По Обе Стороны Радужного Моста

Леви проснулся. Мозг активизировался, послал сигнал телу о пробуждении, сладкая нега забытья испарялась с каждым новым вдохом. Но Леви не хотел двигаться и не хотел открывать глаза. Так он и лежал — на боку, носом к самой стенке, неподвижно, с головой накрывшись одеялом, сжав его кончики в слабых и неуверенных после сна руках с выступающими венами и красными костяшками. А вот его комната давно приободрилась — пространство утопало в тихих переговорах и свистящем смехе. Леви медленно открыл глаза. Уставился на стенку, обитую обшарпанным деревом. В смолянистых пятнах досок блуждал, растерявшись, солнечный свет. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Леви тихо поднял руку и коснулся золотого смолянистого следа на стене. Ощутил на коже тепло. Уголки губ дрогнули: это неожиданно чувствовалось очень приятно. Леви снова прикрыл глаза. Хотелось замереть в этой насыщенной пустоте утра — жизнь идет, но ровным счетом ничего не происходит, и никуда не надо. Но пространство вокруг гудело, вибрировало голосами. Громко хлопнула входная дверь, впуская еще больше людей и запахи. Кончик носа Леви дрогнул: тушеное мясо и лук. Он брезгливо сморщился, нехотя встал. — О, Леви! — крикнул кто-то. — Уже завтрак готов, просто объедение! — Кстати, а кто сегодня дежурит на кухне? — Та красотка, блондинка… Из отряда Мике, кажется? — Нанаба?.. — Да-да! Точно… Ох, к ней не подступиться… — А что там подступаться? — гоготнул кто-то. — Подходишь, хватаешь и тащишь… — Нет, ну это слишком… — Что — слишком?.. На свидание, я имел в виду! — Так а вдруг я ей не нравлюсь? — Так вот и выяснишь! — Ну, я даже не знаю… Леви собрался молниеносно. Не проронив ни слова, схватил вещи и вышел из спальни, провожаемый любопытными взглядами. — А тебя что, красотки не волнуют, Леви? — крикнул ему какой-то остряк вслед, и за захлопнувшейся дверью послышались зародыши неуверенного смеха и укоризненные голоса. «Нет, в пизду, — мотнул головой Леви, входя в пустую душевую и брезгливо переступая лужи на кафеле. — Тюрьма. Это просто тюрьма. Скорей бы на воздух». Он бегал почти всю ночь и вернулся в казарму незадолго до зари. Раньше не знакомый с солнцем и свежим воздухом, сейчас он находил в них спасение, потому что они остужали его голову, успокаивали тревоги. Мечтая поскорее вдохнуть запах летнего утра, почувствовать ветер в волосах, Леви скинул одежду, открыл кран — конечно, теплой воды не осталось, лилась ледяная. Кожа покрылась мурашками, волоски на руках и ногах встали дыбом. Сделав вдох поглубже, Леви подался вперед и резко остановился. В голову стрельнула шальная мысль. «А не сходить ли на реку?» Выключив воду, он круто развернулся на месте, наспех оделся. Потом словил свое отражение в зеркале и замер. «Ты совсем дурак? — мелькнуло у него в голове. — Уже все встали, утро, завтрак начался. Вали в душ, клоун». И Леви, проклиная собственную нерешительность и глупость, стал снова раздеваться. — И долго ты еще будешь стриптиз мне показывать? Леви встрепенулся, подскочил на месте, круто развернулся, придерживая полуспущенные штаны. Напротив него, насмешливо улыбаясь, оперевшись на дверной проем душевой комнаты, стоял высокий блондин с изумрудно-зелеными глазами. Леви сделал вдох поглубже, твердой рукой вернул штаны на исходную. Выпрямился. — А поздороваться?.. — склонил на бок голову блондин. Леви втянул в легкие воздух и только сильнее вытянулся по струнке, проклиная армейские порядки. «И что Йохансен здесь забыл? Он ведь лейтенант». — И тебе доброе утро, — протянул мужчина и оторвался от дверного проема. — Так ты долго еще будешь? — Я только зашел. — Уверен? Ты как будто куда-то собирался… Леви. Леви чуть сощурился, а потом опустил плечи. — Магнус Йохансен, если что, — ткнул себя в грудь Магнус и внезапно рассмеялся — да так, что сложился пополам и ударил себя по коленкам. Леви повел тонкими бровями: Йохансен и правда думал, что Леви его не вспомнит?.. «Какого хрена он веселится?» — Расскажите, что