Легенда о старике

There lived a certain man in Russia long ago He was big and strong, in his eyes a flaming glow Most people looked at him with terror and with fear But to Moscow chicks he was such a lovely dear He could preach the Bible like a preacher Full of ecstasy and fire Boney M. — Rasputin

Утро в их бордельной коммуналке начиналось примерно одинаково. Кто-то готовился к вызову, кто-то, наоборот, отсыпался после оного, а кто-то как, например, Тимофей маялся от безделья, занимая себя гимнастиками и травя душу передачами про рыбалку. Но вот и по его душу пришёл звонок от Артура с заказом на Распутина. Тимофей даже два раза переспросил: — А точно Распутин? Не два, не три? Артур его даже отругал за неуместную шутку. Если бы Тимофей шутил. Но и Артур, как выяснилось, не шутил тоже, и клиента звали Распутин и никак иначе. О новом клиенте удалённый сутенёр никак не предостерёг. Сказал, что стандартный вызов без извращений, и только. Тимофей забил в телефон адрес, чтобы не забыть, и решил сделать очередной комплекс упражнений. С остальными скоротать время за болтовнёй не получалось. Ульяна с Земфирой всё больше проводили друг с другом. С Баженом ему вообще не о чем было говорить. А Марик частенько утекал из дома, в известном смысле, беря клиентуру в обход сутенёра. Сегодня же Ульяна была на вызове, а Бажен к нему только готовился. Земфира слушала громкую музыку, за которую ближе к ночи могли нагрянуть разгневанные соседи, что один раз уже было. Хорошо, что с ними вышла говорить Ульяна, на которую никто бы не подумал, что она поклонница тяжёлого рока. А вот Марик был дома. — Я не ослышался? — заглянул он к Тимофею. — Ты сказал Распутин? — Ага. Еду к нему завтра, — легкомысленно сознался он, не ожидая подвоха. — А что? — Распутин в Питере? — тут же нехорошо вспыхнул Марик. — Видимо, да, если он меня заказал. — Уже вернулся из скита, значит. — Марик задумчиво тёр квадратный подбородок. — И ты к нему едешь. Повезло же. Завидую. Распутин редко кого постарше заказывает. Слушай, а давай махнёмся, а? — Что, знакомый твой? Так соскучился по нему? — не торопился соглашаться Тимофей. Что-то тут было не так. — Не то слово, Тимофей! Прям сплю и вижу, как ебусь с живым богом на земле. — Интересная у тебя личная жизнь — то боги, то инопланетяне… Тимофей отложил телефон и принялся делать медленные приседания. Очень медленные, одно микродвижение в секунду, а потому чертовски напряжённые. Теплилась какая-то слабая надежда, что увидев, чем он занят, Марик поймёт, что ему не до болтовни и отстанет, но хрен там плавал. — Это не жизнь, а работа. Ну так что, отдашь клиента? — Марик встал напротив, глядя на него, как на странную зверушку за не менее странным занятием. — А мне от Артура штрафа не прилетит, если твой Распутин пожалуется на подмену? — так же медленно спросил Тимофей, как до сих пор приседал. — Бог не выдаст, свинья не съест. Давай, Тимофей! — Марик нетерпеливо похлопал себя по коленям, будто ждал не согласия, а когда Тимофей наконец-то уже присядет. Определённо что-то тут было не так. — Слушай, — Тимофей наконец-то с кряхтением до конца согнул колени и облегчённо выдохнул. — Уф… Если так хочешь к нему, давай я тебе адрес дам, сам потом съездишь? — А давай, — Марик маниакально заулыбался и достал телефон. — Диктуй, я запишу. — Потом. Вернусь с вызова, тогда скажу, — ответил Тимофей и стал подниматься. Так же медленно, что было ещё тяжелее. А наличие отвлекающего от концентрации Марика этот процесс совершенно не облегчало. — А повезёт тебя кто? Я! — Марик победно всплеснул руками. Всё не отставал. Начинало уже бесить. — Сам съезжу. — Ну да! Ты же не ориентируешься в городе! — Я Бажена попрошу. — Ха! Бажен только расположение бутиков знает. А водить он не умеет. У него прав нет и реакция, как у камушка, — насмешило