It's All Just Temporary

«Эш? Это ты там?» — стучит Джессика. Волнение просачивается в ее слова. Голова Эша взлетает вверх. Он дезориентирован. Он оглядывается и смотрит туда, где покоилась его голова… на сиденье унитаза. Он с отвращением морщит лицо. «Эш, ты в порядке?» «Д-да!» — отвечает он, прежде чем подняться на ноги. «Хорошо… — говорит она, не совсем убежденная, — занятия в школе начнутся через двадцать минут, так что тебе придется поторопиться, если мы хотим успеть вовремя». Эш мычит, давая ей понять, что ее услышали. Затем он включает кран, не заботясь убедиться, что она ушла. Дверь заперта. Ты в безопасности. Он крутит ручку влево, раздражаясь, когда вода становится теплее. Он поворачивает ее в другую сторону, ждет, пока она остынет, не вынимая рук из воды, пока чувство онемения не заменит болезненное покалывание. Он умывает лицо, чтобы проснуться и забыть, что секунду назад он косвенно касался чьей-то задницы. (Не то, чтобы его не заставляли непосредственно прикасаться к подобному раньше). Так начинается четверг. Второй день жизни с Лобо-Рэнди (Эшу не по себе из-за того, что Майклу придется жить с этой ужасной фамилией до конца своей жизни), и все идет так же неловко, как и накануне. Эш думает, что он не был бы таким неловким, если бы они не были такими неловкими, и, возможно, они не были бы такими неловкими, если бы он не был таким неловким. Как будто они питаются неловкостью друг друга. Боже, Эш ненавидит это. ...вернее, — поправляет себя Эш, — неловко всем, кроме Джессики. Этой женщине просто плевать на атмосферу вокруг. Она каким-то образом принуждает его съесть полтарелки каких-то дрянных хлопьев, прежде чем они уедут, и, как и сказал Макс накануне, Джессика приготовила ему ланч. Он благодарит ее. Начался первый день жизни мистера Паиньки. Видите ли, Эш понял, что лучшая личность, которую можно разыгрывать среди этих людей, — «идеальный ребенок», таким образом, он не привлекает к себе внимания, то есть они оставляют его в покое. И он остается у них на хорошем счету. Эш думает о том, чтобы поговорить с Бланкой о своем табеле успеваемости. Думает о том, как лучше всего укрепить идею о том, что он идеальный ребенок, но от этих мыслей горло сжимает тревога. Дино ненавидел, когда он преуспевал в учебе. Почему Макс и Джессика не должны? Нет смысла превращать его пребывание здесь в ад, если этого можно избежать. Джессика игнорирует фиаско в ванной как сегодня, так и днем ранее, поторапливая его к машине с напором и заботой, которые могла внушать только мать. Она отвозит его в школу вместе с Майклом, который нетерпеливо сидит сзади. Эш не обращает внимания на то, как ребенок пинает спинку сиденья. Это мило, и все же, так, так раздражает. Сначала они высаживают Майкла, который целует Джессику в щеку. «Люблю тебя, мама!» «Я тоже люблю тебя, детка». Майкл машет ему рукой на прощание, а Эш не решается помахать в ответ. Он думает: черт с ним, какой от этого вред? но к тому времени, когда он принимает решение, ребенок уже отворачивается и бежит в школу вместе с другими детьми. Эш уже чувствует вопрос на ее губах, прежде чем она его произносит. «У тебя все нормально? — спрашивает она, и он уже готов ответить, когда она делает это за него, — …и я не хочу слышать ничего из этой чепухи типа я в порядке, которую я постоянно слышу от Макса». «Я… — ему нужна секунда, чтобы перезапустить файл «остроумный ответ» в его мозгу, — я не понимаю, что ты хочешь сказать?» «Малыш, ты заснул в ванной». Забудьте, она все таки поднимает вопрос о фиаско в ванной. «...