It's All Just Temporary

«Почему от тебя пахнет дымом?» Эш останавливается как вкопанный, дерьмо. Он стоит у входной двери, Джессика смотрит на него. Кажется, она немного удивлена. Да, ей понадобилось достаточно времени, чтобы понять, сколько хлопот ты доставляешь. И это даже не его вина. Не совсем. Ему хочется биться головой о стену, потому что он даже не может сказать ей правду. Она бы ему ни за что не поверила. Он представляет, как бы это выглядело: «Да, в общем, после школы ко мне подошел парень и попытался меня изнасиловать, о! но не волнуйся, это было не в первый раз, видишь ли, я шлюха, и я это заслужил. Ой, а почему дымом пахнет? Так дело вот в чем, у этого парня раковая палочка всегда приклеена к руке, то есть… только когда он не трахает меня сзади, так что запах, должно быть, перешел на меня от него, понимаешь? Поэтому не обращай внимания на все, что ты слышала обо мне, и на всех, кто называет меня преступником и бесполезной тратой места, и поверь мне, когда я говорю, что я не курил под трибунами с какими-то готами». Эш внутренне стонет. Звучит чертовски фантастично. Абсолютно правдоподобно. Он воздерживается от того, чтобы прижать ладони к глазам. «Эш?» — спрашивает она. «Я…» — нет правдоподобного оправдания. Ничего такого, что он мог бы сказать, чтобы казалось, будто он не сделал ничего плохого. Как ты можешь убедить ее, что не принимал участия в этом? Что делает тебя таким идеальным? «Ладно, может быть, я не уточнила, — прерывает его мысли Джессика, — и это моя вина… — пауза для акцента, — но мы в этом доме не курим». Эш открывает рот, чтобы возразить. «И я могла бы списать это на недопонимание, — она жестикулирует рукой — Если бы ты не соврал мне о встрече с репетитором после школы». «Но я встречался с репетитором». Это не совсем правда, но и не ложь. Джессика смотрит на него так, будто хочет ему верить. Она не должна. «Я позвоню в школу и все улажу, просто… — вздыхает она, — просто побудь немного в твоей комнате, хорошо?» Эш хочет возразить. Ты сегодня достаточно поспорил, маленькая шлюха. Хочет отговорить ее от звонка в школу. Ты был достаточно эгоистичен. Эш бежит вверх по лестнице в комнату, в которой ему пока разрешили остаться. Он в каком-то глубоком дерьме. Она узнает, что нет никакой программы репетиторства, она узнает, что он солгал ей. Тупица. Тупица. Тупица. Он не может слишком много думать об этом, потому что, если продолжит, то неприятное чувство в груди никогда не исчезнет. Теперь он лежит лицом вниз на кровати. Его мысли бегут безудержно. Ничего, что могло бы отвлечь. Он сильно облажался. … Эш вспоминает день, когда впервые встретил Бланку. Честно говоря, ничего особенного в этом человеке не было. Эшу было четырнадцать, он просто пытался пережить каждый день, разрываясь между попытками смириться со смертью девушки, которой так и не удалось по-настоящему пожить, и нежеланием жить самому. Его единственная поддержка осталась в колонии для несовершеннолетних, которую Эш был вынужден покинуть еще неделю назад. Его оценки были плохими. Что не являлось чем-то необычным. Обычно они были плохими из-за того, что так хотел Дино. Ему всегда нравилось, когда его игрушки притворялись тупыми. Это и все те слезливые истории, которые сопровождали принятие бедного, глупого проблемного ребенка и обеспечение ему «жизни, о которой все они всегда мечтали». Но сейчас он скатывается. На самом деле скатывается. Не то, чтобы кто-то когда-либо заботился о том, чтобы увидеть разницу. Это были его первые три недели в старшей школе, и он уже терпел неудачу за неудачей. Дино не любил всезнаек, но быть тупицей — плохая новость для прессы, особенно когда любопытные репортеры интересуются, как такой удивительный человек, как Дино Гольцино, мог позволить своему «умственно отсталому сыну» обходиться без репетитора. Вот почему Дино предлагал работу любому встречному, или простите, — любому из его покровителей, который был готов присматривать за Эшем в