Марика. — В машине навигатор есть. — Он часто ошибается. Заплутаешь, застрянешь в пробке. Опоздаешь… Может, всё же я с тобой поеду, а? Детка, не ломайся, скажи дедушке адрес… Тимофей распрямил ноги и встряхнулся. По уму надо было ещё несколько раз вот так до трясучки мышцы напрячь, но с Мариком разве позанимаешься? — Ты так хочешь к нему поперёд меня попасть. Он что, правда Распутин? Тот самый? — нервно хмыкнул Тимофей, вытирая полотенцем со лба выступивший пот, и стал делать простые махи руками. Марик только устало вздохнул и завалился на застеленную кровать Тимофея. — Нет. Но искренне в это верит. Распутин духовный гуру, у него даже секта своя имеется. По всему миру колесит, проповеди читает, жизни учит, пожертвования собирает, баб волшебным хуем от бесплодия лечит, мужиков — от импотенции! — перечислял Марик, будто рекламировал. — Потом как жареным начинает вонять, в скит уходит. Где-то в глухой тайге у него домик с бассейном. Постится там, о душе думает, потом снова в турне. Артурчик очень хочет, чтобы Распутин дожил лет до пятидесяти, чтобы себе прибрать. Знаешь, каким проститутом он будет… круче меня. Классный мужик. Одно плохо — в жопу не даёт. А я б его попку… — Он же мошенник, получается. Что в нём классного? — искренне не понял Тимофей. — Да не мошенник он. Я же сказал — он уверен, что он и есть Распутин, — с раздражением объяснял Марик. — Вот как ты веришь в то, что ты — Тимофей, так и он. — Марик, я в это не верю. Я знаю, что я Тимофей. Меня так папа с мамой нарекли. Я всю жизнь прожил Тимофеем. Только в последний год всё пошло наперекосяк и жизненный вектор страшно перекрутился. — Ну и он знает. Что ты опять к словам цепляешься? Зануда какой. Распутин знает, что он Распутин. Говорит, что воскрес из мёртвых и теперь вернулся на землю, чтобы нести слово божие. Он реально на Распутина очень походит и ведёт себя так же. Ну как представляет. В политику только не суётся. А может, правда переродился? Поумнел… — Похоже на шизофрению, — поёжился Тимофей, уже представляя, какой цирк с конями его ожидает. Трахаться с мужиком, который мнит из себя Распутина — само по себе звучало подозрительно. Почему Артур его об этом не предупредил? Хоть бы он и правда ничего кроме ебли не вытворял. Так хотелось после всяких туалетных приключений обычного клиента без дурных замашек. — Похоже, — не стал спорить Марик. — Но хуй у него и правда волшебный. Я у Распутина только один раз был. В позапрошлом году ещё. Лучший секс в моей жизни. Без дураков. Уж мне-то ты можешь верить. А что он языком вытворяет… Повезло, что он между людьми различий не делает. Познаёт и жён, и мужей, и стар, и млад… в пределах возраста согласия, конечно же. — Чего же он проституток тогда вызывает, если, по твоим же словам, на его хуй люди должны на улице сами бросаться. И стар, и млад… — Просто случайного старика сложнее трахнуть. Твоё поколение, Тимофей, в большинстве своём, довольно зашоренное, — выразился Марик, будто то, что он был на десяток лет старше, делало его менее зашоренным, и усмехнулся с намёком. — Ну вроде тебя до некоторых пор. Сами не живут и другим не дают. Мудрость, мол, в этом. Маразм один. Ма-разм. Поэтому Распутину приходится покупать ту любовь, которую так сразу не добыть. Для разнообразия. Я бы и сам ему платил, но он ведь не ради денег, а по велению души. Ещё никому зла не сделал. — Не сделал? Он же мошенник. Ты сам рассказывал, что Бажен у него в секте под наркотой сидел. Тимофей прекратил упражнения, снова встряхнулся и сел рядом с Мариком, глядя на того как на умалишённого. — Да насрать мне на это! — тут же подобрался он и вцепился Тимофею в плечи. — Главное, что он ебётся, как бог, и я очень хочу к нему попасть! Ну Тимофей, тебе же насрать на секс. Ты же как станочник отрабатываешь. А я, может, в последний раз… Как художник с