смешного, — спокойно и негромко проговорил он, складывая руки на крепкой обнаженной груди. — Я тоже посмеюсь. — Ох, забавный ты парень, — Магнус улыбнулся, выпрямился. Внезапно сделал несколько резвых шагов вперед, поравнялся с Леви и плюхнул на его ледяное твердое плечо отвратительно горячую ладонь. Леви замер. Не веря в происходящее, медленно отвел взгляд от ладони Йохансена и посмотрел ему в глаза, сиявшие беззаботностью и искрившиеся смешинками так близко к его. — Мой отряд тут утром убирался, — улыбнулся Магнус, похлопал Леви по плечу и сбросил ладонь совсем, начав озираться. — Парней скосило похмелье, мужскую душевую взяли на себя девчонки. И моя Ангела тут заколку посеяла — представляешь? Говорит: «Лейтенант, тут такое дело, заколки нет… Можете посмотреть в душевой?» — Магнус ослепительно улыбнулся, перестав кривляться и выдавливать из себя девчачий голос. — А я ей: «Посмотри сама». А они мне: «Не могу, туда пошли». И кто — не говорит, только твердит, что не пойдет, а заколка нужна сейчас. Ну и… вот я пришел. А здесь — ты. Не такой страшный, как она думала. Ха-ха-ха! Я быстро осмотрюсь, лады? Ты пока снова не раздевайся только. У тебя ОКР, да? Надо три раза раздеться, прежде чем помыться, вот это все? Ритуалы, да? Сочувствую, конечно. А в работе это не мешает? Леви смотрел на него во все глаза. Он таких людей — он очень ясно это осознал — в жизни еще не встречал. — У меня нет ОКР, — только и смог выдавить он. — Да? А почему ты тогда… Впрочем, неважно. Прости, что помешал. Сережки здесь нет. — Сережки? — сдвинул брови Леви. — Вы же искали заколку. — Ах, да! — хлопнул себя по лбу Магнус и широко улыбнулся. — Ну, бывай, Леви. Кстати… как тебе тут у нас? Раз уж у нас такой разговор? — Какой — такой? — Ну, о том о сем. — Можно я помоюсь, сэр? — прикрывая глаза, проговорил Леви. — Конечно. Прости еще раз. Хорошего дня, Леви. И не забудь покушать. Леви не успел опомниться, как Магнус развернулся на пятках и вышел из душевой. «И не забудь покушать? — изумленно повторил он про себя. — Что за…» Престранность произошедшего была такой сильной, что Леви даже не заметил, насколько холодной была вода, пока он принимал душ и мыл волосы. Прошлепав к незапотевшему зеркалу, он достал чистенькие маленькие ножнички, приблизился к собственному отражению и стал методично подстригать челку, лезущую в глаза. Мокрые волосы прилипали ко лбу, да и лежали они как-то криво. У входа в душевую вновь послышались голоса. — Тсь! Достали тут шастать! — процедил сквозь зубы Леви, дернулся. И дальше одновременно произошли две вещи: щелчок ножниц и слишком длинная прядь волос, прилипшая к его окровавленному пальцу. Не веря глазам, Леви воззрился на собственное отражение. Прошептал, глядя в свои расширенные зрачки: — Ты правда сейчас порезался ножницами… придурок? Ты порезался ножницами? Порезался? Ножницами?! — Ой, Леви, привет! — радостно крикнули сбоку. Леви повернул голову и увидел Рю, стоявшего в дверях, — совсем молодого парнишку, с которым делил комнату, веселого, черноволосого и смуглого. — Ой, ты порезался! Надо рану прочистить! — заверещал он, впрыгивая в помещение. — Так заживет. Ты чего здесь ошиваешься? — Леви с тоской посмотрел на свою кривую челку в зеркале и стал смывать кровь с пальца и ножниц. — Разыскиваю тебя. — Зачем? — Попросили меня. — И кто? — Твой командир. Леви выпрямился, уставился на Рю: — И ты так спокойно об этом говоришь? Давно? — он отвернулся и стал агрессивно обтираться взмокшим полотенцем. — Да минут пятнадцать, — спокойно отозвался Рю. — Ну, он не лично приходил, конечно. Томаш заглядывал. Леви скинул полотенце и стал одеваться. — Ты такой накачанный! — присвистнул мальчонка у него за спиной. — Тебе обязательно таращиться на мою голую задницу? — полюбопытствовал Леви. — А я не на нее смотрю, — простодушно отозвался Рю. — Спина у тебя внушительная. Ты качаешься? — Нет, — рубанул Леви. — Ты врешь. — Не то чтобы. — Эх. Я бы тоже хотел быть сильным. — Тебе никто не мешает это сделать, Рю, — проговорил Леви и взглянул на себя в зеркало, внутри тяжело вздыхая: на него уставился черноволосый мокрый мрачный гном с кривой челкой в военной форме. «М-да уж, — подумал он и потом — почему-то, — видел бы меня сейчас Кенни — сдох бы второй раз. Со смеху». Леви сгреб свои банные принадлежности и вылетел из душевой, услышав брошенное ему Рю в спину «А как же завтрак?». — Нашлись мне няньки! — процедил сквозь зубы Леви. — Что один, что второй…

