***
Наверное, это была плохая идея, знакомить Каччана с друзьями. И сейчас, сидя на диванчике уютного лаунжа, Изуку больше всего на свете хочет провалиться сквозь землю. Потому что Иида и Кацуки не ладят ровно с того момента, как увидели друг друга. Это их обычное место встречи, где можно посидеть и поболтать, поиграть в настольные игры и вкусно поесть. Лаунж оформлен в стиле тридцатых годов прошлого века, утонченно и дорого, но цены здесь вполне приемлемые. Но сегодня все почему-то идет не так. — А можно побыстрее там? — торопит молоденькую официантку Кацуки, уже минут пятнадцать ждущий свой острый рамен. — Бакуго, ты же видишь, что сегодня все столики заняты. У них наверняка не хватает рук! — возмущается Иида. — А с хрена ли это мои проблемы? — с вызовом отвечает Кацуки. Изуку примирительно машет руками и пододвигает Кацуки свою тарелку с куриными крылышками, которую тот не удостаивает даже взглядом: — Уверен, скоро нам все принесут. Возьми пока мое, ладно? — Он бросает умоляющий взгляд на Урараку, и та, поспешно проглотив фри, присоединяется к разговору: — Значит, вы теперь встречаетесь? — Изуку кивает. — А как вы познакомились? — Переспали, вот и познакомились, — с бесстыдной ухмылкой фыркает Кацуки, от чего у Ииды газировка чуть носом не идет. Урарака уничтожающе смотрит на Изуку, показывая, что ее дипломатия здесь бесполезна, и пытается сгладить диалог, одновременно поправляя воротник своего летнего платья в горошек: — Звучит романтично, — она не скрывает иронии в голосе. — А как долго вы планируете не выходить из тени? Изуку бросает на Кацуки выжидающий взгляд, но тот делает вид, что не замечает его. Поэтому ему приходится самому пожать плечами и оставить подругу без конкретного ответа. Кацуки ясно дал понять, что делать из этих отношений достояние общественности он не намерен. Настолько, что они даже договорились заходить в жилой комплекс, где была расположена их квартира, через разные входы, а на лифте ехать до разных этажей: Кацуки до четвертого, а Изуку до шестого, чтобы потом уже дойти до нужного по лестнице. — На самом деле это крайне непорядочно, скрывать серьезные отношения, — со всей возможной любовью к нравственности произносит Иида. — Слушай, очкарик, это не твое собачье дело, какие у нас отношения, — скрещивает руки на груди Кацуки, откидывая голову назад. — И мнение свое себе знаешь куда можешь засунуть? Иида не успевает ответить, как официантка, наконец, ставит глубокую тарелку с раменом: — Ваш заказ. Извините за ожидание. Изуку с облегчением выдыхает. Занятый едой Кацуки, скорее всего, не снизойдет до перепалки, и ему удастся немного сбавить градус напряжения за столом. Беда подкрадывается незаметно: — Да они издеваются, — полурычит Кацуки, отодвигая от себя рамен. — Эй, девушка! Какого черта он холодный? — Твое поведение недостойно героя! — Завались! Изуку в ужасе вскакивает из-за стола и мчится догонять Кацуки, который с явно недобрыми намерениями направляется к стойке администратора.***
Несмотря на провальный четверг, по вечеру которого Изуку еще успевает порадоваться, что у Тодороки не оказалось времени — выяснилось, что Кацуки «этого двумордого» на дух не переносит, пятница идет хорошо. В небольшой пиццерии все очень просто и как-то недорого на вид. Пластиковые столы, обитые толстым кожзамом диванчики и невероятно вкусный запах плавящегося в печи сыра создают какую-то неповторимую атмосферу. В этой компании Изуку не чувствует себя новичком. Близких друзей у Кацуки, как и у него самого немного, и двоих он уже знает: с Киришимой они работают в одном агентстве последний год, а Каминари учился в головном филиале UA на последнем году обучения. Изуку сразу обвиняет его в том, что он ничего не рассказывал про своих друзей, на что Денки отмахивается классическим «да вы же не спрашивали». Впрочем, Денки