После полудня

Морщинки. Россыпь неглубоких, пока еще едва заметных линий, как атлас всей жизни. И потому Йошики с трепетом водит подушечками пальцев по лицу расслабленного и немного сонного любовника, вычерчивая замысловатые узоры и просто прикасаясь к отметинам, что оставила память прошлого. И их совместно прошлого в том числе. - У тебя седина появилась, - бросил тихо и будто невзначай. Пальцы скользнули к вискам и зарылись в смоляных прядках. Йошики любил зарываться носом в слегка вьющиеся на концах волосы, любил тереться о них щекой и просто долго-долго перебирать пальцами. Почти как гладить сонно свернувшегося на коленях котенка, своеобразная релаксация после трудных недель и долгой разлуки. Его же персональный кот совершенно не возражал. Только вытягивался, закрывал глаза и мягко подставлял голову под массирующие руки. - Правда? Я уже старик. А ты и того старше меня. С улыбкой, но не без доли правды. Они уже выросли из постоянных шумных пьянок на двоих, с равной степенью вероятности способных закончиться как сексом, так и мордобоем. Или продолжиться в каком-нибудь злачном местечке и затянуться на неделю, после которой приходится судорожно вспоминать, в какой части города ты потерял собственную (и пару чужих) машину, какой сегодня день и стоит ли вообще пытаться вспомнить подробности. Нет, совершенно неправильное определение. Они перешли на новый этап, и если разгульные вечеринки все еще присутствовали в их жизни, то теперь, наедине, играм на грани фола оба они предпочитали спокойствие. И пришли к этому не сразу, перешагнув через собственную гордость, через моральные принципы и расстояние шириной в целый океан и длиной в два десятка лет. Доверие. Это важно. Йошики потерял слишком много, чтобы забыть об этой ценности. - Тебе пойдет седина. Я видел ту фотосессию... Ранняя осень жизни, когда яркое бешеное солнце сменяется другим - мягким, но все еще теплым и комфортным, когда на первый взгляд увядание привносит новые краски. Йошики любил Сакурая таким, взрослым мужчиной. Пусть и воспоминания о тощем длинноволосом юнце, вскакивающим по ночам от собственных мыслей, как от самого страшного кошмара, навсегда останутся в его памяти. Их он тоже любил. Йошики вообще любил воспоминания о себе прошлом, о том, что потерял и что приобрел. Это позволяет держаться и не дает двигаться вперед одновременно. Сакурай говорит, что воспоминания когда-нибудь его погубят и стоит их отпустить, но Йошики только отшучивается. В данную секунду ему хочется держаться только за задремавшего в его руках мужчину, что отчаянно не дает утонуть в пучине собственных гештальтов. Они меняются. Меняются внутри и снаружи, меняются черты лица и собственное осознание. Остается только одно. Доверие. И в этот раз Йошики приложит все силы, чтобы ничего не потерять. По крайней мере, он обещает себе это каждый день. Как и много чего еще.