***

Эрвин ждал его в своем кабинете. Постучавшись, Леви услышал за дверью низкое, странно мелодичное «да» и, сделав глубокий вдох и короткий выдох, нажал на ручку. — Простите, что заставил вас ждать, сэр, — с порога проговорил он спокойным, негромким голосом. — Ничего, — Эрвин оторвал взгляд от бумаг, посмотрел ему в глаза и поднялся из-за стола. — Доброе утро, Леви. Проходи. Присаживайся, — он указал рукой на стул по ту сторону письменного стола. — Чаю? Голод в желудке Леви отозвался синей дымкой перед глазами, из-за которой картинка впереди немножко поплыла и размылась. — Спасибо… сэр. Леви подошел к стулу, как-то неловко, деревянными пальцами, отодвинул его, сел. Сел и стал рассматривать Эрвина, занявшегося манипуляциями по приготовлению напитка. Вот он мягко улыбнулся Леви, развернулся на пятках. Стук каблуков его высоких сапог четкой, мерной трелью отозвался о деревянные доски пола. Леви увидел, как легло солнце на его светлую голову, когда Эрвин подошел к столику у окна, достал из шкафчика снизу две сервизные чашки и тарелочки. Узор был отвратительным — Леви развидел это и со стула: какие-то огромные мухи танцуют на лопухе. Эрвин наклонился вновь, и солнце озарило его ягодицы. «Вот у кого и правда достойный разглядывания зад», — подумал он со странной смесью интереса, наслаждения и стыда. Спешно подняв глаза, Леви рассмотрел, как Эрвин зачерпнул из выуженного из недр шкафчика бумажного пакета столовой ложкой что-то черное, шелестящее, похожее на крылья тех самых мух с сервизных чашек. Он высыпал содержимое ложки в заварник, из-под крышки которого, стоило Эрвину ее приподнять, вырвался только один хлипенький сгусток пара — такой хлипенький, что казалось, будто он и вся и его родня переболели в детстве рахитом. Эрвин зачерпнул еще чаю, а затем еще и еще, сунул ложку в заварник, активно, страшно усиленно принялся все это перемешивать — так, как будто мешал не заварку, а цемент, барабаня о керамику почти с остервенением. Но, когда он в следующее мгновение повернулся к Леви, держа сервиз и заварник на подносе, его лицо излучало только свет. Красивый рот с сухими, но удивительно нежными на вид губами, как лепестки каких-нибудь столичных тепличных роз, сложился в дружелюбную улыбку. — Вот, — как будто немножко горделиво сообщил Эрвин, ставя на стол перед Леви поднос, — угощайся. — Спасибо, сэр, — вежливо отозвался Леви, с опаской поглядывая на заварник. «Ну, хоть чашки чистые», — мелькнуло у него в голове, и он с силой сжал собственное колено, чтобы заткнуть этот надоедливый мысленный поток, состоящий из осуждений там, где он осуждать не хотел. — Как дела, Леви? — спросил Эрвин, внезапно обошел его и, объятый взглядом Леви, сел на стул рядом с ним. Леви встрепенулся, развернул мебель, корпус и уставился на Смита, какого-то черта расположившегося на расстоянии вытянутой руки от него. Леви сделал вдох и затем — непроизвольно, даже не успев выдохнуть — еще один: от Эрвина пахло мылом и мускусом. Его волосы — чистые, мягкие — лежали на его красивой голове прядь к пряди. Леви опустил взгляд и провалился в ловушку: льдисто-голубые, искристые глаза. Кристально чистый оттенок неба холодным летним утром. Яркие, мистически пленительные, проницательные глаза — и их внимание только его. Леви. Только на нем. Леви не сдержался и заерзал на стуле. Вот и как ему себя с ним вести? Когда они были на расстоянии, когда Эрвин при всех говорил ему, что делать — все просто, все понятно. Рядом с Руни, Томашем, на тренировках — Эрвин — его