Ночные рассказы сестрёнки Софии

София задела книгу, чувствуя и слыша ее падение вниз. Иногда казалось, что весь мир старается просто показать, что он протестует против. Хозяин "Тихого дома" стал тише, взрослее. И у Софии на душе стало легче. Это были первые изменения в ее жизни. Дальше — больше. Но она не хотела пока взрослеть. Время пока есть. А там посмотрим. Либитина и Сонечка играют, как всегда. Спокойствие было идеально для этого момента . Чернильница же спала, почему то ее тишина так же убаюкивала. Взяв книгу, она села на кресло. Все зеркала были завешаны, чтобы не видеть лицо. Время почитать книгу. Что то то, что может расслабить. Теория рабства. Как история Гамильтона. Диалектический материализм. Философия и прочее. Сегодня Тамура проснулся от боли в спине. На полу валялись несколько измятых тканей одежды. Его муж, Кёске спал на второй части кровати. Эта боль пронзила его после двух часов физического труда. Ну и беременность. К сожалению, Ямогучи никак не мог пройти мимо его тела. После сына остался лишний вес, растяжки и большая боль в спине. Зато сейчас малыш лежит в кроватке и спит. Сейчас все казалось стабильным, а Юи поменялся.. Посмотря на Кёске, он выдохнул, вставая. Как он дошёл до этого? Пора рассказать. -Тамура, у тебя странная аномалия,- Сказал врач, когда второгодник Юи Тамура лежал на кушетке, привставая. Он недавно добился своего Ягучи , чувствовал полный комфорт с ним и знал, что его тоже любят. Юи вдруг, при слове того, что у него есть (теперь) матка, звучало как страшный сон. Он хотел вдуть Ягучи, хотел быть в активной позе. Но... Почему бы..? -Тамура, ты в порядке? -Да, да.. Спасибо,- Юи вышел из кабинета. Тишина. Он помнит, когда Юри порвал его о капель крови. Как ему не нравилось, что в него кончают и так далее. Но почему то он, при этих фактах понимал: он хочет, чтоб Ягучи вставил в НЕГО. Так нелепо. Он бы назвал это "теорией Тамуры снизу". Юи идет по лестнице, немного переминая ноги, словно пьяный. Головная боль. Иногда казалось, что рождение сына это ужас. Но почему то он понимал, что это не зря. Войдя на кухню, он посмотрел на фото на холодильнике. Милая фоточка с Ямогучи, когда он был в род. доме. Мило. Он налил воды, выпив немного. Рот спокойно принял воду. Хорошо и прохладно. Но спина болит. Не поднимая глаз, он взглянул только на свои руки. Бледные пальцы. Возможно, он похож на труп. После родовая депрессия. Ужас. Но сейчас ему не нужно много думать. Он стал думать слишком часто о "Теории Тамуры снизу". Он не мог спать из за этого. Он думал, фантазировал, извращал. Ему все больше и больше было интересно , что же будет если... Если он будет снизу? Он думал так долго, что на уроках болела голова. Сначала он читал долго параграфы. История стала муторной. Речь Юри стала словно замедленной, словно он говорит с длинными паузами. Акеми перестал звучать так пискляво и мило, как ребёнок. Так глупо и странно. Эта теория заполнила его мозг. Он в один момент мог заткнуть разум только книгой Юкио Масимы. А потом снова думал и думал. В один момент он понял, что его ""влагалище"" ноет. Он почувствовал как матка сократилась , как он захотел заполненности? Так странно? Он никогда не хотел, чтоб в него кончали, но что с ним теперь? Эта аномалия... пугает? Он взял бутылочку смазки, налив на пальцы. Он провел по члену рукой, лаская головку. Ему стало щекотно и он посмеялся. Так приятно? Может, пассивная поза - его поза? Хотя бы для Ягучи... Кстати про Кёске. Юи, вопреки своему "невинному" делу, решил пригласить парня. Почему он должен ебать себя один? Он потянулся к телефону Снова боль в спине прорвала Юи. Он лег на кровать, чувствуя спокойное дыхание Кёске. Иногда казалось, что боль в спине была у него всю жизнь. Но это была не правда. Он смотрел в потолок, пытаясь уснуть. Снова. Его голубые глаза пытались зацепить грязь на стенах. Но не нашел ее. Значит все чисто. Он убирал сегодня весь день, чтоб ребёнок не дышал пылью. Вроде хорошо. Как только он закрыл глаза, услышал легкое сопение. Кажется, Ямогучи просыпается. Он привстал, немного простонав от боли. Нелегко. Кёске и Юи целовались, будто в последний раз. Ягучи на самом деле не понял сам, как оказался тут. Просто его позвали и он, как собачка пришёл.