течение часа и получать за это деньги. Эш тогда ничему не учился, он был четырнадцатилетним пацаном, который уже не беспокоился о жизни. Который не думал о последствиях. Хотя Эш и покончил с манипуляциями людьми (слова Шортера в колонии попали в точку), но он хотел, чтобы эти попытки прекратились. Он боролся с этим. Со всем этим. С той же яростью и решимостью, что и ребенок, которым он когда-то был. Он дрался, пинался и кусался, пускал кровь. Ни один репетитор не продержался и недели. Пока Дино не нанял мистера Варишикова. Видите ли, Дино никогда не планировал нанимать постороннего. Это было в середине учебного года, когда учитель английского языка попросил Эша остаться после уроков. Он так и сделал, и сидел теперь на стуле с тревогой, подступающей к горлу. Мужчина был крупным. В том смысле, что Эш знал, что не сможет превзойти его физически. Мужчина подозвал его к своему столу, и Эш не мог забыть, как исчезла последняя тень его доверия. Школа должна была быть безопасной. Она должна была быть местом, где он мог бы спрятаться от Дино и его друзей. Местом, где Эш мог хоть на небольшой отрезок своей жалкой жизни притвориться ребенком. Мистер Варишиков наклонился и сказал Эшу, что им нужно обсудить его оценки. Эш напрягся. События, предшествовавшие этому, казались написанными по сценарию, одного из тех порно, которые Дино заставлял смотреть, просто чтобы увидеть, как ему неловко. Тех, где студент терпел неудачу на экзамене, и секс был для него единственным способом пройти. Эш был готов к представлению перед этим человеком. Потому что, хотя он не хотел жить, это не означало, что он хотел умереть. Может быть, Эш не так хорошо улавливал флирт, как он думал, но этот мужчина не делал никаких намеков. Все, что он сказал Эшу, это то, что позвонил мистеру Гольцино, и тот уже едет. Что само по себе было страшно, но это все же лучше, чем опоздать к Марвину. Дино свирепо смотрел на Эша при каждой возможности, когда наконец прибыл, давая ему понять, что это из-за него они сидят в кабинете мистера Варишикова. Двое мужчин разговаривали, обсуждая тридцать процентов в среднем, набранные Эшем, и это даже без учета всех пропусков и тех непроверенных работ, которые у Эша так и не было возможности сдать. Испачканных и помятых. В середине разговора настрой его учителя изменился. Даже сейчас Эш не совсем уверен, что именно это было, и одному богу известно, почему он понял это только несколько месяцев спустя. Мужчина переводил взгляд с Эша на Дино, и это был взгляд учителя английского на книгу, не имеющую реального смысла. Ему казалось, что он ищет что-то, чего просто не было. Возможно, он искал связь, пытаясь понять, действительно ли Дино заботился об Эше. Пытался найти капельку любви в том, что, по его мнению, должно было быть семьей. Мистер Варишиков не знал, что происходит в жизни Эша, но посмотрел ему в глаза и вдруг сказал, что открыт для репетиторства. Дино сначала не соглашался, пока мужчина не сделал намек. На самом деле ужасный, он сказал это так, что Дино рассмеялся, а у Эша скрутило живот. Дино ответил так, будто Эша не было с ними в комнате. Как будто Эш был не чем иным, как его игрушкой. Именно тогда Дино доверился этому человеку, как бы странно это ни было, доверил никому не рассказывать о том, что происходит за закрытыми дверями. Что оказалось правдой. Мистер Варишиков никогда так и не сказал ни слова. Дино избил Эша, когда они вернулись домой, за то, что он прервал такой важный день. И хотя его золотое кольцо больно впивалось в кожу, это было лучше, чем боль и смущение от изнасилования мужчиной, которого все хотят, чтобы ты называл отцом. Четверг стал избранным днем. И это заставило Эша забеспокоиться тогда, в то утро первого четверга, потому что ему придется торчать с одним и тем же человеком каждую неделю целый час в месте, где он надеялся был быть в безопасности. Это раздражало. Каждая прошедшая минута приближала его к концу недели. Приближала его к