командир, он — его подчиненный. Не самый стандартный, да, но все же. Однако… наедине? — Немного странно, я согласен, — отозвался Эрвин. — Мм? — поднял Леви подбородок. — Мы с тобой встречаемся тут и там, — махнул рукой Смит. — Но находиться настолько наедине — это, кажется, впервые. И никто за книжными стеллажами не кашляет и не злится. Удивительно. Леви непроизвольно улыбнулся. «Ну, конечно». — Ничего ведь не меняется, сэр. Разве нет? — спросил Леви, уверенный: это не правда. Но что именно здесь было странного, он определить не мог. Просто это казалось личным — даже несмотря на то, что пришел он к Эрвину по работе. «Ах да… личное. То самое, чего я решил с ним избегать. Но во что постоянно вляпываюсь», — услужливо напомнил ему всепомнящий мозг. — Это как посмотреть, — ответил Эрвин и загадочно улыбнулся. Леви нервно почесал руку. «Что происходит? — удивленно обратился он сам к себе. — Что со мной? Проклятый холодный душ…» — Тебе, кстати, не холодно? У меня здесь окно открыто, а у тебя мокрые волосы. Леви поднял подбородок. — Все в порядке, сэр. — Точно? — Эрвин задержал на нем взгляд глаз-льдинок. Затем он скользнул по его лицу — медленно, пристально-изучающе, и задержался на челке. Леви нервно сглотнул. «Ебаный стыд». — Ты подстригся, — не то задал вопрос, не то сказал утвердительно Эрвин. — Да… — пробормотал Леви, сунул пятерню в челку и отбросил ее назад, дав длинным пальцам утонуть во влажных черных прядях. — Немного… Кхм… Криво вышло. Он посмотрел на Эрвина, не отводя руки от головы. И с удивлением обнаружил, что Эрвин смотрит на него не мигая. Он замер в каком-то странном напряжении, а потом спросил — размеренно и словно пропевая: — Сам стрижешься? — и подвигал карандаши на столе. — Да. — Я тоже. — Правда? — вырвалось из Леви ничем не прикрытое удивление. — Да, а что? — Эрвин вмиг сделался озабоченным и скользнул взглядом по комнате, словно ища зеркало, чтобы проверить, все ли в порядке с волосами. — Ну… — протянул Леви, мысленно благодаря свою покойную мать за гены, ведь, будь он способен покраснеть, сейчас бы точно залился краской: — Просто вы… Кхм… Я имею в виду… кхм…кхм… — он кашлянул в кулак, дернул галстук, расслабляя шею, набрался сил и посмотрел Эрвину в глаза опять — в глаза, смотрящие на него с очень очевидным нетерпением и вопросом: — У вас всегда все так… — он лихо зачесал прядь на правый бок и прижал ее к голове, имитируя прическу Смита: — Так ровно и так красиво…сэр, — выпалил, наконец, он, мучительно сглатывая. — Я думал, вы ходите к парикмахеру. Глаза Эрвина загорелись. Несколько мгновений он сидел неподвижно, не меняясь в лице, а потом на его губах появилась теплая улыбка. — Спасибо большое, Леви, — неспешно, словно ниже обычного, проговорил он, спустил взгляд с его лица к его груди и вдруг крохотными шажочками поднялся обратно — к серым глазам-молниям: — Я… очень давно приловчился делать это сам. — Я тоже давно сам себе мастер, но сегодня утром впервые за столько лет дрогнула рука, и вот, — Леви ткнул себя пальцем в лоб и брякнул: — То хуй короткий, то рубашка длинная. Эрвин округлил глаза, поджал губы, а затем его взгляд замер на пальце Леви. — А с пальцем что? «Блять». — Порезался, — едва слышно выдохнул Леви. — Что, прости? Не расслышал, — Эрвин чуть подался вперед. Леви прикрыл глаза, выдохнул. Открыто посмотрел в голубые глаза напротив. — Порезался. Лицо Эрвина приобрело странно выражение — смесь интереса, недоумения и… — Чем? — он чуть сдвинул брови, взглянул еще раз на палец и опять поджал губы. Леви тоже поджал губы. Потом открыто и тяжело выдохнул, откинул голову назад, почувствовав, как впился в адамово яблоко галстук. Он выдохнул еще раз — протяжно и тихо. Выпрямился. Посмотрел Эрвину в глаза. — Ножницами. — Ножницами? — переспросил Эрвин, недоуменно переводя взгляд с его пальца на лицо и обратно. — Да, сэр. Ножницами. Внезапно плечи Эрвина вздрогнули. Мгновение — он прикрыл глаза, откинулся на спинку стула и засмеялся в голос, обнажая ровные белые