does it bother anyone else, that someone else has your name

Акира пялится в зеркало с постным выражением лица, лениво отплевывается от капель, стекающих с кончиков волос на нос. Те, невесомые и сыпучие в сухом виде, неизменно задирающиеся и путающиеся между собой, торчащие жалкой пародией на волнистые полукудряшки, сейчас висят мокрыми водорослями до середины глаз и почти что до плеч — будь они прямыми, можно было бы собрать мелкий хвостик. Иногда он даже радовался, что на второй день с их мытья, они уже лежат мертвым грузом, словно он вылил на них три тюбика геля минимум, а на третий превращаются в блестящую и мерзкую замоченную в масле солому — так их хотя бы можно уложить в ублюдскую причесочку лакея и не выслушивать от учителей претензии хотя бы за их разлет, превращающий его в кудрявый одуванчик; мелкую копию то ли Ичиго, то ли Масаки, с той лишь разницей, что он был просто пародией с все еще детским лицом. Когда-то давно, словно в другой жизни, с которой прошла тысяча лет, они, кажется, были русыми — Акира помнит, что цвет он тогда убивал методично и тщательно. Наверное, вместо себя. Хотя в итоге, что иронично, померли оба. Пара особенно мерзких капель затекает за воротник кюдоги*, Акира морщится, и ограничивается тихим «фе» в глубину пустой раздевалки, стягивая форму через голову, не утруждаясь развязыванием пояса. Лениво трясет ногой над сумкой, скидывая туда хакама прямо с себя и не заботясь о педантичном складывании формы аккуратной стопочкой — все равно в итоге растрясется, перемешается, да и дома он ее постирать планировал, пусть мятая поболтается. Походя Акира отмечает, что на нем уже вторая начавшая растягиваться утяжка, и скоро придется искать новую — слава всему, чему можно, что некоторые его покупки Рюкен не отслеживал, и у него не возникало необходимости в ведении диалога на тему того, с какой целью его предполагаемо цисгендерному сыну понабилось утягивать предположительно отсутствующую у него грудь. Было бы хорошо и дальше не позволять ему иметь почву для неудобных вопросов, пока Акира не заставит себя стать самостоятельным и не исчезнет из его сферы влияния — тело продолжало регулярно отзываться на малейшие болевые ощущения и его «он так и сдохнет от старости без операций» положение продолжало оставаться стабильным. Ну, или почти стабильным. Потому что теперь у него есть выгодное знакомство с Урахарой Киске, который умеет делать гигаи, а Акира, по не самой счастливой случайности сам себе гигай лет с четырех и не должен столкнуться с трудностями при переходе из одного чужого технически мертвого тела в другое. Цепи не было. Это тело не было его изначально, у него не могло быть с ним связи. А значит, оно само по себе служило гигаем. Гигаем, который можно сменить. Теперь, правда, предстояло встречаться с Урахарой в одиночестве, и это пугало. Тот казался доброжелательным ехидным засранцем и не должен был внушать тревогу. Зато ее должно было внушать то, что Акира собирался сделать. Урахара умел создавать гигаи. А гигаи были искусственными телами, подогнанными под особенности душ шинигами, надевающих их. Из чего следовало, что он в теории мог создать один для Акиры — шинигами были душами, и у Рокуши в этой форме имелись устраивавшие его половые органы, об отсутствии которых у того тела, в котором он был рожден, знал только он сам. И, видимо, предстояло узнать Урахаре, раз Акира собирался просить его фактически слепить ему член. Подходя к переулку, в котором прятался магазинчик, он чувствует, как против воли отвратительно потеют ладони, а у корня языка скапливается вязкая холодная слюна, которую он не успевает проглатывать. Акира понятия не имеет, что собирается сказать Урахаре, не знает, чем обосновать потребность сменить родное тело на искусственную оболочку и по какой причине