художником, хочу сыграть с ним этот сексуальный шедевр! Ну дай адрес, не жлобься! — Да что с тобой? — Тимофей кое-как отцепил от себя обезумевшего старика и отступил к окну. Не тут-то было, Марик подскочил следом и снова вцепился в футболку Тимофея, умоляюще заглядывая в глаза, как наркоман. — Адрес! Хотя бы улицу! Тимофей даже растерялся, а потому просто стоял и непонимающе пялился на него. Он уже был готов выдать все пароли и явки, когда громко скрипнули несмазанные дверные петли. — Что за драка, а шума нет? В комнату заглядывала Земфира с огромной кружкой чего-то дымящегося. Кажется, какао. — Ничего, — тут же отпустил его Марик. — Бревно в глазу искал. — И как? Нашёл? — Земфира подула на кипяток и пригубила своего напитка. — Нет там ничего. Марик молча вышел, нервно подрагивая руками. Земфира подозрительным взглядом проводила его из комнаты и снова шумно отхлебнула из кружки. Сейчас она совершенно не походила на старого Алена Делона. Скорее на пацана со стройки, который собрался взрывать карбид. — А на самом деле, в чём дело было? — К Распутину какому-то хотел вместо меня ехать, — ответил Тимофей и тут же пожалел об этом. — Распутин в Питере! — выпалила Земфира, чуть не расплескав своё какао. И тут же сама прикрыла себе рот. — И ты туда же. Что вы все на нём так помешались? — непонимающе поморщился Тимофей. — Вот съездишь к нему, узнаешь, — страшным шёпотом выпалила Земфира. — А пока — больше никому не говори. Понял? Это знаешь, у-у… — Понятно. Теперь вдвоём будете меня терроризировать? — тяжко вздохнул Тимофей, чувствуя себя секретным агентом, владевшим невероятно ценной информацией, которую желали заполучить буквально все вокруг. — Если скажешь потом его адрес, не буду, — широко улыбнулась Зема. — Но с этой минуты не болтай больше. — Вы что, все успели у него поработать? — Нет. Только Марик, но остальные наслышаны. Бажен так вообще, в секту его угодил… Но ему там так ничего и не перепало, кроме кокаина. Так что помалкивай! — Что, даже Ульяне про него не скажешь? Я думал, вы подруги. — Она меня проклянёт, но я готова принять эту жертву! — Земфира театрально прижала руку к груди и с лицом Мальчиша-Кибальчиша скрылась за дверью. — Не нравятся мне эти ваши секреты, — вздохнул Тимофей и от греха подальше решил ехать на вызов один. Даже не заблудился, как предрекал ему Марик. Тимофей всегда хорошо ориентировался на местности и на адрес приехал вовремя безо всяких происшествий. Тот самый легендарный целитель и духовник царской семьи снимал квартиру в историческом здании, на крыше которого высилось ещё несколько этажей, блестящих стёклами, как огромный кубический бриллиант. Забавно, но Распутин на самом деле оказался очень похож на Распутина. Тимофей даже загуглил перед выездом его дореволюционные фотокарточки, чтобы было с чем сравнивать. Распутин был высоким, длинноволосым, бородатым, с пронзительным суровым взглядом тёмных глаз, и совершенно голым. Только серебряный крест на шнурке поблёскивал из-под бороды. Легендарный член тоже был при нём и в полной боеготовности торчал из тёмных кудрей в паху. Вполне себе пристойных размеров, а не как в этих полуправдивых байках из интернета. — Заходи, старец, — низким густым басом велел Распутин. Тимофей зашёл. Дверь за спиной захлопнулась. В каждый такой момент Тимофей чувствовал себя так, будто нырнул в прорубь. Чужая стихия, темнота и неизвестность вокруг. Случиться может всё что угодно. Только вынырнуть на поверхность сразу нельзя. Придётся немного побарахтаться в этом всём, прежде чем снова позволить себе спокойно дышать. — Как величать тебя, гость мой дорогой? В этот раз Тимофей не смог придумать какого-нибудь псевдонима, а потому тихо проговорил своё имя. — А меня Григорием кличут, — тоже не стал оригинальничать Распутин. — К столу не зову. Не чаёвничать я тебя