зубы. Немного успокоившись, он открыл глаза, но продолжил широко улыбаться. — Что ты там до этого сказал?.. «То хуй короткий, то рубашка длинная»? Леви кивнул, глядя на Эрвина исподлобья, прикусив нижнюю губу. Эрвин по-прежнему улыбался, не сводя с него глаз. Леви до этого никогда не слышал, как командир ругается, но… было что-то в том, как он произнес слово «хуй», что ему очень… откликнулось. Крепкое слово очень шло Эрвину. И еще Эрвину очень шел смех. Леви не был уверен, что слышал раньше, как Эрвин смеется. Он смотрел на него, белозубого, голубоглазого, с идеально уложенными светлыми волосами, расслабленно устроившегося на стуле, так вальяжно раскинувшего в стороны длинные сильные ноги в белых брюках, и не смог вообще ничего другого придумать и сделать в тот момент, чтобы не сидеть неподвижно и молча, как идиот, кроме как с каменным лицом сказать: — Вот так хохма, да. Не сдерживайте себя. Развлекайтесь, сэр. — Спасибо. Я развлечен… Да. Леви усмехнулся, опустил глаза, качнул головой. — Подравнять тебе челку? Он вскинул подбородок, уставился на Смита. — Хуже я уже все равно не сделаю, — развел руками тот. Леви поджал губы, пряча улыбку. — На странную встречу вы меня пригласили, конечно. — Какая работа, такая и встреча, — улыбнулся Эрвин и положил ладони на ручки стула, приготовясь вставать. — Ну, так что? Доверишь мне свои волосы? — Вот уже не думал, что Эрвин Смит станет моим персональным парикмахером, — хмыкнул Леви. — Пути господни неисповедимы. Леви усмехнулся. — Ну, так что? — Прямо сейчас? — внезапно растерялся Леви, глядя на этого странного мужчину напротив. — Можем сначала выпить чаю, — пожал плечами Эрвин. — Давайте выпьем чаю, — благосклонно кивнул Леви. — Я налью? — Я налью. Тебе и себе. Ты же все-таки гость. — Вот так новости. — Что тебя удивляет? — улыбнулся Эрвин, вставая на ноги и берясь за заварник. — Я был убежден, что я просто солдат, — проговорил Леви, глядя в окно напротив. — Ай, Леви, — внезапно пожурил его Эрвин, — если я стану парикмахером, то ты — полноценным сказочником. Леви повернул и поднял голову, встретился с ним взглядом. Внезапно увидел на лице Эрвина хитрую улыбку, разглядел его чуть сощуренные глаза. — Ты спросил меня, — наливая чай в первую чашку, начал Эрвин, — меняется ли что-то, раз уж мы здесь вдвоем гоняем чаи. И я не ответил тебе определенно. Потому что правда в том, что… как бы это сказать? Определенность, о существовании которой знаем ты и я, но которой как бы не замечаем, все-таки станет явной. Сдвинув брови, Леви внимательно смотрел на Эрвина. Тот спокойно налил чаю себе, придвинул чашку с блюдцем к Леви, сел на место, взял свой напиток в руки, пригубил. — А-а… — протянул он, отпив, — нет ничего приятнее чая. — Ага, — с сомнением покосившись на густо-коричневое вонючее пойло с кусочками крыльев насекомых на поверхности, отозвался Леви. — А-а! — Что такое? — Так это ласточки, — протянул он, ткнув пальцем в чашку. — А я думал — мухи. Не разглядел. Эрвин беззвучно рассмеялся. — Не нравится сервиз? — Это так очевидно? — В целом — да. Леви помолчал. А потом спросил: — Неужели я настолько открытая книга? Эрвин улыбнулся, проницательно глядя ему в глаза: — Скажем так… ты обладаешь достаточно мрачной натурой. Мне кажется, справедливым будет отметить, что понравиться тебе и порадовать тебя способны немногие вещи. Поэтому… если знать, на что смотреть… Да, я могу читать тебя, как открытую книгу. Это смесь логики и наблюдательности. Такая у меня работа. Леви восхищенно приподнял брови, а Эрвин кивнул на чашку: — Пей, пока горячий. Леви кивнул, набрал в легкие побольше воздуха, взялся за чашку. Сосредоточенно уставившись в сторону, поднес ее к носу, принюхался. Коснулся губами керамики, глянув на Эрвина, внимательно следящего за каждым его движением. Набрал жидкости в рот. — Ну как? — хитро улыбнулся Смит. Брезгливо морщась, Леви осторожно сплюнул чай обратно в чашку и поставил ее на блюдце. Глаза Эрвина округлились. — Я даже не буду пытаться и