If I were you

Еще глоток и мы горим На раз, два, три

      Рыжий всегда думал, что зажимания по зауглам, молчаливые залипания на кого-то, рассредоточенные взгляды и улыбки от прочитанных сообщений, выдающие с головой, - это не про него и никогда не будет про него. Оно и не было. И все же, ему перепадали поцелуи, а иногда и секс, но он совсем не помнит, чтобы был сильно заинтересован в этом хотя бы раз. Не придавал этому значения и не хотел, чтобы оно занимало какое-то важное место в его жизни. Не то чтобы он был асексуален. Может, слишком ленив, чтобы думать о каком-то продолжении. Девчонки целовали мягко, и он нежничал в ответ, но это быстро надоедало. У него не получалось быть мягким долго, а жестить с зефирными девчоночьими телами было бы по меньшей мере неадекватно. Поймав дух экспериментаторства, он попробовал не отшивать подкатывающих к нему парней. Они, оказалось, всегда будто спешили, и тогда быстрому петтингу не хватало чувственности, а ему самому не хватало времени, чтобы расслабиться и подстроиться под всегда не совпадающий темп происходящего. Если он и хотел бы продолжить, то дальше неуклюжей попытки минета у него не зашло - оба были перевозбуждены, наглотавшись какой-то дряни, и все закончилось слишком быстро. Так что, какой-никакой опыт у него имелся, но повторять что-либо из этого никакого желания у него не было. Вся любовная хуета шуршала мимо. - Чё тормозишь, Рыжий, - Шэ Ли несильно пинает его кроссовок. - Будем сосаться или как? Гуаньшань сонно смаргивает цветные пятна от солнца, отодвигает свою ногу, поднимается с места, где сидел. Сует руки в карманы и, развернувшись, просто медленно направляется к выходу, оставляя Змея стоять, где стоял, а его вопрос без ответа. Время до подработки еще есть, но он лучше зависнет где-нибудь там в теньке, когда доедет. Решает вот что. Что не уперлась ему нервотрепка, которая явно будет на новом уровне. Эти годы ведь точно не прошли для Змея даром - явно же оттачивал свое мастерство манипулирования, и методы его стали намного изощреннее, Рыжий готов поспорить. Единственное, он хотел бы еще немного времени с ним в их детстве. Когда неоднозначное отношение Шэ Ли и собственные реакции на него вдруг однажды вывернулись горячим дыханием в шею, безумными улыбками и первыми поцелуями. Все это осталось не прожитым, незавершенным, оттого и болезненным, и до сих пор таким ярким. Но дело в том, что он и не хотел, чтобы оно заканчивалось сейчас или тогда. Не хотел, чтобы отболело и забылось. Наверное, это единственное, что у него вообще было - кривая дружба и кривая влюбленность или как это вообще назвать. На полпути Рыжий останавливается, обдумывая появившуюся мысль. А ведь вот она, возможность частично перепройти, перезаписать в настоящем те мгновения, которые были словно бы не с ним. Воспоминания о которых столько времени находились в голове где-то по соседству с тревожными снами, красивыми, но страшными по своей сути, многослойными, в которых путаешься, с трудом выбираясь с одного уровня на другой, как в жуткой матрешке. Те мгновения, перемешанные с летним солнцем, дождями, морозами, бесконечными телефонными разговорами, плохими и хорошими событиями: всем, что бы ни происходило в его жизни, всем, что сопровождало ее, просто потому, что Ли был всегда рядом... Мо не западло вернуться. Для принятия решения ему потребовалась какая-то секунда. Он не уверен, что поступает правильно, совсем не уверен, но, как героиня известного романа - подумает об этом попозже. В данный момент подойти и засунуть Шэ Ли язык в рот совсем не кажется слабоумием и отвагой, наоборот, дельной такой мыслью. Обратный путь почему-то занимает гораздо меньше, всего три уверенных