действительно обычно болтает обо всем и ни о чем, и если не задать ему вопрос в лоб, то можно остаться или без ответа, или с морем лишней информации. С Миной и Сэро Изуку встречается впервые, но, видно, что у них с Кацуки какие-то особые отношения: Сэро позволяет себе пару шуток в адрес Кацуки, но не получает никакой отрицательной реакции, а Мина и вовсе бросается ему на шею при встрече. — Бакуго! — вопит она, заключая его в объятия, а Кацуки только недовольно закатывает глаза, но не двигается, пока она его не отпускает. — Давно не виделись! Изуку не успевает рассмотреть меню, как его увлекает разносторонняя болтовня, в которой столько всего обо всем и ни о чем, что он не успевает переключаться между темами. Кацуки устраивается на диванчике у самой стены напротив Киришимы и лениво наблюдает за происходящим. Изуку нравится украдкой наблюдать за ним. Кацуки не выглядит расслабленным, но усмешка на его губах снисходительная и почти незаметная. Мина мгновенно забирает инициативу на себя, подзывая официанта: — Нам две пепперони, две маргариты и две сырные. И лимонад, — и, когда он уже удаляется с принятым заказом, спрашивает остальных, — ничего же не забыла? Видимо, это их обычный заказ. Изуку ощущает себя в компании друзей Кацуки вполне свободно. Он быстро включается в обсуждение геройского рейтинга, долго спорит с Сэро, что Горная Леди достойна ТОП-20, пока тот доказывает ему обратное, начинает разбирать ее техники, от чего Каминари через пару минут хватается за голову и клянется, что без пива он точно уже ничего не поймет. Мина не дает ему сделать дополнительный заказ, недвусмысленно намекая, что пьяного его не пустят домой, и если Денки прям уж хочется напиться, то пора вызванивать его девушку и звать ее присоединиться к вечеринке. Кацуки вроде не спрашивают, но на общий взгляд он великодушно фыркает что-то вроде «да мне похуй», разрешая расширить компанию. Пиццу приносят быстро, и за разговорами она быстро исчезает. Кацуки ест ее вилкой, и Изуку больше не видит в этом никакого снобизма. Его причуда — нитроглицерин — столь же мощная, сколь и неудобная. Она — причина, по которой Изуку не может позволить себе кусать и целовать Каччана во время прелюдий. Всего несколько капель его пота на язык, и головная боль ему обеспечена. Поэтому перчатки и определенные правила это их вечные атрибуты во время секса. Что еще хуже, так то, что причуда Кацуки никак не отменяет его человеческую физиологию и облизать собственную потную ладонь для него так же губительно, как и для Изуку. Изуку украдкой наблюдает, как Кацуки ловко орудует ножом и вилкой. Ему кажется, что любые инструменты для приготовления и употребления пищи каким-то непостижимым образом становятся продолжением его загрубевших рук. — Эй, Изуку, а что ты любишь делать? Есть хобби? — интересуется Мина, откусив очередной большой кусок с пепперони. Изуку на мгновение теряется. Не сказать, что у него есть что-то кроме геройства. Ну, коллекционирование как вариант. Он честно признается в отсутствии каких-то отдельных от его призвания увлечений. — Серьезно? — почти с ужасом восклицает Мина, чем вызывает искренний смех у Каминари и Сэро. — Ну чего вы ржете? Так же свихнуться можно! Даже у Бакуго есть хобби! Изуку поворачивается к Кацуки, но тот только пожимает плечами: — Ложь, пиздеж и провокация. — Ну конечно! — возмущается Мина. — Кири, скажи ему! Он опять отрицает, что любит готовить! Киришима сидит неподвижно, уткнувшись в свой стакан, и Кацуки, вальяжно развалившийся напротив, презрительно фыркает: — У меня тупо нет выхода. Не все могут питаться помоями, называемыми фастфудом. — Ой, а кто это тут выпендривается? — чуть наклоняется через стол к Кацуки Сэро и тут же оглушительно смеется. После Мина забирает снова на себя инициативу, и их разговор возвращается к