просить прощения тоже не буду, — безапелляционно сообщил он, промокнув губы лежавшей на подносе салфеткой. — Это отвратительно. Я не знаю, как вы это пьете. — А что не так? — растерялся Эрвин. — Да это же чифир! — Нет, это свежий чай, ты же видел, я делал при тебе. — Он по вкусу как чифир! — мотнул головой Леви. — Горький мусор, болотная вода, грязь со стельки ботинка! Ни в коем случае нельзя пить такой чай. — Почему? — Потому что! — рубанул Леви. — Если уж пить, то нормальный чай. — Но этот так бодрит! — Нормальный тоже будет. Могу вам дать пару рекомендаций, попробуйте отыскать. Хотя, думаю, в столице точно найдутся. — Ну надо же, ты… разбираешься в чае?.. Пиши, — Эрвин вынул из пиджака ручку, взял со стола блокнот и протянул Леви. Тот взял письменные принадлежности и вдохновенно настрочил пару названий. Передал блокнот обратно Эрвину. Тот, чуть сдвинув брови, посмотрел на лист, а затем его лицо разгладилось. Он улыбнулся. — Слышали о таких? — нетерпеливо спросил Леви, которого с ума свело одно только воспоминание о вкусе чая, который он указал первым. — Нет, — просто ответил Эрвин. — Просто впервые вижу твой почерк. Ты очень… интересно пишешь. Никто так не пишет. Леви замер. — И что там такого интересного? Эрвин неопределенно повел плечами, поднял на Леви глаза, вздохнул: — Значит, чай ты мой пить не будешь? — Этот — не буду. Но если купите пуэр, то приглашайте. Для него я свободен в любое время дня и ночи. Эрвин улыбнулся: — Настолько хорош? — Да. И вам точно понравится. Очень бодрит, тонизирует, укрепляет иммунитет. — А как ты… Прости, могу я спросить? Леви усмехнулся, уловив, куда тот клонит: — Как я добывал такие чаи в Подземном городе? Эрвин кивнул. Леви чуть склонил голову на бок: — А вы как думаете? Эрвин поставил чашку на стол, откинулся на спинку кресла, хитро поднял уголки губ: — Если честно, думаю, ни один житель Подземного города не пострадал. Скорее, ты просто платил кому-то — либо огромными деньгами, либо информацией. Леви поднял уголок рта: — Почему вы так думаете? — Ты так яростно возненавидел мой чай, что вряд ли стал бы проявлять насилие по отношению к тем, кто знает в нем толк или помогает его раздобыть. Слишком велика цена комфорта. Леви неспешно кивнул и улыбнулся. Эрвин усмехнулся, покачал головой. Потом посмотрел Леви в глаза и спокойно, неспешно сказал: — Вот оно, Леви. То самое. Все-таки ты не обычный солдат, и отрицать это было бы глупо и странно — для нас обоих. Так что нам лучше привыкать быть собой в обществе друг друга, ведь, как я и говорил, у меня на тебя большие планы. В которые я буду посвящать тебя лично и, вполне возможно, только тебя. — Я готов, — молниеносно отозвался он. — Устал сидеть на месте? — понимающе улыбнулся Эрвин и, получив от Леви кивок, задумчиво посмотрел в окно: — И я. Здесь даже небо как будто ненастоящее. В тени этих огромных стен. Леви проследил за его взглядом и дал глазам застыть на огромных белых облаках, мирно плывущих в высокой синеве. — За стенами… Пусть кровавая, но свобода. Они встретились взглядами. Обстановка в комнате мгновенно изменилась. Леви моментально вспомнил о своей прошлой вылазке, боль словно разрядом молнии отозвалась во всем теле: Фарлан, Изабель, пережитые ужас, горе и шок. Эрвин как будто тоже подумал о них — о них и еще о множестве других солдат, которые так же погибли на зеленом просторе, съеденные заживо или разорванные на части. — Вы планируете экспедицию? — спросил сухо Леви. Кивок. — Скоро? — Сложно сказать. Пока жду отмашки. К пятнице должен быть ответ. — А если не разрешат? — Попытаюсь снова. Пока не выпустят. «Ну, конечно». — Что требуется от меня? Эрвин посмотрел ему в глаза — серьезно, проникновенно, так, что у Леви вниз по позвоночнику пробежали мурашки — как будто бы он рухнул в водоворот из дикой смеси похоронной торжественности, недосказанности и абсолютной честности, родившейся из неожиданной и глубокой интимности между ними. И это было странно. Это было странно потому, что доверие