широких шага, - и он хватает Шэ Ли за ворот, намереваясь оттащить его в сторонку. Но не тут то было - тот, хоть и не ожидал подобного расклада, даже нисколько не сдвигается с места, словно каменный. Остается расслабленно стоять, опершись локтями позади себя на шаткую ограду. Тогда Рыжий сжимает кулак, почти накручивая на него черную ткань футболки, рывком пододвигается сам. - Ты, - дыхания ему внезапно не хватает, - сюда подошел, - и тянет вновь. От охватившей его нервозности перед глазами все так мелькает, что на секунду Рыжий даже пугается - не схлопотать бы солнечный удар. Очень было бы вовремя, как впечатлительная барышня свалиться в обморок. Ему вспоминается, как с одной из студенток случилась отчего-то череда обмороков. Но та девчонка обычно подходила по синусоиде на ватных ногах к тренеру и удачно валились ему на руки. И пару раз - неудачно, попутно разбивая себе нос. Поэтому Гуаньшань пытается перестать так нервничать и дышать, сука, медленнее, но получается плохо. Здесь ему ничьи руки не смягчат падение, он уверен, Змей просто плавно отшагнет в сторону, как кошка, которая не хочет испачкать лапки, поползи сейчас Рыжий в отключку. Можно было и не шарахать им о стену, это правда, но он делает это. Потому что очень хочется дать выход злости, показать силу именно сейчас, когда вдруг неожиданно обморочно слаб. А еще потому, что может. И потому что Ли позволяет, не сопротивляется, хотя мог бы. Рыжий мельком оглядывается по сторонам и сильнее сжимает кулаки, пододвигаясь вплотную. - Не лезь ко мне, понял? Сунешься еще - буду разбивать тебе ебало каждый блядский раз, уяснил? - понизив голос, говорит он Ли, перебегая взглядом от одного лимонного глаза в другой. - Перестань, а то мне страшно, - с легкой улыбочкой просит Змей. И приподнимает подбородок. Шань затыкается на полуслове, с размаху залипая на его губах. Изо всех сил игнорирует дрожащую в солнечном сплетении дурноту - спрятавшись за нею, адекватность делает ему ручкой. Чужое лицо так близко, что он может рассмотреть его фрагментарно. Увидеть поры на носу и бархатный пух на матовой коже щеки. Проколы, зажившие аккуратно, без воспалений в мочках ушей и под губой, горизонтальный - пониже кадыка и между ключиц... От вида последнего Рыжий стискивает челюсти, чтобы не вгрызться туда зубами, не облизать жадно яремную впадинку и серебристый металл украшения, приглушенно, но так притягательно поблескивающий на загорелой коже. Ему хочется дернуть ворот чужой футболки вниз, посмотреть есть ли и третья пара проколов там, где он предполагает, почти на груди. Чтобы этого не сделать, Рыжий набрасывается. Не думая больше ни о чем, с непонятно откуда взявшейся фатальностью, целует будто в первый и последний раз в жизни. Целует грубо неожиданно податливые, сразу раскрывшиеся для него губы. Змей отвечает ему тягуче и сладко, явно кайфуя от происходящего, больше позволяя целовать себя, не противясь даже укусам. И Шаня так сильно переебывает этим всем, что он даже не сразу чувствует ладони у себя на боках. Не отталкивающие, а придерживающие, и чужое теплое частое дыхание. Будто бы он делает что-то приятное. Не замечает Шань как и его собственные руки оказываются на чужой шее - поглаживают и сжимают, забираются под небрежный, распустившийся из-за слабой резинки пучок. Когда пальцы случайно натыкаются на металлические шарики повыше ворота футболки, он резко отстраняется, запоздало пугаясь собственного порыва, но видит только расползающуюся шире влажную улыбку на довольном лице. - Чего остановился? - заалевшие от жестких засосов губы не дают переместить взгляд куда-либо еще. - Отвали, сука, понял? - сквозь зубы выдавливает Рыжий. Бесится на все сразу: на