хобби. Она увлеченно рассказывает про танцы, про собственную студию и небольшой онлайн-проект, которым занимается в свободное время. Изуку восхищается ею от всей души, потому что его фантазии на свободное время хватает только на то, чтобы перерыть все сводки о новых происшествиях, в которых он лично не принимал участия. — А давайте в клуб! — предлагает Мина, когда с пиццей уже покончено. — Как в старые добрые времена! — Ну, мне без разницы, где сидеть, — вымученно улыбается Киришима, не отводя взгляда от своего полупустого стакана. По его виду скорей кажется, что он был бы рад исчезнуть отсюда, но, наверное, просто не хочет отрываться от коллектива. — Тогда хера яйца мять, — Кацуки неожиданно пихает Изуку коленом. — Погнали. Компания одобрительно шумит и поспешно поднимается из-за стола. Изуку пока не может представить себе Кацуки в клубе, но ему интересно. Сам он в такие заведения практически не ходит. Был однажды на выпускном, но ему как-то не очень понравилось. Но с Миной, которая с жаром клянется его научить, и Кацуки, бессовестно выпинывающим его с диванчика, однозначно стоит попробовать заново. Когда они приезжают в «Красную Рощу» — один из самых пафосных клубов в городе, куда нет доступа СМИ и просто людям с улицы — солнца уже нет на небосклоне, и ночь полыхает радужным неоном вокруг. Музыка с порога захватывает Изуку своими ритмами, басами, сотрясающими воздух вокруг него в такт общему настроению. Эти вибрации прокатываются по его телу, находят ответ где-то под позвоночником и требуют двигаться в такт их буйному ритму. — Я за напитками, — коротко бросает ему Кацуки прежде, чем раствориться в разношерстной толпе людей. — Тебе что? — Что-нибудь полегче! — успевает крикнуть ему Изуку, не слыша собственного голоса, как Кацуки исчезает в моргающем белом свете, от которого весь мир вокруг Изуку превращается в раскадровку. Хорошо еще Мина держит его за руку, не позволяя потеряться среди десятков людей, двигающихся в общем ритме. — Просто делай так, как тебе хочется! — перекрикивает она громкую музыку. — И на меня смотри иногда! Она отдает свою сумочку Киришиме, который совсем не рвется на танцпол, и остается в дальнем, практически неосвещенном углу за столиком охранять их вещи. Изуку немного неудобно бросать его в одиночестве, но Мина утягивает его в толпу, и время перестает существовать вокруг них. Тело двигается само, ловя простой, понятный ритм, и Изуку послушно отдается в его размеренный, схожий с темпом сердца, бит. Повторять за Миной вроде как и просто, а вроде как и требует от него максимальной сосредоточенности, но к середине композиции Изуку ловит последовательность. Руки вверх, движение плечами, затем бедрами, слева направо. Опустить руки до уровня плеч и снова плечами. Полоборота вокруг своей оси. И заново. У Мины получается, конечно, лучше, но рядом с ней Изуку ощущает себя свободно. Атмосфера в клубе странная, густая и жаркая, она распаляет Изуку где-то глубоко внутри, и ему любопытно исследовать эти ощущения, одновременно отдаваясь вкрадчивому ритму следующей композиции. Мина вдруг оказывается совсем рядом, кладет его руки себе на бедра и приподнимается на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха: — Сделай вид, что ты со мной. А то сейчас кто-нибудь катить начнет. — А как же Каччан?.. — растерянно полуспрашивает-полукричит ей Изуку, едва слыша себя за музыкой, что бьется басами всюду вокруг него. — Бакуго всегда меня спасает, — смеется Мина. — Он не обидится, я тебе это обещаю. И в самом деле их танец может показаться интимным только совсем уж со стороны, потому что ладони Изуку ни на дюйм не сдвигаются с дозволенных мест. Мина танцует просто потрясающе, и Изуку уже через полминуты понимает, для чего ей этот спектакль. На них устремлено столько взглядов, что у него уши гореть начинают, и