Поцелуй розы

      Рохан видел очертание двери, сквозь щели которой пробивался теплый желтый свет. Он слегка касался лица. За свечением он слышал тихий гул голосов, неразборчивый и приглушенный. Тени неторопливо перемещались взад-вперед по полоске света внизу. И все было таким медленным, смазанным.       Зеленоволосый подполз к спинке кровати, полусонный, с закрытыми глазами. Он вознес одну руку, пытаясь заставить себя двигаться в своей памяти, действовать, чтобы видение продолжалось. Это оставалось лишь мгновением, застывшим во времени, его крошечные трехлетние пальчики тянулись к двери, но не могли коснуться. Мужчина расслабился, пытаясь углубить транс — и тут ледяная рука яростно вцепилась в плечо с низким шипением «Слишком поздно!» — сразу же Кишибе резко выпрямился, потрясенный до жути реалистичной хваткой. Тусклое мерцание его прикроватных часов показывало 04:39 утра. С тяжелым дыханием и холодным потом на спине, в темноте иссиня-черной комнаты, он тронул себя за плечо. Ничего и никого. Только воспоминание, гораздо более яркое и свежее.       Позапрошлой ночью он задержался на Аллее призраков дольше, чем планировал, и когда собрался уходить, сумерки уже давно сгустились. Рейми держала его за руку, когда они проходили мимо почтового ящика, где уже нельзя было развернуться, и он шел почти безмятежно — эта походка становилась для него привычной. Он был подкован в отношении уловок, которые могли бы соблазнить его оглянуться. Ощущение присутствия за спиной, дыхание на шее, шепот возле уха — все это он мог игнорировать. Конечно, ведь Рейми смогла пробыть здесь так долго. Это не так уж страшно, как только к этому привыкаешь.       Примерно в пяти метрах от выхода художник почувствовал, как Сугимото резко выдернула руку из его хватки. Он замер.       — Рейми? — внезапно пронзительный крик взорвался прямо за спиной, и волосы Рохана встали дыбом. — Рейми! — он не мог обернуться, не мог, но ему нужно было знать, что происходит. — Небесные Врата!       Станд Кишибе появился позади него, и он поискал Рейми его глазами, но ее там не было. В замешательстве он посмотрел вперед и увидел ее силуэт на беловатом фоне живого мира — рядом с ним, даже скорее впереди него. Небесные Врата вернулись к нему, и он продолжил идти, стиснув зубы и пытаясь не замечать этот ужасный, мучительный звук позади. Это просто ловушка, искушение. Это было не по-настоящему, как бы реально оно ни звучало. И все же было в этом что-то неправильное. Где-то под ним вдруг раздался второй крик — более низкий, хриплый, тревожнее предыдущего; и с содроганием мужчина узнал в нем свой собственный. А сквозь истинный голос Рейми, плачущий:       — Рохан! Рохан-тян, нет! Не уходи! Не оставляй меня! Нееет!       — Рейми! Не слушай, я здесь, это не я! — Кишибе кричал, неспособный увидеть её, не способный понять, где она сейчас. Он сорвался с места; ноги неслись к свету, и всего в шаге от него ледяная рука схватила его за плечо. Восторженное дыхание обожгло ухо, и голос прошипел:       — Слишком поздно! Она ушла. Ты последуешь за ней?       Оно дёрнуло его за плечо и Рохан почувствовал, как торс непроизвольно повернулся назад, так, словно он хотел броситься назад, найти подругу и оттащить оттуда. С криком художник закрыл глаза и бросился вперёд на землю, в надежде, что этого будет достаточно, чтобы сбежать.       Он неуклюже приземлился, проехавшись коленями и ладонью, морщась от содранной на ней кожи. Другая ладонь, как он понял, все еще крепко держала Рейми, и это ощущение разлуки было всего лишь иллюзией. Розоволосый призрак же смотрела на него сверху вниз, и ее лицо было до жути потрясенным и бледным. В голову Рохана закрался вопрос, видела ли она когда-нибудь что-то подобное…       — Рейми, я… — выдавил тот, тяжело вздымая грудь. Он вздрогнул, когда осознание только что произошедшего пришло в голову. — Я… я почти погиб. Я выбрался, но я… я чуть не остался там… Чуть, чуть не… — зеленоволосый остался в том же положении, опираясь одной рукой о землю, чтобы успокоиться, пытаясь восстановить учащенное сердцебиение. Вторая рука отпустила девушку, и он почувствовал, как Рейми обвила его плечи.       — Все в порядке, Рохан, — прошелестела Сугимото. — С тобой все хорошо, — она подняла его руку с земли и перевернула, глазами исследуя капельки крови, которые начали выступать на раненой ладони. — Ох, ты поранился… — и Кишибе задумался, не так ли она выглядела, может быть, бесчисленное количество раз, поднимая его маленьким после падений. Была ли это та самая девушка, что поцеловала его?       