Они не чувствовали, что сейчас погибнут или расстанутся, но сладкая возможность запирала их на кровати парня. Тамура провел кончиком языка по губе Кёске, нежно, будто у него не было ни клыков, не дурного характера. Ягучи посмотрел на своего парня, приобнимая. Он убрал кусочек волос Юи, любуясь. Это вызвало маленькую дрожь, напоминающую сладкую пытку, заставила тело Тамуры снова поддаться. Он всегда думал, что активная поза - его поза. Но сейчас... Хочется быть внизу и держаться за сильную спину Кёске. Мечты об этом сексе он ждал, думал, представлял. Это было так не в его характере, но черт хорошо! То, что делало его мягким и чувственным. Джейн Остин писала "Чувство и Чувствительность", словно говорила прямо о сюжете. Но Юи тоже можно была так описать. Но он был чувствительным, потому что Кёске делал его чувства сильнее, знал, что он его любит. Когда рыжий оставил лёгкий засос на теле голубоглазого, тот, словно не замечая этого, посмотрел в потолок. На нем виднелись светлые пятна, словно на него уже накатил оргазм. Он был словно герой из старой книги, которая продается такими маленькими тиражами. Он словно был помадой, которая аккуратно скользит по губам молодой девочки. Он был словно пылинка, которая такая лёгкая и нежная. Интересно, почему же? Кёске целовал его, словно он был иконой, словно чем то сладким и далёким. Юи чувствовал, как нежные и дерзкие пальцы рыжика касаются его лобка, как он переходит ниже, немного обхватывая теми же фалангами член. Он проводил рукой, играя пальцами. Чем влажный был член, тем больше пальцы переходили на головку и на основание, спускаясь к красноватой мошонке. Кончик был покрыт блеском, а руки Ягучи мерцали от смазки. Тамура будто был не в своем теле: будто Кёске изменял ему с другим, но в тоже время он чувствовал это. Думал об этом. Ощущал каждой клеточкой тела. Тайное очарование было слабым и теплым. Тамура понимал, что нежные пальцы рыжика проникают в тёплое нутро, поглаживая. Он видит на потолке те же пятна, но более яркие, как мягкие рисунки акварелькой. Без шрамов, без тяжести. Это был не просто секс, а то, что сделало Ямогучи. То, что называют слиянием.  Когда Тамура вошёл в тёплую комнатку сына, тот лежал мирно и тихо. Он, словно поймав настроение отца , лежал и смотрел в потолок. Когда Юи вошёл, мальчик подал признак жизни. Голубоглазый, в одних шортах и футболке, присел рядом, там, где был стул. Он провел по его мягкой щечке рукой, смотря на то, как уголки губ мальчишки поднимаются. Он взял палец в рот, словно не хотел, чтоб мамочка уходила. Тамура, разумеется, не сопротивлялся. Толи от усталости, толи от того, что хотел насладиться милым личиком мальчиша.Оно было гладкое, спокойное и то, что ему так нравилось в нем. Наблюдая за лицом Тамура стонал, когда Ягучи нащупал матку. Она была ближе, чем он сам думал. Нелепо, но почему нет? Кёске был нежным, пускай его характер был противоречием этого. Но все ровно приятно. Тамуре кажется нравится. Нравится эта глупая теория. Когда Ягучи спокойно проходил по простате, казалось, что мир просто игрушка и то, что нужно, чтоб думать и чувствовать. Конечно это не мешало. Губы Юи были немного припухлые. А лицо Ягучи выражало дикое влечение. Матка припухала от наслаждения. Странная мадам. Тамура закусил губу, словно чувствовал короткий, но такой нужный оргазм. То, что ему должно было доставить удовольствие. Член дёргался и словно пытался выплеснуть всю влагу, что таилась глубоко внутри. Кёске немного ускорил пальцы, прижимая их к теплому комочку. Юи излился, будто так и надо. Ему нужна была эта теория. Теория его тела снизу. В итоге Юи снова уложил ребёнка. Лег в постель и немного прикрыл глаза. Ему не хотелось спать, но надо было. Иногда он думал: а может не стоило? Он изучил эту теорию с ног до головы и понял, как она доставила ему удовольствие. Дело не в том, что он был снизу - дело в слияние чувств и эмоций, их разлуки и потери, слезы и улыбки. То, что делало их семьей, то, что делало Тамуру собой. То, что Юи называет - Теорией Тамуры снизу. Тихий конец был как тикающие часы. Сёня не любил время, точнее не обращал внимание. Время не существует в Тихом доме. И зеркал тоже. Она не хотела видеть Зеркальную, старую себя. С длинными волосами, с грустными глазами и шрамами. Это неприятно само по себе. Теперь, когда ее лица не видно в зеркалах, а время перестало иметь смысл, книга была закрыта. На кровать она легла не сразу, только через пару минут, когда смотрела на бабочек, словно в одну точку.