себя, на головокружение, на то, что говорит одно, а делает другое, на жару, на Змея. На то, что ему нестерпимо хочется увидеть этот странный пирсинг у него сзади на шее, - серьга там почти у всех, кто попытался сделать такое, выбаливает, прокол воспаляется и гноится, несмотря на регулярную обработку, вынуждая в итоге убирать украшение вовсе. А он, видишь ли, исключение из правил. И Рыжему до невыносимости хочется взглянуть на это гребаное чудо на его шее. Он уже знает, - и это его тоже охуеть как злит, что будет держать в кулаке пепельные волосы, убирая их вверх, чтобы присосаться к поблескивающей темно-синей сережке из хирургической стали, согретой теплом его кожи, которую тоже он всю непременно залижет и зацелует, и будет вгрызаться зубами, как ненормальный, и тереться щекой и носом, вдыхая знакомый запах... - Понял, - Шэ Ли облизывается, продолжая смотреть из-под ресниц. - Отпусти тогда меня. И... нет никакого чувства воздаяния, возвращения. Время не отматывается назад, поцелуй не заменяет множества неслучившихся. Упущенные моменты не оказываются прожитыми. Просто ничего не было, но знание о том, что в его руках тот самый человек, который всему этому является причиной, держит искру зажженной. Делает ее негаснущей. В данную минуту Рыжему отчаянно хочется верить, что все, что может сделать теперь Змей - это достать его физически. И только. Что на остальное теперь будто бы грандиозно поебать, потому что ничем, кроме удара он больше не может его вывести из равновесия. Да кого он обманывает... Напоследок Гуаньшань еще раз придавливает Шэ Ли, обдирая ему открытые локти о шершавые кирпичи, отступает назад, чтобы уйти. Отстать от него уже наконец самому и уйти. - Я позвоню, - доносится вслед. Рыжий дергано оборачивается, ему хочется заорать: "нет, сука! Нет, ты не можешь!", но не говорит ничего, надеясь, что лицо его достаточно выразительно и отражает, что он думает по этому поводу. *** Рыжий знал, что Змей все-таки позвонит и неосознанно ждал этого, как влюбленная обиженная пятиклассница. Поэтому-то и психует так. Звук вызова как будто стал процентов на двадцать громче, словно намекая на особенную важность звонившего. Ну или на кое-чьи расшатанные нервишки. А вообще, какой смысл в этих звонках, в их планировании? Будто им есть что важное обсудить. Тогда, наверное, и правда полагается волноваться и, как в детстве, на связи по межгороду кричать в трубку дискового телефона сильнее и сильнее, чтобы было лучше слышно. Шань стоял, слушая повторяющуюся мелодию от стоявшего на полу ноута, не зная, как поступить, боясь даже прикоснуться к корпусу. Ответить и увидеть хотелось очень. Послать его нахер еще разок - тоже. Вся его жизнь умещалась в этом старом ноуте. Всего интересы, занятия и развлечения, включая не упершийся никуда никому компромат на самого себя в виде нескольких сохраненных порно-видосов. Теперь туда залез и обосновался во всех соцсетях и мессенджерах Змей. Созвоны с кем-то и переписка не были таким уж частым делом, но все же присутствовали в его отшельническом существовании. Так какого черта у него колотится сердце и он таращится уже полминуты на зеленую и красную кнопки? Обругав себя последними словами, он быстро проводит пальцем по сенсору. Секунда тишины - и Шань хмурится, улавливая на фоне какое-то старье. "Pick up the phone". Дурацкая улыбка сама собой наползает да так и остается на лице, поэтому, видео он, как и Змей, не включает, спрашивает: - На ретро тебя прибило? - Ага, чет прибило, - отзывается тягучий голос. Все темы для разговоров оказываются проебаны в далеком прошлом, и Шань не собирается напрягаться и что-то придумывать специально. Скованно и неловко помолчим, потея от