Киске придется заморочиться и создать еще один гигай, способный стареть: сообщать ему реальную причину Рокуши не намерен — в конце концов, если у него получится избавиться от тела, причиняющего ему неудобства, потенциальная необходимость рассказывать кому-то о содержимом своих штанов в контексте фоновых ожиданий собеседника отпадет сама по себе. Когда он заносит кулак для вежливого стука и сталкивается взглядом с недовольным жизнью Джинтой, Акира уже понимает, что ничего не получится. Ханакари бурчит под нос, отодвигая дверь вбок, чтобы он мог пройти — помнит, как Рокуши приходил с Ишшином и как тот не отпинал его, но неслабо ввинтил костяшки в затылок, когда он пытался устанавливать авторитеты, обнаружив неконфликтность нового знакомого шинигами. Ишшина Джинта не боялся, но справедливо опасался — он запросто мог позволить себе панибратское отношение к младшим помощникам Урахары, особенно, если те не выказывали уважения. — Сегодня он не с тобой? — хмуро уточняет Джинта, ероша и без того колом стоящую шевелюру, оглядывается ему за спину, словно пытаясь угадать, с какой стороны прилетит пинок. — Нет, — Акира коротко улыбается: не может избавиться от привычки растягивать уголки губ при разговоре, когда сильно нервничает. — Ну и отлично. — Что ты такое говоришь, Джинта? Куросаки-сан — наш ценнейший клиент и товарищ, — из-за ведущих во внутреннюю комнату фусума высовывается полосатая панамка, а затем и весь Урахара втекает в помещение, стуча гэта. — Разрешите узнать, что привело Вас сегодня ко мне? Чем может служить скромный владелец магазинчика? — Мне нужен гигай, — сходу заявляет Акира, не оставляя себе времени на размышления. — Я знаю, что вы можете его сделать. Урахара даже кажется искренне удивленным, и в другой ситуации он бы аплодировал стоя своему умению поражать окружающих, раз даже Киске на это купился. — И что же навело Вас на мысль о необходимости Вам подобной услуги? Мне казалось, что Ваше положение стало особенным именно по причине Вашего бытия человеком и наличия у Вас собственного вполне реального тела, — «положение» в смысле зависание на волосок от смерти, ага, Акира в курсе, спасибо. — Стоит ли мне сделать пару предположений о том, почему Вы пришли ко мне в существующем физическом теле, чтобы потребовать заменить его искусственным? Если он спрашивает о причине чужого желания получить от него гигай, запрос не будет удовлетворен, пока на его вопросы не ответят. — Я квинси, — выдает Акира, неожиданно даже для себя самого: факт уже давно известен и новостью не становится. Урахара приподнимает бровь. — В этой ситуации моя — то есть не совсем моя, но вот та, которую я то ли абсорбировал, то ли адаптировал — сила шинигами почти обнуляется противоположной, что вряд ли пойдет мне, да и Вам, если честно, на пользу в нынешней ситуации, если Вас все еще интересует научная сторона нашего сотрудничества. — Вот как? И что же заставило Вас предположить, что перенесение души квинси из родного тела в искусственное что-то изменит? Разве Вам не известно, что баланс зависит от иных факторов? — Мне это известно, — кивает Акира, прикусывая край любезно принесенной Уруру чашки. — Однако мне также известно, что баланс — это фикция и реального влияния не имеет. Полагаю, нет необходимости напоминать о Куросаки Ичиго, чей псевдо-баланс выражался исключительно в родословной. «Псевдо-баланс» Ичиго, на самом деле заключался в том, что он звал свой лук «занпакто» и клеймил себя шинигами даже тогда, когда использовал для победы над Айзеном Лецт Штиль и ожидаемо потерял после этого силы. «Псевдо-баланс» заключался в том, что он засунул душу Яхве в банкай, а затем ее же надел, как костюм. «Псевдо-баланс» заключался в том, что его лук был одержим Пустым, чьи частицы смертельны для квинси, и фактически отражал его