пленённые (captives)

… самолёты всё ещё шумят на фоне, когда он идёт к машине. Пак стоит со сложенными на груди руками, подпирая бок пикапа. На улице достаточно жарко для того, чтобы сгореть в бейсбольной рубашке и светлых брюках, но мужчина выглядит так, словно всё в порядке, равно как и Бэк, привыкший к испепеляющим макушку градусам. Глаза у мужчины загораются, когда он безмолвно обходит машину, приподняв уголок губ. Бэкхён думает, что дело либо в форме, подчёркивающей его тело, либо в чувствах Пака, который всё-таки что-то для себя решил. Парню не нужно напоминать о мощи эмоций при виде человека, к которому лежит сердце и не только оно: сознание само увеличивает сущность и важность в сотни раз. А это явно больше, чем необходимо. Бэкхён ставит сумку на колени и расслабляется на сидении, пытаясь предугадать, кто же всё-таки сделает первый шаг. То, что ждать придётся долго, он знает наверняка. … сигарета в чужих губах теперь кажется проклятым искушением. Пак курит нечасто, но каждый раз это действие ощущается неприлично сильно. Бэкхён только и может что расставить ноги и приспуститься на стуле, упёршись кулаком в висок. Либидо давно работает так, как должно, вот только снимать возникающее напряжение всё ещё не с кем. Мистер Пак знает, что с ним делает. Господи, ему ведь давно не двадцать, чтобы не осознавать этого, и мягкая усмешка на губах говорит об этом даже больше, чем настойчиво отведённый взгляд.       — Так чем Вы занимались всё это время, сэр? — интересуется Бэкхён, оттягивая брюки в паху.       — Недолго ремонтировал старую школу в соседнем городке, встречался с друзьями, сходил на встречу с ветеранами — ничего сверхъестественного. Впрочем, сумел пару раз переговорить с твоим отцом. Парень усмехнулся:       — В самом деле?       — Да, — Пак выдохнул дым, — мы встретились на кладбище, перебросились парой слов.       — Значит, ничего существенного, сэр?       — Да. На самом деле, интересного здесь было много: что отец делал на кладбище, почему он всё ещё не замечает своего сына и отказывается как-либо налаживать контакт. Не то чтобы он всегда был эмоциональным человеком, но когда мама была жива, отец больше соответствовал определению «родитель», чем сейчас. Впрочем, после смерти матери много что изменилось…       — Хочешь поговорить об этом? Бэк резко вскинул взгляд, тут же обхватывая взглядом Пака и настораживаясь.       — О чём именно?       — Об отце.       — Никак нет, сэр, — едва улыбнулся Бэкхён, поднимаясь из-за стола. — У Вас есть какие-нибудь планы на сегодня? Составите мне компанию? Хочу прогуляться.       — Без проблем. Мужчина поднялся с места и одним чётким движением вдавил окурок в пепельницу. На мгновение парень подумал, что именно так себя и ощущает, когда находится рядом с Паком: вдавленным, втоптанным, разрушенным и выкуренным до краёв фильтра. … тело приятно ныло после тренировки. У Бэкхёна не было и мысли о том, чтобы дать себе спуск. Расслабленность — грех. Он должен быть сконцентрирован на том же уровне, что и Пак, который ненадолго присоединился к нему. Отжимания, пресс, подтягивания, упражнения на выносливость, поднятие тяжести — всё это его ежедневный график, от которого отказываться совсем не хочется. Пак садится на веранде, подтянув стул к самому входу, подпирая спинкой дверь. Солнце уже зашло и не жжёт, так что Бэкхён продолжает тренировку на заднем дворе. Впрочем, он всё равно ощущает, как плавится кожа под чужим открытым взглядом, преисполненным интереса и (возможно даже) желания. Бэк знает, каково это — хотеть обладать человеком, так что снисходительно не обращает внимания, стараясь не больше нужного, в пределах разумного. Он знает, что эта игра может продолжаться вечно. Ходить вокруг да около, стараться сравнивать острые углы и делать вид, словно всё так, как обычно. Ему