концу дня. В то утро четверга его уши не воспринимали ни слова. Все, что он мог делать, это смотреть на часы. (Если бы Шортер не был еще в тюрьме, он бы спросил Эша, не увидел ли тот привидение.) Эш не сводил глаз с мужчины во время английского, смотрел, как он ходит по классу, проводил свои последние несколько секунд свободы, размышляя, сможет ли он как-то сбежать из класса и прожить еще один день. Стекло в окне не выглядело слишком толстым. Прозвенел звонок. Дети ушли. Эш не был готов. На его стол упала книга. «Ледовый дворец» Ф. Скотта Фицджеральда. Эш помнит, как поднял голову вверх. «Что это?» — спросил он в замешательстве. «Книга, — сказал мужчина, прежде чем сесть за свой стол, — ты читаешь ее». «Я знаю, — он сделал паузу, перелистывая страницы, — но…» Эш замолчал, слишком напуганный, чтобы спрашивать, что происходит. И он читал. Не вникая полностью, бегло пролистывая и гадая, в какой момент учитель нанесет удар. Эш не надел очки, из-за чего было трудно читать, но Дино их ненавидел, говорил, что они делают его уродливым, а кто сказал, что мистер Варишиков не такой же. Прошел час. Мужчина ни слова не сказал о сексе. Прошли недели. Мужчина так и не предпринял попыток. «Мистер Варишиков?..» — начал он в день, когда закончил книгу, неуклюже стоя с краю от его учительского стола. «Бланка, — мужчина улыбнулся ему, — можешь звать меня Бланка». … У Эша все еще были плохие оценки. Намеренно, он напомнит об этом любому, кто знает. Но к пятнадцати годам Бланка давал ему домашнюю работу по английскому языку, предназначенную для профессоров. И дал понять Эшу, что он не так глуп, как кажется. (Эш наградил его за это пристальным взглядом). У Эша были плохие оценки, но это не означало, что Бланка не давил на его. Где-то в девятом классе они договорились, что Бланка подготовит два табеля успеваемости, один с фактическими оценками Эша (который он мог бы использовать, если бы дожил до восемнадцати лет; Бланка всегда говорил, что из него получится хороший профессор английского языка), и другой, так называемый «Одобрено Дино». Бланка никогда не задавал вопросов, за что Эш был благодарен. Он давал ему целый час без мыслей, без боли, и вряд ли Эш когда-либо сможет отплатить ему за это. Было приятно думать обо всех часах, проведенных в этом классе за чтением. Но теперь он лишится и этого. И это его вина. Если бы он только сбежал. Если бы он не спорил. Если бы он был именно тем, кем все его хотели видеть, хоть раз в его испорченной жизни. Эш сильнее прижал подушку к лицу. Он всегда был Дебби Даунер*, но хандрить было просто грустно. В какой-то момент он рискнул выйти из своей комнаты, и, хотя он не знал, какие здесь правила, ему необходимо было воспользоваться ванной. Честно говоря, он не хотел подслушивать, о чем они говорят, но уши не так просто быстро заткнуть. «Ну, мы знаем, что он солгал нам». «Мы этого не знаем». «Макс, в школе нет программы репетиторства, да и вообще такого не бывает». «Есть такие вещи, как частные репетиторы», «Я знаю, я просто…? Я хочу верить ему, ладно? Можешь ли ты поверить, что я хочу в это верить? «Я понимаю, о чем ты говоришь, но…» — он замолкает, что-то шепча. «Ты думаешь только потому…» — Эш не улавливает, что они говорят, они называют тебя преступником. Может, они знают, что ты шлюха. «…мы не можем просто позволить ему сорваться с крючка…» Нет, вы не можете, его разум усмехается словам, которые он может разобрать, но он игнорирует их. «…я знаю Гриффина, и он бы не стал…» — снова тишина. «…Ну, Эш не Гриффин, Макс!» — он слышит, как Джессика говорит более громким шепотом. «Ты не думаешь, что я?..» — он не слышит остальную часть того, что он говорит, знаю это? Подсказывает его разум, автоматически заполняя пробелы. «…мы должны что-то с этим сделать…» — Эш бессознательно подходит ближе к ступенькам, пытаясь лучше расслышать. Он не хотел этого, но его нога выступает из-за угла, прямо на верху лестницы, и теперь он может видеть спину