он сделал. Сам. Собственными руками. Ничего не вернуть и не исправить, но всё, что сейчас он может сделать, это поцеловать каждую клеточку тела, которая подверглась истязанию. Он бережно касается губами кожи на каждом пальце, на пятках, щиколотках, голенях, коленках. Заботливые поцелуи поднимаются выше, пока Тэхён лежит в наслаждении, но молча плачет.       Чонгук поднимается выше, гладит исхудавшие бёдра и рану от пули, впалый живот и чрезмерно выпуклые рёбра, под которыми ещё одна рана, теперь уже от меча. Руки доходят и до плеча, под тканью которого метка, оставленная Чонгуком напоследок. Он целует всё, что заставил страдать. Касается губами пальцев, на одном из которых шрам остался вечным кольцом. Он опускается к лицу Тэ и смотрит на него, вытирая слёзы подушечками пальцев.       — Я больше не такой красивый… — шепчет Тэ, закрыв глаза. — Я стал шлюхой… Не нужно так…       — Открой глаза, Тэхён, пожалуйста.       Тэ слушается.       — Ты не шлюха, никогда им не был и не будешь. Это я отвратителен, не ты. Ты — самый красивый человек на земле. И сейчас я настолько эгоистичен по отношению к тебе…       Тэхён бегает зрачками по тьме в его глазах. Ненавидит до сих пор? Да. Любит до сих пор? Да. А если Чонгук скажет то самое, что всегда грело душу, если произнесёт вслух, то Тэ просто растворится. Скажет ли? Назовёт ли? Как раньше? Так хочется услышать самое любимое…       — Луна моя, — Чонгук трепетно целует в левое веко, — Космой мой, — целует в правое, — Вселенная моя, — шепчет в губы и опускается в поцелуй.       Тэхён чувствует, как низ живота дико ноет, возможно, от возбуждения. Хватается за пах и морщится. Иногда эта боль возникает в те дни, когда должна быть течка, но её ведь уже давно не бывает…       — Прости, я забылся, — Чонгук отстраняется, когда видит боль в глазах Тэ. Позволил себе лишнее и снова причинил ему боль.       — Нет, — тянет его к себе Тэхён. — Это не из-за тебя. Пожалуйста, люби меня. Я не хочу помнить ад, хочу помнить рай, как раньше.       Чонгук слышит, как дрожит его мальчик, плачет и не может сопротивляться так же, как и сам альфа. Чон аккуратно приподнимает бёдра Тэ, проводит пальцами в промежности, будто пытается залечить физически зажившие раны, но оставленные в памяти — ведь добровольно позволил чужим разорвать эти душу и тело на части. Он пытается быть настолько бережным и нежным, чтобы Тэхён не чувствовал ни малейшей капли боли. Пальцами входит медленно, отчего получает постанывание.       — Чонгук… — как давно он не слышал своего имени, произносимого этим голосом…       Он наконец входит. Слишком медленно, слишком аккуратно. Не сделает Тэхёну больно, нет! Попытается сделать всё, чтобы тело Тэ забыло о том, что испытало. Вероятнее всего это невозможно, но всё же он попытается. Будет целовать шрамы, будет ублажать это прекрасное исхудавшее тело, которое заставил страдать, обещав все круги ада…       Лучи солнца ещё не успели окрасить небо в цвета рассвета; Чонгук лежит на кровати и накручивает на палец волосы омеги, который спит на его плече. Он поджимает губы и продолжает любоваться своим мальчиком. Прошлого не вернуть. Не изменить ничего. И пусть Тэхён любит Чонгука, но не простит. Да, имеет на это право. Чонгук и сам себя не простит. Тэ не смог убить своего альфу, поэтому Чонгук сделает это сам. Совершит ритуал сеппуку, ритуальное самоубийство, совершаемое в Японии ещё со времён самураев. Чонгук покрыл себя позором, и лишь смерть его оправдает. Раз главы не соглашаются, то Чон сделает это сам.       