It's All Just Temporary

Песня, которую он напевал, как позже выясняется, была из того, что вы бы назвали «заблокированной памятью». Он напевал ее весь день, даже всю ночь. Мелодия была такой знакомой, и все же он не мог вспомнить ничего, кроме одного слова. Бархат. Он предпочел бы, не вспоминать его. Это случилось на терапии, во время затянувшейся паузы. Не то, чтобы намеренной, просто нечего было сказать. Он начал напевать засевшую в голове мелодию. Доктор Уолш усмехается, и так мило улыбается. Нечто, что он начал ценить за это время. Она любит улыбаться. «Это песня Candy Bar группы Survive Said The Prophet, верно? — спрашивает она с любопытством, наклонив голову, — Ты слушаешь много их музыки?» Нет. Мог бы он ответить. Я не слушаю много музыки. Сказал бы он. Если бы он вообще ее слышал. Я шоколадный батончик. Я таю, как леденец во рту. Иди сюда, съешь меня. Доктору Уолшу требуется остаток сеанса, чтобы его успокоить. Скрытая память. Эш не может не смеяться, вспоминая прошлое, не такая уж и скрытая теперь. Это была одна из тех фотосессий. Тех, где его заставляли надевать всевозможное нижнее белье. Тех, где он должен был позировать и улыбаться в камеру. В то время, как раздвигал ноги. Казалось бы, как и во все другие времена. Дино, конечно же, был там. Марвин тоже приходил. Но Грейс… Он надеялся иногда. Будучи подростком, в конце концов. Что все-таки увидит ее обнаженной, как бы ужасно это ни звучало… но… Он хотел этого так, чтобы им обоим было комфортно. Когда они пересекут моря и купят дом в глуши… когда они будут в безопасности и совсем забудут о Дино и его клиентах, и о стенах, которые так крепко удерживали их. Он думал о том, чтобы заняться с ней любовью. Так, как он читал в тех книгах, спрятанных в задней части библиотеки. Самых дрянных из них. Это заставляло его краснеть. Заниматься любовью. Не в качестве секс-игрушки. Не в качестве боксерской груши. Он думал о любви к ней. Хотя он уже это чувствовал, от всего сердца. Но никогда не думал, что все случится так… Что он… Доктору Уолш понадобился остаток сеанса, чтобы успокоить его. … Он поправляется, говорит она. Понемногу, говорит она. «Я горжусь тобой», — говорит она. Но Эш помнит тело Грейс… дрожащее… испуганное… холодное… усталое… солнце, отражающееся на ее идеальной коже (несмотря на отметины, усеивающие ее)… камера щелкает… чтобы он… чтобы он был вынужден… Она говорит все это… но Эшу кажется, что он только отступает назад. Песня не выходит из головы до конца дня. Как будто издевается над ним. Он никогда не сможет забыть. Он этого не заслуживает. … Эш разговаривает с Бланкой в четверг днем, а на его губах улыбка, как послевкусие от света, исходившего от Эйджи. Мужчина смеется и рассказывает ему, как были удивлены некоторые учителя, увидев, что мистер Правонарушитель Эш набрал девяносто восемь баллов по английскому языку. Когда семестр назад у него было меньше шестидесяти. Бланка говорит, что у мистера Маннергейма чуть не случился сердечный приступ. Это заставляет Эша думать, что, может быть… может быть действительно ему становится лучше. Пока он позволяет себе наслаждаться всем этим. Наслаждаться жизнью. А затем Макс начинает рассказывать о своем новом поручении по дороге домой из школы. … «Буквально вчера мой босс попросил меня написать статью про Кейп-Код. Э… Судя по всему, там был один ребенок, который… который покончил жизнь самоубийством неделю назад или около того, — мужчина ругается себе под нос, протягивает Эшу фотографию, — Мне просто интересно, знал ли ты его?» Эш берет снимок пальцами. Смотрит вниз, это фотография мальчика. Ему где-то от шести до восьми лет. Темно-каштановые волосы, очки. Он улыбается в камеру. «Вы, кажется, учились в одной школе?» Эш хмурится. Он узнает его. Это был один из тех детей, которые издевались над ним, когда началась та история с тренером по бейсболу. Шлюха. Грязная шлюха. Ты целуешь маму этим ртом? Ой, подождите… Я забыл! Брови Эша хмурятся. Он возвращает фотографию Максу. «Я его не узнаю». Макс мычит: «Я… думаю, это к лучшему. Как бы ужасно это ни звучало, я бы не хотел, чтобы это был кто-то, с кем ты был близок». Эш сдерживает возражение, близок? Ха! Единственными людьми, которые тогда были близки со мной, это Гриффин и мой бейсбольный тренер. И все мы знаем, чем это закончилось. Вместо этого Эш мычит. Как бы в знак согласия. «Очевидно, это связано с Синей Бородой с Кейп-Кода… — говорит Макс, поворачиваясь к дороге, — кто это такой?» Кровь Эша стынет в жилах. Макс собирается… Он узнает, что это я стрелял в него… Если он поищет…? Он узнает, что я шлюха… Он… Он… Края его поля зрения окрашиваются в черный цвет. Окно… мир снаружи внезапно кажется слишком ярким. Он вынужден поднести руку к