позвал, не разговоры вести, а посему давай-ка сразу к делу перейдём. Скинь одёжу да яви стан свой справный, отрада моя, — с придыханием велел он, будто видел сквозь костюм этими своими жуткими глазами и ему уже нравилось. Всё верно. В прорубь одетым никто не ныряет. Тимофей разделся, стараясь сделать это достаточно спокойно. Чтобы как подарок, а не как старый пылесос. Иначе зачем Земфира с Ульяной его так старательно наряжали. Но только он успел повесить трусы поверх рубашки на крючок в прихожей, как Распутин за плечо притянул Тимофея к себе и крепко ощупал за жопу, оценивая упругость мышц. — Хорош. Зрел, как яблочко в самом соку. Не обманул татарин. Иди-ка за мной. Опочивальню покажу. Татарин, если не обманул, значит рекламировал именно Тимофея, от чего стало чуточку приятно. Из прихожей Тимофея привели во вполне себе современную большую спальню с панорамными окнами на весь Питер. Но в остальном убранство выглядело аскетично. Кирпичные стены без отделки, пол покрывал мягкий серый ковролин. Из мебели стояла только огромная кровать да табуретка, на которой ютились графин со стаканом и пара початых упаковок любриканта. Тимофей даже узнал этикетку — что-то такое ему показывала Юленька, когда Тимофей выбирал смазку со вкусом. Ничего примечательного больше не наблюдалось, ни образов, ни икон. Возможно, всё это находилось в других комнатах, и этой показной скромной обстановкой Распутин бессовестно прибеднялся. — Что, задивился? Келья должна быть аскетичной, свободной от вещей мирских. Токмо самое нужное, чтобы от мыслей о духовном не отвлекало. Я же монах. Ложись на спину, посерёдке, да ножки чутка раздвинь. Тимофей лёг на льняную простынь и попытался выглядеть расслабленным и даже соблазнительным. — Хорош, хорош ты, Тимофей, — Распутин лёг рядом, большой жадной рукой оглаживая тело от колен и выше, довольно приговаривая и любуясь. — Ляжки как у младого, налитые, крепкие. Хорошим наездником на моей елде будешь. Крепок. И здесь тоже, — взял он в ладонь пока вялый член вместе с мошонкой и помял, тут же сдвинув руку выше. — Телеса сочные какие. Живот зрелого мужа. Чревоугодничаешь поди? — Нет, — тихо пискнул Тимофей, стараясь сохранять спокойствие. — Вижу, нет на тебе такого греха. Лета многие… ох, а перси какие, — Распутин крепко обхватил ладонью грудь и приятно стиснул. — Не у каждой бабы такие наливаются. А какие сосцы-ягодки, м-м, — и тут же приник жадным ртом к оным, втягивая. Правильно так и даже приятно посасывая и лаская языком. У Тимофея дыхание сбилось от неожиданного удовольствия. Как будто ему раньше никогда соски никто и не ласкал до этого самого момента. Мягко так, ласково, от чего сам собой из груди выбился стон. Тимофей сам по своему хотению подался навстречу этим волшебным губам, пальцы вплёл в буйные волосы, поглаживая затылок и плечи. Все сомнения насчёт этого Распутина из головы тут же вылетели, как шелуха с подоконника от лёгкого ветерка. Как же хорошо он выделывал это языком. Что же дальше будет? — Яхонтовый мой, ладный, — Распутин отстранился от соска и теперь мягко нацеловывал грудь, поднимаясь к ключице и шее. — Пьянишь, как хмель, мёд гречишный… Так и хотелось промурлыкать в ответ — «Да, я такой, не останавливайся». Вслух Тимофей просто утробно урчал, продолжая поглаживать клиента в ответ. Тот уже накрыл Тимофея своим большим жилистым телом, просунув между ног колено, раздвигая бёдра шире, и притирался горячим членом к его, пока что медленно набиравшему силу. Дыхание обоих стало горячим и шумным. — Краса моя, — снова бархатно шептал Распутин, целуя в губы. Мягко так, без языка в глотку, но всё равно как-то неожиданно возбуждающе. Так что губам стало жарко, и Тимофей тянулся ответить, будто надышаться не мог. — Ох, — сдавленно всхлипнул он, когда Распутин чуть отстранился, ритмично тягуче ведя