Джессики сквозь прутья перил. Что не вызывает никакой тревоги, но потом он видит лицо Макса. Он думает, что достаточно быстро отступил назад, но Макс увидел его через плечо Джессики. Дерьмо. Назад. Назад. Он пытается отступить. «Эй, Эш! — зовет Макс, Эш появляется из-за угла, и Макс чешет затылок, — Я… ээм». Эш почти не успевает разглядеть лицо Джессики, когда она огибает Макса и уходит. Макс коротко вздыхает. «Ээм… почему бы тебе не спуститься? Ужин будет готов через несколько минут». Эш на секунду ощущает неловкость: «Конечно». … Эш сидит за столом, Майкл рядом с ним, а Макс и Джессика напротив. В воздухе висит напряжение. Джессика, кажется, злится на Макса за что-то. Макс выглядит робким. И все они пытаются сделать вид, что Эш не слышал, как они говорили о нем. Они едят спагетти, набитые рты должны оправдать тишину. За исключением Майкла, который болтает о своем дне в школе с полным ртом лапши. Эш голоден, но не может заставить себя есть, вместо этого ковыряя еду вилкой. Майкл заканчивает первым, оставляя свою тарелку на столе и убегая играть в комнату. Когда Макс и Джессика покончили с едой, она спрашивает, без злобы, закончил ли он. Эш, который не проглотил ни кусочка, говорит, что да. Тарелки уносят на кухню, после чего они усаживаются там. Эш не знает, что делать со своими руками, позволяя им висеть по бокам. Джессика прочищает горло. «Позволь мне перейти прямо к делу, — на мгновение она кажется немного неуверенной в себе, — ты наказан». Брови Эша хмурятся в замешательстве. «Каким образом?» «Не ходить к друзьям, не задерживаться после школы, и тебе придется делать кое-какие дела по дому», — перечисляет она, пожимая плечами, когда не знает, что еще добавить. Эш все еще смотрит на нее с наморщенным лбом, за мгновение до того, как спрашивает: «И это все?» — говорит он чуть громче, чем хочет. «Что ты имеешь в виду под «этим?» — спрашивает Джессика, и Эш хочет сказать ей: «Я имею в виду, что Дино избил бы меня не меньше, чем я того заслуживаю, или он отвел бы меня в свою комнату, связал бы меня и держал бы там часами…» — Эш останавливается. «Прости, я ничего не имел в виду». Джессика открывает рот, как будто собирается продолжить. Но вмешивается Макс: «Я подумал, что мы могли бы просто обсудить правила этого дома, чтобы то, что случилось сегодня больше не повторялось?» «Ну, ладно». Эш кивает, тем легче для меня будет избегать неприятностей, я потратил годы на то, чтобы обойти игры разума Дино. Джессика тоже кивает, хотя какое-то время молчит, вероятно, обдумывая, что сказать. «Не курить. Не пить, — начинает она перечислять, и Эш отчаянно пытается придумать, как скрыть вонь от Марвина, если он когда-нибудь снова захочет наложить на него руки, и, зная Марвина, он это обязательно сделает, — Обычно мы спрашиваем, если собираемся погулять с друзьями, дома нужно быть к 10, конечно бывают исключения из этого, но раз ты находишься под домашним арестом, то это правило сейчас не применимо…» она оглядывается в поисках чего-то еще, прежде чем ее глаза расширились, и если бы ему нужно было точно определить выражение ее лица, то это было бы «эврика». «Не ругаться, — Джессика уточняет, — Майкл матерился в школе в прошлом году, из-за этого был целый скандал, повторения нужно избежать любой ценой». «…И само собой разумеется, — добавляет Макс, — не делай ничего противозаконного». Эш ждет, пока не убедится, что они закончили разговор. «Ладно». «Ладно», — Макс оглядывается, а затем показывает большой палец вверх. «Что ты хочешь, чтобы я сделал прямо сейчас? —спрашивает Эш, — имею ввиду со всем этим наказанием». «У тебя есть домашнее задание?» — предлагает Джессика. Нет, у него нет, но он предпочел бы убраться из их поля зрения и притвориться, что оно есть. «Да, наверное, мне следует пойти и сделать его». Его отпустили, поэтому он встает и идет вверх по лестнице. Может, завтра станет лучше? Кого он обманывает? Он Эш Линкс. С его удачей, он не доживет до конца месяца.