Sky full of stars

Свидание, правда, приходится отложить на неделю, а потом и на две: у Кацуки какой-то невероятный завал на работе, и Изуку невольно завидует ему: несмотря на то, что в новостных сводках относительно тихо, Кацуки над чем-то работает, а, значит, это явно какая-то секретная миссия. Изуку и сам бы хотел в такой поучаствовать, но пока ему остается довольствоваться патрулированием и довольно стандартными вызовами. С точки зрения общества это очень даже хорошо, но у Изуку руки чешутся на какое-нибудь рискованное дело. Кацуки, явно памятуя о данном обещании, предлагает просто устроить что-нибудь дома, и Изуку соглашается, отметив, что было бы неплохо провести время как-нибудь романтично. Кацуки на это кривит уголки губ и обещает подумать. Неделю спустя в их общий выходной Кацуки исчезает утром на пару часов с обещанием привезти кое-что особенное и возвращается с большим черным пакетом. Изуку, едва закончивший с душем, поспешно запахивает халат и выходит его встретить. — О, ты вовремя, Деку, — с усмешкой произносит Кацуки. — У меня сюрприз. Ты же просил что-нибудь эдакое. Он выглядит крайне воодушевленным и явно пребывает в лучшем настроении, чем за последние две недели вместе взятые. Изуку с любопытством следит за тем, как он достает серебристый чемоданчик из пакета, кладет его на край кровати и присаживается на корточки, чтобы распаковать его. Внутри оказываются какие-то провода, тонкие металлические палочки, какие-то плоские кругляши и что-то очень похожее на анальную пробку. — Что это? — Последняя версия набора для электросекса. Они доработали режимы, так что штука должна была получиться охрененной. Изуку уверен, что что-то об этом слышал. Но вовсе не уверен, что слышал что-то хорошее. Его широкая общая эрудиция подсказывает, для чего нужны все эти штуки, и почему-то эти догадки вызывают у него тревогу. — Каччан, ты хочешь сделать это прямо сейчас? — Ага. Давай, раздевайся, — Кацуки с предвкушением облизывает губы и поднимает лисий взгляд на Изуку. — Я… я не уверен, что мне этого хочется. — Да ладно тебе, Деку, не ссы. Тебе понравится, я обещаю. Да и после того, что мы с тобой уже делали, это просто детский лепет. По спине Изуку пробегает неприятный холодок. За эти сладкие четыре месяца он почти забыл ту черную полосу, что свела их вместе. Он любит и любим, он отдается в эти окрыляющие чувства целиком, и сейчас, когда Кацуки так бесцеремонно напоминает об их сессиях, у Изуку чуть заметно горчит во рту. Но Кацуки не отводит от него требовательного взгляда, и Изуку пытается найти какие-нибудь слова, которые его не разочаруют и не обидят: — Просто эти штуки… — он недоверчиво косится на провода, — не выглядят… эм… романтично. — Романтично? — с прищуром переспрашивает Кацуки и всем телом поворачивается к Изуку. — Мой сладкий Деку хочет чего-то романтичного? Его тон хитрый и жесткий и вообще не похож на «романтично». Но его руки ловко ложатся на бедра Изуку, и Кацуки потирается носом о тонкую ткань боксеров. Изуку громко сглатывает, потому что вот так Кацуки прикасается к нему впервые и это очень заводит. — Ну извини, Деку, что я вот нихуя не романтичный, — Кацуки прижимается щекой к его мгновенно набухшему члену и проводит языком там, где заканчивается чуть влажная, пахнущая мылом ткань трусов. — Каччан… — Как по мне, хороший секс куда лучше. А все эти цветочки-хуечки… Да кому они нужны, Деку? — почти мурлычет Кацуки, стягивая с Изуку боксеры. Пульс у Изуку рвется в космос и в ушах начинает звенеть. Кацуки трется о головку его члена щекой и на ней остается влажный след предэякулята. Его красные глаза смеются, когда он почти невесомо целует напрягшийся, твердый ствол, и Изуку поспешно закрывает себе рот ладонью. — Ой, кажется, мне слишком далеко тянуться до перчаток, — усмехается Кацуки. — Как-то это неромантично брать и отсасывать тебе, не? Или похуй, Деку? Он проводит языком по головке члена снизу вверх, потом еще раз, и у Изуку темнеет в глазах от такого вида. Кацуки повторяет это движение, особенно старательно нажимая кончиком языка на уздечку, дразня краешек крайней плоти. — Так что, Деку? Изуку прекрасно понимает, что если сейчас согласится, то согласится на все сразу. Это было сделкой. Кацуки неоднократно озвучивал, что минет это не его и ласки руками ему куда