Сеппуку совершается вспарыванием живота. Альфа должен сидеть на коленях, чтобы не упасть на спину, а дальше, оголив живот, должен сделать два движения мечом, вспарывая свою плоть от одного бока до другого, а после от пупка до груди. Кричать и показывать эмоции во время совершения ритуала не полагается. А в качестве помощника Чонгук пригласил своего учителя, который после всего отрубит ему голову, но не до конца, чтобы голова не упала на пол. Это будет идеальное сеппуку, которое на западе называют харакири.       Резать живот больнее всего. Это адская боль, поэтому самураи и выбрали именно такой способ самоубийства. Чонгук не боится физической боли, не боится умереть, он заслужил, но не может лгать себе в том, что хочет жить. Тэхён жив, рядом, хочется вновь просыпаться с ним каждое утро, тренироваться с ним на террасе, завтракать и слышать смех, похожий на одуванчики, а вечером падать на кровать со страстным желанием разорвать одежду и заниматься с ним сексом. Только с ним. Но Чонгук не будет прощён. Как Тэхён может простить его? Сам Чонгук не простит себя за всё, через что заставил пройти любимого омегу.       Он не отрывает глаз от своей Вселенной. Хочется ещё раз перед смертью заглянуть в Луну и Космос, но Гук не вправе. Он уже позволил себе слишком многое, поддавшись эмоциям и проведя с ним ночь. Проявил очередной эгоизм, но в последний раз. Когда Тэ проснётся утром, Чонгука уже не будет на этой земле… И тогда Тэхён спокойно вздохнёт и сможет расслабиться, не чувствуя вины за то, что не смог убить Чонгука.       — Я буду молить небесного Бога о прощении, буду просить, чтобы в следующей жизни я родился простым человеком, буду просить, чтобы мне дали возможность вновь встретить тебя и сделать тебя счастливым.       Чонгук целует его в щёку, сдерживая свои слёзы, отрывает себя от него и уходит через окно так же, как и пришёл.       — Чонгук! — Тэхён просыпается от кошмара, в котором дракону отрубают шею, и проводит рукой по постели. Пусто.       Тэхён бросает взгляд на фотографию на подушке. Имя Чонгука вычеркнуто кровью, а запах дерева махагони всё ещё не исчез.       Он резко вскакивает и звонит альфе, но номер недоступен. Учитель тоже не отвечает на звонок. Кому звонить? Где искать Чонгука? Неужели он умер? Неужели решил забрать свою жизнь сам? Руки трясутся, пока мозг пытается найти способ найти его. Нобу. Тэхён звонит ему, и тот, слава богу, отвечает.       — Нобу, скажи мне, пожалуйста, где он? Он жив?       — Господин, я не могу вам сказать, где он. Он хочет совершить обряд сеппуку. Бан-сенсей согласился помочь ему.       — Я — наследник клана Мин. Я — омега твоего главы, и даже умер с гербовым кольцом клана Чон на своём пальце. Я приказываю тебе сказать, где он!       — Он там, где когда-то убил вас.       Тэхён бросает трубку, быстро накидывает на себя куртку, хватает своей меч с пистолетом и бежит к машине. Неважно, что Соджун выбегает следом и пытается остановить, неважно, что из дома слышно проснувшегося и кричащего брата, неважно. Тэхён не даст убить Чонгука даже ему самому! Обрёл бы Тэхён покой, если бы Чонгук отправился на тот свет? Скорее всего, да. Страдал бы? Гораздо больше, чем сейчас. Тэ не готов отпустить его. Всегда ведь было так: смыслом жизни был и остаётся Чонгук. Так было раньше, когда были счастливы, так было и последние два года, пока смыслом жизни была месть Чонгуку. Простить его не кажется возможным, но при одной мысли, что его больше не будет где-то рядом, волосы встают дыбом.       