склонность к саморазрушению. «Псевдо-баланс» заключался в своем отсутствии. О котором Урахаре знать пока не полагалось. Акира прикусывает язык, но слишком поздно — Урахара косится с ехидным пониманием, но уже серьезнее. Минуту назад он смотрел на ребенка, жертву обстоятельств, пытающуюся справиться с ними своими силами. Возможно, на интригующий опытный образец. Сейчас он смотрит на противника, чья осведомленность равна его собственной, а возможно, и превышает ее. — Так зачем на самом деле Вам нужен гигай, Рокуши-сан? — кажется, стоит прибегнуть к самому убедительному аргументу: — Не могу сказать. — Я мог бы ответить, что в этом случае не смогу помочь с Вашей проблемой, чем бы ни была ее суть, однако это оказалось бы слишком жестоко даже для такого нехорошего человека, как я. Поэтому я постараюсь умерить свой интерес и возьму с Вас обещание ответить на мои вопросы по завершении нашего небольшого эксперимента. Урахара не уточняет, что их новый «небольшой эксперимент» можно встроить в уже запланированный, но это и так очевидно: Акиру собирались гонять с мечом по площади, пока его гиперболизированная способность к поглощению рейши не поглотит очередную непригодную для этого материю, соответственно, из тела его бы так и так вытолкнули. Подсунуть вместо него искусственное не представлялось требующим особых усилий и затрат выше одного стандартного гигая. Сложность была только в том, что стандартный мог ему не подойти. Возможно, ему бы даже пришлось примерить аналогичный тому, что Урахара выдал бы Рукии для снижения духовной силы. И он тоже мог не подойти — Акире не нужна блокировка сил, из него исходящих, ему нужен замок на резерв хранения рейши, мешающий им проникать внутрь. — Благодарю за ответ и потраченное время, — кивает Рокуши, поднимаясь: если останется, Киске сформулирует вопросы, на которые ему придется ответить. — Откуда Вам известно о семье Куросаки? — напоследок бросает ему в спину Урахара, Акира хмыкает: — Я к ней принадлежу, — и это даже не ложь. *** И первая же их попытка оканчивается некоторым прорывом и почти что смертельным провалом. Акира обнаруживает себя придавленным к полу под тяжестью воздуха, сжимающим в руке — физического тела — занпакто и плюющимся и чихающим кровью, возможно, еще ей же плачущим — в глазах троится алое месиво реальности, а по щекам течет теплое черт знает что. А начиналось даже почти что неплохо. Урахара вытолкнул его из тела, как и при знакомстве, заставил вызвать меч и совершить некоторое число ритуальных телодвижений, результатом которых стало полное отсутствие этого самого результата. Изменений самочувствия или каких-то внутренних шевелений силы, ощущаемых скорее подсознательно, чем фактически, Акира не обнаружил. Система молчала тоже. Он даже на пробу вызвал пару раз Окно персонажа, скосил глаза на строчки Здоровья и Маны — показатели не сдвинулись с места. Первые несколько часов прошли нудно и монотонно под почти молчаливым наблюдением Киске — то не двигался с места, не извлекал из трости лезвие, не предлагал сбить с него шляпу или что-либо, что мог бы в будущем предложить Ичиго. Предложил он сделать перерыв, отдохнуть и выйти прогуляться неподалеку от магазинчика. То, что Акира выйдет наружу в той форме, в которой стоит перед ним сейчас, — бестелесной душой пацана в школьной форме и с катаной в руке, — было более, чем очевидно. За дверью он оказывается первым, позволяет выпущенной катане раствориться в воздухе и щурится от резанувшего глаза света, прикрывает их ладонью на пару секунд, а когда привыкает и промаргивается, обнаруживает перед собой Урахару, прихватившего из магазина пакет выглядящих обычными леденцов. В том, что обычными они только выглядят, сомнений у Акиры не возникло ни на долю секунды — в обществе Киске подозревать можно было кого и