и?» «... и что? — она на мгновение отводит взгляд от дороги, чтобы посмотреть на него, — Люди не спят в ванной!» Когда он ничего не отвечает, ее лицо выражает недоумение. «Правда?» — спрашивает она. Эш мысленно пожимает плечами прямо сейчас, и это не просто пожимание плечами, а скорее «я не знаю, что, черт возьми, тебе сказать». Когда он по-прежнему не отвечает, выражение ее лица удваивается: «Правда??» Теперь ее рука вытянута, она в замешательстве указывает на него: «Я… неважно», — сдается она, подняв руки вверх в знак капитуляции. И бормочет себе под нос: «Сумасшедший ребенок». Она включает радио, и начинает играть какая-то обычная поп-песня, которую Эш никогда раньше не слышал. Вскоре она сворачивает на школьную парковку. Ругаясь на детей, чтобы они быстрее переходили дорогу, и пока они ждут, она смотрит на Эша: «Наверное, мне следует сказать тебе, что Макс заберет тебя сегодня…» «…вообще-то, — прерывает Эш, хватая свой рюкзак, — мне нужно встретиться с репетитором после школы, так что я могу просто вернуться пешком или поймать попутку». Она делает паузу. «Уверен?» Эш благодарен, что она не сомневается в том, что ему нужен репетитор. «Кому-нибудь из нас будет не сложно забрать тебя. Когда ты закончишь?» «Занятие заканчивается около четырех пятнадцати. Но мне не нужно, чтобы меня забирали, правда, я думаю, будет лучше, если я прогуляюсь». «Ладно, ты знаешь дорогу домой?» «Ага», — кивает он, и она тоже, пока паркует машину. «Ну, — она протягивает руку, чтобы открыть бардачок, берет ручку и салфетку и что-то записывает, — это мой номер телефона. На случай, если тебе понадобится, чтобы мы тебя забрали». Он берет салфетку и засовывает ее в карман своей джинсовой куртки. «Хорошего дня в школе», — улыбается она. Эш почти говорит «тебе тоже», но останавливается: «Спасибо». Она уезжает. … Эш добирается до класса биологии так быстро, как только может, надеясь поговорить с Шортером до начала занятия. Шортера еще нет, и с каждой секундой Эш все больше нервничает. «Кто-нибудь может выключить свет?» — просит мистер Маннергейм. Та же вчерашняя девушка, в красной толстовке, подбегает и щелкает выключателем. Она собирается закрыть дверь, когда Шортер проскальзывает внутрь. «Ты опоздал, Вонг». «Эй! — возмущается Шортер, — звонок еще не прозвенел!» Именно в этот подходящий момент звонок решает зазвонить. «Теперь прозвенел». Учитель указывает на место, и Эш думает, что может видеть дьявольские рога, растущие из-под его лысеющей шевелюры, если кривоватой улыбки, которую он дарит Шортеру, оказалось бы недостаточно. Шортер драматично вздыхает, разворачиваясь в поражении. Прежде чем он выхватывает листок бумаги и швыряет его на учительский стол, сверкая зубастой улыбкой. Мистер Маннергейм ворчит себе под нос, разворачивается в кресле и объявляет для класса, что они собираются делать, выглядя, как обиженный ребенок: «мы смотрим оставшуюся часть документального фильма со вчерашнего дня… — он делает паузу, глядя прямо на Шортера, который сейчас садится за стол рядом с Эшем, — и тебе лучше быть внимательнее!» Шортер делает сидячий реверанс в сторону мужчины, что заставляет старика ворчать еще больше. Только на этот раз он затыкается и нажимает кнопку воспроизведения. Эш ждет, пока мистер Маннергейм отвлечется на то, что у него на экране, а половина детей уснет, прежде чем повернуться к Шортеру. Он больше не может выносить тишину. «Этот парень действительно самый большой придурок» — шепчет Эш, чтобы снять напряжение, высмеивание учителей всегда было безопасной золотой серединой. Шортер тихонько смеется. «Не волнуйся, — шепчет он в ответ, — я всегда приношу листок опоздавшего». Шортер ухмыляется, жестом приглашая Эша посмотреть в свой карман, который, как демонстрирует Шортер, доставая пригоршню, до краев заполнен цветными бумажками. «Я украл кучу из офиса, пока мисс Секретарь не видела». Эш хихикает, прикрываясь рукой. «Чувак, ты понимаешь, что тебя помечают как отсутствующего, ты не записываешься у нее в журнале, когда опаздываешь?» «Подожди, серьезно!?» — кричит Шортер шепотом. «Серьезно», — Эш может видеть экзистенциальный страх на его лице и смеется сильнее. «Надя меня убьет». «Я уверен, что она не убьет тебя». «Эш, — возражает Шортер, — ты для нее практически ангел. Ты ничего не знаешь