It's All Just Temporary

Фокс. Это имя, которым мужчина назвал себя, потому что никто никогда не использует свои настоящие имена, если только не хочет, чтобы их шантажировали. Что забавно, потому что Дино не нужно имя, чтобы засудить любого из своих клиентов. Эш в мельчайших подробностях знает, сколько кассет у Дино. Он был вынужден просматривать их. Снова, и снова, и снова. Чтобы учиться на своих ошибках. Эшу, наверное, стоило бы устроиться на работу актером, если он когда-нибудь выберется отсюда. Он был бы идеальным сердцеедом-подростком. У него есть внешность, о чем Дино любит напоминать ему при каждом удобном случае. И точно так же, как красивый маленький бантик на подарке, которого он никогда не желал, у него даже есть такая «трагическая предыстория». Эш фыркает при мысли о том, что миллионы людей живут еще хуже, чем он. Кто он такой, чтобы жаловаться? Эш все еще мечтает о свободе. Но он знает, что если не Дино, то богатые кинорежиссеры все равно заставляли бы его «играть», и не так, как это делает большинство актеров. Это отвратительно, правда. Особенно, когда к Дино приходит этот парень Фрэнк Санчес и «профессионально» записывает «видео». Он вспоминает вчерашний ужин. Разделенный на две половины. Дино говорил, смеялся. Грейс. Грейс. ГрейсГрейсГрейсонамертва… Эш помнит, как шевельнулись губы, но вырвались только приглушенные звуки. Эш пришел в себя в постели мужчины под тяжелым телом Дино (к счастью, одетого). Мужчина хрипел между каждым поцелуем в шею мальчика. «Бизнес… партнер… вс… встреча…. завтра…» Дино слишком пьян, чтобы заметить, как напрягается тело Эша под ним. Или, может быть, он заметил. Но его никогда это не заботило, в любом случае. Завтра. Ну, кто считает время, когда ты в аду? Поскольку «Фокс» уже находится напротив него, подходит ближе. Эш ухмыляется, похлопывая по кровати рядом с собой. Ему противно от самого себя, но он подавляет это. У него есть все время в мире, чтобы потом подумать об этом. «О? — говорит мужчина, подходя ближе, — Нам не терпится?» Эш кивает, хотя каждая клеточка его тела кричит «нет». Хочет быть как можно дальше отсюда. Фокс забирается на кровать. Эш отключается от реальности. Он видит все как будто от третьего лица. Он видит свои руки, он знает, что они его, но это не может быть он. Это не может быть он, потому что Эш не стал бы делать такие вещи. То, как он обхватил лицо взрослого мужчины. Эш игриво ухмыляется (отвратительно), и он почти может притвориться, что ухмыляется Максу. Что он сказал что-то остроумное, возможно, немного грубое. Стоя напротив мужчины на его кухне. Может быть, он назвал его стариком. Он представляет, как Макс улыбается при этом, а Эш смущается, осознавая, что эти слова являются синонимами слова «папа». Может, Макс улыбается, называет его малышом. Приглушенный стон прорывается сквозь его фантазию. Он понимает, что его глаза открыты, и видение, которое у него было, исчезает. Шея Фокса возникает перед ним. Он так сильно зажмуривает глаза. Представляет, что это Майкл. Делает вид, что обнял его после того, как тот сбежал из школы. Может, Эш подобрал его в тот день. Потому что Макс и Джессика были заняты работой. Эш представляет, как сажает мальчика себе на плечи, игриво покачивая, пока они идут домой. Он воображает, что они остановились в парке, чтобы поиграть. Что он поднимет мальчика на турник, и ему не становится неловко. Внезапно Майкл обхватывает его лицо руками, и это неправильно. Эша нет в парке. Он вообразил это. Фокс здесь. Фокс на нем... Джессика. Он так старается представить, что это Джессика. Обхватывает его лицо ладонями, как она часто делала после того, как они узнали правду. Не нужно было произносить ни слова, чтобы осознать, что она поняла. Легкое прикосновение. Ее руки, он помнит, такие мягкие. Такие обнадеживающие. Эта мысль приносит с собой образ его собственной матери, возможно, даже Дженнифер, когда она успокаивала его посреди ночи. Когда Джим звал ее из бара. Его мысли внезапно обрываются, и из ниоткуда возникает Грифф… и его сердце горит. Так легко представить Гриффа. Как он всегда делал с того момента, как все это началось. А сейчас от этого больно. Он запятнал Гриффа. Он превратил его в плохое воспоминание. Его брат - больше не убежище от всего, что было навязано ему. Просто очередная жестокая шутка. Эш смеется. Горько и тяжело. Приглушенные звуки вокруг него. Но у него уже почти истерика, чтобы обращать на это внимание. Это похоже на вечеринку. Искаженный бас слишком громкой музыки. Рука Шортера обвила его плечо. Успокаивающая тяжесть давит на него. Он смутно думает, что кто-то сошел с ума. Но он не видит никого вокруг себя. Он просто в поле. Кружится. Смеется. Беззаботно. Играет в догонялки? Или просто… бегает? Он знает, что рядом с ним кто-то есть, и все еще есть это чувство гнева, все это так несправедливо. Но почему? Почему это несправедливо? Эш не может понять это чувство. Он не может вспомнить. Да и не хочет. Громкий шлепок, и перед глазами Эша поплыло. Внезапная фокусировка. Свет выключен, но все еще слишком ярко. Почему так ярко? Эш делает глубокий вдох. Чтобы вернуть