Пути колдуна неисповедимы

Ни на следующий день, ни на день после Яна не нашла времени на конверт или на встречу с Балором. Дни потонули под набухающим дрожжевым тестом, задохнулись клубами парами от печей, замешались начинкой в заварном креме. Каждое утро начиналось с рассветом за окнами пекарни, каждый вечер заканчивался гудящими после велосипеда ногами. Приходя домой, Яна думала, что вот сегодня она наконец откроет послание, но каждый раз бессильно падала на кровать. Не было времени даже на мысли о магии, а вот Балор будто поселился незваным жучком в голове. Сам он пропал, не передавая привета даже во снах. Снов было много, но все – тусклые, быстрые, без зелёных глаз. Яна стабильно просыпалась в три-четыре утра от зыбкой тревоги, но не могла найти ей причину. Мамина подушка перекочевала с пола на кровать, однако так и не смогла успокоить расшатанные нервы. Яна надеялась, что это временно. На самой работе усталость как будто исчезала – вплоть до момента возвращения домой. На работе можно было отвлечься от напряжённых морщинок мамы и едкого запаха из стакана дедушки. Всё меньше Яна занималась доставкой, всё больше помогала Насте. В конце концов она стала подмечать за начальницей маленькие хитрости ремесла: где-то пошептать над тестом так, чтобы оно стало пышнее; где-то подкрутить рычажки печки так, чтобы жар был мощнее, но не обгорали коржи. Яна подозревала, что это вовсе не хитрости, а самая что ни на есть обыкновенная магия, которой Настя вдруг решила её обучать исподтишка. Возможно, и вся воодушевляющая атмосфера в пекарне была результатов ведовства. Чем больше Яна вникала в тонкости, тем более чутко чувствовала то ли энергию, то ли какое-то тепло, пронизывающее всё здание. Впрочем, немудрено – с таким-то количеством печей. «Раньше всех чаровниц отправляли на обучение в Сестринство. Но теперь, конечно, всем глубоко плевать», заявила как-то Настя, попутно совершенно спокойно опуская ладонь на раскалённую плиту. Яна удивлённо выпучила глаза, а в ответ услышала лишь тихое негодование по поводу недостаточно высокой температуры. Яна была благодарна за эти ненавязчивые уроки. Иначе она бы просто сошла с ума в потоке бесконечного страха за дедушку и неясной дымке удручающего будущего. А ещё – хотя Яна бы никогда не призналась себе в этом – она с робкой надеждой смотрела на входящих посетителей. Вдруг среди них мелькнёт знакомая фигура, обеспокоенная её отсутствием? Конечно, оно длилось не так уж и долго, и беспокоиться тут не о чем, но Яна так и вздрагивала от звона колокольчиков над дверью. Через несколько дней плотной работы руководство в лице Насти задумчиво пощурило глаза, нервно потопало ногой и наказало всем работникам отдыхать два дня перед Заключительной неделей. Был дан приказ лежать дома и не появляться на работе под страхом смертной казни. Ради этих выходных, правда, пришлось изрядно попотеть и доделать уже принятые заказы, но итог того более чем стоил. На радостях Яна после закрытия смены поехала не домой, – к Балору. Ей жутко хотелось извиниться за нераскрытый конверт и преступно долгое молчание. Пока окрашенные в розовый закатом брызги луж расплёскливались под колёсами велосипеда, Яна перебирала в голове миллион вариантов того, как она начнёт разговор. «Привет! Нет, боги, добрый день! Он же типа старше? И типа важнее? Яна, ну ты дура? Ты его видела? Важнее, тоже мне... Короче, привет! Прости, что так долго не отвечала... На что не отвечала? Твою мать, соберись! Привет, меня давно не было, ну знаешь, на работе аврал...» Крохотный потухший домик приближался, а внутри у Яны рос непонятной природы комок. Она затормозила чуть левее крыльца, пригибаясь от обзора из окна. Почему-то не хотелось быть замеченной раньше времени. Было в этом что-то на грани смущения. В окнах, несмотря на поздний час, не горел свет. С другой стороны, Яна не могла бы сказать, что хоть когда-то видела зажжённые лампы у Балора: в осознанных снах любое освещение казалось скудным и серым. Яна быстрым движением пригладила юбку и постучалась в дверь, надеясь, что хозяин не спит. Прошло несколько секунд молчания, и Яна вновь нетерпеливо постучала. Всё это напоминало сцену, что случилась около месяца назад. Тогда Балор хотя бы злобно шипел, чтобы Яна ушла. Сейчас же – гордо