о ее темной стороне. И, — подчеркивает он, — даже если она не убьет меня…» «…когда она не убьет тебя…» «…если она не убьет меня… тогда я получу материнскую вину». «Материнскую вину?» «Сестринскую вину, называйте это как хотите, — объясняет Шортер, — Но эта судьба хуже смерти». «Да ладно, неужели». «Ты недооцениваешь ее силу, мой дорогой друг, — Шортер откидывается назад — видишь ли, это навык, которым владеют все представительницы женского пола». «И что же это за «сила»? — спрашивает Эш, изображая пальцами кавычки. «Эта сила заставит тебя чувствовать себя плохо, даже если ты на само деле не сделал ничего плохого». Эш закатывает глаза: «Ты сумасшедший, ты это знаешь, верно?» «Эй, — смеется Шортер, — скажу тебе, что я ношу это как почетный знак». Он выпячивает грудь. Эш улыбается его выходкам, он хочет продолжать шутить. Но теперь он ощущает слона в комнате и знает, что ему нужно сделать это - нужно поговорить о делах. «Послушай, Шортер, — он протирает глаза, — насчет вчерашнего…» « Эш, тебе не о чем беспокоиться…» «Нет, это то, что я должен тебе сказать», — Эш поднимает взгляд со стола. «Прости, — продолжает он, — я хотел бы сделать то, что ты хочешь, чтобы я сделал — правда, правда хочу — просто… я просто…» «Я понимаю… — перебивает он, — поверь мне…» Шортер ободряюще кладет руку на плечо Эша. «Как бы там ни было, ты тоже прости, — он прерывает прежде, чем Эш успевает что-то сказать, — не за то, что я сказал вчера, потому что я всегда буду стоять на том, что я сказал, и я всегда буду чувствовать, что делаю недостаточно для тебя… но прости за то, как я это сказал. Это несправедливо по отношению к тебе. Просить тебя сделать что-то, чего ты не можешь. Я знаю, что не можешь. Что это просто… — он вздыхает, — это просто тяжело». Шортер отводит свою руку назад, обхватывая ею грудь Эша. На мгновение пространство сжимается вокруг них и реальный мир остается существовать за его пределами. «Теперь у нас все хорошо, да?» — Эш почти шепчет, поворачиваясь, чтобы посмотреть Шортеру в глаза. Сторона, которой адресован вопрос, выглядит удивленной. «Конечно! — заявляет он, — Ты думаешь, что так легко от меня избавишься?» Эш хихикает в ответ, слегка толкая Шортера локтем в руку. «Нам нужно быть внимательнее, — говорит он, указывая на проектор, стоящий перед классом, — если только ты не хочешь, чтобы Мистер Подставляй-свою-задницу снова на тебя разозлился». «Во-первых, — Шортер поднимает палец, — Мистер Подставляй-свою-задницу всегда злится на меня. И во-вторых, — он поднимает второй палец, — почему я должен быть внимательным на уроке, на котором фактически меня даже нет?» Эш пожимает плечами. «Сдаюсь». ... Они обедают вместе, как всегда. Это приятно, потому что даже после двух с половиной лет знакомства Эш все еще не привык к тому, чтобы его так легко прощали. Вчера он был мудаком по отношению к Шортеру. Он просто присматривает за тобой, а тебе пришлось врать только потому, что ты слишком трусливый, чтобы рассказывать кому-то, что происходит на самом деле… Эш был придурком и трусом… Но Шортер все равно простил его. Прошла уже почти половина ланча, а Эш до сих пор не до конца понимает, почему. Из других новостей - Шортер смеется над ним, когда видит записку, которую Джессика оставила ему в контейнере с ланчем. (Это не было чем-то сентиментальным, просто липкая записка, в которой говорилось, что он должен хорошо провести день в школе). Но тем не менее Шортер умирал со смеху. И хотя Шортер смеется над ним, это не совсем над ним. Это отличается от тех раз, когда Дино раздевал его, когда он был младше. Наблюдал за его дискомфортом и смеялся. Смеялся над ним из-за отсутствия волос на теле, из-за того, что он такой "гладкий, как попка младенца". Но это по-другому, потому что Эш почти чувствует, что может смеяться над этим вместе с ним. Это по-другому, потому что это весело. Эш съедает бо́льшую часть ланча, который Джессика упаковала