волнения? Ну, значит, так тому и быть. - Гуаньшань, ты тут? - прилипчивая песенка на фоне становится тише, Змей мягко произносит его имя. Да блять. - Угу. Да, - Рыжий ловит себя на том, что не моргая смотрит на часть экрана без авы, туда, где должно быть чужое видео. - Расскажешь, как твои дела? - и он явно не имеет ввиду сегодняшний день и даже не неделю. Непонятно как, но ясно, что тот спрашивает о времени без него. Ну да, и Рыжий возьмет, и тут же все расскажет. Возьмет, и вывернет нутро, мол, да знаешь, пиздец, чуть крыша не поехала у меня без тебя. Или не чуть. Еле как сдал экзамены, еле как поступил, потому что существовал, как призрачный наблюдатель из-за пыльного стекла старого шкафа, путаясь во времени, в днях и ночах. Останавливаясь невпопад, затыкаясь на середине фраз, застывая, сидя на постели, запутавшись в рукавах или не успев даже толком натянуть джинсы - пожалуйста, только никуда не идти - век бы так провел. Норм в общем дела. Рыжий молчит, кусая губы, обкатывая все это в мыслях. Злясь и ерничая над собой до тех пор, пока его снова не окликают: - Ты в чем сейчас? Рыжий, напрягается, не врубаясь. Он будто и забыл, что на связи. Попсы из 80-х больше не звучит, вот его и унесло. - Что? - да ему просто послышалось. - Что на тебе надето, говорю, - повторяет Ли спокойно. И прям резко попускает. Бля, да какая еще серьезность? Как по щелчку проваливаясь в события бородатой давности, он совсем забыл, что у Змея всегда все просто. Вот только тогда он был подростком, а сейчас, вероятно, все еще проще. - Бляяаа... - Шань смеется, чувствуя, как напряжение мигом отпускает его грудную клетку. Вдох-выдох, все правильно, еще отношения он не выяснял непонятно с кем, - и безбоязненно нажимает включение камеры. Он усаживается на пол поближе к балкону, чтобы до него доставал ветерок, подогнув одну ногу и вытянув другую, умостив между ними ноут. - Ну че? Видно тебе? - Отсвечивает. Сдвинься влево, - командует Змей. Шань подвигается. Не знает, нахуя делает это все, но ему норм. Улыбаясь, подцепляет пальцами майку, акцентируя внимание на истертой ткани, что просвечивает почти как марля: - Зашибись я модный? - Мне нравится, - отвечают из динамика. - Покажешься сам? - Ммм, правда, что ли, хочешь увидеть меня? - Включи камеру, - говорит Шань строже, будто бы если нет, то он, что, сбросит звонок?.. Змей появляется на экране ухмыляющимся. В комнате его полумрак из-за темных штор, почти полностью закрывающих окно, но его видно очень хорошо. Слабый ветерок шевелит легкую занавеску, выглядывающую из-под плотной ткани, так же, как тюль здесь, у Шаня, от чего создается впечатление, что они находятся в соседних комнатах. Он сидит полуголым, развалившись в крутящемся кресле, на нем только спортивные шорты. Волосы высоко подобраны, так, чтобы шеи даже не касались отдельные тонкие прядки. А еще, еще... на его грудине все-таки есть третий прокол, который Шань и предполагал, а маленькие соски оба пробиты - в одном вставлена штанга, в другом - подкова. Блять... Шань молча рассматривает его и, наверное, незаметно для самого себя прикусывает губу или сглатывает, или что он там делает, потому что Змей это явно замечает, но продолжает молча улыбаться. - Херовые места для проколов... - Рыжий касается кожи над вырезом своей майки, как бы показывая, какой из них он имеет ввиду. Хотя других-то на Змее и нет, помимо ушей, сосков, нижней губы и горла. Наверное. По крайней мере, он пока что об этом не знает. Пока что? - Именно поэтому и хотел в этих местах, - довольно отвечает Ли. Рыжий на секунду прикрывает глаза, но с духом ему собираться не нужно, то, что он скажет - вот оно, уже на языке, он просто не видит смысла тянуть и загоняться, им