Между жизнью и смертью

День 16

      Галька постукивала и трещала под босыми ногами, тусклые солнечные лучи, что периодически выглядывали из-за туч, грели макушку, воздух был наполнен преддождевой духотой, из-за которой по коже литрами стекал пот, но я не жаловался, намереваясь во что бы то ни стало закончить начатое. Чем я занимался, спросите вы? А дело было в костре, который в последнее время совсем перестал справляться с переменчивым ветром. Как бы мы не пытались его скрыть от ветра, сколько бы не подкидывали веток в топку, он всё равно терял силу, не успевая даже толком разгореться. И, чтобы больше не мёрзнуть по ночам, я решил укрепить его и соорудить что-то наподобие печи. Для этого требовалось совсем немного, всего-то пара круглых и плоских камней, но подобрать их оказалось той ещё задачей — прилив и большие волны прятали от меня все подходящие экземпляры. М-да, как-то неразумно было примерять на себя образ строителя в шторм. И почему все здравые мысли приходят в неподходящее время? Но сдаваться и бросать начатое было не в моей натуре. Раздражённо почесав затылок после очередной волны, которая с какого-то хуя решила окатить мои ноги, я отправился дальше вдоль пляжа с твёрдым намерением собрать необходимые материалы для печи до того, как ливень намочит меня до последней нитки. Несмотря на непогоду, сегодня был поистине прекрасный день, ведь мне наконец-то разрешили больше не носить злосчастную повязку, которую пришлось наложить после падения. Я честно не думал, что Томас настолько ответственно подойдёт к моему выздоровлению, что бы я не делал, чем бы не занимался, он везде стремился помочь и снять с меня мои же обязанности. Не спорю, это было приятно, но также вызвало множество вопросов — я что, тяжелобольной какой-то? Всего-то затылок поцарапал, который через день сразу же перестал мучить меня болями. Единственное, что мне, к счастью, не запрещали во время выздоровления, была добыча еды и воды, ведь один Томас с этим справиться не мог в силу криворукости. Ну, не дано человеку без происшествий принести воду и поймать рыбу, что с него взять? Я всё равно любил его, пусть порой и искренне не понимал. Любил… Какое громкое слово. Мы знакомы всего ничего, пару недель, а я уже успел так сильно привязаться. Я знал, что о больших чувствах ещё рано говорить, но иными словами я не мог описать то, что испытывал по отношению к Томасу. Иногда у меня складывалось впечатление, будто я каким-то немыслимым образом был связан с ним, будто он был моей ниточкой, которая не позволяла потерять себя. Возможно, всё это глупости, бред на почве влюблённости, однако по-иному объясняться я не мог, не хотел, да и не знал. Любовь вообще странная штука, которая побуждает человека вести себя безрассудно и крайне нелепо, а потому я боялся влюбляться. Всё-таки терять голову бывает опасно не только для себя, но и для окружающих. Моя бывшая тому подтверждение, она была той ещё психопаткой, которая, ради сохранения наших отношений, однажды пристегнула меня наручниками к металлической ножке кухонного стола и наотрез отказывалась отпускать, пока мы не поговорим о том, что я уже тысячу раз объяснял ей. Я кое-как сбежал от этой ненормальной. — Ты меня не любишь! — Обижено кричала она, когда я силой содрал с себя наручник с пушистыми каёмками, который был явно предназначен для ролевых постельных игр, и подорвался к входной двери её квартиры. — Прекрати эту чушь, ты прекрасно знаешь, что мы уже целых полгода не встречаемся. — Я остановился в прихожей, чтобы надеть ботинки. Выбегать в носках зимой не самое лучшее решение. — Мы не встречаемся потому, что ты мне изменил! — Она громко притопнула ногой и попыталась выхватить из рук обувь, но я не дал этого сделать. — Это бы являлось изменой, если бы тогда мы не разорвали отношения. Насколько мне известно, ты сама выставила меня за порог и заявила, чтобы я больше не возвращался к тебе. — Но я не это имела ввиду, когда!.. — Дальше я уже не слышал, ведь выскользнул из двери и пулей побежал к машине.       