Этой странной мысли оказалось достаточно, чтобы привести его в чувство. Рохан резко поднялся, отдернув руку и пробормотав: «я не ребенок». Он отряхнулся.       — Ключевое слово «почти», — заявил он с напускными спокойствием. — Им придется постараться, чтобы утащить меня, великого Рохана Кишибе, с собой в загробный мир, — он изобразил самодовольную улыбку и уже собирался было уходить.       — Рохан.       Голос Рейми был стальным. Мужчина обернулся и был встречен суровым взглядом, руки были уперты в бедра.       — Не пытайся притворяться, что ничего не произошло. Им становится хуже. Кем бы ни были эти духи-хранители, им не нравится, что кто-то из живых так часто входит и выходит невредимым, — ее руки опустились по бокам. — Я сильно переживаю за тебя, ведь мой убийца все еще рядом. Не лезь из кожи вон, чтобы сделать еще хуже. Перестань возвращаться. Если хочешь увидеть меня, то можешь просто… — она указала на угол, где круглосуточный магазин граничил с аптекой. — Подождать меня здесь. Ты же знаешь, я приду к тебе.       Кишибе повернулся к ней лицом, нахмурившись.       — А сегодня вечером? Если бы я стоял и ждал, ты бы вышла?       Взгляд Сугимото приковался к туфлям.       — …Когда-нибудь. Наверно.       Рохан скрестил руки на груди, а Рейми скрестила свои в ответ.       — Ну, это все равно не имеет значения. Обещай мне, что не вернешься туда?       — Я никому не даю обещаний, — возразил художник. — В любом случае, ты ждешь, что я буду стоять здесь и разговаривать с тобой? Ладно, если нас будет много, но любой, кто пройдет мимо, подумает, что я чудак, который болтает с кирпичной стенкой!       — Стыдно, что тебя видят со мной, да?       — Скорее смущен тем, что меня с тобой не видят.       — Ты умный мальчик, что-нибудь придумаешь.       — Отлично. Придумаю.       И вот, с этим разговор, что он прокручивал в голове, мангака оделся и вышел из дома еще до того, как часы показывали пять утра, с большим альбомом в одной руке и складным стулом в другой. Две ночи кошмаров совсем никуда не годились, но, по крайней мере, он мог использовать время, в которое неохотно бодрствовал. Мужчина быстро добрался до Аллеи призраков, а затем прошел мимо нее, разложив стул у двери мини-маркета и разместив блокнот себе на колени. На летней заре уже светало, но улица еще пустовала, поэтому Кишибе начал с простых набросков Хидаки и Розово-черного мальчика в разных позах, останавливаясь на некоторое время, чтобы зарисовать проходящего мимо кота; так он медленно, постепенно заполнял белое пространство бумаги. Вскоре он почувствовал, как чьи-то руки мягко легли ему на плечи.       — Не смог уснуть? — с заботой поинтересовалась Рейми.       — Хм, — уклончиво ответил ей Рохан, сосредоточившись на правильной постановке пальцев. — Полагаю, художник, который что-то бормочет себе под нос, пока рисует, выглядит менее подозрительно, чем какой-то парень, говорящий сам с собой у стены, и, во всяком случае, этого почти никто не видит.       — Не думала, что ты так волнуешься о том, что люди посчитают тебя странным.       — Дело не в этом — хотя я и так не странный — нет, я просто не люблю быть в центре внимания. Я бы лучше наблюдал, как какой-то незнакомец разговаривает в воздух, чем был бы им.       Сугимото тихонько рассмеялась и приняла такую позу, в которой, судя по всему, могла беспрепятственно смотреть через плечо Рохана на его рисунки. Обычно мангака бы начать возражать, что кто-то вот так дышит ему в шею, но сейчас он не чувствовал дыхания, и поэтому с удивлением обнаружил, что не против такого положения. Он зарисовал проходящего ранним утром бегуна, работника круглосуточного магазина, пришедшего на смену и равнодушно смотрящего на художника, собаку, которая остановилась, чтобы недоумевающе полаять на Рейми и Арнольда, и смущенного хозяина, торопящего ее. А в длинным промежутках, когда улица была гола, рисовал по памяти Рейми — оглянувшуюся через плечо, или скрестившую руки с хмурым взглядом, или игриво размахивающую сломанной палочкой покки, ласково гладящей Арнольда; жизнерадостные круглые глаза и курносый нос, и выражение лица, которое граничило с озорным, грустным и решительным. Он слегка улыбнулся приятному восклицанию, когда Рейми догадалась, чью форму обретают рисунки.       — Ты так хорош, Рохан!       — Я знаю.       — О, следующим ты должен нарисовать Куджо-сана! — решила она вдруг. Собираясь спросить, с чего бы это, мангака поднял глаза и увидел, что Джотаро медленно идет к ним по другой стороне улицы. Он разговаривал по мобильному телефону — если и заметил их, то не признал. Кишибе тем временем уже начал зарисовывать сильную челюсть, тонкий и острый нос, высокие скулы, хмурые брови, настороженное выражение лица, близкое к угрюмости. Многие черты Джотаро были подчеркнуты его полузападным наследием — даже его глаза, большие, узкие и слегка прикрытые, имели поразительно бледную сизо-голубую радужку. Благодаря более пристальному изучению его лица обнаружился ряд и других привлекательных деталей — проколотые уши с обычными золотыми гвоздиками, необычайно длинные и густые ресницы, слегка изогнутая линия губ.       Джотаро, как повелось, был трудночитаемым человеком, но когда он приблизился, Рохану подумалось, не привиделся ли ему какой-то отблеск подавленности в нахмуренным бровях. Речь его была немногословна, может, чуточку больше, чем обычно, хотя трудно было судить — разговор велся на английском. Говорил он бегло, с американским акцентом, прямо как в фильмах. Вероятно, он вырос двуязычным, как предположил Кишибе. До художника долетали обрывки беседы.       — Уже ведь говорил — я не могу просто сесть в самолет и вернуться прямо сейчас… Все будет хорошо, перестань волноваться… просто передай ей, что я сказал… замечательно. Вот и прекрасно, — мужчина повесил трубку и пробормотал: — Дай мне отдохнуть, — снова перейдя на японский. После этого он перевел взгляд на Рохана и Рейми, пристально глядя на них, прежде чем подойти. — Доброе утро, Сугимото-сан. Рохан. Вы рано встали, — заметил океанолог.       — Я наблюдаю за людьми, — отозвался Кишибе.       Куджо переглянулся с Рейми и выгнул бровь. Теперь зеленоволосому мангаке стало интересно, какое лицо девушка корчит у него спиной.       — И много ли людей проходит здесь в шесть утра? — поинтересовался Джотаро.       — Только интересные, — с ухмылкой парировал Рохан. — Ты и сам рано встал.       — Во Флориде сейчас пять часов вечера, — заявил океанолог, будто это все объясняло, да еще и таким тоном, что сразу дал понять — больше он ничего не скажет по этому вопросу. Он взглянул на альбом Рохана. — …Это я? — уловив кивок Кишибе, мужчина нахмурился. — Я действительно выглядел таким сердитым? — ошеломленно спросил Куджо.       Бегло Рохан пробежался по серии набросков, сделанных за последние несколько минут, по всем зарисовкам телефонного разговора Джотаро. Поразмыслив, он предположил, что Куджо и правда выглядел немного… не сердитым, скорее… раздраженным? Нервным? Сломленным? Художник был доволен собой за то, что уловил этот нюанс, даже если не был до конца уверен, что он значит.       — Нет, я просто практикуюсь в выразительности эмоций, — соврал Рохан, указывая на сделанные ранее наброски Рейми. — У тебя такое напряженное лицо. Это хорошо для таких, как бы… — он показал на собственное лицо, опустив брови в стиле хмурого взгляда Джотаро. — …отличительных черт в духе задумчивого персонажа.       — Оу.       Черноволосый мужчина еще пару секунд изучал чужие рисунки, слегка приподняв брови, а затем полез в карман плаща за блокнотом. Начал делать какие-то пометки.       — Пока я здесь, думаю, я смогу ввести вас в курс дела. Вчера вечером мы со школьниками осмотрели старый дом Киры Йошикаге. Мало что удалось узнать о нем самом, только основное — рост, вес, возраст, о привычке быть непримечательным, также у него есть… коллекция ногтей… — тут его лицо скривилось. — Не так много, но это только начало. Но что более важно, так это его отец.       — Подождите, отец Йошикаге Киры? Вы с ним встречались? — заинтересовалась Рейми. Она встала и обошла вокруг, чтобы встать рядом с Роханом, и вместе они образовали бело-розовый круг.       Куджо потянул за козырек своей кепки.       — Да. Он доставил нам кое-какие неприятности. Он призрак, в настоящее время запечатленный в фотографии, и способен передвигаться по своему желанию. Полон решимости защитить своего сына, и более того, у него есть стрела. Поэтому не удивляйтесь, если в ближайшее время мы столкнемся с массой новых станд-юзеров.       — Призрак, ха…       — Естественно, если у тебя есть какая-то особая информация, Рейми, это будет очень полезно.       