себя в настоящее. Он понимает, что больше не смеется. Что он не может. Он не может дышать. Но он не паникует? Так почему? Он подносит руки к горлу, чьи-то пальцы сжимают его шею. Пальцы, которые ему не принадлежат. Мужчина — как его звали? слишком много имён, слишком много лиц, чтобы их помнить, — нависает над ним. Он сжимает его горло, и все, что Эш может видеть — это белый свет, заполняющий поле его зрения. Теперь, думает он мимоходом, ему страшно. Потому что неспособность дышать — это самая ужасная мысль. Как утонуть. И все же нехватка кислорода. Это отсутствие топлива для питания его мозга? Несмотря на жгучую боль в легких? Он чувствует спокойствие. Он задыхается от удушения. Не в силах стереть улыбку с лица. Это слишком иронично, не так ли? Или, может быть, это не так? Эш просто слишком устал от всего этого, чтобы слишком много думать об этом. Он воображает это. Свою смерть, такую внезапную. Как Дино закатил бы истерику. Как ему придется объясняться за двух мертвых детей перед копами. Кого Эш обманывает? Они в любом случае откупятся от всего. И если бы его горло не было зажато, он бы посмеялся и над этим. Ему интересно, будет ли кто-нибудь переживать по этому поводу. Ослепляющая пустота. Убаюкивает его. И вдруг он представляет себе Эйджи. Прямо перед собой. Спокойный, умный, забавный (может быть, немного наивный), красивый Эйджи. Он цепляется за этот образ. Пытается вспомнить, как выглядели глаза мальчика. То, как его ресницы всегда касались кожи под бровями. Потому что его глаза всегда были широко раскрыты удивленно, взволнованно. Он пытается вспомнить, как горели щеки мальчика, становились почти красными, в том случае, когда Эшу каким-то образом удавалось его смутить. Как он улыбался. Как он улыбался Эшу. Его кончики пальцев. Прикосновения к внутренней стороне его ладони. Его губы. Оттенок чуть розовее, чем кожа вокруг них. Какими бы они были, если бы Эшу когда-нибудь дали шанс исправить свою ошибку. Если Эйджи когда-нибудь прольет на него дневной свет. Он воображает их всех. Всех людей, которые приняли неправильное решение и заботились о нем. Они все ушли, не так ли? Это не их вина, правда. Эш сделал это на благо их всех. Они исчезают. Вместе с жжением в легких. Он смутно осознает, что его пальцы перестали цепляться за руки мужчины. Все погружается в темноту. Все становится ничем. Потому что это именно то, чего заслуживает Эш. … Эш просыпается. Первое, что он делает, это открывает глаза, разлепляя их от засохшей корки. Второе, что он чувствует, это вкус во рту. Сухость. Результат того, что он не чистил зубы накануне вечером. К слову о предыдущей ночи. Похоже, Фокс оставил его в живых. То ли потому, что Дино понял, что его клиент душит его товар. То ли Фокс сам прекратил его душить, потому что струсил, как только увидел, что Эш действительно потерял сознание. Громко ли он смеялся? Эш помнит, что чувствовал это, но был ли он на самом деле настолько глуп, чтобы смеяться мужчине в лицо? Мальчик стонет. Болезненность во всем теле, голова раскалывается от боли – это третье, что регистрирует его тело. Дино встречает его внизу, как обычно. Наливает чашку кофе, как обычно. Но, конечно, Эшу ничего не достается, как обычно. Все так же, как и всегда. Эш садится на диван. И просто… ни о чем не думает. Это что-то другое. Эш всегда тратит все свое время на размышления. Но сейчас? Он покончил с этим. Покончил со всем этим. … Он не может перестать трястись. Ему не холодно, по крайней мере, он так не думает. Но какой-то пронзительный холод сковывает его и не отпускает. Он должен злиться. Он должен был… Но внутри только… пустота. Он должен написать Шортеру, или даже Эйджи. Он должен рассказать кому-нибудь о своих чувствах, просто чтобы утихомирить это чувство абсолютной пустоты. Но он не может. Просто думает о том, как он признался Максу и Джессике. Даже воспоминание обо всех тех разах, когда его насиловали, не вызывает такой паники. Ощущения беспомощности. Осознание, что он не может забрать свои слова назад. Слова, однажды произнесенные вслух. Это пугает его. Потому что, хотя у него и нет проблем с тем, чтобы признаться в этом самому себе. Он знает, что его изнасиловали. У него никогда не было проблем с осознанием этого факта. Но рассказать им. Заставить кого-то пройти через эту боль только для того, чтобы он сам почувствовал себя хоть немного, но лучше. Это эгоистично. Это неправильно. Эш неправильный, жестокий и бесполезный. Он берет, берет и берет, пока ни у кого не остается ничего, что можно было бы дать. И вот где он сейчас, не так ли? У него ничего нет. Никаких мыслей. Никаких чувств. Никаких эмоций. Все, что он может делать - это дрожать, холод пробирает до костей и не отпускает. Все, что он может сделать, это молиться (какая ирония по отношению к атеисту?) Молиться, чтобы кто-нибудь ворвался в его пропахшую потом комнату. Взял его на руки и просто держал. Без сексуальных намерений. Защищал его, как ребенка, которым он никогда не имел возможности быть. Но Эш просто жалуется, желая того, чего он не заслуживает. Поэтому он садится, достает телефон и перестает жаловаться.