И какого чёрта это до сих пор сохранилось в моей памяти? Махнув головой, я поднял с земли плоский камень, оценивая, подойдёт ли он для печи. Не тяжёлый, относительно ровный, гладкий. Положил его в мешок к остальным таким же подходящим камням и устремил взгляд вдаль, тыльной стороной ладони смахивая пот со лба. Знойный сегодня день, душный. После минутного отдыха я хотел уже было возобновить путь, как вдруг на бушующем горизонте заметил яркое пятно, которое сразу же спряталось за волной. Причудилось, что ли? Потерев глаза и прищурившись, я с грохотом выронил мешок из рук и шокировано приоткрыл рот. Этого не может быть… Необходимо немедленно сообщить Томасу. — Том! — Во весь голос заорал я, в попыхах бежа в сторону лагеря. — Томас, бегом ко мне! — Что произошло? — Он небрежно закинул какие-то вещи в палатку, чтобы они не намокли под дождём, и вышел навстречу. — Там шлюпка! — Чудом не сбив с ног напарника, я остановился прямо перед его носом, тяжело, рвано дыша. — Кто-то плывёт к нам! — Однако вместо того, чтобы удивиться вместе со мной, Томас нахмурился и недоверчиво посмотрел на неспокойный океан. — Пошли быстрее, нужно помочь человеку причалить. — Подогнал его я, не имея больше сил бездействовать. — Ты уверен, что стоит помогать? Вдруг этот человек опасен или вооружён. — Томас не переставал прожигать взглядом оранжевую шлюпку вдали. — А может у этого человека есть возможность связаться с внешним миром, или на худой конец карта. — Не унимался я, готовый уже без Томаса идти встречать незнакомца. Что-то я не узнавал своего Томаса, который раньше был готов из кожи вон лезть ради спасения. — Тогда мы возьмём это. — Он ненадолго отошёл, чтобы принести топоры и сигнальные факелы. — Так хотя бы мы будем в безопасности. — Ладно, — Закатил глаза и взял топор и факел, — Пошли наконец.       Мы рванули к пляжу, противостоя промозглому ветру и кропящему дождю, который всё усиливался и усиливался. Как только волны прибили шлюпку к берегу, я схватил пусковой линь, намотал его на кулак и разом вытянул плот на сушу. Его хорошо потрепало: тент помялся, одна камера плавучести сдулась, а посадочную площадку так и вовсе оторвало, но шлюпка всё равно держалась на плаву. Человек внутри притих, ни звука не издал, пока мы обходили плот и пытались понять, каким чудом его принесло к нам. Кивнув Томасу и немым жестом сказав, чтобы он встал с противоположной стороны от полы́, мы схватили плотную ткань и откинули её в сторону, заглядывая внутрь. Из полумрака на нас уставилась до смерти испуганная пара глаз, принадлежащая девушке, которая была не старше меня самого. Её чёрные длинные волосы, заплетённые в косу, распушились, как у напуганной кошки, а миниатюрные плечи сжались, скрыв за собой шею. Незнакомка выглядела истощённой, но держалась стойко, всем видом показывая, что постоять за себя сможет. Бегло осмотрев двухместную шлюпку и поняв, что там больше никого нет, я отдал топор и факел Томасу и выставил руки вперёд, давая знак, что не причиню вреда. — Как тебя зовут? — Мягко спросил я, в ответ получив недоумение. — Как тебя зовут? — Переспросил на английском. От волнения я забыл, что не все люди знают итальянский. — Элизабет. — Чуть помолчав, она добавила: — Элизабет Миллер. — Как ты сюда попала? — Сухо спросил Томас, от него до сих пор веяло недоверием. — Мой корабль потерпел крушение, я единственная выжившая. — Тяжёлый вздох. — Шесть дней и ночей дрейфовала в шлюпке, пока не наткнулась на этот остров. — Речь девушки была ломанной, с немецким акцентом, но не мешала понимать друг друга. — А вы живёте здесь? У вас есть телефон или рация? — Мы пережили авиакатастрофу шестнадцать дней назад. Если бы у нас была связь с внешним миром, мы бы уже давно выбрались отсюда. — Я протянул руку Элизабет. — Выходи.       Продолжительно посмотрев своими большими карими глазами сначала на Томаса, потом на меня, она приняла помощь и выбралась из-под тента, следуя за нами в лагерь. С собой мы захватили мой брошенный на пляже мешок с камнями и плот, чтобы уберечь их от шторма. Добравшись до палатки, мы наспех закинули все оставленные на улице вещи и закрыли полу́, скрываясь от ливня. Между нами повисло напряжённое молчание, которое нарушало лишь тихое жужжание лампочки и дыхание. Внутри не было тесно, но видеть чужого человека было непривычно. Слишком непривычно. Выдав Элизабет плед, немного еды и воды, я сел рядом с Томасом и по-доброму боднул его в плечо, надеясь поднять этим настроение, но он по-прежнему оставался хмур и задумчив. — Что случилось? — Едва слышно спросил на итальянском, чтобы Элизабет не подслушивала