хочется сесть на чужие колени, обхватить ладонями лицо и впиться губами в чужие губы. Страстно, с силой прижимать к себе, чтобы человек не вырвался, не сбежал, не стал выравнивать линию происходящего. Ему хочется, чтобы Пак сдался. Футболка слишком горячит тело, неприятно липнет и словно тут же высыхает то ли из-за солнца, то ли из-за внимательного взгляда. Бэкхён снимает её, оголяя сильно изменившееся, но всё такое же исполосованное тело. Спина покрывается гусиной кожей от скользнувшей прохлады, и теперь хочется сходить в душ и замереть в гостиной рядом с хозяином дома. Парень поднимает взгляд и приподнимает уголок губ. Мужчина уже не в том возрасте, чтобы тушеваться или делать вид, словно это не его застали за разглядыванием. Бэкхён знает: Пак примеряется, думает, осилит ли эту связь. Видимо, к сожалению, ещё не понял, что Бён не оставил ему выбора. Бэк заканчивается тренировку и протискивается между чужими коленями и косяком в проходе двери. Мужчина лишь запрокидывает голову, чтобы тщательно осмотреть его потное тело и бросить взгляд на лицо, останавливаясь на его сверкающих догадкой глазах. Пак не скрывается, и это возбуждает не хуже брошенного вслед «не закрывай двери, Бэкхён».       … — Какого числа ты уезжаешь? Бэкхён думает: «вопрос с подвохом», и оказывается прав. Мистер Пак сидит совсем рядом, буквально впритык к согнутому бёновскому колену. Тепло чужого тела горячит не только коленную чашечку, но и пах. Бэк с нескрываемым удовольствием ощущает себя здоровым и полным сил, ему хочется близости, но игра должна продолжаться до тех пор, пока мужчина сам не захочет действовать.       — Не завтра. Пак улыбается и поворачивает к нему голову. Глаза отблёскивают из-за ламп. Камин никто не разжигал — незачем, в доме и так слишком душно для того, чтобы жечь что-то ещё, кроме терпения Бёна.       — Уже подумал о том, чем будешь заниматься до отъезда?       — Раньше Вы не спрашивали, сэр. Есть предложения?       — Не спрашивал, потому что тебя словно и не было. Какие могут планы у ребёнка, который теряется в пространстве?       — Сейчас-то всё иначе, — заметил Бэк. — Нет, сэр, никаких планов. Целиком и полностью Ваш до самого отъезда. Пак приподнял уголок губ и опустил взгляд на бокал с виски — ещё одно изменение. Алкоголь в этом доме? Да ещё и у бывшего военного? Никогда, но теперь всё понемногу сдвигается с места. Бэкхён не хочет думать, что привносит что-то в чужую жизнь, но догадывается, что именно так оно и есть. Пак меняется, потому что Бэкхён изменился.       — Скажите, сэр, по Вашему мнению, все произошедшие за два года изменения сказались на мне в лучшую сторону или нет? На самом деле хочется спросить: Вы всё ещё видите во мне ребёнка или равного себе человека, умеющего разделять тяготы прошлого? Ответ получает не так быстро, но вполне соответствующий ожиданиям:       — В лучшую. … лёжа в постели Бэкхён никак не может отделаться от мыслей, одолевавших его ещё в пятнадцать лет: как ведёт себя мистер Пак с человеком, который ему нравится, как он целует человека, как обнимает, как занимается сексом, с чего начинает и чего желает. У него нет никаких наблюдений — одни лишь представления, потому что мама Чондэ вроде бы была его женщиной, но ничего соответствующего этому Бэк никогда не видел. Безусловно, были касания, короткие поцелуи в щёку и всё. Ничего больше. При том, что сам мужчина никогда не выражал больше минимума: сдержанный, сжатый в проявлении чувств, словно отпустит себя и всё разрушится. Бэк думает: вероятно, она понимала, с кем связывала свою жизнь и между ними была договорённость. Бэкхён предполагает: наверняка она впустила его в свою жизнь, потому что сын должен ощущать мужскую руку на плече, да и в роли отца Пак всегда проявлял себя больше, чем в роли сожителя. Возможно, её это вполне