Между жизнью и смертью

День 13.

      Всё шло через задницу. Настроение говно, день говно, жизнь говно. Одно радовало — лягушки вкусные, не пик удовольствия, конечно, но кушать можно. Томасу они тоже понравились, он даже улыбнулся и назвал меня лучшим шеф-поваром! Правда, это был единственный раз, когда он искренне улыбнулся после вчерашнего… Ссора конкретно выбила его из колеи, муки совести не давали ему спокойно жить, он то и дело извинялся за несдержанность и неосторожность, пытаясь искупить вину. А я… Я прощал. Понимал, что обижаться на правду бессмысленно, в какой-то мере я на самом деле хотел, чтобы наши мучения прекратились здесь и сейчас, но покончить с жизнью и оставить Томаса одного я не мог. Каким человеком я буду после этого? Бросать людей в беде не в моей натуре, я обязан быть опорой для тех, кто в этом нуждается, чего бы это мне ни стоило. Терять всё равно нечего. Мотнул головой, прогоняя мрачные, навязчивые мысли, и перевёл взгляд на Томаса, который сидел на берегу моря. Он пробыл там уже полдня, смотря вдаль и изредка напевая что-то под нос. Подходить к себе строго запрещал, говорил, что ему необходимо побыть наедине и многое переосмыслить, но я-то понимал, что дело было не в этом. Томас боялся самого себя, боялся монстра, который пробудил в нём злобу, поэтому, чтобы снова не навредить мне, он решил изолироваться от внешнего мира. Изолироваться от меня. Сначала я спокойно принял его слова и не стал перечить, но сейчас понимаю, что в этом нет смысла, он не сможет вечно избегать того, чего боится. Я не позволю. Ненадолго заглянув в палатку для того, чтобы взять тёплые вещи, я отправился к нему, невзирая на запреты. Правила же созданы для того, чтобы их нарушать, верно? Молча накинув на плечи Томаса свою толстовку, я обошёл его и сел рядом, накрывая нас тёплым пледом, который оказался единственной полезной вещью в том злосчастном жёлтом чемодане. — Любуешься ночными видами? — Ненавязчиво завёл разговор я, заглядывая в лицо напротив. Бледная кожа, мешки под глазами, впалые щёки… Выглядел он неважно. Так ещё и замёрз! — Звёздами. — Поправил меня Томас. — Только ими. Сегодня они особенно красивы. — На удивление, он не стал меня прогонять, наоборот, прижался, когда я приобнял его в попытке утешить. И что-то мне подсказывало, что запрет был вовсе не запретом. — Дамиано, ты вправе обижаться на меня, потому что я… Я… — После минутной паузы вновь было завёлся Томас, однако я не дал закончить ему, ведь прекрасно знал, что следовало за этой фразой. — Забудь. Забудь всё, что было вчера. Я не держу на тебя зла и верю, что случившееся было неудачным стечением обстоятельств. — Я стыдливо потупил взгляд, собираясь с силами, чтобы открыться. — И… — Вздох, — Ты прав, я нихуя не делаю для того, чтобы выбраться отсюда. Дело в том, что я потерял надежду и не понимаю, как вернуть её к жизни. Как вернуть себя к жизни. Мы находимся здесь уже полмесяца, и за эти полмесяца нас никто не нашёл. Ни-кто. Мне сложно верить в счастливый финал, зная, что о нас забыли. — Почему ты раньше не говорил о том, что чувствуешь? — Томас взглянул на меня так понимающе, так тепло и нежно, что сердце пустило удар. — Не хотел грузить своими проблемами и ставить под сомнения надежды на спасение. Ты так твёрдо уверен в том, что мы выберемся отсюда… Мои бы слова звучали глупо. — Но это не повод молчать о своём состоянии, если бы ты всё спокойно объяснил, я бы понял и поддержал. — Он развернулся ко мне всем телом, положил руку на плечо и сжал его так, будто я сейчас убегу. — Дэм, когда это началось? — Сразу после авиакатастрофы. — Нехотя признался я, кусая внутреннюю часть щеки. — Твою ж мать, я такой невнимательный… — Ладонь мягко сползла вниз, взяв меня за руку. — Что бы не случилось, держись за меня, — Он переплёл наши пальцы, этим подкрепляя слова, — И никогда не отпускай, вместе мы справимся с любыми трудностями, понял? — Понял. — Я неосознанно подсел ближе, внимая каждому слову.       