разговор и не понимала, о чём идёт речь. — Я не доверяю ей. — Томас держал лицо и расслабленно улыбался, всем своим внешним видом противореча сказанному. — Почему? — Я незаметно погладил его по пояснице, даже через одежду ощущая напряжение мышц. — Чувствую что-то нехорошее. — Томас пристально окинул девушку взглядом. — Элизабет, можешь больше рассказать о себе? — Э… Ладно. — Короткая пауза, чтобы собраться с мыслями и духом. — Я работала механиком на промысловом судне, постоянно сидела в трюме. Когда случился шторм, пробоина пришлась на правую сторону корпуса… На мою сторону. — Элизабет вмиг помрачнела, её тёмные густые брови поползли вниз, а губы поджались. — Мы пытались залатать дыру и уберечь судно, но шторм был сильнее. Мои друзья и команда… Все они умерли у меня на глазах. — Тихий всхлип, а за ним град слёз, которые она до последнего сдерживала. Я не мог оставаться в стороне, поэтому подполз к Элизабет, чтобы поддержать её. — Я хотела спасти их, старалась вытащить из трюма, чтобы дотащить до шлюпок, но… Но!.. — Она крепко вцепилась в меня и уткнулась заплаканным лицом в плечо, бормоча что-то неразборчивое. — Тише, тише… — Я ласково погладил девушку по голове, нутром чувствуя, как она дрожит. — Сейчас ты в безопасности, это главное. — Томас подполз ближе и сдержано положил руку на её плечо. — Мы сделаем всё возможное, чтобы вернуться в большой мир. А сейчас тебе лучше поспать.       Элизабет кивнула и подняла голову, красными, заплаканными глазами смотря на меня. Искусанные потрескавшиеся губы припухли, розовые щёки были пропитаны горькими слезами, а выпавшие из косы пряди прилипли к коже. Она что-то ждала от меня, хотела, чтобы я сделал какой-то широкий жест, но я по-прежнему оставался в недоумении, покорно ожидая, когда меня перестанут использовать, как подушку для слёз. — Ты можешь лечь вот здесь. — Нарушил повисшую между нами тишину Томас, прокашлявшись. — Придётся потесниться в одной палатке, пока дождь не кончится. Мы не будем мешать твоему сну или как-то тревожить. Ложись. — Хорошо, спасибо. — Элизабет наконец-то отвлеклась от меня, сильнее закуталась в плед и легла на мою сторону постели, до сих пор шмыгая носом и всхлипывая.       Скептически притронувшись к влажному пятну на своей толстовке, оставленному после Элизабет, я шумно вздохнул. Кажется, придётся устроить стирку, ведь ходить с соплями на плече я не горел желанием. Быстренько переодевшись в первую попавшуюся под руку футболку, я сел в противоположной стороне от девушки и захватил с собой Томаса, чтобы не было скучно. — Бля, сейчас бы покурить. — Невесело начал я, впервые за всё время ощутив сильную ломку к сигаретам. Раньше я ни дня не мог представить без дозы табачного дыма, выкуривал по полпачки в сутки, а сейчас спокойно смог перенести полмесяца. Странно. — Было бы неплохо. — Томас развалился на сидушке и устало потёр лицо. — Будто тысячу лет во рту сигарету не держал, а не две недели. — Может, у неё сохранилась пачка? — После моих слов Томас снова нахмурился и крепко задумался. — Хотя, навряд ли… — Сам себе уныло ответил я, поняв, что он не хочет продолжать тему.       Дождь закончился ближе к вечеру, а Элизабет даже не думала просыпаться. Это было нам только на руку, ведь в таком случае мы могли спокойно обыскать её плот. На улице было свежо и прохладно, громадные чёрные тучи величественно уплывали за горизонт и только мой громко урчащий живот нарушал идиллию. Всё от того, что я ни крошки в рот не взял, не до еды как-то было. В шлюпке мы не обнаружили ничего нового, всё те же инструменты, средства сигнализации и медикаменты, правда, в отличие от нашего плота, у Элизабет были консервы, чему мы очень обрадовались. Прилепив заплатку на пробитую камеру плавучести и надув её с помощью ручного насоса, мы починили арочные опоры, заново натянули тент и поменяли испорченные батарейки во внутреннем светильнике. После ремонта шлюпка выглядела как новая. К этому времени Элизабет, сонная, но отдохнувшая, наконец-то вышла к нам, удивленно окидывая нас взглядом. Девушка выглядела так, словно мы совершили какое-то чудо, а не просто подлатали плот, за что она была нам благодарна. Из-за того, что земля была сырая, да и солнце неумолимо клонилось к закату, мы не смогли развести костёр, а потому, недолго поговорив ни о чём и через