молчал. — Да и не больно сильно надо было, — фыркнула Яна и соскочила с крыльца. В глубине души она надеялась, что дверь со скрипом откроется, и ей не придётся так скоро возвращаться домой. Как бы сильно не приходилось выматываться на работе, труд помогал забыться и почувствовать хоть какой-то контроль над ситуацией. Дома Яне приходилось вспоминать, что она всё ещё ребёнок под крылом матери; бессильна перед болезнью деда; бесполезна под крышей, где ей ничего не доверят делать, потому что не воспринимали всерьёз. Быть может, Яне действительно стоило уехать в ученицы к некой заслуженной педагогине? Домой Яна попыталась зайти как можно тише, не привлекая внимание. Стоило ей ступить на соломенный половик у двери, как тут же голова загудела, длинный рабочий день лёг усталостью на плечи. Винить стоило потрескивающий камин: духота на первом этаже стояла неимоверная. Дедушка говорил, ему так легче. Яна же про себя малодушно думала, что так он скорее убьёт их с мамой раньше времени. Пыльные туфли – на полку, пакет с остатками нераспроданной выпечки – на кухонную тумбу, себя – на второй этаж, отмываться. В этот вечер, видимо, все решили игнорировать присутствие Яны: по лестнице получилось прошмыгнуть незаметно, никто так и не выглянул в коридор. По комнате гулял сквозняк: мама как всегда открыла окна во всём доме на проветривание. Безумный замкнутый круг вкупе с горящим камином. Яна закрывать пока не стала, а со входа направилась к столу. Там среди разбросанных бумажек и сломанных карандашей был спрятан от любопытных глаз мамы тот_самый_конверт. Яна покрутила конверт в руках, недоверчиво разглядывая его. Она отметила пару кофейных пятен на помятой бумаге: та успела промокнуть под ливнем и теперь скукожилась и пошла жёлтыми разводами. Затем Яна посмотрела конверт на ощупь: тот просвечивался насквозь и внутри казался совершенно пустым. — Если это какая-то шутка, я убью его, — вздохнула Яна, совсем не аккуратно отрывая верхнюю часть. Какое же удивление её настигло, когда на свет из тонкого конверта получилось, не без труда, правда, но извлечь пару небольших томиков и клочок бумаги. На всякий случай Яна потрясла конверт ещё раз: мало ли, какие ещё колдовские штучки хранит этот маленький свёрток. На клочке бумаги убористым, практически нечитаемым почерком было написано всего несколько слов. «Уехал. Подходи во вторник к полудню у моста. Не смей пытаться ко мне пролезть, узнаю» Яна кинулась проверять календарь на стене. Красным карандашом были небрежно закрашены первые числа августа, последние – аккуратно обведены маминой рукой. Яна облегчённо выдохнула, найдя отмеченный сегодняшний день. Понедельник. Спать не хотелось от слова совсем. Яна чувствовала себя взбудораженной и способной изменить весь мир. Ну или хотя бы начать изменения с себя. Именно поэтому она быстро привела себя в порядок после рабочей смены и расположилась на кровати, захватив полученные книги. В неясном свете лампы Яны жадно вчитывалась в названия и быстро перелистывала пожелтевшие страницы. Первое, что Яна уяснила из книг – сами колдуны довольно плохо понимали свою природу и небрежно относились к истории. Буквы в названии первого томика выцвели и складывались в «Колдовство: вчера, сегодня, завтра». По сути, это оказался сборник фольклорных сказаний и мифов со всех близлежащих уголков света. По бокам страниц то и дело встречались пометки карандашом, которые можно было описать двумя словами: «ложь и провокация». Здесь описывались июньские шабаши, сказки про утопленников, наставления детям про бесовский характер, языческие древние празднества. Особенно в оглавлении было выделено жирным знаком вопроса сказание о происхождении колдунов: якобы, первые женщины вступали в сделку, а затем и интимную связь с чертями, а затем рожали от них колдунов. Яна прочитала несколько глав, но так и не смогла воспринять всерьёз. Вот если бы кто-то рассмотрел эти вымыслы с доказательной точки зрения... Наконец Яна отложила книгу. Варианта два: либо она для неё слишком взрослая, либо же ещё не доросла до столь возвышенной литературы. Название второй книги звучало более научно и внушительно: «Факторы развития патологий вследствие пользования магией». Труд то и дело пестрил медицинскими терминами, которые Яна бы