Томас замолчал и внимательно посмотрел на меня. Я посмотрел на него в ответ. Между нами повисло молчание, в котором я неожиданно понял, что ошибся, сказав, что мне нечего терять. Моя самая главная ценность сейчас сидела передо мной, теребила пуговицу на рубашке и грела своей заботой. Как же я был слеп. Поддавшись внезапному порыву, я положил руку на его щеку и трепетно провёл большим пальцем по ней. Такая колючая и родная. Томас, в свою очередь, обвил мою шею руками и уложил одну их них на раненый затылок. Не переставая смотреть друг на друга, мы медленно подались вперёд, а затем соприкоснулись губами, воссоединившись в чувственном поцелуе. Влажно, мягко, нежно — то, что нужно было сейчас. Никто из нас не стремился опошлять поцелуй или делать его грязным и показушным, по крайней мере сейчас, мы просто получали удовольствие от той лёгкости, которая присутствовала в нём. Нам обоим была необходима поддержка, и мы выбрали правильный способ для её выражения. Притянув парня, я скользнул языком между его губ, как бы спрашивая разрешение, можно ли идти дальше. Томас довольно ухмыльнулся и сам углубил поцелуй, отчего меня повело похлеще, чем от любого алкоголя в мире. У меня было много хороших партнёров, но ни с одним из них моё сердце не билось так же быстро, как с Томасом. Пока я приходил в экстазе и наслаждался ласками, в один момент меня ощутимо толкнули в грудь и нависли так, чтобы я лёг на спину, что сразу же ввело меня в небольшой ступор. — Что ты твори… — Меня заткнули поцелуем и придавили всем весом, чтобы я не вставал. И я бы не имел ничего против, если бы не камни, неприятно впивающиеся в спину. — Подожди… Томас, ну подожди. — Хохотнул, когда он с шумным вздохом отстранился. — Ну хоть сейчас не порти момент. — Томас забавно насупился. — Мне камни в задницу впиваются, давай плед подложим. — Еле сдержался от того, чтобы не засмеяться. От волнения из меня так и вырывались смешинки. — Ох уж твоя изнеженная задница. — Встав с меня, Томас сложил плед пополам и постелил его, махнув рукой, мол, дальше сам. — Ничего она не изнеженная, как-нибудь сам убедишься в этом. — Я перекатился на одеяло и похотливо поиграл бровями, намеренно поджав ноги и раздвинув их. — А ты разрешишь? — Поняв правила игры, Томас расположился между бёдрами, прижался пахом к моему и снова навис, расставив руки по обе стороны от моей головы. Блять, он переиграл меня! — Почему бы и нет. — Я прекрасно понимал, что сексом сейчас никто не будет заниматься, но от этих действий у меня предательски поджались яйца. Так близко я ещё не чувствовал Томаса.       Перебравшись, словно кошка, через мои ноги и сев на живот, он обвёл меня взглядом, задержавшись на лице. Я был готов поклясться всем на свете, что ни одно небо не могло сравниться с теми звёздами, которые я видел в глазах Томаса. Холодный свет луны, обрамляющий чудные светлые локоны, нежные пальцы, вырисовывающие рисунки на моей груди, ухмылка, под которой я плавился, как зефир около пламя… Мой полуночный всадник. — Передумал меня целовать? — Наконец-то нарушил тишину я, как только понял, что бездействие затянулось. — Любоваться тобой уже нельзя? Ты вообще-то красивый. — Мне ни раз говорили подобное, но с уст Томаса комплимент звучал в тысячу раз приятнее. — Раз красивый, то целуй. — Положил руки на его бёдра и неспешно повёл их вверх, к талии. — Никакой в тебе романтики. — Театрально закатив глаза, Томас наклонился и вовлёк меня в поцелуй, прижимаясь всем телом, чему я был не против.       