лицу, чтобы убедиться, что да. Его очки все еще на месте. Не усугублять тошноту. «Останови машину». Он слышит, как Макс говорит что-то в ответ. Размыто и невнятно. Почему он так звучит? Зацепиться рукой за твердую поверхность. Круглое. Грубое. Знакомое, но просто недосягаемое. Почему все кружится? «Останови машину!» Что-то вытекает между его губ. Жарко. И область под ребрами, чуть выше живота вздымается. Он не знает, сколько времени прошло. Но боль почти невыносима, когда он в сотый раз пытается остановить это. Заставить свое тело ослабить пульсацию в голове. Макс здесь, слабо регистрирует он. Что-то сильное. Что-то устойчивое упирается ему в спину. Так лучше. Он облизывает зубы. Сглатывает от сухости в горле. Ужасный вкус. «Ты в порядке?» Даже не близко. «Да, я полагаю». Мальчик выпрямляется, морщась от напряжения в спине. «Нам повезло, что я остановился перед тем, как тебя чуть не вырвало в машину… — он смотрит на Эша, — но твоя одежда…?» Он видит, как у мужчины сморщивается нос. Глядя вниз, Эш видит, что его белая футболка-поло усеяна маленькими пятнами. Пахнет. «Дерьмо», — ругается Эш. «Не из того отверстия, но да», — пытается пошутить Макс. Мальчик просто смотрит на него, на лице застыло усталое выражение. Мужчина кашляет: «Ну, наверное, нам следует избавить тебя от этого. Чтобы тебе не пришлось сидеть в собственной блевотине». Эш едва слышит, что он говорит. И кивает. Прежде чем тут же вспомнить, что сказал мужчина. «Нет!» Восклицает слишком громко. Всегда слишком громко. Привлекая к себе внимание. Он заставляет себя замолкнуть, и на этот раз произносит тише: «Нет. Я в порядке». «Ты уверен?» Макс смотрит на него с таким глупым выражением лица. «Я сказал, что я в порядке». Кажется, он не верит. Они все равно едут домой. … Он принимает душ, когда возвращается домой. У Эша возникает соблазн не включать свет, чтобы не смотреть на свое отвратительное тело. Но идея привлечь к себе внимание? Чтобы Джессика могла пройти мимо, спросить, почему он топит себя в темноте. Почему ты должен быть таким чертовым чокнутым психом? Свет горит, и тревога в мозгу Эша тоже. Он чувствует призраки рук, пробегающих по телу. Вода холодная. Не помогает так, как раньше. Боль — единственное, что удерживает его в реальности, кожа красная и горячая. Он нажимает кнопку на своем телефоне и ругается, что потратил впустую десять минут. Просто сидя здесь. Он видит кровь под ногтями. Это его больше не смущает. … Он узнает. Он узнает. Эш испорченный. Почему? Какого черта Макс взялся за статью о Кейп-Коде? Кейп-Код должен быть как минимум в четырех часах езды отсюда в день без пробок. Почему это должен был быть Кейп-Код? Почему этот ребенок должен был убить себя? Почему это должен был быть Макс? ...Почему это должен был быть я? Он еще больше погружается в себя. Ни хрена он не может с этим поделать. Макс узнает. И воспользуется этим, понимая, что Эш всего лишь шлюха, что он никогда даже не пикнет. Или он станет им противен и будет абсолютно отвергнут. За то, что позволили Эшу спать в их гостевой спальне, есть их еду, пользоваться их техникой. Все это сейчас осквернено. Все из-за Эша. … Он не знает, что произошло. Честно. В какой-то момент он был в своей комнате и грыз ногти. Те, под которыми все еще была запекшаяся кровь. Это было отвратительно, он был отвратительным. А в следующий момент он уже был в кабинете Макса, тяжело дыша. Мужчины там не было, только Эш. Ящики выдвинуты, бумаги явно перерыты, выглядит это безумно. Большинство из них изорваны. До неузнаваемости. На полу лежит разбитый компьютер. Потому что, может быть, если он не сможет его использовать, то и не разберется. Это единственный способ, которым он может... он может... Но… О чем, черт возьми, он думал? Он не может уничтожить компьютер Макса! Он не может! Ты уже это сделал. Идиот. Идиот. Идиот. Стекло на мониторе похоже на замысловатую паутину. Когда он осторожно поднимает его с пола. В попытке спасти часть обломков. Что я сделал? Он прикусывает губу, внутреннюю сторону щеки. Пока не станет больно, пока он не начнет ощущать теплый вкус крови. Эш бежит в свою комнату. Беги. Беги. Беги. Как беспомощный маленький ребенок. Он слабый. Эгоистичный. Глупый. Бестолковый. Придурок. Он не хочет, чтобы его нашли. Он безумно осматривает свою комнату в поисках места, где можно спрятаться. Он замечает шкаф и выбрасывает все коробки, не думая о том, куда… они ему просто мешают, чтобы залезть и свернуться внутри. Темно. Это напрягает его. Но это то, что он заслуживает. Что-то тесное, темное. Он заслужил это. Он заслуживает всего, что получает. Он не хочет этого. Он не хочет этой жизни. Он не хочет жить. Эш сворачивается в шкафу и плачет. Он надеется, что просто исчезнет.