не смогла понять даже при большом желании. Она даже схватила со стола лист, делая пометки по тем словам и предложениям, что звучали совсем уж дико. Часы медленно тикали, время давно перевалило за полночь, а Яна так и продолжала вычитывать каждую букву. Прежде чем отрубиться, Яна успела всё-таки почерпнуть для себя несколько интересных (или же непонятных) моментов. Автор писал, что каждый раз магия вредно влияет именно на мужской организм. Случаи, когда и женщины подвергались воздействию, можно было пересчитать по пальцам. Кто-то объяснял это природной предрасположенностью, кто-то – тем самым кровосмешением и связями с демонами, мол, черти наложили на девушек защиту от своего проклятия. Мужчины же, как Яна довольно коротко пометила у себя, под конец жизни буквально умирали от истощения. Автор сравнивал магию с огромным нарывом, внутри которого гноем копилась энергия. Колдовство было ядом, способным пропитать каждую клеточку организма. Яне приходилось несколько раз останавливаться и не только из-за непонимания терминов. В трактате автор сразу же отметил, что на данный момент решение этой проблемы найти не удалось. Он предполагал, что, возможно, мужчинам полагается тоже получить силу «естественным путём» и каким-то образом заключить в себе магию непосредственно от демонов, а не от ведьм – если, конечно, все эти байки правда. Под конец Яне хотелось взвыть от всех этих «возможно» и «неподтверженно». Тяжёлый, мутный сон настиг уже под рассвет. Собиралась она впопыхах, практически каждую секунду бросая глаза на мерно тикающие часы. До встречи оставались считанные минуты, а Яна чувствовала себя разбитой и невыспавшейся. Благо, до моста идти не дольше пятнадцати минут. Так и выбежала из дома: растрёпанная, с мешками под глазами, способными вместить несколько килограммов яблок и листом из ночных заметок. Балор ожидал у самого основания моста, лениво привалив к невысокому каменному столбу. — Выглядишь хреново, — вместо приветствия выдал колдун. Яне очень хотелось бы в ответ съязвить, мол, он и сам не лучше, но это была бы откровенная ложь. Балор выглядел хорошо даже в обычном домашнем свитере, а что уж говорить о свободной тёмно-синей рубашке, заправленной в прямые брюки? С ума сойти можно. Выглядеть так красиво с утра – безбожное преступление, колдовство, за которое стоит отправить на костёр. — Давай, скажи ещё, что в гроб краше кладут, — недовольно проговорила Яна, пытаясь пригладить волосы на голове. — Нет, в гроб именно таких и кладут. Попробуй выспаться для разнообразия. «Попробуй с тобой выспаться», — мысленно возвела глаза к небу Яна. Они двинулись через мост в сторону лесистого холма, с каждой минут всё дальше уходя от и так немногочисленного скопления людей. — Я тебя похищаю, — доверительно прошептал Балор Яне на ухо, сжимая её локоть. Яна неоднозначно хмыкнула и обернулась. Сзади закончились протоптанные тропинки, впереди – только непроглядная гуща крон. — Куда это? — Туда, где тебя никто искать не будет. Нервный смешок и попытка найти в глазах хотя бы намёк на шутку – безуспешно. Абсолютно серьёзный, даже стеклянный взгляд. Яне бы запаниковать, но, если честно, всё ещё верится крайне с трудом. Проходит минута, две, они всё ещё продолжаются углубляться в лес. Наконец сквозь пугающе загадочное выражение лица Балора промелькнула тень озорной улыбки. — Да ты издеваешься надо мной! — воскликнула Яна, испытывая дикое желание ударить его чем-то тяжёлым. — Тебе что, пять лет? Колись, куда мы идём? — Я же сказал: туда, где не будут искать. Где никто не услышит тебя, даже если ты будешь о-о-очень громко кричать. — А я буду кричать? — Не исключено. — Я ошиблась. Пять лет – это слишком много. Балор восторженно хохотнул, не выпуская Яниной руки – только перехватил иначе для удобства. Лес довольно быстро сменился редкими низкими домиками за полусгнившими заборами. Неподалёку шумела вода, и мычали коровы. Один особенно бодрый телёнок отбился от родных и провожал периодически посмеивающуюся пару вдумчивым взглядом круглых глаз. — Теория – это, конечно, хорошо, но тебе нужно пощупать магию. Не в осознанном сне, не представить, как ты колдуешь, а именно попробовать что-то сделать, — выдохнул Балор спустя минут пять глупого хихиканья. Они остановились около