привычнее и удобнее. И сейчас, когда он открыто вынуждает Изуку воспользоваться этим предложением, он явно ждет уступки в ответ. Изуку бросает быстрый взгляд на коробку с проводами, которые совсем не хочется на себя примерять. — Деку? Кацуки медленно принимает его член до середины, делает несколько плавных движений, обнажая губами головку и лаская ее языком. Колени Изуку предательски слабеют, он чувствует, как теряет волю сопротивляться. Кацуки усмехается одними глазами и, видя последние искры сомнений в глазах Изуку, пропускает его член в горло, утыкаясь носом в короткие курчавые волосы на его лобке. — Похуй, — обессиленно шепчет Изуку, не веря ни собственным глазам, ни собственным ощущениям. — Ммм? — Похуй. И да, это звучит грязно и некрасиво, но ощущается слишком хорошо, чтобы об этом задумываться хоть сколько-нибудь долго. Изуку радуется, что позади него есть стена и на нее можно опереться плечами. Потому что терпеть такие ласки, не имея опоры, просто невозможно. Кацуки отлично знает, что делает: Изуку и горячо, и тесно, и то, как он меняет стимуляцию, выкручивает его нервы до предела. Два-три длинных, протяжных движения, упирающих чувствительную головку члена Изуку в нёбо, отчего по телу пробегают электрические искры, несколько глубоких приемов, на которые хочется ответить, максимально подавшись вперед бедрами, игривые ласки языком — все это не оставляет Изуку никакого пути к отступлению. — Каччан, — шепчет он, теряя способность мыслить связно. — Каччан… Возбуждение стремительно скручивается в колючий клубок внизу живота, и Изуку невольно вцепляется пальцами в светлые волосы. Кацуки переключается на глубокий минет, и Изуку больше не сопротивляется подкатывающему оргазму. Так глубоко, так горячо и мягко, и не надо ничего больше, чтобы знакомая лестница в небо закрутилась спиралью перед глазами. Изуку насилу успевает отстранить Кацуки, чтобы не кончить ему в горло. Белесые капли разлетаются по его лицу и волосам, когда Изуку доводит себя до оргазма парой отточенных движений рукой, но Кацуки не уворачивается. Просто щурится и, видимо, задерживает дыхание. — Прости… — пытается извиниться Изуку, но Кацуки одним взглядом приказывает ему заткнуться: — В постель. Тело ватное и не слушается, когда Изуку ползет до своей подушки. Кацуки торопливо стягивает с себя джинсы, помогает ему устроиться на спине поудобнее, вкладывает левое запястье Изуку в его же правую ладонь: — Держи крепко. Его улыбка становится предвкушающей, когда он отработанным движением раздвигает Изуку ноги и собственнически проходится ладонями по ягодицам. Потом Кацуки отстраняется и с удовольствием рассматривает получившуюся картину: — Черт возьми, Деку, как же тебе идет. Изуку подчиняется этой похвале, чуть откидывает голову назад, открывая шею, и Кацуки принимает это приглашение. Он проходится вдоль нижней челюсти короткими, кусающими поцелуями, вылизывает ключицы, и Изуку не сдерживает стона удовольствия. Его член послушно вздрагивает, когда зубы Кацуки прихватывают жилку на шее, и Изуку нетерпеливо вздрагивает бедрами. — Горячий, — шепчет Кацуки, вылизывая его уши, чуть кусая и посасывая. — Какой же ты, блядь, горячий. Изуку скулит и извивается на постели, пока Кацуки выцеловывает причудливые узоры на его груди и животе, отвечает всем телом, когда он принимается за чувствительные соски, то теребя их языком, то захватывая каждый по отдельности в рот и чуть посасывая. Его ласки, сначала невесомые и легкие, становятся все более жесткими, и возбуждение накатывает на Изуку снова, словно он и не испытал оргазма десять минут назад. Когда Кацуки, наконец, натягивает черные латексные перчатки, Изуку уже окончательно согласен на все, что только придет ему в голову. Потому что под его кожей, растерзанной укусами и засосами, бушует магма, требующая выхода. Приятные на ощупь круги электродов равномерно расползаются по телу Изуку. Он сам становится на четвереньки, не дожидаясь команды Кацуки, чтобы позволить удобнее подготовиться к проникновению. И оказывается удивлен, когда Кацуки не использует пальцы. Конусообразная анальная пробка уже согрета в руках Кацуки и не ощущается неприятной при прикосновении к мышцам ануса. — Каччан? — Изуку немного стесняется, но все-таки признается. — Может, не так сразу? Я не готов. Кацуки