It's All Just Temporary

«Ты хочешь продолжить сеансы?» Джессика спрашивает тем же вечером, после того как заставила его съесть остатки ужина. Он знает, что прямое «нет» с большой вероятностью разозлит ее, поэтому пожимает плечами, ковыряя еду вилкой. «Что ж, у тебя есть время до среды. Это… — она задумалась на секунду, — через три дня. Так что у тебя есть все это время, чтобы принять решение». Она улыбается ему, но он видит, что она обеспокоена. Его мысли немедленно возвращаются к скомканной визитной карточке, засунутой в его карман. Должен ли он пойти? Конечно нет. Является ли это вообще вопросом? Он понимает, что, как и сказал тогда, каким лицемером надо быть, чтобы появиться в таком месте? Явиться к людям, которые прошли через такие ужасные вещи… чтобы просто... тыкать им в лицо, что у него есть выбор в этом вопросе? Он заставлял их хотеть этого. Бейсбольная перчатка поверх кучи его одежды возникает под веками. Он прерывает все свои мысли еще до того, как они начинаются. Зажмурившись, он осторожно отталкивает от себя тарелку с остатками курицы. Извиняясь, Эш бежит наверх. И не выходит из своей комнаты до конца дня. … Воскресным утром Эш просыпается слишком рано даже по его меркам. Во рту сухо. Он не выходит из своей комнаты, пока не слышит явные признаки того, что Джессика куда-то уходит с кем-то, вроде бы с Майклом. Что ж, чем пустее дом, тем веселее. Он слышит, как она упоминает Макса, и что он занят статьей. Поэтому решает, что было бы неплохо спуститься вниз по лестнице. Он до сих пор не совсем понимает, где находится кабинет Макса, и ему, честно говоря, слишком неловко спрашивать (или подглядывать, если на то пошло). Поэтому он крадется через холл, спускается по лестнице и попадает на кухню, чувствуя себя виноватым, когда вытаскивает с полки в кладовке пачку хлопьев "Шреддис" (наконец-то он сообразил, как они называются). Налив немного молока, Эш садится за кухонный остров с ложкой в руке. Он не добавляет в них сахар, как это делала Джессика один или два раза. Образ весов, на которые Дино заставлял его вставать, промелькнул в сознании. Его желудок скручивается. Нужно поесть, он знает это логически. Но все факты, которые ему пришлось выучить, как подсчет калорий, потребление натрия… Дерьмо. Обычно это его не беспокоит. Потому что обычно он вообще ничего не ест. …Дино заставлял его по несколько дней обходиться без еды. Зачем ему эта тарелка сладкого дерьма? Он не знает. Но ему… ему нужно… мне нужно поесть. Он знает, что нужно. Но глядя на это… В последний раз, когда ты это делал, ты оказался в больнице. Хочешь, чтобы это случилось снова? Хочешь, чтобы Дино разозлился? Как тогда? Это было сразу после Грейс, не так ли? Дино не был доволен — никогда не был. Слишком много внимания к ноге, которую сломал «Эш». Слишком много денег потрачено, чтобы держать все это в секрете... «Эй, Эш!» Макс вырывает его из размышлений так резко, что ложка, которую он держит, падает со звоном на стол. Эш, не поднимая глаз, подбирает ложку дрожащей рукой. Почему я дрожу? «Эш? Ой», — его глаза скользят по ложке всего секунду, он чешет шею. «Прости, что напугал тебя!.. Я просто… я пришел узнать, не хочешь ли ты сыграть в кроватку?» — спрашивает Макс, снова прерывая его мысли. Хватка Эша на его ложке становится крепче. «Разве ты не занят?» «Да, — пожимает плечами Макс, — но я могу уделить немного времени, чтобы пообщаться с чемпионом по кроватке!.. Я не так часто вижу тебя с работой и всем прочим». Чувство вины переполняет его. Он наилучшим образом изображает улыбку, надеясь, что его слова не прозвучат слишком неловко: «Ха-ха, да». Отнимаешь его время. Избегаешь его, когда он хочет тебя видеть. Это вызывает конфликт внутри. «Я пойду возьму доску». Он улыбается так тепло. Слишком тепло для человека, с которым он разговаривает. «Думаю, я положил ее обратно в верхний шкаф, чтобы Майкл больше не пытался сделать поделку из ее частей, — смеется он, направляясь в другую комнату, и его голос становится чуть более отдаленным, когда он продолжает, — все еще не могу найти синий комплект». Макс становится еще тише. Поскольку он уходит слишком далеко от кухни, чтобы поддерживать какой-либо разговор. Пытаясь достать игру, он поднимается на табуретку в прачечной к шкафу над стиральной машиной. Он почти без проблем добирается до доски для