некрупного – всего четыре метра в высоту, – но очень гордого водопада. Вода скатывалась, громыхая и пенясь, по отвесной стене породы, долетала прохладными брызгами до щёк. Приглушённое августовское солнце легло на лица узором из листьев. Странно, но даже среди шума рокочущего водопада Яна могла без труда расслышать Балора. — А почему именно здесь? — спросила Яна, приседая на корточки у кромки воды. — Ну, у тебя же фетиш на все эти тайные свидания. Никаких случайных свидетелей, только ты да я. — И во-о-н те коровы. — И они. Но хватит болтать, рисуй, — Балор кинул в сторону Яны мелок, обёрнутый в ткань. Весьма опрометчивый ход: Яна едва успела поймать мел в воздухе так, чтобы и его не уронить в воду, и самой не бултыхнуться. — Где рисовать? — Тебе в рифму или по сути? Вон на куске камня каком ровном сидишь. На песке можешь палочкой. По воде попробуй, если уж совсем всё плохо с ровными поверхностями. Пальцы Яны заскользили по камню, ведя скачущие, неровные линии мелом. Казалось, она корпела над печатью уже несколько часов, хотя что-то подсказывало – они тут были не дольше получаса или часа. Не без ошибок, которые поспешно стирались носком туфли, но чем дальше – тем увереннее. Яна даже почувствовала гордость за себя: получается, она даже смогла запомнить последовательность глифов! — Неплохо-неплохо, — кивнул Балор, когда Яна гордо продемонстрировала ему результат работы. — Можно было, конечно, и ровнее, но с этим уже можно работать. Он вступил внутрь круга, придирчиво осматривая пару заковыристых глифов, кое-где поправил недописанные закорючки, неизменно подзывая каждый раз Яну и тыкая пальцем в незначительную ошибку. Яна в это время то и дело поглядывала на вершину водопада, где вода шустро скользила по камням. Каждый раз от этого вида сердце невольно сжималось и стучало чуть быстрее. Балор сзади поцокал языком и быстрым движением притянул Яну за талию к себе. Она даже не успела ничего понять: Балор сделал непонятный взмах рукой, раздался едва слышимый хлопок, и Яну на мгновение ослепило белым светом. Под ногами бурлили потоки воды, а сама Яна пыталась теперь сохранить равновесие на камне. Туфли тут же промокли. Она вцепилась в рукав рубашки Балора, с ужасом рассматривая водопад сверху. — Спусти меня сейчас же! — неожиданно высоким голосом возмутилась Яна. Балора едва потряхивало от сдерживаемого хохота. — Ты совсем ебанулся? — Фу, Яна, как не стыдно, — Балор явно наслаждался ситуацией. — И нечего так паниковать. Красиво же. Яна подняла глаза на открывающийся вид. Они расположились на вершине водопада – не так высоко над землёй, но достаточно, чтобы увидеть темно-зелёные верхушки деревьев и клубящийся дым от далёких домиков, размазанные под высоким сизо-голубым небом. Надолго Яны не хватило. Она в страхе зажмурила глаза, стараясь выровнять дыхание. — Мы сейчас ёбнемся. Очень красиво, но с меня хватит! — Найди с закрытыми глазами свет. Потянись туда, где ярче всего – вернёшься на место круга, — весело прокричал Балор. «Ему весело. Невероятно, блять». Яну трясло. Наконец она взяла себя в руки и, всё также прижимаясь к совершению спокойному Балору, шагнула навстречу свету под глазами. — Вот примерно так работает печать перемещения. Подумай о том, где хочешь оказаться, мысленно потянись – и готово. Никакой ловкости рук, только магия. — У меня слов нет, — выпалила Яна и отпрыгнула подальше от портала. Она стянула мокрые ботинки, выливая оттуда воду. — Да как тебе в голову вообще это пришло?! Мы могли разбиться ко всем чертям собачьим. — Зато эффективно. После такого точно не забудешь ни саму печать, ни способ применения. Балор будто светился насквозь: он был невероятно доволен собой и своими великолепными идеями. Яна попыталась прожечь в нём дырку, но получилось лишь словить усмехающийся взгляд. Впрочем, колдуну тоже досталось. Балор хоть и не снял ботинки, но при каждом шаге издавал хлюпающие звуки. — Как насчёт закрепить полученный опыт и переместиться куда-нибудь, где тепло и есть чем перекусить? — спросил Балор. И тут бы Яне послать его – с чувством, толком, расстановкой. Но что-то было в этих порталах. По крайней мере, тот факт, что Яна смогла самостоятельно отрисовать рабочую печать – никакой ловкости рук, только магия и поехавший головой наставник.