между ними и взаимное признание способностей друг друга было больше инстинктивным. Леви ничего — совсем ничего — об Эрвине не знал. Все остальные солдаты постоянно сбалтывали что-то личное — почему лошадь назвал так, какую еду готовила мать по праздникам, что нравится делать в свободное время. Эрвин не сбалтывал ничего о своей жизни — только рожденные мгновением впечатления, замечания, вопросы о другом. «Что, мужика, который его вырастил, тоже звали Кенни?» И его поразило, как при почти полном незнании Эрвина в частности и друг друга в целом они умудрились выстроить мост, по которому сумели пройтись и дотянуться до того, кто стоял напротив. Как без множества слов и действий, без этой опоры они породили связь — крепкую, надежную, но висевшую прямо в воздухе. Как один только взгляд, одна встреча их глаз мгновенно привязала их друг к другу и во все внесла глубину и ясность. Да, Леви не был обычным солдатом. Самообман был его худшим врагом, и с ним пора было расправляться. Нужно учиться скорее расправлять плечи в присутствии Эрвина. Ведь он действительно особенный, и Эрвин действительно взял его такого, потому что у него была на то хорошая причина. Поэтому… — Ты начнешь заниматься с лейтенантом Зоэ, — проговорил Эрвин. — Я хочу изучить тебя. Во-первых, ваша с ней работа поможет нам понять твои точки роста и улучшить показатели. Во-вторых, вероятно, обнаружится некая системность в том, как ты делаешь то, что делаешь, и эти знания смогут трансформировать подход к работе других солдат. — Хорошо, — просто кивнул Леви. — Как это будет сочетаться с моими обычными тренировками? — Лейтенант Зоэ составит для тебя график. Обычные тренировки остаются. Просто возрастает твоя физическая нагрузка. И здесь мы сталкиваемся с проблемой. Леви весь подался вперед, готовый разъебать любую проблему в щепки. Но тут Эрвин мягко, бархатисто проговорил: — Прости, Леви, но эта проблема — ты. — Я? — изумленно переспросил он. — Это, вероятно, неприятная и личная тема, — проговорил Эрвин, — но она касается твоего питания. От меня не укрылось, что ты очень слабо ешь. Я ожидал, что с прибытием в разведкорпус ты немного наберешь вес, но этого не произошло. Ты кажешься еще более… прости… это такая щепетильная тема… худым и уставшим. Леви замер на стуле, уставился на собственные колени, на нервно сцепленные в замок руки. «Что ему ответить?» — судорожно думал он, впиваясь пальцами одной руки в костяшки другой. — Я могу тебе как-то помочь? — Я… не знаю, — выдавил Леви сиплым голосом. — Нет?.. — Ты не мог бы… описать проблему? «У меня пищевое расстройство. В детстве я чуть не умер от голода, после смерти мамы. Мне часто страшно, что я буду голодать снова, поэтому я краду хлеб из столовой, прячу его в своих вещах, ем его по ночам, когда ухожу из казарм, всегда боюсь, что вернусь, а запасов нет. И при этом я очень брезглив и разборчив. У меня слабый аппетит. Я не могу есть то, что подают в столовой. Меня мутит от одного только запаха. Можно ли мне помочь? Я не знаю». Леви сглотнул опять, думая, как уместить все это честное, но слишком личное, стыдное, в одно емкое, социально приемлемое предложение. Блядские социальные нормы и условности!.. Леви и понимал их, и не понимал, почему нужно разговаривать с людьми так, чтобы быть им удобным. Сейчас понимал — но только потому, что хотел сам для себя оставаться таким. Он не мог потерять покой еще и от того, что во всем признается Эрвину. И потом: это даже не его дело. — Мне ужасно невкусно, — проговорил он наконец. — Ужасно невкусно? — повторил Эрвин, кивнул, постучал ручкой по столу, задумчиво посмотрев в окно. — Что ты обычно ел до разведкорпуса? — Я ел все, что не рыбная похлебка, не комковатая каша, не тушеное мясо с луком… — принялся перечислять Леви. — Не каменный пудинг, не… — Хорошо, — кивнул Смит, мягко перебивая его. — Я понял. У тебя есть некие… назовем их «гастрономические стандарты». Я понимаю. Я сам неприхотлив в еде, но я очень давно в армии, с юношества. А вот ты