Он звонит скорой помощи, чтобы выехали. Несётся на красный, пролетает даже по встречной, лишь бы успеть. Руки трясутся, а отвечать на звонок брата Тэхён не будет. Потому что Юнги будет прав в любом случае. Будет кричать в трубку, будет требовать, чтобы Тэ вернулся домой и не делал глупостей, но брат ничего не может сделать, пока сидит в инвалидном кресле.       Тэхён прищуривается и видит останки ресторана, который так и не построили заново. Возле разбитых ворот стоит машина, а на развалинах видно двоих. Чонгук сидит на коленях с опущенным за спину кимоно и готовит нож для самоубийства, а Бан-сенсей стоит рядом, поднимая катану своего ученика. Холодный пот покрывает тело омеги, и он давит педаль в пол. Нет! Тэхён успеет! Он не даст альфе умереть! Ни за что в этом мире он не даст кому-то убить Чонгука, даже ему самому.       — Чонгук! — кричит Тэ, пока на ходу выбрасывается из машины, бежит, спотыкаясь, но Чон видит его и начинает торопиться.       Чон Чонгук успел воткнуть нож в живот, а Бан Шихёк сразу же убирает клинок в сторону, когда Тэхён падает к его ногам, хватает нож двумя руками и не даёт вспороть себе брюшную полость. Не даст ему умереть. Нет! Успел ведь? Пусть Чонгук жестоко уничтожил его, пусть бросил в огне, но любил. Тэхён, возможно, вновь глуп, что не даёт умереть тому, кого сам хотел убить, кому хотел отомстить, но с сердцем невозможно бороться. Оно будет страдать в миллионы раз больше, если Чонгука не будет.       Не успел. Чон падает на спину, а кровь льётся по торсу. Тэ закрывает рану рукой, не давая сочиться кровью.       — Я даже с сеппуку напортачил… — с грустью улыбается Чонгук. — Позор мне…       — Сенсей, сделайте что-то, пожалуйста! — просит Тэ, держась за нож, чтобы не дать Гуку вытащить его и увеличить кровотечение.       — Не нужно меня спасать, — Чон кашляет кровью и поднимает руку к лицу Тэхёна. — Ты самое лучшее, что случилось в моей жизни, а я самое худшее, что случилось с тобой. Я увидел тебя перед смертью… Небесный Бог позволил мне увидеть тебя…       — Я с тобой! — мотает головой и плачет Тэ. — Я умру вместе с тобой!       — Я не заслуживаю этого, Тэхён, — шепчет Чонгук. — У тебя есть брат, ты должен остаться с ним. Я не имею права говорить это, но я люблю тебя, Луна моя, Космос мой…       Чонгук замолкает. Рука падает на землю, а глаза закрываются с улыбкой на лице.       — Ты не закончил фразу! — Тэхён шлёпает его по щекам, пока находится в истерике. — Ты не закончил фразу, Чонгук…       Нет смысла кричать. Тэхён прижимается к его груди и тихо шепчет:       — Я пойду за тобой… Любовь моя и Бог мой…

***

      Белый цвет. Белый светящийся в глазах белый свет вызывает смешок. Небесный Бог ошибся и случайным образом отправил Чонгука в рай? Гук может здесь дышать? Не таким представлялся загробный мир. Но это точно рай, потому что запаха Тэхёна в аду бы точно не дали вкушать. Стоп. Чонгук опускает взгляд, а на его груди лежит Тэхён, пребывая во сне. Он ведь не совершил глупую ошибку и не убил себя вслед за Чоном? Глупый мальчик…       — Тэхён! — раздаётся разъярённый голос главы Мин.       Чонгук поворачивает голову, а перед ним на инвалидном кресле сидит Мин Юнги. Раз он здесь, то это точно не рай. Чон осматривается и только сейчас понимает, что они находятся в больнице.       Тэхён поднимается с кровати и смотрит на Юнги, который строго велит ему:       — Иди к брату, Тигрёнок. Сейчас же.       — Нет, — мотает головой Тэ.       Юнги презрительно оглядывает Чонгука.       — Он даже убить себя с достоинством не может и оставить тебя, как мужчина…       Тэхён, несмотря на то, что брат приехал, чувствует облегчение, что успел. Если бы не сон, если бы не кошмар, он не проснулся бы вовремя, ведь так сладко спал. Ничего не вернуть назад, но Тэ тоже совершал ошибки. Он ведь знает характер своего брата, знает Чонгука. Знал, в кого влюбился. И пусть весь мир твердит, что Тэхён глупый, Юнги будет долго ругать его, но он не может по-другому. Насколько же сильна любовь к Чонгуку, если даже сейчас, после всего, что случилось, он радуется тому, что альфа жив?       Говорят, что от любви до ненависти один шаг, но никто не говорит о том, что от ненависти до любви… достаточно всего лишь самой любви. Достаточно просто понять, что без этого человека нет ничего. Пусть психологи назовут это чувство больной зависимостью, пусть адекватные люди твердят, что прощать за жестокость нельзя. Да, нельзя; да, необходимость видеть и любить Чонгука — зависимость; но если бы в этом мире кто-то знал, как Чонгук любит Тэхёна… Только Тэ знает это чувство — быть любимым им, когда он целует каждую клеточку тела, когда кружит на одуванчиковом поле, когда заставляет улыбаться. Если человек хоть на один день мог ощутить это, то добровольно бросился бы в бездну. Даже небесный Бог отбирает жизни хороших и оставляет жизни плохим. Даже небесный Бог дарует прощение. Тэхён далеко не бог и не знает, простит ли Чонгука, но если бы кто-то любил так же сильно, то не осуждал бы, наверное.       Мин Юнги смотрит на глупого брата, который влюблён в человека, который этого абсолютно не заслуживает. Глупый тигрёнок… держится за руку человека, который жестоко убил его, не сомневаясь в своей мести ни на секунду. Тэхён чист как белый лист, душа его чиста и изранена, но он до сих пор спорит и бьётся за жизнь Чонгука.       Пак Соджун стоит возле Юнги и молчит, понимая, что сам уже ничего не сделает, несмотря на то, что любит Тэхёна всем сердцем.       — Соджун, забери его и выведи отсюда… — велит Юнги. — А я отомщу и убью этого придурка даже в таком состоянии.       — Юнги! — взывает Тэ. — Хватит!       — Тэхён, иди к брату, — Чонгук приподнимается и пытается отпустить его руку.       — Я тебя не оставлю… — крепко держит Тэ. — И ты не отпускай меня.       Даже сейчас, когда Чон в очередной раз обязан понести наказание за свои деяния, где-то в глубине души он надеется на прощение. Эгоист. Он — ужасный эгоист, если позволяет себе мечтать о жизни, если мечтает о счастье с Тэхёном. Но сопротивляться голосу своей Вселенной он никогда не сможет; даже если будет лежать в могиле, то придётся подняться, если Тэхён прикажет. Поэтому он будет держаться за его руку до последнего.       — Я устал, Юнки… — тяжело вздыхает Тэхён, но будто чувствует как груз падает с плеч. — Я не могу больше так жить. Сколько эта месть может продолжаться? Сколько? Каждая новая месть только рождает новую. Хватит! Все мстят друг другу, и это ужасно… Чонгук отомстил мне, я мстил ему, теперь ты хочешь отомстить… Почему нельзя остановить это?       — А ты хочешь, чтобы я простил его? — хмыкает Мин. — После всего, что он сделал? Он убил наших родителей, моих близких, друзей, он очернил самого близкого мне человека, моего брата, моего ребёнка.       — Я — проклятый ребёнок, Юнги. Если бы не я, то никого из своей семьи ты бы не потерял. Джонхён был прав.       — Тигрёнок, это бред, который шарлатан внушил папе.       — Но ведь так и вышло…       — То есть ты прощаешь его?       — Я не знаю. Но одно я знаю точно: я не убил его сам, и я никому не позволю убить Чонгука. Ни тебе, ни ему самому. Тебе придётся либо принять это, либо убить нас вместе.       