И снова эти приятные разряды, гуляющие по коже… Я и не подозревал, насколько сильно соскучился по живому теплу и очерствел без постоянного партнёра. Было безумно непривычно ощущать себя окрылённым и по уши влюблённым человеком, который был готов безвольно отдаться любви. Пока я рассуждал на высокофилософские темы и о том, когда же достиг точки невозврата, мои руки, до этого спокойно исследовавшие спину и бока, нагло перехватили и целенаправленно отпустили ниже — сначала на поясницу, а потом и вовсе на ягодицы. Откровенно говоря, я прифигел. Это точно тот Томас, который топил за романтику и не давал себя целовать? Но на этом офигевать я не закончил, через пару секунд под футболку забралась проворная ладонь, быстро нащупала пирсинг и принялась просовывать кончик пальца через колечко, массируя сосок. Воздух раскалился до предельных температур, нутро сжалось, пуская импульсы в пах, волоски на теле встали дыбом. Сминая ягодицы и утопая в этом неторопливом, тягучем поцелуе, я старался уловить пошлые вздохи Томаса, которыми он одаривал меня каждый раз, когда я переходил черту и слишком близко подбирался к внутренней стороне бёдер. Чувствительный. Когда я намеревался направить ладони к твердеющему члену, который упирался мне в живот и явно просил прикосновений, Томас резко отстранился и взглянул на меня с ехидной ухмылкой. Я снова залип на этих глазах с миллионом созвездий: расширенные бездонные зрачки, едва различимые серо-коричневые каёмки, дьяволята, играющие со мной в свои игры… Запустив пальцы в его волосы, я заправил их за ухо и закусил губу, подметив, что Томас охрененно смотрится на мне. Правда, идиллия долго не продлилась, только я залюбовался шикарными видами, только позволил фантазии разыграться, с меня тут же слезли и легли рядом, отчего настроение резко поползло вниз. Умеет же оборвать всё на самом интересном месте! — Давай сегодня вместе ляжем спать? — Предложил Томас, оттянув рубашку пониже в надежде скрыть возбуждённый член в штанах. Правда, зачем он это сделал, я так и не понял, пару минут назад ему ничего не мешало этим же стояком тереться об меня. — Я буду только рад. — Перевернулся на бок лицом к Томасу и подпёр голову рукой, скользя взглядом по парню. Не дело. Положив свободную ладонь на живот, который ощутимо дрогнул после прикосновения, я медленно повёл её вверх, якобы случайно оттягивая рубашку, на что Томас цокнул, но улыбнулся. — И что это только что было? — Что именно? — Нахрена прикрываешься? — Привычка. — Где ж ты такой привычкой обзавёлся? — Да неважно. — Томас неопределённо отмахнулся, смущённо хохотнув. — Ты же знаешь, я не отстану, пока не узнаю все твои секреты. — Опять опустил руку на живот, отчего Томас заметно напрягся и резко отпихнул ладонь. Интересно. — Отъебись от меня. — Неправильный ответ. — Я сейчас вмажу тебе. — Я вмажу в ответ. — Дамиано! — Да, моя маленькая фрикаделька? — Ты обещал больше не называть меня так. — Пока маленькая фрикаделька не расскажет своему папочке всю тайну про привычку, я не перестану. — Ебать мозги ты умеешь, конечно. — Томас сел и потёр виски. — И не только их, фрикаделечка моя ненаглядная. — Лучше заткнись, иначе меня стошнит. — Я послушно замолчал, ведь знал, что если разозлю Томаса, то так ничего и не узнаю. Играть на нервах нужно в