спасает только глубокий, сиреневый полумрак, царящий вокруг них. Мина не сдерживается. Ее движения откровенные, подчеркивающие ее идеальную фигуру, объемные бедра и подкачанные ягодицы, и, не встречайся Изуку с Кацуки, он бы оценил это как минимум стояком. Благо Мина держит между ними правильную дистанцию и сама не касается его нигде и никак, кроме ладони, запястья и плеча, когда танец требует близкого контакта. Они возвращаются за столик через минут двадцать, растянувшихся в горячую бесконечность, когда Изуку едва может дышать, а Мина руками укладывает свои мокрые волосы в подобие прически. Сэро и Денки где-то на танцполе, а Киришимы не видно. Кацуки, сидящий с краю, лениво усмехается, глядя на запыхавшегося Изуку: — Что, устал? Хотя он и сам выглядит слегка взъерошенным. Его красная футболка чуть влажная от пота между лопатками, и Изуку списывает это на духоту. — Ты же его не ревнуешь? — смеется Мина, хватая со столика бокал с каким-то голубым коктейлем. Изуку аж вздрагивает от ее слов, но Кацуки вообще на них не реагирует, просто протягивает Изуку высокий, пузатый бокал с чем-то густым и белым. У него в стакане со льдом явно что-то покрепче. Изуку не спрашивает, просто наслаждается сладким кокосовым вкусом, который приходится протягивать через витую трубочку. Алкоголь не чувствуется, но моргание светомузыки постепенно становится медленнее, и Изуку неловко садится за столик рядом с Кацуки. — Ты как-то быстро, тебе не кажется, Деку? — усмехается ему в ухо Кацуки, ощутимо прикусывая за мочку. Потом он проводит языком по всей ушной раковине, лаская каждый изгиб, и Изуку с ужасом ощущает собственное возбуждение. Оно предательски подкралось еще на танцполе, распаленное откровенными движениями Мины, а теперь, рядом с Каччаном, просто становится неудержимым, да настолько, что даже член ноет, упираясь в нижнее белье. Кацуки незаметно опускает руку под стол: — Сделай вид, что мы болтаем. Изуку отчаянно старается делать вид, что ничего не происходит. Но, видимо, получается плохо, так как Мина смотрит на их «болтовню» словно они, как минимум, нарушают сотню законов одновременно. Изуку сжимает коктейльную трубочку зубами, стараясь выглядеть просто внимательным, отчего Мина выразительно поднимает брови и ретируется из-за стола обратно на танцпол, по пути захватив Каминари, едва вернувшегося, чтобы передохнуть. Рука Кацуки ловко поглаживает член Изуку сквозь ткань джинс, как будто они и вовсе не являются никаким препятствием. Его губы нежно ласкают ухо Изуку, иногда он шепчет что-то совсем непонятное, но делает это такой рычаще-мурлыкающей интонацией, что у Изуку непроизвольно поджимаются яйца. Это слишком, слишком греховно, чтобы это терпеть. Изуку кажется, будто на них смотрят. Изуку знает, что всем вокруг наплевать. Он только что очень даже вульгарно танцевал с Миной, чтобы убедиться в том, что окружающим совершенно до звезды, кто и что делает. Но ему все равно страшно быть пойманным, и это делает его тело чувствительным как никогда. На нем нет ни маски, ни прячущих его шрамы латексных рукавов, и Кацуки рядом не скрывается ни за каким образом, и все это делает Изуку слишком уязвимым. От прикосновений Кацуки хочется спрятаться. Его язык дразняще проходится по уху Изуку, очерчивает мочку и скользит к нижней челюсти. Кацуки проходится по ней медленными, смакующими поцелуями, и Изуку больше не знает, как дышать. Он впивается пальцами в гладкий, влажный от холода бокал и не смеет пошевелиться, пока Кацуки, уже не скрываясь, выцеловывает его шею до самых ключиц. Его зубы периодически прикусывают бьющуюся сердечным ритмом жилку, и Изуку едва сдерживает стоны. Ладонь Кацуки ласкает его промежность с тем же ритмом, с которым двигаются губы, и Изуку невольно двигает бедрами навстречу этим прикосновениям. В джинсах тесно, в джинсах