же и так все понятно, что к чему, типа... они же взрослые теперь, можно не робеть? Пусть и не очень объяснения, но ему хочется, чтобы все так и было, вот прям так, по маслу, как он сейчас думает, но сердце все равно противно дергается, обливаясь адреналином. - Покажи тот, что на шее, - во рту у него резко мятно и холодно, несмотря на сегодняшние плюс тридцать пять. Змей медлит буквально мгновение, убирает щиколотку с колена и, крутанувшись в кресле, поворачивается спиной. Проводит ладонями вверх, будто бы убирая прилипшие волосы. Придвигается ближе к камере и пальцы его нежно касаются около длинной штанги, расположенной между первым и седьмым позвонками, подушечки скользят рядом с крупными шариками и по коже между ними, по скрытому под нею титановому сплаву. - Бля, - почему-то вырывается у Шаня, непроизвольно он вцепляется в свое колено. Ли оборачивается, кидая на него быстрый взгляд: - Скажи, кайфово? - Пиздец, - он и сам не знает почему так реагирует на это. В данную минуту просто дико сожалеет, что это происходит по видеосвязи, а не в живую. Потому что он хочет прикоснуться. Очень-очень сильно хочет прикоснуться, до искр из глаз. Шэ Ли дает рассмотреть, не торопится, все гладит и гладит пальцами с неравномерным черным маникюром по позвонкам, потом тянется вверх, зарывается в волосы. Медленно вытаскивает острую шпильку из хитро скрученного пучка - и пряди рассыпаются, скрывают под собой этот сводящий Рыжего с ума пирсинг, делая его тайным. - Так сильно нравится? - он снова вальяжно растекается в кресле, чуть покачиваясь из стороны в сторону, широко расставив колени. Упирается в подлокотник, подпирая голову кулаком. Рыжий хмыкает, не отнекивается. Какой смысл? Ему нравится, да. А еще ему просто охренеть как жарко, вся одежда прилипла к телу, непонятно куда делся ветер, поэтому он быстро стаскивает с себя майку, но ситуация, понятное дело, от этого не меняется. - Помню, тебе всегда было похуй, когда пялятся. - Не всегда, - припомнить бы еще такой случай, ага. - Лан, тогда оденься, и не буду. - Это же ты. Мне по кайфу, продолжай, - он белозубо скалится, облизывает нижнюю губу, прикусывает лабрет в ней. - Знаешь, я тут все думал о сплите языка. Ты как? Сука. Еще че? Шань вытирает запястьем пот со лба, тряхнув головой. - Что - как? - тупо переспрашивает. - Ты мне, что ли, это предлагаешь сделать? - Ну или тебе... Но, вообще, я о себе. - Ударился в модификации? - Рыжий подтягивает к себе колено, устраиваясь на полу удобнее, чтобы не засвечиваться, но и попадать под поток воздуха тянущий по низу. - А дальше че по списку? Вставишь в губу плаг, зальешь белки чернилами и проколешь член? Змей откидывается в кресле назад, смеется, запрокидывая голову. Смех его мягкий, медово растягивающийся, щекочет под черепной коробкой и где-то сразу в легких и внизу живота. Он вдруг внимательно вперивается на Шаня через экран, раздумывая. Кончиком языка трогает, зализывает правый верхний клык, взгляд его застывает, темнеет. - Хочешь, покажу кое-что? Да блять. Шань так и знал. Он знал, все к этому идет. Ожидание и странная уверенность в этой херне его и будоражила, как только он услышал назойливый звонок. Откуда только взялось... - Обойдусь, - отвечает. Никогда он не избавится от этой реакции - краснеть ушами. - Это эксклюзивное предложение... соглашайся, Рыжий, - в голосе его больше нет улыбки, а на лице она становится острой, недоброй, как прежде, Рыжий ее узнает. - Я не собираюсь с тобой дрочить, - сам удивляется, как резко получается. У него, определенно, другой план - разосраться и дрочить уже после, злобно и в одиночестве, захлопнув ноут со всего маху. Так как-то привычнее. - Какого, блять, хрена, - бормочет