кроватки, стаскивая ее с полки и практически опрокидывая одну из других игр в процессе. Покер на костях, Эрудит, Румми - так много хороших игр. Он надеется, что за то небольшое количество времени, которое у них есть, он сможет сыграть в них с Эшем. От этой мысли у него в груди что-то сжимается. Ребенок не останется здесь навсегда. Макс врал до этого о работе. Он был занят. Слишком занят, чтобы делать такие перерывы, но Макс не хотел бы стать в будущем человеком, который оглядывается назад и вспоминает только работу. Какой смысл жить, если жизнь вся проходит только перед чертовым экраном компьютера? Даже если это не навсегда, Макс собирается извлечь из этого максимум пользы. Он улыбается про себя, заворачивая за угол. И останавливается, когда видит пустую кухню. Все, что осталось, это тарелка недоеденных хлопьев на столе. Он думает, что парень, возможно, только что пошел в туалет. Но Эш так и не возвращается. Макс зовет его, оглядывается вокруг, чтобы убедиться, что тот не потерял сознание, что ему ничего не угрожает. Но, поднимаясь по лестнице, он слышит характерные признаки мальчика, находящегося в его комнате, беспокойное шарканье ног. Дверь остается закрытой. Может так лучше? Думает он, спускаясь по лестнице. Ему в любом случае нужно выполнить свою работу (может, не стоит привязываться к человеку, который не пробудет здесь долго). Но он не возвращается в свой кабинет. Нет, он просто сидит и ждет. Глядя на доску в руках. На морщины на пальцах. Он осторожно кладет доску на стол. Моет оставленную грязную тарелку. И проклинает себя за то, что позволяет этому происходить. За то, что позволяет Эшу прятаться в своей комнате. Злится на себя за то, что ничего не делает. Но он не знает, что делать. Может в следующий раз буду знать. Может быть, в следующий раз я не буду таким трусом. … Сегодня обычный вечер. Дино пригласил его на шикарный ужин. Свечи зажжены и все такое. Эш одет в костюм, в ухе новая серьга, которую Дино купил в знак своей любви. Но это всего лишь папа и его сын. Что может быть в этом плохого? Дино скользит толстой рукой по бедру Эша, время от времени что-то шепча ему на ухо. «Ты такой красивый». «Ты уверен, что хочешь это съесть?» «Я балую тебя. Удивительно, на что вообще ты жалуешься». Он ненавидит это. Ненавидит то, как он верит каждому слову, сорвавшемуся с уст старика. Всей лжи, всей правде. Теплое дуновение воздуха, касающееся его кожи каждый раз, когда мужчина наклоняется. Ему хочется съежиться, когда он чувствует, как жесткие мужские усы щекочут ему ухо. Ему хочется прижать голову к плечу, чтобы забыть это чувство. Чтобы вырвать это из памяти. Но Дино смотрит на него. Разговаривает с ним. Чувствует его. Эш не знает, как он сюда попал. Но ему даже не нужно открывать глаза, чтобы понять где он. Он в спальне старика. Дино теперь на нем сверху, оставляет поцелуи на его шее. Эш делает вид, что хочет этого. Или он уже не притворяется? Потому что его тело реагирует именно так, как того хочет старик. На любой его каприз. Эш все равно съеживается, даже несмотря на то, что его тело предает его, когда Дино прижимается к нему. Старик на мгновение откидывается назад, делая паузу в беспорядочных поцелуях на шее, чтобы разобраться с пуговицами на рубашке Эша. Но Эш уже не видит Дино, когда открывает глаза. Теперь это Макс. Макс смотрит на него. Этими голодными, полными похоти глазами. Он на нем сверху, трется о него, теребит толстыми пальцами пуговицы на рубашке Эша. «М… Макс? — заикается он, — Что… что… что ты…?» Он шикает на Эша, прижимая руку к его лицу, наклоняется вперед и стонет прямо в ухо, нежно проводя тупыми ногтями по обнаженной коже его руки. Эш замирает. И сердце забилось быстрее. Это... это не может... он не может... «М-М-Ма-Макс?» Он задыхается, его глаза щиплет, он быстро моргает, чтобы они перестали затуманиваться, но они не… Это больно. «Ма-ма-аа-кс-?.. П-пожалуйста…» В ушах звенит смех. «Разве ты не знаешь, что годишься только для этого?» Никто не разбудит его от этого кошмара. … Эш лежит в постели в понедельник утром, молчаливо, неподвижно, бездумно, пока не слышит стук в дверь. «Эй, Эш», — зовет человек. Это Макс. Человек, которого он постоянно избегает с пятницы. Мужчина, с которым я во сне занимался сексом… мужчина, который меня… во сне меня… из… изна… Подняв руку к лицу, кончики пальцев оказываются