рукой по его члену, так хорошо прошёлся большим пальцем по уздечке. — Люб я тебе? — спросил он без самодовольства, будто ему это было на самом деле важно и Тимофей к нему сам пришёл. — Хочешь уда моего? «Какого уда?» — не сразу допёр Тимофей, совсем разнеженный ласковым клиентом, который всё надрачивал ему да водил длинным носом по щеке, поглядывая своими колдовскими глазами из-под длинных ресниц. — Хочешь? — повторил Григорий, облизнувшись так, что Тимофей бы ему все деньги отдал и новую машину. — О, да, — согласился он и в подтверждении сжал в руке его член. — Приподнимись, я тебе срам приласкаю. Тимофей ожидал, что его просто растянут пальцами, хотел только ноги задрать, чтобы жопу подставить, но вместо этого пришлось встать на лопатки, потому что Распутин согнул его чуть не пополам, вжался лицом промеж ягодиц и стал вылизывать анус. Снова до стыдного приятно, жарко так. Тимофей так охренел от этого кульбита, что когда почувствовал толкнувшийся в анус язык, чуть не начал вырываться. Благо Распутин держал крепко и не позволил удрать, продолжая ласкать языком внутри. Хорошо хоть Тимофей там всё промыл перед вызовом, но всё равно было непривычно и до дрожи в коленках приятно. Уже и забылось, что такой лаской его одаривали однажды, но с тех пор прошло столько времени, да и было-то всего раз, что казалось чем-то из разряда вон выходящим и совершенно его недостойным. Но как же приятно было принимать горячий вёрткий язык, ощущать, как он обхаживает его изнутри. Ласкает по-всякому. Тимофей стонал и не мог сдерживаться, рефлекторно сжимаясь внутри. Всё его удовольствие вырывалось со стонами, но если бы он зачем-то посещал мозгоправа или на исповеди к священнику ходил, или его пытали фашисты, то в жизни бы не признался, что ему такое нравится. Стыднее этого занятия он и придумать не мог. Значит, вот что имел в виду Марик, когда уговаривал выдать адрес. — Ох, что ж ты творишь, чёрт! Ох… — стонал Тимофей, пока язык Распутина ритмично трахал его. — Блять! Боже… Собственный член выстрелил сверху прямо в лицо. Неприятно, но было так хорошо, что даже не особенно волновало. Распутин отпустил его совершенно размякшее тело, заботливо помог выпрямиться и утёр с лица сперму. — Знатно потрафлял тебе, а? С языка моего спустил, забавник. — Никогда так хорошо не было, — радостный как дурак, признался Тимофей, прижимаясь к Григорию и благодарно поглаживая везде куда мог достать. — От то-то же. Чуткий какой внутре. Как струнка на гуслях. Медовый мой. От словесных похвал Тимофея повело ещё больше. Распутин опять прижался к нему, целовал грудь, руку поднял и в подмышку лицом зарылся, кожу там вылизывая. Как будто не видел разницы между молодой девушкой и старым мужиком. Тимофей снова возбуждался. Нравилось, когда клиент просто хотел заняться любовью, а не каким-то странным извращением в месте, для оного не предназначенном, а потому хотелось просто расслабиться. Только не очень сильно. Всё же в проруби барахтался ещё. Тимофей толкался членом в сжатый кулак и гладил крепкое тело на себе. С клиентом нельзя быть бревном, особенно с таким внимательным. Поэтому так же жадно он мял упругие сухие мышцы, гладил и растирал горячую кожу, от которой начало пахнуть какими-то церковными благовониями, хотя в церкви Тимофей был всего раз, давным-давно на венчании друга с работы. Но запах совершенно точно был тот же, сладковато-дурманящий. Когда Распутин пригласил оседлать его член, Тимофей уже сам был в нетерпении, ждал, когда же. Раздвинул пальцами себе вход, опускаясь на ствол плавно, тут же застонав от того, как хорошо и правильно тот чувствовался внутри. Прямо как под него слеплен был. Тимофей выдохнул, подвигал задом, пока не торопясь подниматься, чтобы прочувствовать хорошенько твердую головку и горячий ствол, натягивающий сфинктер. Пару раз сжался