Девушка задумчиво постучала по подбородку:       — Полагаю, Кира — это его связь с миром, точно также, как и моя. Если мы поймаем его сына, и он не сможет осуществить свою цель, он пропадет из этого мира в то же время, что и я. Но пока он рядом, он будет создавать проблемы. Поскольку мы, призраки, обычно находимся здесь только по одной причине, мы можем… зациклиться на ней или связанных с ней вещах, думаю так. Если вам нужно его победить, чтобы добраться до Киры, то он просто перейдет в следующую жизнь, как только вы сожжете фотографию, — она оглянулась назад, вдруг став отрешенной и неуверенной. — Честно сказать, я не знаю, что случилось бы, если бы кто-то разрушил эту дорогу. Наверно, то же самое.       Кивок от Джотаро.       — Спасибо.       Он оторвал из блокнота страницу, на которой писал, и передал ее Рохану — там содержалось аккуратное и краткое изложение всего, что они обсуждали о Кире и его отце. Джотаро убрал блокнот в карман и вновь поправил кепку.       — Мне нужно идти. Будьте осторожны, — очередной взгляд на эскизы, и мужчина неоднозначно хмыкнул, прежде чем уйти.       Кишибе сделал еще пару набросков удаляющейся спины Джотаро, запечатлев широкие плечи и развевающийся силуэт белого плаща, но заметил, что Рейми уже не наблюдает за его рисованием. Краем глаза он углядел, что Сугимото оглядывается на дорогу, рассеянно перебирая пальцами бантики на платье. Может, она думала о том, что именно привязывало ее к этому месту, и насколько хрупкой может быть эта связь.       Однако у Рохана на уме были другие вещи. Первое — что когда-нибудь она покинет этот мир. Естественно, покинет. Он даже говорил ей об этом на самой первой встрече. Как он мог забыть об этом? И почему эта мысль сейчас так внезапно его встревожила? И второе — «Рейми. Ты зациклилась на мне, потому что я был с тобой в ночь твоей смерти?». Это объяснило бы кое-какие моменты, некоторые ее действия, хотя теперь, когда Рохан обдумал это, идея ему ни капельки не понравилась.       Девушки изумленно встретилась с ним взглядом и, на удивление, выглядела оскорбленной. Последовавшие за эти мгновения тишины неприятно затянулись. А потом она рассмеялась, положив руку мангаке на плечо:       — Я сомневаюсь, что парень, который пришел в пять утра, чтобы повидаться со мной, будет читать мне лекции о зацикленности.       Кишибе покраснел и продолжил с агрессивной активностью черкать на бумаге.       — Знаешь, — продолжила Рейми, меняя тему с льстивым тоном сплетницы, принесшей интересные новости, — ты нарисовал Куджо-сана довольно красивым.       Остановившись, мангака снова посмотрел на свои рисунки. Это правда, что у него симпатичные черты лица, но…       — Он просто так выглядит.       — Ух ты! — Рейми взбудораженно-шаловливо пихнула его локтем. — Да он в твоем вкусе!       — Эй, эй! Он… Слушай… Чему ты вообще так радуешься? — Рохан уставился на нее хмурый взором.       — Мне не нужно ревновать к живым, — ответила девушка, и ее лицо расплылось в искренней — и невыносимо самодовольной — улыбке.       — Брр, пожалуйста… — листок, который ему дал Джотаро, зеленоволосый просмотрел уже несколько раз, в основном для того, чтобы самому сменить тему. Вокруг его плеч обвились руки Рейми, которая наклонилась и обняла его, чтобы прочитать записку вместе. Рохан слегка наклонил голову к ее в знак признания. В эту секунду казалось почти возможным почувствовать удовольствие, если он просто проигнорирует чувство неуверенности, что корчается у него внутри.       И вот так до него дошло, что же случилось, когда он во сне потянулся к двери. Она распахнулась, и взгляд устремился на золотисто-желтый свет на чем-то розовом, раздалось «Ох, Рокки, почему ты встал с постели?». Теплый свет был отнят у него обнимающими нежными руками, и фотографиями на стене, проплывающими на уровне его головы, по коридору и вверх по лестнице, и в итоге все вернулось к иссиня-черной тьме и глубокой несправедливости.       Раздосадованный, художник сильно постучал карандашом по листку, дабы вернуться в реальность.       — Это не особо долго длится, да? — произнесла Рейми. — Что думаешь с этим делать?       Воспоминания казались до жути яркими, но в то же время такими расплывчатыми. Он отчетливо мог видеть рамки фотографий на стене, когда они проходили мимо, но не содержание. Над этим стоило бы поразмыслить еще немного, но прямо сейчас возникло желание пойти домой и взять свою камеру. Рохан еще раз постучал по записке.       — Я умный. Что-нибудь придумаю.