Шань себе под нос. Голова у него кружится, перед глазами плывет, в паху тяжело, дышать - тоже. - Какого вот?! - выкрикивает он в экран бессмысленную, по сути, фразу, за которой столько всего невысказанного. Ему реально хочется поорать. Уебать по белобрысым щам хочется. Трахаться хочется тоже. Но щас, признается он. Грудь Шэ Ли размеренно, спокойно поднимается и опускается - невозможно не залипнуть, подстраиваясь. Он всегда делал что-то такое, незначительное, обычное, но это что-то гипнотизировало на раз, заставляло следить за ним, перенимая ритм. Даже если он просто, блять, дышит. А сейчас его рука, сначала неприметным простым движением проходится вниз от уха к ключицам, оглаживает яремную впадинку кончиками пальцев, - и только тогда Рыжий замечает это. Змей смаргивает злость. Один раз, другой. Ему это явно дается с трудом. Усилием воли он переводит ее во что-то иное, и между ними сквозь экран протягиваются крепкие канаты, держа их связанными, заставляя их неотрывно глядеть друг на друга. Воздух делается густым, искрящим, как если бы они были рядом, на расстоянии одной руки. Только потянись, - и тебя опрокинут, зализывая синие вены и терзая болезненными поцелуями их же. - У меня на тебя стоит, Рыжий, - тихо, но четко произносит Ли. Так откровенно, что у Рыжего делается горячо везде, где только можно. Капли пота ползут по вискам, но он держится, стараясь выдыхать не рывками, а ровно. Прикусывает губу, ничего не отвечает, но и не отводит глаз. Зачем им вирт, если они могут... Могут же?.. Но разве не Шань накануне убеждал себя, что ему совершенно поебать на всю эту ситуацию, вот просто похую, настолько все равно. Что это осталось в далеком детстве и что если только ядовитая зараза полезет опять - он вмажет как следует? Ну да, да. И он же вылизывал ему рот буквально в один момент с этими размышлениями. - Ли... - с неопределенной интонацией произносит Рыжий. То ли просит что-то, то ли предостерегает. Но поздно, голос уже просел и в горле как песок, пока он следил за движением пальца с тонкой бирюзовой полоской лака на идеальном ногте, пока другие, с черной лункой на указательном и точкой на среднем, медленно царапали вниз по груди, коснулись сосков... А потом ладонь ложится на солнечное сплетение, опускается ниже, одновременно с тем, как сам Ли сползает вперед по сиденью. Отодвигается от стола, чтобы его было видно полностью, чуть приподнимается, стягивая широкую резинку шорт на лобок. Рыжий сжимает зубы и думает, что же ему, блять, делать. До отметин впивается в бедро вместо того, чтобы прикоснуться к себе. Это же не сложно. Он делал так не раз с девчонкой, с которой встречался непродолжительное, но очень насыщенное время. Безбашенная фетишистка, она в чем-то напоминала ему Змея таким, каким он представлял его, помня четырнадцатилетним и не зная о нем больше ничего. Рыжего привлекала ее фиксация на деталях, особенность видеть его как мозаику, калейдоскоп, залипать подолгу на чем-то одном, например целуя его пальцы, пересчитывая каждую выпирающую косточку - и ей не надоедало. Но потом в ее голове сменялась фаза, и Шань переставал вывозить мексиканский накал страстей. Но трахаться было супер и вот так смотреть на нее через экран. Она знала, что делала и как выглядела, точно как сейчас Змей. Чуть наклонялась вперед, повернувшись спиной, но не прямо, а на три четверти - так красивее падал свет, подчеркивая нужное, и маленькими пальчиками ласкала себя сзади, опасно скользя острыми ногтями по самым нежным местам. Глядя на это, Гуаньшань иногда не мог думать ни о чем другом, только о том, что она сейчас поранится, если продолжит двигать ими внутри себя той же интенсивностью, что однажды и случилось. Еще был чел из онлайн-игры. Они начали с того, что до хрипоты материли друг друга на чем свет стоит в чате, потом, как смогли, обсудили внешность друг друга, созвонившись с видео, после ржали до слез до самого утра над всякой херней, а под конец, вымотавшись и породнившись за эти сутки, тот парень легко спросил: "хочешь, подрочим вместе?". Рыжий ответил что-то вроде: "хули нет, когда да". И они подрочили.       