как-то неопределенно хмыкает и прикусывает кожу на ягодице, требуя замолчать. Его ладонь ощутимо нажимает на поясницу Изуку, заставляя прогнуться. Скользкий от лубриканта носик пробки игриво повторяет окружность кольца мышц, с каждым разом усиливая нажим. — Расслабься, Деку, — пробка чуть входит в анус Изуку и тут же возвращается наружу. — Дай мне как следует тебя трахнуть. Изуку громко сглатывает, потому что от этих слов у него бессовестно поджимаются яйца. Он немного опускает плечи и чуть подается назад. — О, ахуенно, придумал. Ну-ка, давай сам. Раздвинь пошире, — Кацуки кладет ладони Изуку на его ягодицы, прижимает, показывая, как именно он хочет видеть его сейчас. Сладкая судорога пробегает по бедренным сухожилиям, по мошонке, и Изуку стонет в голос. Стон жалобный и протестующий, но он не делает ничего, чтобы остановить происходящее. Гладкая металлическая пробка постепенно входит все больше, прожимает растягиваемые мышцы, и Изуку со страхом и предвкушением ожидает, когда она, наконец, окажется внутри. Растяжка все время на грани, кажется, будто еще миллиметр и будет больно, но Кацуки каким-то образом чувствует эту грань и не переходит ее. По телу Изуку начинает прокатываться легкая дрожь, и возбуждение усиливается. Он не сразу понимает, что оно расползается от электродов, а, поняв, окончательно расслабляется. Не так уж и страшно, как могло показаться вначале. Он стонет, облизывая пересохшие губы, и с облегчением выдыхает, когда пробка, наконец, проскальзывает внутрь. Кацуки возвращает его в положение лежа на спине, и Изуку бесстыдно приподнимает широко расставленные бедра, наслаждаясь любованием во взгляде Кацуки. — Закрой глаза, — Изуку повинуется и тут же ощущает, как скользкая ладонь Кацуки обхватывает его напряженный член. Изуку подается навстречу всем телом, благодарит стонами за несколько исключительно приятных движений, оглаживающих головку члена. Потом пальцы Кацуки сжимают его чуть крепче, сплющивают головку, и ощущения становятся странными. Они сначала похожи на щекотку, но потом словно начинают скользить внутрь. Это так непонятно и противоестественно, что Изуку вздрагивает и приоткрывает один глаз, чтобы через секунду распахнуть оба. Кацуки, высунув кончик языка от старания, медленно вводит что-то металлическое и тонкое внутрь мочеиспускательного канала, и Изуку замирает, стараясь не навредить себе: — З-зачем? — Тише-тише, не отвлекай, — отзывается Кацуки, и по голосу слышно, что он крайне сосредоточен на процессе. — Сейчас. Наконец, снаружи остается только самый кончик и длинный белый провод, соединяющий это с черным чревом чемоданчика. Кацуки медленно проводит языком по краю головки члена Изуку, дразня и возбуждая, восстанавливая настрой. Изуку смотрит на него, широко распахнув глаза, и Кацуки наклоняется к нему, игриво прижимается губами к губам, скользит внутрь языком. Когда он отстраняется, его рот приоткрыт, а кончик языка едва упирается в нижние резцы. Вид у него настолько предвкушающий, что Изуку невольно ежится от этого любопытства. — Тише-тише, Деку, — Кацуки снова целует его в губы. — Тише. Он снова прокладывает дорожку быстрых, ласкающих укусов к паху Изуку, прокрадывается пальцами к яичкам и принимается ласкать его промежность. Изуку глубоко вдыхает, уступая возвращающемуся возбуждению, и вдруг окунается в него с головой. Яркие, быстрые сполохи кайфа загораются то тут, то там в его теле, а внутри члена вдруг становится как-то странно жарко. Изуку не сдерживает испуганного возгласа, и Кацуки тут же оказывается рядом, прижимая его за плечо и запястья к постели: — Все в порядке, — Изуку не сопротивляется, и Кацуки вознаграждает его долгим, обстоятельным поцелуем. Жар становится сильнее, обретает ритм, который точно совпадает с все усиливающимися разрядами с электродов на теле. Изуку стонет в рот Кацуки, делясь своими ощущениями, и чувствует, как тот беззастенчиво улыбается. Слышится щелчок, и анальная пробка тоже начинает пульсировать. Чуть болезненно в первые несколько секунд, которые Кацуки удерживает Изуку неподвижным. А потом покалывания становятся привычными, теплыми, и Изуку теряет контроль над собой. Это странно, это почти больно и невероятно хорошо. Словно и его задницу, и его член трахают одновременно. Словно многочисленные руки хватают