меру, запомните. — Короче… — Он скрестил ноги и поджал их к себе, всеми возможными способами избегая зрительного контакта со мной. — Когда я играю на гитаре, бывают такие особые моменты, во время которых я настолько вдохновлён, что… Ну блять, у меня случается стояк. Доволен? А теперь, будь добр, забудь это тупое прозвище. — Не знал, что помимо гетеросексуалов существуют ещё и гитаросексуалы. — Остроумно подвёл итог я и кивнул на просьбу Томаса, заведомо зная, что никогда не буду соблюдать её. Он — маленькая фрикаделька, и точка. — Ты ещё и стебаться будешь над этим? — Нет, что ты! Ну, передёргиваешь ты на гитары, что в этом такого? Я уважаю каждую сексуальность. — Спать будешь один. — Томас фыркнул, встал на ноги и засунул руки в карманы, быстрым шагом направившись к палатке.       Всё-таки я перегнул палку… Тяжело вздохнув и собрав все небрежно оставленные вещи с пляжа, я отправился следом, мысленно прикидывая, как буду извиняться за цирк, который устроил. «Томас, прости дурака, я не хотел тебя задеть»? «Томас, на самом деле я тоже люблю гитары, давай дрочить на них вместе»? «Томас, мои шутки — это флирт, а флиртую я не очень, прости меня»? М-да, один вариант хуже другого. Выбросив из головы все глупые оправдания, я обошёл костёр и хотел уже было сигануть под тент, но, к моему удивлению, пола́ была закрыта, хотя обычно мы подвязываем её для проветривания. Значит он обиделся сильнее, чем я думал. На свой страх и риск расстегнул молнию и застал следующую картину: Томас лежал около стенки, свернувшись в клубок, и усердно делал вид, что спит. Ох… Я неловко ввалился внутрь и лёг рядом в надежде, что это как-то поможет помириться. Напряжение так и витало над нами, пронизывая каждую клеточку, отчего я забывал, как говорить. Шумно набрав в лёгкие побольше воздуха, ляпнул первое, что пришло в голову, лишь бы не молчать: — Знаешь, что будет, если ворона сядет на оголённые провода? — Естественно, мне ни слова не сказали в ответ, поэтому пришлось заканчивать анекдот раньше времени: — Получится электро кар.       Не услышав реакции, я поджал губы, в который раз понимая, что сильно перегнул палку. Теперь Томас точно ни на шаг не подпустит меня к себе… Однако, стоило мне приподняться и смириться с тем, что придётся спать на улице, я вдруг услышал тихий, сдержанный смех. Есть контакт! — А слышал, почему черепашки ниндзя всегда нападают вчетвером? — Почему? — Пробурчал он всё ещё обиженным голосом. — Потому что у них учитель — крыса. — И снова чёткое попадание в цель! — Это так тупо. — Томас засмеялся громче. — Я тоже тупанул, и мне стыдно за это. Простишь? — Подожди. — Он развернулся ко мне и от души пнул по ноге коленом. — Вот теперь прощу. — Маленький засранец. — Потёр ушибленное место, жмурясь от неприятных ощущений. — Старый дед. — Ребёнок полугодовалый. — Драндулет, из которого песок сыплется. — Сучёнышь недоделанный. — Расплылся в улыбке и завалил Томаса, чтобы крепко обнять его. — Мы с тобой какие-то токсичные, не находишь? — Если только чуть-чуть. — Прильнув ко мне, он прикрыл глаза, приятно поглаживая спину.       Я поцеловал его в уголок губ, радуясь тому, что сегодняшний день расставил всё по своим местам. Теперь не будет ссор, неловкости и недопониманий, будем только Мы, и я был чертовски этому рад. Накрывшись пледом, мы переплелись всеми конечностями в один большой клубок, таким образом готовясь ко сну. И когда я уже одной ногой находился в царстве снов, я поймал себя на весьма занятной мысли: Томас впервые за всё время пропустил ночное дежурство. Не значит ли это, что он?.. Да нет, мне кажется.