что угодно в чем угодно. Протянутую конфету он все-таки принимает, но совать в рот не торопится — вертит в пальцах обертку и напрягает глаза, пытаясь высмотреть на ней хотя бы намек на направление деформации течения рейши, чтобы прикинуть, как она повлияет на его фактически состоящий сейчас из аналогичных частиц организм. — На краткое время увеличит радиус рассеивания следа реяцу, — усмехается Урахара, верно истолковав его сомнения, и демонстративно закидывает в рот сразу две конфеты. Эффекта Акира не наблюдает. Вроде как ощутимость его реяцу в непосредственной близости от него должна была повыситься, относительно расползаясь тонким налетом на более широкую площадь, привлекая потенциально большее количество Пустых, до которых до этого шлейф чужих сил просто не доходил. Но проблема в том, что шлейфа не было. Ни до, ни после. Не было. Вообще. Оценивающий взгляд Акира узнает, как и маскирующую его вежливую выжидающую полуулыбку. Урахара ждет реакции — догадается он или нет. «Догадываться» необходимости нет: на Киске запечатывающий силу гигай, превосходящий по мощности действие леденца и попросту сводящий его к нулю. Акире об этом известно быть не должно, как и о том, что без гигая и контроля выплеска реяцу, ее ощутимости бы хватило на пару кварталов. Хотя, может, и должно, но не ему, а тому, кого здесь уже не было и у кого, согласно легенде Рокуши, амнезия. Он молча медлит и хмурится в притворном ожидании, наконец, поворачивается в упор на Урахару с озадаченным выражением лица и уточняет, почему ничего от него не почувствовал, где, собственно, обещанный ему результат. Тот в ответ удовлетворенно кивает и тем же тоном «скромного торговца», что и первые минут десять их предыдущей встречи, объясняет, что у простых людей вроде него реяцу столь мала в сравнении с вероятными ожиданиями Акиры, что он не сможет ее почувствовать — а потому и изменений в ней опознать не сумеет. Вздыхает с разочарованной интонацией, как будто ждал какой-то сенсационной новости, а правда оказалась до обидного невзрачной. Разворачивает, наконец, леденец и сосредотачивается на собственных ощущениях. Все еще ничего. И никаких спецэффектов вроде свечения из концентрированной реяцу или мгновенно попадавших под ее давлением горожан. Справедливости ради, последних рядом попросту не было, они с Урахарой оказались вдвоем. Хорошая бы из них получилась мишень. И Пустые с ним, судя по всему, солидарны. Слетаются они на них сразу стаей и фактически валятся сверху комом тел без синхронизации. Атака откуда-то из глубины оказывается неожиданной, отрезает снизившего бдительность Акиру от Урахары. Он переворачивается, неуклюже уходя от удара, и привычно складывает ладони для вызова арбалета. И не стреляет — крест остался на запястье его тела в магазинчике, и в руках у него пустота. В голове тоже, но он уже почти чувствует, как ее разрывает невыносимой болью от переизбытка чужих воспоминаний, когда весь этот рой вселится в него разом, и раздерет его на куски. Обдумать, можно ли в него вселиться, пока он душа, не успевает — что-то мелкое и противное возникает у самого лица, царапает краями неровных крыльев глаза, и на мгновение это выбивает его из колеи. Акира теряет зрение, чувствует, как по щекам ползет кровь из разрезанных век, а вокруг вьется почти ураган из реяцу: Пустых много, они мешаются в одну воронку, смердящую смертью на спиритическом уровне, рейраку сплетаются в косы с чужими, и разобрать, сколько их и где кто становится почти невыполнимой задачей. Акира хмурится, сосредотачиваясь на распознавании реяцу, смахивает с лица кровь движением локтя, параллельно двинув им по Пустому — удар не сработает, но он оттолкнется, уклониться это поможет, пусть и всего на миг. Вычленяет из вихря рейрёку принадлежащую той самой мелкой сущности, мельтешившей