его в такт сексу, массируют, опаляют своими прикосновениями. Он не сдерживает просящих стонов, вздрагивая всем телом в ответ на стимуляцию. Электричество дергает его за каждый чувствительный нерв, посылает волны удовольствия, острые, искрящиеся под кожей. Они вспыхивают одновременно в разных частях его тела, пронизывают его сетью плавящихся нитей, и Изуку впервые в жизни ощущает себя целым. Бесконечным. Его задницу словно трахают сотни, тысячи маленьких фаллосов, и кажется, будто для каждого из них есть своя простата, в которой все острее и ярче скапливается подступающий оргазм. Изуку прогибается в пояснице, потираясь ягодицами о кровать, и его прошибает пламенем насквозь, когда пробка случайно двигается внутри. Кацуки не скрывает восхищенного взгляда. Он ободряюще гладит запястья Изуку, его волосы, и Изуку слышит, как он с придыханием произносит: — Бля… Да, Деку, молодец. Давай еще немножко. Изуку надеется, что он имеет в виду время, но Кацуки сдвигает переключатель, и Изуку кричит в голос, потому что усилившиеся разряды вгрызаются в его тело многочисленными оргазмами, отказываясь собираться в единый всплеск, и просто стонов недостаточно, чтобы выразить эти ощущения. Это слишком хорошо, чтобы это терпеть. — Каччан! — ему мало воздуха, и он хватает его ртом. — Хватит, пожалуйста! Кажется, что если не кончить сейчас, то сперма вскипит и разольется уже где-то внутри. Изуку теряет ощущение времени, пространства, собственного тела. Оно неуправляемое и бьется в частых судорогах, стараясь нагнать оргазм. — Еще чуть-чуть, — полуприказывает-полупросит Кацуки, устраиваясь у Изуку между ног. Он быстрым движением переклеивает круг электрода с внутренней стороны бедра Изуку себе на предплечье, с секунду ловит ритм и повторяет его фрикционными движениями анальной пробки. Вторая его ладонь обхватывает член Изуку и сосредотачивает кольцо пальцев вокруг головки. Изуку подается навстречу ему всем телом, потому что теперь до свободного падения остается совсем немного. — Каччан! — Кончай, Деку, — Кацуки идеально ловит темп, и в теле Изуку не остается ни одной живой клеточки, не сгорающей в этом огне. Он с хриплым воем подмахивает Кацуки, высоко вскидывая бедра, и с ужасом ощущает, как подступающий оргазм упирается во что-то, не позволяющее ему выплеснуться. Кацуки резко наклоняется к его члену, прихватывает зубами провод и вытягивает металлический цилиндр, ритмично кусающий Изуку электричеством. Он роняет его на постель, а сам принимает член Изуку в рот на всю длину. Это ощущение глубины и замкнутого пространства завершает паззл. Изуку расцепляет руки, зарывается пальцами в волосы Кацуки и в пару неконтролируемых движений изливается обжигающей его изнутри спермой. Она прокатывается по растраханному электричеством члену лавовым потоком, и Изуку перестает существовать в этой вселенной. Он приходит в себя, когда Кацуки бережно освобождает его тело от проводов и электродов, и едва не кончает снова, когда он осторожно вытягивает из него анальную пробку. Вообще каждое прикосновение сейчас ощущается очень остро и прошивает сладкой, немного болезненной судорогой. Кацуки невесомо гладит Изуку по волосам, накрывает простыней и ложится рядом, собственнически закинув ногу поперек его бедер. Он обводит указательным пальцем овал лица Изуку, с наслаждением считает веснушки на щеках, а Изуку не может восстановить дыхание. Его мышцы не слушаются, его тело ему все еще не принадлежит, оно разбито на кусочки этим физическим счастьем и никак не может собраться снова. — Деку, — ласково зовет он, но Изуку никак не может открыть глаза, нечаянно моргнув. — Мой Деку. И-зу-ку. В его голосе столько обожания и восторга, что Изуку невольно расплывается в улыбке. Он счастлив весь, от кончиков ушей до пальцев ног, и ему хочется смеяться, потому что это, наверное, первый раз, когда Кацуки зовет его по имени. Он насилу разлепляет веки и смотрит на Кацуки, который улыбается совсем не так, как Изуку привык видеть. Широко, открыто и без тени усмешки. Изуку вдруг вспоминает и начинает беспокоиться: — А как же ты?.. — Кацуки заставляет его замолчать, приложив палец к губам: — Кончил, глядя на тебя. Ты, блядь, идеальный. Честное слово, Изуку, ты — идеальный. Изуку целует его руку и счастливо смеется, не имея больше никаких мыслей.