вырос и жил самостоятельной взрослой жизнью довольно долго. Тебе ведь 25, верно? Леви кивнул. — Я понимаю, — повторил Эрвин, — что ты построил жизнь так, чтобы она была для тебя максимально комфортной — насколько это возможно. — Допустим, — осторожно ответил Леви, не очень понимая, куда он клонит. — Наши продукты проходят проверку качества, возможно, все дело в приготовлении. Я держал тебя в стороне, но давай устроим эксперимент. И прежде, чем Леви успел округлить глаза, поняв, о чем Эрвин, тот сказал: — Завтрашнее утреннее дежурство на кухне — твое. Покажешь, что, по-твоему, является нормальной едой. А я подумаю, чего бы поинтереснее нам на будущее раздобыть, и как. Ты пробовал персики? Леви призадумался. — Да, кажется. Но очень давно. — Посмотрим, сумею ли я их достать. Но они тебе понравятся, я уверен. — Меня легко удивить любым свежим фруктом… сэр. Эрвин не улыбнулся. Вместо этого он сунул ручку обратно в карман и строго спросил: — Ты завтракал? — Еще не успел. — Проспал? «Не то чтобы, но…» — Да. У меня… бессонница, сэр. Я засыпаю обычно только на рассвете. Ненадолго. Эрвин поднял подбородок. — Давно? — коротко, тихо спросил он. — Всю жизнь, — дернул Леви плечом. Смит коротко кивнул. — Спасибо, что сообщил. Теперь кивнул Леви. Взглянув на настенные часы, он округлил глаза: час! Он сидит с Эрвином почти час! Смит проследил за его взглядом: — Я тебя задержал… Извини. — Вы постоянно передо мной извиняетесь, — вдруг сказал Леви. — Хватит. Вы ни в чем не виноваты. И если кто кого и задерживает, то только я — вас. — Никогда, — с серьезным лицом качнул Эрвин головой. Леви посмотрел на него — неожиданно настоящего, реального, сидящего напротив, спокойно смотрящего ему в глаза, и… расслабился. Уходить не хотелось — он понял это внезапно и явственно. — Что-то еще, сэр? — все-таки спросил он. — По работе — нет, только новости о тренировках с Ханджи. Лейтенантом Зоэ. Леви кивнул и вдруг вспомнил о своей челке. Возникло ужасное желание — все-таки увидеть, как Эрвин ее подстрижет, как сделает ее красивой. Это было так внезапно и так странно — вот так взять и захотеть, чтобы Эрвин подстриг ему волосы. «Ты перегрелся?» — ни в чем не разобравшись, наспех осадил себя он. — Тогда я пойду? — Леви привстал на кресле. Эрвин кивнул, а потом задержал взгляд на его волосах. Леви замер. «Вот сейчас…» Резкий стук в дверь заставил их обоих видимо встрепенуться. — Командующий отрядом Смит! — бодро позвал с коридора знакомый голос. — Разрешите обратиться! — Томаш, — проговорил Эрвин и — как показалось Леви, нехотя — поднялся с кресла. Леви тоже встал на ноги, и они уставились друг на друга. — Займемся твоей челкой в другой раз? — поднял брови Смит. Леви кивнул: — Смотрите тоже не порежьтесь. — Я потренируюсь с ножницами, пока у меня есть время. Уголки губ Леви дрогнули. А Эрвин обошел стол, раскрыл ящик и сказал: — Лови! — и Леви лихо поймал точно брошенное ему огромное красное яблоко. Он не успел ничего сказать, ничего сделать, как Эрвин уже перевел взгляд с него на дверь, составил чашки сервиза на поднос и, направляясь к окну, крикнул: — Томаш, войди! Леви вышел из кабинета Эрвина, провожаемый взглядом удивленного Томаша. Он сжимал в руке теплое, ярко-красное яблоко от Эрвина — оно было огромно, хотя чего еще ожидать от подарков такого большого человека. Яблоко казалось закатным солнцем в ладони Леви, ставшей как будто еще меньше, чем обычно. Он вытер его рукавом, вышел на улицу, закрыл глаза и втянул в легкие воздух. Запах летнего дня, согревающий ветер, травы — все смешалось в нем, вся эта жизнь. Не глядя, он поднес фрукт к губам, коснулся кожей нагретой кожуры, укусил. Теплый яблочный сок — сладкий, липкий — вмиг заструился по подбородку. Не помня себя от внезапной, дикой, нахлынувшей на него, как в бреду, радости, он беззвучно рассмеялся и принялся жевать мякоть. А дожевав, открыл глаза и уставился на небо. — Он сказал, ты ненастоящее, — шепнул он и вдруг улыбнулся сам себе: — Скажет тоже. Фантазер.