ему, решительно выбрасывая остаток. … Эш приходит на английский немного раньше, чем обычно, ускользая с предыдущего занятия до того, как прозвенел звонок. Он, как обычно, машет Бланке и садится на свое место. Вытаскивает случайную книгу из своей сумки. И чуть не выпрыгивает из кожи вон, когда Эйджи швыряет стопку детских книг на парту перед началом урока. Он смотрит на Эша с этим пугающим всезнающим выражением лица. И все, что Эш может сделать, это просто взглянуть на башню из бумаги и картона и приподнять брови. Эйджи просто смеется, почти как злодей из японских мультфильмов. «Разве у нас на сегодня нет работы»? — спрашивает Эш, бессознательно оценивая лежащую перед ним стопку книг. «Вряд ли это важно, — шикает Эйджи, — Мы работаем над тем же, что и вчера, а ты уже закончил, я полагаю?» «Кто сказал, что я уже выполнил домашнюю работу?» «Говорит парень, прочитавший свое чтение… — он запинается, — как там это слово, — Эйджи останавливается, а Эш прислушивается, пытаясь разобрать, — dokusho kadai… dokush… (пер. с яп. «чтение задания») — его лицо светлеет, — задание! Говорит парень, прочитавший задание по чтению еще до того, как его планировали дать». «Ну, может быть, это было единичным случаем? — Эш бросает вызов, — Может, я ужасный ученик?» Эйджи смотрит на него сверху вниз. Затем прищуривает глаза в оценивающем взгляде, прежде чем взмахнуть рукой. «Ты хорошее яблоко, Эш… — продолжает он, рассеянно глядя на стопку книжных обложек, — если кто-то и сделал свою работу, так это ты». На мгновение наступает тишина, прежде чем Эйджи отступает: «Если так говорится?» — недоумевает он. «Я что-то не понимаю? — Эш отбрасывает книгу в сторону, — Почему человек - яблоко? Разве это не оскорбление?..» Эш растерян. Хорошее яблоко. Так он его назвал. Хорошее — он знает, что Эйджи не прав. Он знает это глубоко внутри, знает это много лет. Эш что угодно, но хороший… Но… от этих слов… от них в его груди все равно становится легче. Воздушное и теплое чувство захватывает его. Ему это нравится. Ему нравится это подавляющее чувство, и он не может понять, почему. Он искренне улыбается, впервые за долгое время. Это немного, но желанно. И он думает, что это как-то связано с красивым японским мальчиком, сидящим рядом. Что-то в Эйджи заразно, и Эш знает, что уже заразился. Он хорошо это уловил. ... Они читают книги до конца занятия. Эш знает, что Бланка видит «уменьшающуюся башню из детских книг», и Эш не может ничего сделать, кроме как ухмыльнуться, когда старший мужчина просто качает головой, прежде чем приступить к своим учительским обязанностям. Эш снова обращает внимание на того, кто находится перед ним. Ему нравится проводить время с Эйджи. Вероятно, даже больше, чем должно было. Ему нравится опасность, связанная с незнанием того, что сказать, потому что каким-то образом этот мальчишка (хотя он старше, как уже поспешил сообщить ему Эйджи) всегда на два шага впереди него. И хотя грустно видеть, как Эйджи уходит, когда звенит звонок, а Бланка встает и закрывает дверь, он знает, что это ненадолго. В любом другом месте, с любым другим человеком, эта мысль напугала бы его - быть запертым в маленькой комнате с человеком, который, он прекрасно понимает, намного сильнее физически. Но Эш знает правила игры. Он вытаскивает из рюкзака книгу, намеренно не «Острова в океане», потому что пытается быть трудным (это уже стало чем-то вроде шутки), вместе с небольшим контейнером, из которого достает свои потрепанные очки для чтения. Он нацепляет их на лицо, прижимая прямо к носу. Бланка в то же время берет книгу с мини-полки позади своего стола и открывает ее. После откидывается на спинку стула и кладет ноги рядом с компьютером. Он спускает очки на переносицу, как профессор престижного колледжа. И они читают. Целый час подряд. Никаких перерывов. Никаких слов. Даже никаких мыслей. Так что да, решил Эш, сегодня был хороший день. Первый за долгое время.