***

В «Волчьей лапе» на удивление мало народу для выходного дня: все заняты по огородам, а уж вечером начнутся гулянья. Зато это на руку расположившимся за широкой дубовой скамьёй у стены Балору с Яной, которым лишние уши лишних соседей вовсе ни к чему. Терпко пахло можжевельником и смолистым деревом, предвечернее золотое солнце плясало по стенам из цельных брусьев. Балор весьма сосредоточенно выбирал из салата лук, пока Яна недоверчиво посматривала на пару стопок настойки из брусники и мяты. Напиваться она не собиралась, а Балор утверждал, что это всего лишь меры профилактики простуды. Яна украдкой полезла в карманы в поиске денег и выронила на пол изрядно скомканный за день лист заметок. Фокус с исчезновением не получился: Балор успел заметить записи, и вопросительно поднял бровь. — У тебя когда-нибудь заканчиваются вопросы? — А с чего ты решил, что это я тебя спросить хотела? — Внимательно тебя слушаю. Никакие серьёзные вопросы не хотелось решать на трезвую голову. Яна собралась с духом и разо влила в себя настойку, ожидая мгновенной кары небесной. Ничего сверхъестественного не произошло: напиток пошёл мягко, обдавая приятным теплом внутри груди. Балор махнул рукой, чтобы принесли ещё. Яна задумчиво потыкала вилкой котлету, формулируя вопрос. — Если честно, я будто бы сильнее запуталась, — наконец призналась она. — Точнее даже не так. Как будто никто из колдунов и не распутывался, даже не пытался. Вся история – какие-то детские сказки, ничего конкретного, все доказательства – это просто набор городских легенд. — И что плохого в сказках? — Ну должна же быть хоть какая-то конкретика. Эдак я тоже могу что-нибудь выдумать, а потом выдать за правду. — Ты путаешь тёплое с мягким, — недовольно покосился на неё Балор. — Если несколько человек рассказывают одну и ту же историю с плюс-минус одинаковыми подробностям, значит, довольно высокая вероятность, что история имела место быть. Даже если ты выдумаешь что-то – ты же из воздуха идеи берёшь? Должны быть хоть какие-то основания. Важна грань того, насколько правильно ты понимаешь эти идеи. Люди говорят про русалок, и это могут быть как реально девочки-рыбки, а могут быть просто утопленницы. — Хочешь мне сказать, что реально первые ведьмы – это те, кто крутил шашни с демонами, а колдуны – их дети? — недоверчиво хмыкнула Яна. — Я хочу сказать, что это не самый невозможный вариант. Те же помирающие волшебники – один жирный плюс в эту теорию. Женщины как истинные носительницы магии, которым вполне нормально живётся с ней. А у мужчин это больше как прикол, который проявится, только если твоя мать – колдунья, ещё и патологически ведёт себя. Между прочим, раньше вообще считали чары больше болезнью, чем каким-то даром. — Если это самая вероятная теория, то почему её до сих пор не подтвердили? — Каким образом? — Спросить у демонов. Вы же деды, которым миллион лет. Яне показалось, что Балор успел одновременно подавиться тыквой от смеха и закатить глаза. — Ян, а как там твой папенька? Давно интересовался твоей жизнью? — На день рождения открытку посылал, — с вызовом ответила Яна, понимая довольно жирный намёк. — Не помнят демоны, хреновые из них родители и спутники жизни. Им плевать, если честно, в большинстве случаев. Вокруг постепенно собирались люди. Из громких разговоров стало ясно: сегодня в заведении – соревнование рассказчиков историй, разминка перед выступлениями на Августовском фестивале. Балору с Яной пришлось потесниться и сесть почти вплотную друг к другу, чтобы спокойно продолжить разговор. Яна только тут заметила, как за разговором они пригубили три или четыре стопки настойки: очень уж диалог выходил занятным, а настойка – очень уж заботливо обогревала утомлённое тело. — У тебя когда-нибудь заканчиваются ответы? — наконец сдалась Яна, устало кладя голову на плечо Балору. — Если однажды у меня закончатся ответы, то я больше не смогу выёбываться. А это моё главное оружие, — глубокомысленно заключил Балор и украдкой задымил трубкой. На импровизированную сцену из низкого стола выходили первые смельчаки. Кто-то исполнял