только что перед лицом, и с наслаждением пинает прямо в центр клубка энергии. Клубок, что удивительно, распадается и истаивает мелкими частями, Акира ловит короткий треск, как от разлома ореховой скорлупы. Кажется, это была маска той твари, которую он почему-то смог проломить ногой: не в толщине дело, а в том, что его «призрачные» берцы никоим образом не походили на духовное оружие, которым Пустого можно изгнать. Под следующую атаку он прыгает сам, рассчитывая проскочить под нее и полагаясь исключительно на везение — смазанные образы обтекаемых реяцу тел противников это, конечно, хорошо, но полной уверенности в отсутствии незамеченных дополнительных конечностей не дает. Еще не закончив движение, опускает руки вниз и складывает ладони, будто уже держит в них меч, надеясь, что и в этот раз сможет призвать его, не используя имя и вопреки всем законам логики. Раз уж привычное и родное оружие недоступно, придется использовать то, что есть. Срабатывает, и следующий широкий замах вгоняет лезвие в, судя по звуку, маску очередного Пустого. Акира успевает избавиться еще от двух, провернув запястье и направив удар вбок, перед тем, как и без того мутные образы остальных смазываются в единое месиво, расцветающее стремительно сменяющимися картинками чужих жизней. Слишком быстро и слишком много. Секунда — и мир заканчивается, а за ним начинается новый. И новый. И еще один. Образы мелькают один за другим, в ушах застревает какофония звуков, а грудь разрывает от смеси чувств. Внутри него слишком много чужого невысказанного, оно почти бьет через край, рвется наружу. Равновесие он теряет… а когда, собственно? Он не может определить, как долго он терпит эту пытку, в каком положении находится его духовное тело, цело ли оно, валяется ли куском спиритических мяса, костей и кожи или силится встать и подчиниться какой-то из воль, барахтающихся внутри него. Может, тела и вовсе нет, а самого Акиру уже растащили кусками оскалы масок. Думать тяжело, хочется просто выблевать чужие души из собственной, сдуться иссохшим воздушным шариком и вернуть звенящую тишину. Кто он, где он, что он такое — Акира больше не может определить и даже пытаться не станет. Единственное, что осталось в нем от него самого же — боль. Ему больно, больно, больно, больно-больно-больно-больно-больно-боль- Все прекращается разом, будто моментально выключают звуки и образы, а с груди снимают невыносимую тяжесть. Акира машинально закрывает глаза ладонью, чтобы унять резь, и походя отмечает, что конечности движутся, хоть он и чувствует себя слабым и опустошенным, выжатым до остатка. Кто-то держит его за воротник, очевидно, выдернув только что из гущи Пустых, остатки которых истаивают в воздухе, пока Акира приходит в себя. Урахара. — Кажется, Вы нехорошо себя чувствуете, Рокуши-сан? — «нехорошо» это мягко сказано. Акире кажется, что его переломит, если он шевельнется, и вырвет, если откроет рот. Получается только убито промычать в ответ, обозначая, что он в сознании. — Как странно, — что странного в том, что душа, которую чуть не сожрали и протащили через фигуральную мясорубку раз шесть, колышется тряпочкой и держится только на его руке, держащей воротник, Акира понятия не имеет. — Ваша рейрёку стабильна, — поясняет Урахара. — Как будто моментально подстроилась под изменения в концентрации рейши после поглощения Вами частиц Пустых. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что впоследствии их остатки самопроизвольно расщепятся и не будут представлять для Вас никакой угрозы, если в процессе Вы не подвергнетесь воздействию значительно более сильного смешения души с Пустым и превышения концентрации его частиц в организме, неизбежно ведущего к пустификации. Концентрация? Подстройка? Расщепятся? Бога ради, помедленнее, у Акиры и так остаточная нагрузка на голову, он не готов воспринимать научные объяснения. — Проще говоря, Вы представляете собой своего рода черную дыру для духовных частиц и организмов, в основе сущности которых они лежат, — Урахара замечает его состояние и слегка упрощает объяснение, за что ему спасибо, — Вы поглотили занпакто Куросаки-сана и, насколько я понял, не вызывали его с момента моей прошлой просьбы об этом, не так ли? — Акира кивает и мычит в подтверждение. — Однако сейчас Вы вызвали его самостоятельно, как мне показалось, без особых усилий и, что важнее, без последствий для духовной сути, как будто оно изначально Вам и принадлежало. Хм. Интересный случай… нет, пожалуй, мы вернемся к этому позже… К чему он собирается возвращаться и что он задумал, Акира так и не узнает. Урахара заминает этот вопрос и больше не возвращается к нему, отпуская, наконец, воротник Акиры и протягивая ему руку, помогая подняться на шатающихся ногах, придержав, когда они подкашиваются и Рокуши почти падает, повиснув на локте Урахары вместо каната. Встать ровно получается с третьей попытки, и он позволяет Киске направить его, подхватив за локоть и фактически все еще волоча за собой. Акира послушно передвигает ноги, как бестолковая марионетка без единой мысли в голове, и пытается эти самые мысли поймать. И вздыхает от разочарования. Итак, его подозрения подтвердились самым прозаичным способом. Он действительно жрет все, что лежит, стоит, существует, и смешивает с собственным существом. Ну то есть это Склаверай с погрешностью в отсутствие резерва, которым ограничивается объем поглощаемых частиц. Могло бы быть лучше и не знать, если бы у него было другое объяснение. Остается вопрос, когда он успел использовать фольштендих и как ему удалось с тех пор поддерживать его пассивным навыком, даже не замечая того. … Пока Акира потягивает уже третью пиалу якобы имеющего восстанавливающие свойства чая, заботливо заваренного Тессаем, и отвлеченно издает короткие звуки в ответ на хвастливые реплики Джинты, имитируя участие в разговоре, Урахара не сводит с него взгляда, и это чувствуется почти осязаемо. Он хочет знать, каким образом Рокуши удалось продемонстрировать те результаты, которые он продемонстрировал, и сам Рокуши это знать хочет тоже. Если все это время он существовал на Склаверае и непропорционально огромной реяцу, ему нужно услышать это от ученого, в чьи выводы можно верить. Если он ими, конечно, поделится. А Урахара, похоже, не был намерен делиться информацией безвозмездно. — Какой гигай Вам нужен? — Акира чуть не давится от неожиданности. — Стареющий, — выкашливает он из себя. — Хорошо, — «хорошо»?! — Тогда начнем с запечатывающего. Он должен будет максимально приблизить ощущение Вас посторонними идентично человеку без духовных сил. Я попрошу Вас проходить в нем несколько дней и вернуться для выявления его влияния на сущность Вашей духовной энергии. А уже после этого я буду готов удовлетворить Вашу просьбу. Очередной эксперимент, значит. Акира кивает: его устраивает — и позволяет вытолкнуть себя из тела заново, стараясь не заскрипеть зубами от усиленного произошедшим на улице ощущения изменений. Схватить дисфорию, будучи технически цисом, он не намерен. А о том, что в тело придется возвращаться, ему лучше вовсе не думать. Не придется, если все пройдет хорошо. Он просто уйдет от Урахары в одном гигае, спустя время вернется за другим, и о теле, в котором родился Рокуши Акира, можно будет забыть. Урахара жестом зовет следовать за собой, и Акира готовится оказаться в очередной комнатке, напоминающей больничную палату в средневековом стиле, но вместо этого его приводят в нечто вроде подсобного помещения. Кажется, это склад: коробок и ящиков с неизвестным содержанием, открытых и запечатанных, вокруг немало. Впрочем, с чего бы ему удивляться — Урахара, может, и дезертир-ученый, но облик торговца поддерживать чем-то нужно, а без запасов товара, он быстро сползет. Сам Киске, пока Акира оглядывается, распечатывает одну из продолговатых коробок, сгруженных в углу вертикально, и Рокуши понимает, что ошибся. Никакой это не склад. Из коробки на него смотрит безликая гуманоидная фигура, как будто выверенно вылепленная по обобщенным стандартам пропорций и потому напрочь лишенная индивидуальности. Урахара пригласительно указывает на нее ладонью, и Акира считывает предложение в нее вселиться. Вообще-то, он, конечно, рассчитывал на предложение подождать, пока гигаю придадут его черты, но, похоже, справляться с этим гигай будет сам и подстроится под хозяина прямо в процессе. Акира пожимает плечами — все равно никогда не видел, как именно происходит процесс создания искусственного тела для конкретной персоны — и протягивает ладонь к фигуре. Кожа на ощупь обычная. Не мягкая или жесткая, не тонкая или плотная, не сухая или заметно увлажненная — никакая. Просто «обычная», как и все в этом искусственном кукольном теле. И уже от его касания гигай начинает слабо меняться, подстраиваясь, — Акира чувствует это пальцами, его сила резонирует с телом, проникает в него, и импульс отдается в подушечки словно толчками крови в венах. И правда — вены. Прямо под ладонью Акиры они расцвечивают плечи его будущего тела бледными голубоватыми переплетениями, выделяются чуть ярче из-за истончения бледной кожи. Краем глаза он улавливает всплывающее окошко с новым квестом, но не вчитывается сразу — успеет — и возвращается к ощущениям. Смещает ладонь на грудь гигая и чуть надавливает, как будто открывает дверь, чтобы зайти. Секунда — и вокруг него снова физическая оболочка, а на уведомления он смотрит уже с другой стороны. Его все еще слегка ведет то ли от излишков успокаивающего чая, который только начал действовать, то ли от остаточной слабости после произошедшего с Пустыми. Доступен дополнительный квест: Отклонение Синхронизируйте душу с телом и стабилизируйте свое существование в мире, исправив оши Системное предупреждение: обнаружена ошибка. ошибка Ошибка ошибка ОШИБКА ОШИБКА ОШИБКА ОШИБКА И темнота. А затем Акира обнаруживает себя придавленным к полу под тяжестью воздуха, сжимающим в руке — физического тела — занпакто и плюющимся и чихающим кровью, возможно, еще ей же плачущим — в глазах троится алое месиво реальности, а по щекам течет теплое черт знает что. Тело — его собственное, гигай валяется рядом, так и не завершивший считывание всех данных и напоминающий Акиру только наполовину. Катана лежит в руке так, словно он вызвал ее инстинктивно, даже не имея понятия, от кого обороняться. Хотя он даже не уверен, что вызывал — сознание он явно только что потерял. Системное уведомление: критический уровень Здоровья. Системное уведомление: принудительно запущен режим «паническая атака». Системное уведомление: необходимо вернуться к стандартному режиму как можно скорее. Системное уведомление: режим «паническая атака» снижает показатели Здоровья. Он так умрет. Он так реально умрет. Акира отчаянно ищет глазами кнопку отмены, голос Киске доходит до него урывками, и сознание блокирует его, обращая в гул. Ему нужно слушать, нужно впитывать информацию, делая вид, что не понял ее значения. Но попросту не получается. Он не может сосредоточиться и отбросить нарастающую панику, не может отмахнуться от дрожи по всему телу и вязкого ощущения липкой крови на коже. — … душа отвергает любое иное тело… неделимы… не мог бы помочь с самого начала — пока у Вашей души есть вместилище, с ней связанное, изменить его на созданное мной Вы не сможете. … Разумеется, Акира знал об этом с самого начала. Было непонятно, на что он надеялся, учитывая, что благодаря Системе его «вместилище» считывалось