влажными. …? Когда я успел...? Его подушки тоже влажные. Затем Эш полностью садится, вытирая оцепенение с глаз вместе с остатками соленой воды, покрывающей его щеки. Он берет свой телефон и отключает его от зарядного устройства, которое дал ему Шортер. У него куча непрочитанных сообщений, и нет желания их читать. «Что?» — он нерешительно отвечает, и молча желает, чтобы его дверь была заперта. Он слышит, как Макс вздыхает: «Ты избегаешь меня». Он не ошибается. Эш ничего не говорит в ответ. «Это нормально…! — начинает он, — Просто… если это из-за того, что было несколько дней назад, тут нечего стыдиться». Нечего стыдиться? Скажи это ребенку, у которого только что случилась поллюция с мыслями о своем приемном отце. Эш запускает руки в волосы, продолжая молчать. О боже, я действительно отвратителен. «…Мне жаль, что я не старался так сильно, как должен был… чтобы узнать тебя… — продолжает Макс, — Я пустил все на самотек последние несколько дней. Эту… асоциальность… Но тебе действительно нужно чаще выходить на улицу». «Почему тебя это беспокоит?» — говорит Эш. Его первая фраза более чем из двух слов со вчерашнего утра. От одних этих слов у него начинает раскалываться голова. «А почему не должно?» Это та самая последовательность вопросов, которая заставила его распсиховаться тогда, когда... когда он... Эш намеренно заблокировал свой маленький «психоз» на лестнице. Поэтому он отчаянно пытается не позволить своему разуму снова закрутиться в этом направлении. «Почему ты вообще со мной разговариваешь?» Макс игнорирует вопрос и стучит в дверь. «Пойдем куда-нибудь сходим, — говорит он, — Только ты и я». Эш останавливает все извращенные мысли до того, как они начнутся. Он не это имеет в виду. Настоящий Макс — это не Макс из сна. Эш мычит: «Есть ли у меня какой-то способ отмазаться?» «Вместо этого я могу спеть раздражающую песню, — кричит Макс, — Знаешь песню «О, моя дорогая Клементина?» Эш не знает, зачем он отвечает: «Нет». «Скажем так: я тоже». … Но он все равно поет эту песню («Ничего не могу поделать, теперь она застряла у меня в голове»). Макс не солгал, когда сказал, что не знает этой песни. Случайные цепочки слов и мелодий, вырывающиеся из его рта ужасным голосом. Ладно, его голос не обязательно был плохим… но… он… был… Он был не плохим. Эш время от времени огрызается на него, чтобы тот заткнулся. Макс просто смеется и продолжает петь, пока едет. Эш ни разу не выпускает его из виду. Тело прижималось к дверце машины, так близко, как можно было, не вызывая при этом подозрений. Может быть, если я открою дверь и выпрыгну, я смогу убежать. Может быть, меня даже собьет автобус. Он невольно усмехается. «Что смешного?» — Макс поворачивается к нему, улыбаясь с неподдельным любопытством. Эш резко вытягивается по стойке смирно: «Э-э… ничего. Просто… просто шутка, которую мне рассказал мой друг». Он кивает, возвращая взгляд на дорогу. Оживляется: «Тебе нравится мороженное?» Эш озадачен. Как давно он не ел мороженого? Он так устал — в его голове все так… так запутано. Что он, честно говоря, не может придумать причину, почему бы и нет. Даже, если он посчитает количество калорий. Как он разжиреет. Как рассердится Дино. Эшу все равно. Он просто хочет мороженого. Он просто хочет снова стать ребенком. «Ага, — его глаза щиплет, — Звучит неплохо». Они подъезжают и входят внутрь. Эш следует на шаг позади старшего мужчины. Макс поворачивается к нему, когда они стоят в очереди. «Какое бы ты хотел?» Эш пожимает плечами, у него нет ни малейшего понятия. Но Грифф обычно приводил его в этот магазин в нескольких минутах от закусочной, каждый раз делая ему сюрприз. Эшу всегда было очень трудно выбирать между всеми вариантами. Он никогда не хотел ничего упускать. Боже, как он скучает по Гриффу. «Удиви меня». Макс улыбается: «Хорошо, малыш. Грядет один большой сюрприз». Он указывает на столы: «Почему бы тебе не найти место, где можно посидеть, пока я жду в очереди?» Эш показывает ему большой палец, прежде чем пройти в почти пустом зале к маленькому столику у окна на двоих. Столик на двоих. Свечи. Обед. Прикосновение. Дыхание. Спальня. Пуговицы. Макс… «Вот, пожалуйста!» — говорит Макс, ставя тарелку перед Эшем. «О, — вздрагивает он сбитый с толку, ошеломленный внезапным возвращением в реальность, — угу… спасибо». Макс облизывает ложку, прежде чем