Мин Юнги в отчаянии опускает голову. Он загнан в угол. Не может ставить условия своему младшему брату и заставить выбирать между собой и чёртовым Чонгуком. Тигрёнок наивно влюблён, и с этим ничего не поделать. Не убить даже Чонгука, потому что Тэхён захочет умереть следом, а потерять своего брата он не может. Но и принять Чона тоже невозможно…       — Ты не оставляешь мне выбора, Тигрёнок. Это несправедливо.       — Я знаю, прости меня. Но я не могу по-другому.       Юнги прекрасно знал, что он так скажет, хоть и надеялся на его здравый смысл и ждал до последнего. Тем не менее, быть им вместе он не позволит. Он нашёл решение, которое будет держать Чонгука подальше от Тэхёна, но не убивая его. Он делает короткий звонок, давая разрешение войти. Наряд спецназа входит в палату, окружив Чонгука со всех сторон.       — Юнги, что ты делаешь? — Тэхён встаёт перед Чонгуком как щит, испуганно смотря на людей в форме. Они ведь уже забирали Чонгука когда-то.       — Прости, Тигрёнок, но я не дам ему находиться рядом с тобой. Если я не могу убить его, то я отправлю его за решётку. Зачитывайте, — велит Юнги легавым, и командир отряда достаёт ордер на арест и наручники.       — Чон Чонгук, вы обвиняетесь в убийстве трёхсотшестидесяти пяти человек, включая граждан Кореи Мин Юнвона, Мин Джонхёна, Ким Тана и Ким Джону. Вы также обвиняетесь в покушении на убийство Мин Юнги. Всё, что вы скажете, может быть…       — Я приму твоё решение, Юнги, — кивает Чон и протягивает руки, чтобы дать окольцевать запястья.       — Юнки, не надо, пожалуйста… — Тэхён не даёт стражникам закона забрать его. Продолжает мотать головой и плакать. — Я не дам тебе убить его!       — Его не убьют, поэтому сейчас же подойди ко мне!       — Тэхён, иди к брату, — смотрит на него Чонгук и улыбается. — Всё будет хорошо.       — Если ты умрёшь, то…       — Я не умру. Обещаю. Иди к брату, — строже повторяет Чон и поворачивается к Нобу. — Я наследую свой клан Тэхёну. Позаботься о нём, твоя жизнь теперь принадлежит ему.       — Как прикажете, — кланяется помощник.       Чонгука увозят прямо на койке, а Тэхён остаётся один, кидаясь в объятия к брату. Понимает, что по-другому никак, но страх вновь заполняет сознание. А вдруг Чонгука приговорят к смертной казни? От этого тело дрожит, и всё, что остаётся, это искать утешения в Юнги.       — Прости, Тигрёнок, — целует его в голову Мин, поглаживая по спине. — Он должен нести ответственность. Даже не за убийство клана, это дела мафии, а за то, что сделал с тобой.       — Только не убивай его, пожалуйста… Я не смогу жить без него…

***

      Тэхён благодарен Юнги за то, что всё случившееся не предали огласке в СМИ. Суд приговорил Чон Чонгука на пожизненное заключение в сеульской тюрьме, и радует хотя бы то, что его не казнят на электрическом стуле. Чонгука посадили за решётку, но видеться с ним можно. Знать, что он жив — утешение.       Тэ приезжает к нему только спустя два месяца после вынесения приговора и сразу же бросается в объятия в приватной комнате для встреч, несмотря на то, что это не разрешено. Тэхён может воспользоваться своей властью и принадлежностью как к семье Мин, так и к семье Чон, так что никто не скажет ему и слова.       Чонгук не сопротивлялся приговору, даже не просил своих юристов найти способ оправдаться. Он сидит здесь за то, что совершил, нет, за то меньшее, что он совершил, и остаться живым — раз Тэхён даровал ему вторую жизнь — уже счастье. Ему достаточно видеть его и иногда обнимать. Даже на это не рассчитывал.       — Вселенная моя, — Чонгук гладит его щёку и улыбается, — ты в порядке?       — Если ты будешь здесь соблюдать все правила, и если я смогу уговорить нового Главу Агентства, то тебя смогут выпустить досрочно. Я не знаю, когда, но…       — Тэхён, пожалуйста, не нужно ничего делать, чтобы вытащить меня. То, что Юнги вообще позволяет тебе прийти сюда, мне сверх меры. Я не имею права даже…       — У меня будет ребёнок, — приподнимает уголки губ Тэ. — Я не знаю, в последний раз, возможно, у меня была течка, последние два года она не так проявляется, как раньше, но… у нас будет ребёнок и…       — Ребёнок? Твой брат знает об этом?       — Я хотел сказать сначала тебе. Ты рад?       — Вселенная моя, как я могу быть не рад? — целует его в руку Чон. — Пожалуйста, скажи Юнги сегодня же. Он позаботится о твоём здоровье.       — Ты вернул нашего Тэгука, — улыбается Тэ. — Я так рад снова его чувствовать…       Чонгук прижимает голову к его животу и плачет, вздрагивая сильными плечами. Он не заслуживает этого! Не заслуживает любви Тэхёна, не заслуживает того, чтобы называть себя отцом, не заслуживает… но скрыть своего счастья он не в силах. Кажется, что это какой-то сон, который закончится так же быстро, как начался. А то, что он сидит в заточении, слишком маленькая плата за это счастье.       — Я не знаю чем я заслужил твою любовь… такую любовь…       — Я хочу начать всё с нового листа. Мы должны забыть о прошлом, чтобы иметь будущее. Ты сможешь сделать это для меня? Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется.       — Ты должен строить свою жизнь, а не ждать меня. Выйду я или нет, это уже не от меня зависит.       — Чонгук, ты ведь знаешь, кто ты. Ты Любовь моя и Бог мой. Мы с Тэгуком будем приходить к тебе до тех пор, пока тебя не выпустят. Я правда не знаю, как часто разрешат это делать. Только не заводи романы с докторами…       — Вселенная моя, не говори глупостей. Только тебе принадлежат мои душа, тело и сердце. Прикажешь мне умереть, я сделаю это сразу же.       — Не умирай. Ты нужен мне и Тэгуку.       Надзиратель стучится, давая понять, что время свидания подходит к концу. Тэ пора уходить, но он прижимается к Чонгуку, а тот пытается вдохнуть запах с его волос всеми лёгкими и запомнить надолго.       — Прости меня, Тэхён, — шепчет Чонгук. — Прости, что ты полюбил Золотого дракона, чудовище. Дракон — мифическое или давно вымершее существо, и не зря ведь меня не должно быть на этой земле.       — Чонгук, ты был прав. Ты самое худшее, что случилось в моей жизни, но и самое лучшее. Любовь и ненависть говорят на одном языке. Я познал и то, и другое, но я выбираю любовь. Поэтому давай начнём всё с самого начала, — Тэхён улыбается и протягивает руку. — Меня зовут Ким Тэхён, я не мафиози, но родился в клане Мин. Я — разноцветный тигр, который не должен был рождаться, мои родители называли меня проклятьем, но у меня есть любимый старший брат — Мин Юнги. Лучшей пары, чем я, Золотому дракону не найти, — улыбается Тэ. — Это я должен был сказать тебе в первый же день.       — Чон Чонгук, — крепко сжимает его руку альфа. — Глава клана Чон, который совершил в своей жизни кучу ужасных ошибок и будет пытаться исправить их всю оставшуюся жизнь.       — Пригласишь меня на свидание, как там тебя? У меня на имена память так себе…       Чонгук улыбается, чувствуя как слёзы бесконтрольно текут из глаз.       — Мне пора идти, Любовь моя и Бог мой, — прижимается к нему Тэ. — Скажи…       — Луна моя, Космос мой, Вселенная моя, — целует Чонгук и бережно кладёт руку на живот. — И звёздочка.       — И звёздочка, — улыбается Тэ.