устраивало — Чондэ должен был воспитываться в полной семье. Внутри всё жжётся и не даёт покоя, потому что Бэкхён представляет одно, но в реальности всё может быть совсем иначе. Он никогда не видел даже сотой доли того, чем Пак одаривал его накануне отъезда год назад и сейчас. Ох, сейчас… сейчас — это что-то совсем другое, неизведанное, взывающее к изучению. Вероятно, это звучит совершенно эгоистично, но Бэкхёну хочется отдаться под чужой контроль, потому что он не знает, чего хочет. Никакой конкретики, кроме того, что хочет отца его лучшего друга. Безусловно, Пак старший партнёр — это даже не обсуждается, но Бэк не хочет быть опекаемым, не нуждается в заботе. Ему хочется сильную руку на плече и понимание ролей в возникающей между ними связи. … Пак всегда просыпается раньше него. Исключение: кошмары Бэка. Но в этот раз парень лежит ровно до того момента, как в проходе всегда открытой двери появляется чужой силуэт. Пак прижимается плечом к проёму и складывает руки на груди, окидывая его мягким взглядом. Бэкхён лишь усмехается, поднимая на него далеко не сонный взгляд.       — Наслаждаешься отдыхом?       — Никак нет, сэр. Жду, когда Вы меня разбудите. О, ему бы очень хотелось, чтобы всё поскорее решилось и жалкие остатки короткого отпуска прошли в постели. Пак не сдаётся, ещё не сейчас, и это изматывает так же, как пробежка в пятнадцать километров натощак в боевой выкладке. Бэкхён подозревает, как пользоваться появившимся преимуществом. Знает, что его тело хороший стимул для мистера Пака, потому что даже несмотря на шрамы он хорошо сложен. Кому в здравом уме не захочется иметь молодого человека?.. Мужчина держится лучше, чем хотелось бы, но не скрывает интереса, продолжая испытывать его. «Ладно», — думает Бён, — «ещё немного и сдастся. Время идёт, скоро отъезд, а вопрос обязательно должен найти решение». … в этот раз парень выбрался из дома в одиночку. Пак ничего не сказал, видимо, отметив его адекватность, но поход в магазин всё равно превращается в небольшое испытание. Он идёт по улице с некоторым напряжением, потея и стискивая зубы от наплывающей на виски мигрени на кассе, но пиком происходящего, разумеется, становится подпорченная погода. И всё же, Бэкхён расслабляется, потому что тело холодит дождь, а вместе с этим охлаждается и рассудок. Он перебирает покупки в голове, неспешно продвигаясь с небольшими пакетами по улице: помнит, что в кармане брюк презервативы, в пакете масло, макароны, мясо и консервация. Они с Чондэ терпеть не могли ходить в магазин со списками. Разве что потратить карманные на какую-нибудь чушь, но это уже в прошлом. Бэк не тратит наличку на дерьмо, он думает откладывать её до тех пор, пока не поймёт, чего вообще хочет от жизни. У него нет никаких планов, кроме как вернуться туда, где он нужен, и подвергнуть свою жизнь опасности. Так правильно, он считает. А деньги… можно оставить Паку, в конце концов, он буквально проживает в его доме время от времени, так почему бы и нет?..       — Эй, Бён Бэкхён! Эй! — рядом останавливается машина, Бэку совсем не хочется поворачивать голову, чтобы увидеть этого человека. — Ты как, Бэк? Тебя подвезти?       — Нет, спасибо, — всё же отвечает парень, мельком окинув взглядом медленно катящуюся следом за ним чёрную машину.       — Так ты всё-таки вернулся из Афгана? Я так и не смог с ребятами словить тебя. Родители сказали, что видели тебя в больнице с мистером Паком, но когда я приходил к нему, тебя уже не было. Бэкхён думает: смогу ли я сдержаться, если он напомнит о споре?       — Погоди, возьми деньги, ты же выиграл. Вот, держи, Бэк. Бэкхён на мгновение закрывает глаза и останавливается, поворачиваясь к тут же застывшей машине. У знакомого перекошенное ухмылкой лицо, выглядывающее из окна дорогой машины. Хочется разбить ему лицо, но теперь он не может этого сделать — любой конфликт с применением силы на гражданке будет рассматриваться комиссией и в армии. «Мне не нужны проблемы», — произносит как мантру, чтобы осознать и не совершить ошибку.       — Я отдал за них слишком многое, так что оставь себе. Ветер отхлёстывает его по лицу, словно не одобряет отказ. Бэкхёну всё равно на погодные условия. Он разворачивается и идёт вперед — домой, туда, где ждут с вкусным обедом и полотенцем, которое приземлится на мокрые волосы. Вероятно, сегодня вечером можно будет поужинать на веранде — оттуда будет тянуть прохладой и терпимой сыростью. А если температура упадёт ещё больше, то можно посидеть у камина. Бэкхёну нравятся вечера, проведённые с Паком, и совсем не нравятся спонтанные встречи, к которым он никогда не будет готов. … Бён думает: я влюблён в тебя. Бён не понимает: почему ты сдерживаешься? Пак вдруг хмыкает и отбирает у него нож, оставляя смотреть на лук. Глаза не слезятся от слова совсем, хотя должны были. Да и вообще у Бэка нет причин для того, чтобы плакать. Какая разница, в конце концов?.. Да и на что он рассчитывает?.. Мужчина опускает ладонь на его бедро. Широкая ладонь обжигает кожу даже сквозь ткань спортивных штанов; ложится правильно, обхватывает большой участок, и чужие пальцы немного сжимают его, словно в попытке привести в сознание.       — А ты уверен, что в самом деле хочешь этого? Вероятно, он говорил вслух. Возможно, пробурчал или шепнул. К нему снова возвращается психическое непостоянство?.. Или он недавно стукнулся в душе головой о плитку? Непонятно.       — Разве я не аргументировал своё предложение иметь со мной связь? Я даже не настаивал на отношениях, сэр. Вы знаете, что я попрусь в самую гущу, когда окажусь там, где нужно. Безусловно, вероятность того, что я выживу, увеличилась с последнего обучения, но всё-таки… — парень вздыхает, упираясь ладонями в тумбочку.       — То есть, это всё, что тебя подталкивает ко мне? Кроме твоей давней подростковой влюблённости?       — А должно быть что-то ещё? — фыркает Бэк, полностью поворачиваясь к Паку. — Перед смертью не надышишься, а я хочу, — говорит он, тут же твёрдо добавляя: — И буду.       — А обо мне ты, конечно же, не думаешь. Парень пожимает плечами:       — А должен? — сомневается он. — Я для Вас всего лишь заигравшийся в войну мальчишка. Да, я притягиваю Вас, и желаю Вам всего самого наилучшего, но, увы, Вы так и не поняли, что я пытаюсь до Вас донести. Посмотрите на ситуацию с моей точки зрения.       — Я прекрасно знаю, чем ты оперируешь, Бэкхён, — качнул головой Пак. — Но этого недостаточно для того, чтобы я перестал спотыкаться о неровности между нами.       — Никаких «нас» нет, сэр. И вряд ли будет. Прошу Вас, посмотрите на ситуацию так, как смотрю на неё я. И тогда Вы поймёте, как обойти все неровности. Пак не понимает, что у Бэкхёна катастрофически мало времени на то, чтобы жить. Он ввязался в глупую игру и даже не пытается освободиться от клешней собственного рассудка. Его всё устраивает и, вероятно, даже спустя годы Бэк будет думать, что каждый день — последний, и его стоит провести так, как хочется, а не так как должно. Вот какова логика людей, познавших войну непосредственно на поле боя. Всё может закончиться в одно мгновение, а Пак даже не узнает, что он лежит где-то там пожираемый крысами или снова застрявший в плену.       — Чего хотите Вы, сэр?       — Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, Бэкхён, — говорит Пак. — В своей жизни я уже ничего не хочу менять или планировать, но вот твоя жизнь — это совсем другое. Ты просто не понимаешь, что твоё сознание отравляет тебя и руководит твоими действиями и решениями совсем не в положительную сторону. Ты можешь служить где-то здесь, поблизости, не переться чёрт знает куда и раз за разом переживать ад. Ты можешь служить тут, в Америке, и всё будет хорошо: ты, я, этот дом и редкие отпуска. Чем не жизнь?       — Жизнь, — соглашается Бэкхён, — но не для меня. Я пленён, сэр, чужая страна разорвала мою голову и хочет, чтобы я вернулся туда за помощью. Вы не понимаете, и никто не поймёт моих чувств.       — А я? Я смогу пленить тебя здесь?       — Вы можете попробовать, но не уверен, что у Вас получится заставить меня остаться. Пак знает: Бэкхён уедет несмотря ни на что. Даже если мужчина пообещает ему золотые горы, увезёт, прикует цепями к комнате — всё пустое. В этих глазах пустота на разрыв с толикой чувств к нему самому, но пустоты в ней больше. Эта серьёзность и сконцентрированность переливается с горечью и болью, которая никогда не сможет перелиться через края. Паку не нужны отношения, не нужен человек рядом, не хочется испытывать чувства. Он давно наплевал на свою жизнь и ему всё равно на то, что будет происходить дальше, но этот парень… Он помнит его ещё ребёнком, а теперь этот ребёнок второй год пытается убиться, а он ничего не может с этим сделать. Совсем ничего.       — Вы бессильны передо мной, мистер Пак. Не затрудняйте нашу жизнь, давайте просто сделаем то, что хотим.       — А потом ты уедешь, — констатирует мужчина.       — Уеду, — соглашается Бэкхён.       — Значит, так и будем существовать: ты там — я тут; ты приезжаешь в отпуск — я здесь; ты уезжаешь — я всё ещё здесь. И так по кругу. Парень улыбается, укладывая ладони на чужие плечи. У Пака такие же пустые как и у него глаза. Бэкхён не понимает, зачем объясняется. Ему кажется, что проще сделать и не задумывать о последствиях, чтобы не было этих расшаркиваний.       — Я тебе здесь не нужен, Чанёль, — горько шепчет Бён, — и ты мне не нужен так, чтобы меня рвало от чувств. Я хочу принимать тебя в определённых дозах, понимаешь? Там я буду самым сильным и способным на всё, но здесь я никто. Ты нужен мне здесь, без тебя я не проживу и дня на гражданке. У меня нет времени становиться взрослым и тут и там, — признается он. — Ты должен понять. Пожалуйста, пойми меня, потому что больше никто не сможет этого сделать — только ты. Пак мог бы сказать: у тебя вперед сотни парней и девушек, способных… на всё. Я не единственный, кто знает и понимает тебя. Пак мог бы, но не говорит.       — Когда ты уезжаешь, Бэкхён?       — Двадцать третьего. Утром, — шепчет он. — Двадцать третьего, слышишь? Умоляющий тон играет на руку. Губы соприкасаются с напором, и Бэк уступает сразу же, подстраивается под Пака на ходу. Тело вжимается в него, ладони мнут бёдра и трутся о пах, ослепляя ощущениями. Жар медленно оседает внизу живота, и хочется поскорее найти способ спровоцировать взрыв. Поцелуи растягивают удовольствие, но яркости не придают даже с касаниями.       — Переспи со мной, — требовательно проговаривает Бэкхён. — Сможешь это сделать?       — Ты готовился? — вопрошает Пак, оттягивая его за поясницу от тумбочки к выходу из кухни. Ступени скрипят под их ногами, пока они поднимаются наверх.       — Готовился. Не переживай, ты у меня не первый, но в последний раз это было очень давно.       — Господи, когда ты успел? — вздыхает мужчина, заводя его в свою спальню.       — Ты не уследил, — пожимает плечами Бэк, освободившись от футболки. В комнате довольно прохладно и кожа посыпается всполохами дрожи. Хочется провести руками по вставшим волоскам на руках, но вместо этого парень развязывает шнуровку на штанах, пока Пак снимает с себя кофту и спускает штаны.       — По крайней мере, я старался, — отмечает мужчина, отбрасывая одеяло с постели. — За тобой трудно было уследить. С шестнадцати ты прибавил мне немало седых волос. Бэкхён усмехается, стягивая трусы и становясь коленями на постель. Протянутая ладонь тут же сталкивается с плотными мышцами чужих плеч. Мужчина находит его губы и заваливает мимо подушки посредине кровати. Бэк раздвигает ноги, пытаясь найти удобное положение. Всё это выглядит так поспешно и удивительно привычно, словно у них осталось пять минут жизни. И всё же, со стороны Пака касания не лишены мягкости и чувственности, особенно что касается ладоней, оглаживающих бедра.       — Если тебе не хочется проявлять чувства, то не делай этого, — отмахивается Бэкхён. — Я не заставляю. Можешь просто взять меня и всё. Упёршись ладонями в постель, мужчина нависает над ним и озадачено осматривает его пылающее лицо. Качнув головой, Пак лишь на долю секунды выглядит разочарованным и тянет руку к смазке.       — Не хочу знать, какого ты обо мне мнения, — всё же цокает он, оглаживая сфинктер. — Во всяком случае, и так понятно, что не самого лучшего.       — Я буквально заставил тебя переступить через себя и заняться со мной сексом, — Бэк хмурится, пропуская внутрь палец. — Уверен, что ты никогда не перестанешь видеть во мне соседского мальчика.       — Уже давно перестал, — усмехается мужчина, — трудно видеть в тебе ребёнка, когда ты лезешь туда, куда не нужно, и делаешь намёки, которые не должен делать. А сейчас ничего такого не вижу в тебе и подавно, — заверяет Пак. — У тебя проблемы, Бэкхён. Твоё сознание запутывает тебя всё больше и больше. Думаешь, ничего не требуешь от меня и всё в порядке? Нисколько.       — Прошу прощения, конечно, но сейчас я туго соображаю из-за твоих пальцев и попытки перестать охреневать от того, что у меня намечается секс с тобой. Мужчина лишь фыркает и больше не произносит ни слова, без проблем возбуждая его до такой степени, что стоны срываются едва не каждую минуту. Хлопнув его по бедру, он вынуждает его перелечь на живот, и Бэкхён полноценно стонет от того, насколько он чувствителен сейчас. Член так восхитительно трётся о простынь, что он не может себе отказать поддаться вперед.       — Не пытайся закончить без меня, — предостерегает Пак, сбрасывая подушки с постели.       — Я… чёрт… — Бэк сжимает постельное ладонью вытянутой руки. Кажется, что край вот-вот настигнет его, и мужчина уверенно подводит его к нему, тут же пытаясь оттянуть. Какая грязная игра… восхитительно! Ощущение движения позади вынуждает испытывать предвкушение, но это ничто по сравнению с тем, как Пак налегает на него сзади, придавливая к постели своим телом. Ему глубоко плевать на уродливую спину, он целует, целует, целует неровности швов. И парень охает, когда губы начинают прокладывать дорожку от плеч к шее и назад. Снова и снова, тягуче медленно и так хорошо, так приятно, так горячо, что даже давление в анусе не уменьшает испытываемое удовольствие.       — Чанёль, войди в меня, — хрипло просит парень.       — Тебе уезжать послезавтра, не буду рисковать. Бэкхён стонет, поддаваясь бёдрами назад, пытаясь потереться о чужое тело. Поясница отчётливо ощущает твёрдый член, а уж трение пальцев внутри… В голове перемешивается желание близости вместе с нетерпением и благодарностью о подаренной обжигающей ласке. Протяжные стоны наполняют комнату, ведь бессмысленно сдерживаться и скрывать свои чувства. Да, он долго ждал этого, но сейчас это не имеет никакого значения. Ладонь настойчиво поднимает его правое колено, раскрывая доступ. Слышится треск презерватива, и появляется ощущение латекса у заднего прохода. Бэкхён чувствует, как чужое колено съезжает по простыне прямо к его ноге, а головка члена проникает внутрь под небольшим давлением. Бэкхёну хочется заорать: почему ты так добр ко мне, ведь ты не испытываешь и сотой доли того, что испытываю я?! Бэкхён хрипло дышит, стараясь не напрягаться, и зажмуривается, когда стенки ануса расходятся под настойчивым проникновением. Простата отзывается на давление, вытряхивая его из напряжения. Мужчина плавно прижимается пахом к его ягодицам, придерживая за бедро.       — Ты в порядке? — шумно выдохнув, спрашивает он.       — В полном. А ты? Пак цокает:       — Зачем ты меня-то об этом спрашиваешь?       — Раз ты так добр со мной, то хотелось бы, чтобы тебе понравилось. Ответа не следует. Бэкхён тихо стонет, когда чужие бёдра плавно отклоняются и медленно возвращаются на место. Толчки аккуратные, медленные, изматывающие. У Бэка всё горит и в проходе, и внизу живота. Он думает, что это великолепно: голова пустая, тело горит и просит ещё и ещё, пока Пак постепенно наращивает темп и смелеет, понемногу вталкивая его в постель. Первые полноценные стоны удовольствия срываются, когда мужчина перестаёт сдерживать себя. Бэку адски хочется стать на колени, чтобы было удобнее, но никак не решается осуществить задуманное. Сейчас его втрахивают в постель, позволяя проезжаться чувствительной головкой по простыне, направляя за плечо назад к пронизывающему члену.       — Я закончу… скоро, — стонет парень, прогибаясь в пояснице, — Чанёль… Более резкое проникновение внутрь и вынуждает их обоих гулко простонать. И слышать чужие стоны наравне так же хорошо, как и испытывать оргазм. Бэкхён всхлипывает, когда тело наваливается сверху, приподнимает бёдра навстречу чужому тазу. Вскрики не прекращают вырываться изо рта, пока чужие губы прикусывают кожу на шее, а язык облизывает укус.       — Чёрт, — шипит Пак, сменяя темп и врываясь сильными короткими толчками внутрь. Бэкхён долго не выдерживает: его распирает от ощущений, удовольствие просачивается сквозь кожу и, наконец, переходит через край во вскрик. Мужчина выходит из него буквально за пару секунд до оргазма, и тягучий стон подтверждает то, что ему было с ним хорошо. Анус горит, внутри всё напряжено и хочется абстрагироваться от этих ощущений. Пак целует его в плечо и мягко поглаживает по бедру, прежде чем сесть рядом с ним на постели.       — Ты в порядке?       — С непривычки побаливает, но да, я в порядке. … как он и предполагал, на веранде прохладно и тянет свежестью из окна. Мужчина докуривает сигарету, пока Бэкхён развалился на стуле, запрокинув голову назад. Лицезреть потолок без задних мыслей так… хорошо. Ничего не беспокоит, никакой тревоги и колыхания эмоций в груди. Как будто впервые за несколько лет после изматывающей бури и шторма, наконец, наступил штиль.       — Я правда не смогу привязать тебя к себе?       — Неа, — мягко отзывается парень, — я тебе не нужен, так что мне лучше…       — С чего ты взял? То, что я не люблю тебя так, как этого хочешь ты, не значит, что я ничего не испытываю к тебе.       — А я ничего не хочу от тебя, — пожимает плечами Бэкхён. — Раньше хотел, наверное, но сейчас я слишком слаб для того, чтобы чего-то от тебя требовать и хотеть. Я просто приму всё, что ты мне дашь в той мере, на которую способен. Мужчина вздыхает:       — Как ты любишь перекручивать слова… Бэк тихо смеется, опуская голову на заливающее дождём окно, а внутри всё тихо, хорошо, пусто, спокойно. Он так давно не чувствовал этого, что теперь ощущает себя пятилеткой, получившей на Рождество долгожданный подарок.       — Я люблю тебя. Мне с тобой хорошо. Впервые за столько времени я чувствую себя нормальным человеком. Если бы ты только мог это ощутить… понять… Пак оставляет окурок дотлевать в пепельнице, а сам поднимается из-за стола и подаёт ему руку. Бён цепляется за неё без задней мысли, а когда его отводят в гостиную к горящему камину, с облегчением укладывается на чужие колени головой. Паковская ладонь недолго поглаживает его по голове, и в полутьме комнаты Бэкхён, наконец, окончательно признаёт этот дом своим. … время неумолимо летит. Парень чувствует, что ещё не успел насладиться жизнью. Он поражён тем, как ему хорошо рядом с Паком. С ним всё так, как нужно, и залог этого ощущения — понимание мужчины и его зрелость. Что