родным, хоть и без сопутствующих трудностей с выходом из него в первые несколько раз. Наверное, он все-таки ожидал, что Урахара догадается о том, что он не совсем местный, и с загадочным выражением лица пообещает проблему решить — именно к нему обращался кто угодно, когда дело касалось неопознанных сил. Возможно, он просто оказался слишком воодушевлен идеей простейшей формы транзишна, не требующей длительного приема гормонов и соответствующих операций — из-за тревожности он был почти абсолютно уверен, что во время них что-то обязано пойти не так, что он просто обязан отойти от наркоза еще в середине и чувствовать все происходящее, то есть боль. За этим умозаключением неизбежно следует очередной приступ панической атаки, кульминация которой, к счастью, настигает его в тот момент, когда за Акирой закрывается дверь комнаты, и он успевает стечь вниз по стене, когда дрожащие ноги совсем отказываются подчиняться и безвольно подламываются. Удивительно, как он вообще на них до дома дошел. Он сглатывает противно холодную слюну и вцепляется в телефон так, словно это его последний способ коммуникации. Позвонить Кейго или Мизуиро. Он не звонит. Запрокидывает голову и пытается глубоко дышать ртом, одновременно изо всех сил подавляя панические всхлипы. Нельзя, чтобы дыхание сбилось. Нужно выровнять его. Нужно дышать под счет. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Дыши. Дыши, придурок, ты должен дышать. В следующий — последний — раз Урахара приходит к нему сам: появляется у тренировочного поля, когда он уже собирает снаряды — его очередь, соклубовцы уже разошлись. Смотрит с все той же насмешливо-дружелюбной улыбкой, сохраняя образ загадочного и владеющего информацией наперед. Но прочитать его в этот раз слишком легко: он тоже заметил, что несмотря на обморок и потерю крови в его рейрёку не произошло абсолютно никаких изменений. Мана тоже не сдвинулась, как он обнаружил уже дома, когда смог прийти в себя. Акира ему нужен, у Урахары ничерта на него нет, он неизвестная переменная, и потому его стоит держать поближе, на расстоянии взгляда и взмаха лезвия, чтобы точным движением лишить его жизни, если он станет опасен. Но не сейчас. Акира улыбается в ответ наигранно беззаботно и доброжелательно: — Вы, как всегда вовремя, я как раз хотел обратиться к Вам с предложением, — Урахара оценивающе пробегает по нему глазами, не меняя выражения лица и великодушно кивает, мол, слушаю, говори. — Запечатайте Хогёку во мне. Не в Кучики Рукии, — если бы человеческая кожа могла менять цвет в соответствии с переживаниями, Киске бы сейчас посерел. Но вопросов не задает — помнит, что Акира «видит будущее». — Вам же нужно его уничтожить, я правильно понимаю? — не дожидаясь кивка, он продолжает. — Вы уже были свидетелем того, как я служил медиумом для нескольких Пустых и занпакто Куросаки-сана без значительных последствий. Значит, можно допустить, что поглощение Хогьёку также будет успешным. — Вы ведь осознаете, что артефакт подобной мощи может уничтожить Вас в последний момент собственного существования? — Прекрасно осознаю. И если подобное произойдет, я был бы признателен, если бы Вы исполнили мою последнюю просьбу. — И эта просьба состоит в..? — настороженность слышно даже в вопросительной незаконченности фразы. Кажется, это намек на получение преимущества, хоть и ненадолго. Акира станет худшим ночным кошмаром любого, кто попытается навредить Урю. Даже своим собственным, если потребуется. — Пожалуйста, защитите моего брата, Урахара-сан. В этот раз молчание затягивается. Они смотрят друг на друга в попытке отгадать чужие мотивы и цели, продолжая обмен благодушными улыбками. Наконец, Урахара прерывает молчание: — Как угодно, Рокуши-сан, — и исчезает из вида, оставив за собой недосказанность и легкий отзвук шагов.