силу поужинав безвкусными консервами, разошлись по палаткам. Вопреки нашим ожиданиям, Элизабет пожелала переночевать у себя, чему возражать никто не стал. Спать втроём пусть было и теплее, но некомфортно, по крайней мере пока. Всё-таки она была нам чужой и незнакомой. В отличие от Томаса, я не испытывал недоверие по отношению к Элизабет, наоборот, она показалась мне хорошим человеком с непростой судьбой. Глядя на неё, я вспоминал себя, такого же потерянного и разбитого; невольно внутри пробуждались тоска и тревога. До сих пор помню, как после авиакатастрофы был напуган и сломлен, сходил с ума от горя и безысходности и не находил себе места — наверняка Элизабет переживала то же самое.       Я выключил свет в палатке и устало рухнул на постель, по привычке рукой ищя плед. Чёрт, мы же отдали его Элизабет. Я перевернулся на спину и потёр виски в попытке прогнать пульсирующую боль. И снова я чувствовал себя паршиво, раз за разом возвращаясь к тому самому дню, который поделил мою жизнь на «до» и «после». Страшно представить слёзы матери и пустой взгляд отца, которые наверняка решили, что я погиб в жуткой авиакатастрофе, не смог спрятаться от смерти, которая помимо меня разом унесла жизни ещё сотни людей. Уверен, они уже похоронили меня, смирились с тем, что больше не увидят своего младшего сына, возможно даже сделали надгробие на кладбище… Но я же живой! Только не могу сказать об этом. Забавно, чем больше я находился на этом проклятом клочке земли, тем чаще память подводила меня, остров будто впитывал в себя воспоминания, по кусочкам разбирая мою личность. Я не мог вспомнить, чем любил завтракать в повседневной жизни, какую музыку слушал по вечерам, где предпочитал отдыхать. А глубинные воспоминания? Куда подевалось моё детство? Что-то сломалось во мне, какой-то механизм дал сбой и теперь я потихоньку рушился изнутри, заполняясь пустотой. Пустоту невозможно увидеть или потрогать, её можно только ощутить в себе, она — яд, проникающий в душу через трещины и навсегда остающийся там. Как только пустота вытеснит всё живое, я зачахну, как роза под куполом, забуду всё, что было дорого и любимо. Забуду прошлую жизнь, родных и близких… Томаса… Сердце защемило так больно, так тоскливо и горько, что по щеке тут же покатилась слеза. — Всё в порядке? — Зайдя в палатку, спросил Томас. Я перевёл тяжёлый взгляд с потолка на него. — Да. — Я упрямо проглотил ком, стараясь дышать размеренно и глубоко, чтобы успокоиться.       Он понял, что со мной что-то не так, но не стал давить и расспрашивать, вместо этого молча лёг рядом и раскрыл руки для объятия. Недолго думая, я прильнул к Томасу, борясь с неугомонными эмоциями. Хотелось подавить их, зарыть глубоко в себе и больше никогда не прикасаться к ним, чтобы как можно скорее забыть боль. — Дамиа… — Томас мягко погладил меня по голове и зарылся пальцами в волосы на затылке.       Я не ответил, лишь крепко-крепко зажмурил глаза, ощутив, как меня окутывает чувство дежавю. Этот ласковый тихий шёпот, нежные знакомые прикосновения к затылку, всегда вызывающие у меня мурашки по шее, тепло родного человека… Казалось, правда была на поверхности, её нужно было просто взять и понять, но я не мог, боялся той неизвестности, которая таилась за истинной. Стоило через силу открыть глаза, чувство дежавю сразу же с головой утянуло меня в свой водоворот. Когда-то я проживал точно такой же момент, испытывал те же эмоции, но с кем это было я не помнил, отчего мне стало безумно страшно. — Дамиано. — Повторил Томас твёрже, погладив меня по щеке. Я на мгновение забылся, утопая в чувствах, который ощутил от этого жеста. — Хочешь поговорить о… — Пообещай, что никогда не отпустишь меня. — Перебил я и схватил его руку, чтобы переплести пальцы. — Пожалуйста.       Он ошарашенно округлил глаза. Я понимал, что со стороны выглядел отчаянно и, возможно, безумно, но в данный момент я хотел одного — поселить внутри надежду, что всё будет хорошо. — Я всегда рядом. — Томас сжал мою ладонь в своей и прижался лбом к моему, смотря в глаза. — И никогда не отпущу.       Обессиленно вздохнув, я обнял его за талию и запустил руку под одежду. Мне физически было необходимо чувствовать его кожа к коже, чтобы убедиться в реальности происходящего, ведь стойкое ощущение, что мир ускользал из-под меня, не давало покоя.