адски неудобно. Их грубая, жесткая ткань словно вообще не мешает Кацуки, потому что его пальцы безошибочно находят тот ритм и ту интенсивность, которые нужны именно сейчас. Они скользят от головки вниз, по стволу к самым яйцам, слегка сжимают их и возвращаются обратно. Изуку изо всех сил упирается локтями в гладкий черный стол, потому что иначе он просто не сможет сидеть ровно и делать вид, что ничего не происходит. — Деку, — требовательно выдыхает Кацуки. — Деку. Изуку сдается. Он раздвигает ноги шире, стараясь дать Кацуки больше пространства. Среди басов очередной композиции слышны откровенные намеки на секс, и это безумно подходит к ситуации. Ладонь Кацуки прокрадывается под его футболку, гладит живот, и этого прикосновения достаточно, чтобы окончательно расплавить мозг Изуку. Он обессиленно закрывает глаза: — Каччан… Боже, ну не здесь же…. Каччан… За громкостью танцпола его не слышно, но эта мысль вдруг освобождает его разум. Его не слышно. Никому не слышно. — Боже, Каччан, пожалуйста… — это слово горячим комом прокатывается по языку. — Пожалуйста, да. Кацуки не слышит. Это понятно по его ритмичному рычанию в ухо Изуку, по тому, как не меняется ритм его движений. Он прикасается к Изуку так, как хочет сам, и это похоже на поток. Ласковый, неудержимый, настойчивый. Его пальцы сосредотачиваются на головке, прицельно стимулируют чувствительную кожу сквозь двойной слой ткани, и Изуку непроизвольно чувствует, как оргазм постепенно собирается в паху. Словно огненные капли, стекающиеся со всего тела, он копится в мошонке, становится тяжелым, распирающим. Его становится так много, что, кажется, невозможно будет терпеть, и, через еще десяток все более интенсивных движений, Изуку наконец изливается семенем в руку Кацуки. Он вздрагивает всем телом, и Кацуки довольно смеется, заглядывая ему в лицо. В его красных глазах искрятся веселье и хитрость, и Изуку тянется за поцелуем, потому что это уже слишком, чтобы терпеть. От Кацуки пахнет смесью его брутального парфюма — перцем, мускусом и кожей, сладковатым горячим нитроглицерином и чем-то еще очень знакомым, что Изуку не может уловить. Чем-то, чем еще не пахло сегодня утром, но этот запах ему очень подходит, и Изуку прекращает анализировать эти ощущения. Их поцелуй слишком глубокий и долгий, и воздуха в нем слишком мало, чтобы думать. Вокруг рокочет что-то быстрое, и Изуку податливо уступает языку Кацуки, ритмично трахающему его рот. — И долго вы тут будете просто так сидеть? — бесцеремонно спрашивает Каминари, падая на стул напротив, когда очередной трек заканчивается. Кацуки, наконец, отстраняется, и Изуку загнанно хватает воздух. Его шея вся мокрая от пота, губы горят и наверняка неприлично красные, и он смущенно поджимает их, а потом просто закрывает запястьем. Денки хихикает: — Да, выглядело горячо, конечно. Спасибо, что не зашли дальше. Изуку краснеет до корней волос и прячет лицо в ладонях. Черт возьми, Денки же наверняка знает, что Изуку тогда воспользовался карточкой. Раньше это как-то не имело значения, а теперь Изуку стыдно об этом вспоминать. Кацуки подбадривает его понимающим похлопыванием по плечу, а потом пихает в сторону танцпола: — Пошли. Они идут к правой части зала, где видно розовые волосы Мины и рядом по угловатым рукам можно угадать фигуру Сэро. Денки торопится за ними, спокойно бросив куртку на стул — за их столик возвращается Киришима с высокой кружкой пива. Его волосы мокрые, словно он только что умывался, а белая футболка кажется промокшей то ли от воды, то ли от пота. Кацуки задерживается на минутку, чтобы что-то прокричать ему в ухо, перекрывая музыку, но Изуку этого не слышит. Видит только как Киришима улыбается в ответ и согласно кивает. Через минуту это уже неважно. Музыка подхватывает, увлекает, и Изуку больше не интересует ничего, кроме Кацуки.