То, что делает сейчас Змей - просто за гранью добра и зла. Ему точно нужен кто-то еще для удовольствия, помимо себя самого? Не спуская шорты ниже, он гладит себя по четко обозначившемуся под тканью стояку, дожидаясь просьбы, потому что знает - она обязательно будет. - Эй, - сипит Рыжий, заставляя того открыть пьяные глаза, - покажи мне. Все-таки просит. И настает Рыжему пиздец, потому что на уздечке ровного красивого члена, под влажной темной головкой, так же влажно блестит маленькое металлическое колечко. Змей довольствуется тем, что видит, - лицом Рыжего и тем, как двигается его плечо, - и если хочет большего, то терпит и молчит. Ему важно, что это он, он, вызывает такую реакцию, что это из-за него у Мо такой вид и так пылают губы. От этого нарциссического чувства непосредственной причастности, самодовольства, его возбуждение становится в разы сильнее - Шэ Ли обхватывает свой напряженный, подрагивающий член и плавно ведет вверх-вниз кулаком, скользит кончиком пальца по самой вершинке головки и, возможно, даже чувствует, как Шань прикусывает себе язык, чтобы не ляпнуть почти срывающееся с уст, то, как нестерпимо он хочет ощутить ее у себя во рту. И почему пространство между ними до сих пор не схлопнулось в точку, не вспыхнуло огнем, сокращаясь до ничтожного, кидая их в объятья друг к другу?... Это было бы проще, легче обоим - не говорить, а сразу делать. - Что, Рыжий? Давай, скажи, чего хочешь, - Змей приподнимает бедра, от чего на плоском его животе рельефно проступают мышцы. Мо, не в силах оторвать взгляд от этого, хоть ему и хочется закрыть глаза, позволяя им закатиться, чуть скалится, втягивая воздух сквозь зубы: - Поставлю тебя на колени, - с тихой яростью отвечает он. - И заставлю открыть рот. - А трахнешь меня? - кажется, тот может молоть все, что душе угодно, лишь бы у всех, кто слышит его слова, включая себя самого, сводило челюсти, как от передоза сахаром. - Непременно, блять, - Рыжий уже не знает, как ему дышать, чтобы не было этих его прорывающихся стонов. - Только сначала ты мне отсосешь и я кончу тебе на лицо. Ли лыбится, выдыхая низкое "мммм" и "аах", сразу двигает рукой быстрее. Собирает пальцами текущую по ним и по украшению в уздечке смазку, открывает свои блядские губы и слизывает языком все, что есть на пальцах, дочиста. Если Рыжий сейчас не кончит, то его просто-напросто хлопнет приступом, наверное. Он хватается за свои волосы, психовано стерев пот с брови, ему никогда еще не было насколько невыносимо и жарко. Сгорая от перевозбуждения, температуры воздуха и напряжения, он позволяет себе представить то, как раздвоенный Змеев язык, в котором сначала будет большая штанга, которую будет так охуенно засасывать, а только потом сплит, скользит вверх от самого основания, влажно обнимая его член с двух сторон, и то, как подвижные половинки языка стискиваются под самой головкой... Представляет, как сжимает до боли не рыжие, а пепельные волосы, как на них и на бархатной щеке, на пошлых воспаленных губах в неизменной ухмылке появляются капли его спермы, пока он заливает ею собственную руку и живот, слыша, как Ли сладко стонет, кончая от того факта, что на него так безудержно, яростно дрочат. Хотя, если ты со Змеем - позволить себе думать и делать можно все, что угодно...