бы они ни делали, чем бы не занимались — Бэкхён знает, что он в безопасности и может отпустить себя: в постели, на пробежке, за ужином… Бэкхён знает: его не любят, но им дорожат, а это другой уровень чувств. Этого достаточно. Вполне прекрасная замена жалкой любви, которую он испытывает и всё время путается как в огромных штанинах. И всё же, парень обладает удивительной способностью не задумываться над тем, над чем не стоит, и даже не пытается накрутить себе голову. Пак говорит, что никогда ещё не встречал молодых людей, способных вести себя так, как он. Пак целует его висок, и Бэк хмыкает, потому что этого достаточно. Потому что он чувствует, что выиграл все войны, кроме одной. И всё же, несмотря на возникшую идиллию, Бён ощущает, что ещё немного — и его точно пленят. Быть здесь приятно, но ещё приятнее будет вернуться сюда спустя пару-тройку месяцев на побывку. Каждый раз будет жаром, растапливающим холод. Бэкхёну хочется верить в то, что этот остров безопасности и расслабления никуда не денется. А раз верится, значит не стоит и переживать. Тем вечером сбор вещей был прерван долгими испытывающими на прочность поцелуями, инициатором которых стал не Бэкхён. И это было так же хорошо, как если бы… нет, этому нет сравнений. Чужое твёрдое тело со жгутами-мышцами на руках, обхватывающих его тело — это были минуты, которые он будет хранить в своей голове долгие недели до следующего отпуска. Бэк думает: я обязательно вернусь. Теперь хочется возвращаться и далеко не в гробу. Бэк говорит: не знаю, что там с письмами, но если захочется — буду писать или звонить, и вообще, купи компьютер — деньги на моей карте, пользуйся. … в машине душно, хотя в этот раз они стали вдали от места сбора. Тень деревьев и кустов хорошо скрывает их от любопытных глаз, поэтому Бэкхён позволяет себе усесться на чужие колени, надоедливо потираясь задницей о паковский окрепший член.       — Думаешь довести меня до разрядки вот так? — скептически вопрошает мужчина, возбуждённо глядя на его губы.       — Нет, пытаюсь раздразнить и выскользнуть из машины.       — Первое тебе удалось, — признаёт Пак, в ответ прижимая парня к себе за поясницу. Хочется близости, хочется наплевать на правила и утонуть в Паке, но тревожный голос оттягивает его от котла, в который он едва не сваливается, выстанывая в чужой рот. С Паком чертовски хорошо. Так хорошо, что он только и может что думать об этом сутками напролёт. В этих руках, в этой машине, в том доме — там его место, но он должен, обязан… чёрт!       — Вернись ко мне, слышишь? — шепчет Пак в губы. — Живой вернись, а не разбитый в хлам, едва связывающий слова, или, что ещё хуже, мёртвый. Я хочу видеть тебя в своём доме, за столом, на диване, в собственной постели — плевать. Только вернись… ко мне… Остатки слов Бэкхён буквально сцеловывает с чужих губ, не давая говорить чётко, проглатывая слоги вместе с мужчиной. Слышать это — выше его сил. Пак нарушает правила, пытается привязать его к себе, но пусть сознание и тянется к дому — а душа лежит к аэродрому. Едва он отклоняется, как Пак тут же притягивает его за шею к себе, снова сцепляясь с ним языком. Это длится недолго, но внутри всё и без того напряжено до предела. Бэкхёну многого будет стоить успокоиться в самолёте… чёрт!       — Ничего не говори. Не обещай — это плохая примета. Я просто жду тебя здесь, в Америке, понял?       — Да, понял, сэр, — усмехается парень. — Разрешите отбыть по месту требования?       — Разрешаю. Бён не оглядывается, подходя к уже знакомым лицам. На площадке за железным забором чётко ощущается другой мир. Парень мгновенно переключается, понемногу начиная забывать вкус чужих губ и ощущения рук на теле. И всё же, в самолёте Бэкхён позволяет себе напомнить, что существует человек, который ждёт, когда он наиграется и вернётся домой.