рассказы собственного сочинения, остальные – переиначивали уже всем известные мифы и легенды. Толпа одобрительно гудела, почтительно умолкая перед выступающим и вежливо одаряя щедрыми аплодисментами каждого. — Если бы ты там выступал, то с чем? — шепнула Яна Балору на ухо, пока на сцене очередной рассказчик дрожащим голосом вещал о морских чудовищах. — Только чур без сказок! — Пару лет назад я здесь поспорил с одним колдуном, что перепью его. В итоге напился в полные щи, что-то не то сказал. Или пошутил как-то тупо, про бывшую его. Он не понравилось и захотел немедленно выяснить отношения в драке. Пришлось поспешно ретироваться, и с тех пор вход мне сюда был закрыт. А ещё я должен был ему. Колдун – хозяин «Лапы». — Ты это только что выдумал. — Не доверяешь мне? — Ни капли. Ты же как-то зашёл сюда. Голос затих, послышались бодрые аплодисменты. Всё-таки, думала Яна, публика здесь на удивление приятная – наверняка не без помощи какой-то магии или хмельных напитков. — А что бы рассказала ты? — Я бы рассказала, что в детстве обожала гулять на море. Мы с мамой и папой ходили туда по выходным и купались, а с дедушкой устраивали пикники. И я была уверена, что это море, пока в школе не выяснилось, что это всего лишь озеро. Большое, но озеро. А про море это я выдумала, потому что была маленькая и не видела берегов. И меня это так расстроило, что я ещё полгода не хотела ходить на побережье. Яна подумала, что рассказывает полный бред, а не какую-то интересную жизнь. — Забавная ты, Яна, — хмыкнул Балор, заводя руку ей за спину. — И пьяная. — Я потом ещё подумала, что это же я не откуда-то взяла – море. Может, родители как-то ошиблись, может, дедушка, — она замолчала. Балор смотрел в сторону сцены и будто бы внимательно слушал рассказчика. Он рассеянно водил пальцами по её плечу, словно вырисовывал на ней некое замысловатое заклинание. — Как думаешь, почему он взял и прекратил меня обучать? — Понятия не имею. — Ну он же любит меня. И сам начинал... — Если хочешь моего мнения: потому что завидует. Извини, но твой дед помешан на магии. И он от неё умрёт. А ты – нет. Под сумерки не осталось ни сил, ни желания спорить, а уж тем более – говорить. Яна прикрыла глаза, каждый раз замирая, когда прохладные пальцы случайно касались кожи шеи. Если это и были чары, то совершенно незаметные, вплетённые в томный день и глухое постукивание чарок. Быть может, они выросли вместе с травами и ягодами, которые выжали в сладкие настойки. Или же были наложены на Яну если не с рождения, то с того момента, как она впервые увидела Балора ещё много лет назад. Последняя рассказчица говорила уютным, но немного тоскливым, заунывным голосом. У неё был красивая поставленная речь, грамотно выверенные выдохи и паузы именно на тех местах, где это было необходимо. Такие отличные рассказчицы выходят только из женщин, кто хоть раз укладывал ребёнка на ночь сказкой. «Однажды утром мальчик посмотрел в зеркало и обрадовался, что он повзрослел за ночь. В глазах что-то изменилось, рот стал более серьёзным. Мальчик побежал рассказать об этом матери, но она лишь нахмурилась в ответ. Все друзья говорили, что мальчик выглядит старше. Ему это льстило. Он чувствовал, что видит мир совсем иначе. На следующее утро мальчик заметил, что на щеке исчезла маленькая родинка. Под глазами залегли тяжёлые тени. Каждый день мальчик замечал в себе что-то новое и ужасно гордился тем, что так быстро растёт. Светлые волосы становились темнее, жёстче. С плеч слезал летний бронзовый загар вместе с веснушками. У него очень скоро вытянулись конечности, и кости ломило от таких перемен. Он похудел и вырос, и вся одежда его стала ему мала. Мальчик стал самым сильным и самым неловким среди своих друзей. Он так сильно собой гордился, что переругался со всеми и стал огрызаться на тревожащуюся мать. Однажды утром мальчик посмотрел в зеркало и обомлел. Он не узнал своё отражение. В зеркале на него смотрел незнакомец. Мальчик от страха не мог пошевельнуть и пальцем, а потом понял, что дело не в страхе. Мальчик вырос, и его тело больше не принадлежало ему.»