После полудня

Они виделись не так уж часто. В лучшем случае раз в пару месяцев, в худшем - раз в пару лет. И практически не созванивались, находясь по разные стороны океана. Было что-то в таких отношениях особенное, с привкусом горечи и ожидания, но, по крайней мере, они точно знали, что не могут наскучить друг другу. Да и отношениями в полном смысле слова их встречи назвать было нельзя. Они не были друзьями, и о любви не говорили. Обычно действия были гораздо красноречивее. Йошики хорошо помнил, что признавался Сакураю в любви всего трижды. В девяносто шестом, когда боялся его потерять. В девяносто восьмом, когда утопал в своем личном аду. И в две тысячи первом, когда персональный ад поглотил его целиком, а демоны с бесноватыми глазами все тащили и тащили в беспробудную тьму. Ужасное время, когда даже свет музыки, его маяк на протяжении всей жизни, почти не способен был пробиться. Когда хотелось просто забиться под камень и тихо взвыть. Когда он пил так, что пора было заводить вторую печень... Сакурай тогда просто купил билеты на ближайший рейс и отвез его в занесенную снегом Скандинавию, абсолютно контрастную даже зимой жаркому Лос-Анджелесу. Как он провернул это без бумажной волокиты, Йошики не спрашивал. Может быть, рейс не был случайным, но он не хотел рушить сказочные воспоминания и собственные фантазии. Они не делали ничего особенного, даже не занимались сексом. Просто бродили по заснеженным улицам и площадям, ехали из города в город. Йошики казалось, что он всего лишь следовал за ним покорной тенью себя настоящего, постепенно согреваясь и возвращаясь к жизни. Йошики знал, что демоны, пытавшие его в персональном аду, отступают. "Заведи себе кошку, она отпугивает нечисть" - говорил кто-то. Что ж, кошка пришла к нему сама. Спустя неделю Йошики поцеловал его сам. Сакурай цедил бурбон из горла и рассказывал что-то о работе в Лондоне, о мужчине, с которым он практически не способен был общаться из-за языкового барьера, о местной еде и пабах, и о прочей ненавязчивой ерунде. А Йошики просто потянулся и поцеловал его посреди какой-то истории, отчаянно прижимаясь к губам, будто мальчишка, впервые решившийся на отчаянный шаг. Взял его Атсуши прямо на полу. Болела задница, болела спина, болела шея, а Йошики готов был орать от счастья. Что и делал, отчаянно впиваясь пальцами в плечи двигающегося в нем Сакурая. Через боль приходит освобождение. В ту ночь отступили демоны, а на шее остался красочный засос. Йошики понимал, что это только первая победа в череде многих, но спящий рядом Сакурай давал ему надежду, которую сам Йошики, казалось, давным-давно потерял. Да, отношениями в обычном понимании их встречи нельзя было назвать. Они не были друзьями, и о любви не говорили. Обычно действия были гораздо красноречивее. Как и сейчас, когда Сакурай решил вылизать его всего, Йошики просто не мог думать ни о чем, кроме скользящего по животу языка. Он подозревал, что склонный копаться в себе Сакурай совершенно точно дал определение тому, что между ними происходит. Но вслух он никогда ничего не говорил. Да и какая разница, когда игривый язычок скользит по внутренней стороне бедра, а пальцы сжимают ягодицы так, что наутро, должно быть, останутся синяки. И Йошики был чертовски счастлив.