уткнуться в свою порцию: «Нет проблем, приятель». Глядя вниз, у него есть тарелка, полная мороженого. «Какой аромат?» Макс проглатывает то, что у него во рту. «Соленая карамель, — мычит он, — Это было… любимое у Гриффина». Эш поднимает брови и берет ложку: «Я этого не знал». Макс кивает и, похоже, что-то тщательно обдумывает. «Он, э-э… он много говорил о тебе, ты знаешь…» — он неловко кашляет, тема Гриффа повисла в воздухе. Через мгновение Макс склоняет голову набок, на его лице появляется ласковая улыбка. «Помню, был один день… думаю, день профессионального развития, когда нас переводили в наш следующий район. Там была… — он ерзает в кресле, жестикулируя руками, —… неразбериха с рейсами, они отправили нас... аж обратно в Америку». Он смеется: «Я и Грифф вместе с несколькими другими парнями из нашей команды провели день в Нью-Йорке, просто прогуливаясь… Одним из мест, куда мы пошли, был киоск с мороженым, которым управлял один парень в неоново-зеленом комбинезоне, и у них... там не было соленой карамели. Итак, Гриффин сидит с нами, без мороженого, делая вид, что это не имеет значения, конечно, и я помню — с нами был еще один парень, его звали Алекс, — он успешно убедил и затащил всех этих взрослых задниц в пятимильную прогулку в другой ближайший магазин, чтобы купить Гриффу мороженого». Макс звучит почти истерично: «Гриффу стало так неловко из-за этого, что он настоял на том, чтобы заплатить за десерт для всех. Все отказались и дали ему понять, что все в порядке, но в конце концов он подсунул каждому в рюкзак двадцатидолларовую купюру». Макс усмехается: «Господи, я чуть не забыл об этом». Эш не может не улыбнуться, услышав эту историю. «Гриффин был чертовски упрямым перфекционистом», — фыркает он. Макс усмехается: «Наверное, не помогало даже то, что он был самым тихим человеком, которого я когда-либо встречал». Эш крутит ложку. «Что вы, ребята, в итоге сделали с деньгами?» — с любопытством спрашивает он. «Мы… — он кашляет, отводя взгляд, — мы объединили их вместе с частью наших собственных денег, получилось около трехсот баксов, я думаю, и… мы планировали использовать их после… после войны. Чтобы однажды всем снова собраться вместе и просто… потусоваться…? Путешествовать…? Но... мы... после всего, что произошло... мы все решили отложить это на похороны Гриффа. Обеспечить ему хорошее место для упокоения». Конверт. Записка, которую ему не разрешили прочитать. В тот день Джим чуть ли не плакал, вместо того чтобы заглушить все это бутылкой пива. Эш смотрит на Макса. «...Спасибо». Макс слегка улыбается ему. «Нет ничего такого, чего бы Грифф не заслужил». Эш кашляет, снова смотрит на свою миску, почти пустую, и шепчет: «Он был отличным братом». Макс кивает, затем выдыхает: «Он был… и я рад, что он был моим другом». … Ну вот и все. «М… Макс?» — Эш начинает, нарушая уютную тишину, когда старший мужчина доел свое мороженое. Макс хмыкает, соскребая со дна тарелки все, что можно: «Что случилось?» «Я… — заикается Эш, — мне нужен совет…?» Макс поднимает брови и ставит пустую тарелку на стол, полностью сосредоточив свое внимание на ребенке перед ним. «Что такое, приятель?» «Я… — он заламывает руки, подбирая слова, — это… внешкольное мероприятие через несколько месяцев… — начинает он, — я думаю… я думаю, мне следует пойти… там много… учителей которые хотят, чтобы я пошел. Но… но другие дети, которые собираются на это мероприятие… у них не было выбора, типа, — он издает звук раздражения, проводя рукой по волосам, — единственный способ избежать задержания после уроков - это пойти на мероприятие. Так что я… я не знаю, будет ли это… я не знаю… — он вздрагивает, — тыкать им в лицо тем, что я вроде как единственный, кто появился по собственной воле…?» Макс делает паузу, обдумывая, что именно сказать. Эш кусает губу. Внутренне ругаясь за то, что позволил себе сказать это вслух. «Ты хочешь пойти?» — вдруг спрашивает Макс. Голова Эша поднимается. «...хм?» «Ну, — говорит он, — если ты хочешь пойти… тогда не должно иметь значения, что думают другие люди. Так ведь? — рассуждает он. — Ты делаешь это для себя, Эш. Пока ты не хамишь им намеренно, то, действительно, я не вижу проблем с тем, чтобы пойти». «Я… — он хочет сказать больше, но в голову не приходит никаких мыслей, — О… ладно». Макс поднимает брови: «Ладно?» Эш стиснул зубы: «Я пойду».