внутри, чтобы приласкать. — Как же хорошо, — искренне признался он, стиснув коленями бока и положив ладони на поджарый живот. — Знаю, душа моя, — Распутин обнял его за поясницу и прижался лицом к груди, глубоко вдыхая. — Давай, ласковый. Скачи помаленьку. Тимофей осторожно приподнялся на коленях совсем немного, будто жалея выпускать из себя горячий член даже на малый срок, и со стоном опустился до основания. Прижал к груди косматую голову, соском в рот тычась. Распутин понял без слов, губами всосал жарко, перекатывая на языке. Как же хорошо было. Тимофей снова начал привставать медленными короткими толчками, чтобы и член нутром приласкать, и сосок изо рта не выпустить. Распутин отстранился, на другой перешел. Пальцами мозолистыми промеж ягодиц водил по оправе, растянутой вокруг его члена. Исподволь так мягко принуждая повыше зад поднимать. — Давай, пошибче, милый. — Сейчас, да-да… — шептал Тимофей. Он просто погибал на этом члене, изо всех сил держась за плечи Распутина, всё ускоряясь и поднимаясь выше. Не зря всё-таки зарядки свои делал. Тело распалилось, взмокло. Тимофей с какой-то дикой жадностью насаживался всё сильнее и резче, потому что так хорошо было, приятней, правильнее. Внутри все горело и будто текло сильнее от желания, а не только от смазки. Собственный член, истекающий смазкой и твёрдый, тёрся о живот Григория. Рука на нём казалась совсем ненужной подмогой. Потому что совсем другой член приносил ему сейчас куда больше удовольствия, и Тимофей всё старательней и гибче сжимался на нем, двигался, подмахивая, чтобы он кончил в него. — Кончи в меня? — даже попросил он. Почти умолял, как будто в этом был какой-то смысл, хотя он даже не тащился никогда от этого. Даже наоборот, старался избегать. А тут просил, как голодный. — Пожалуйста, Григорий! В меня! — Как бабу тебя, чтоб обрюхатить? — пошутил Распутин. — Нет уж, сначала ты на мне затрепещешь, а уж потом я тебя наполню. Скачи, жеребчик мой. Ты близко уже. Распутин впервые за вечер с оттяжкой шлёпнул его по заду несколько раз, подгоняя и уже сам подбрасывая бедрами, так что в какой-то момент перед глазами потемнело и вспыхнуло. Пальцы до боли сдавили чужие плечи, а бёдра двигались уже сами по себе. Тимофей натурально задрожал, член внутри как огненный вплавился в его тело, разнося вспышки удовольствия, а горячая сперма потекла в чужой кулак, размазываясь по промежности. Только Распутин, всё не останавливаясь, продолжал подбрасывать его на члене, запрокинув голову. Глаза тёмные распахнул, глядя вверх не то в потолок, не то на всевышнего. То рычал, то всхлипывал, как из последних сил. Тимофей сильнее сжался внутри, буквально выдаивая этот оргазм, впервые чувствуя, как внутри его накачивало горячим семенем, которое тут же по стволу потекло из задницы наружу. — Ох ты ж… — ощупывая себя сзади, удивился Тимофей. — Я всегда щедро наполняю, — с каким-то бесхитростным самодовольством протянул Распутин. — Перевернись, вылижу тебя там. — Да не надо, — застеснялся Тимофей. — Зачем? Я подмоюсь схожу, а уже потом ты там… — Мне же в удовольствие, глупый. — Ну, пожалуйста, — взмолился он. — До ванны добегу и вернусь… — В тазу тогда сполоснись. Не добежишь, — сжалился Распутин. Тимофей вынужден был с ним согласиться. Едва он сполз с постели, тут же потекло по ногам. Какая пакость всё-таки. Вот же бык-осеменитель. И чего его так раскатало-то? — сам себя мысленно отругал Тимофей. Колдун, перевалившись на бок, с довольной улыбкой наблюдал за этими омовениями. — Когда с бабёнками милуюсь, они так же над тазиком подмывают свои розовые кусты. Смущаются, как девки, алеют щеками. И ты так же глаза прячешь, несмотря на лета. Красив, как демон. — Да ладно вам, — отмахнулся Тимофей, возвращаясь в постель. — Демон, скажешь тоже. — Знаю. Мне когда нравится кто, я дурной становлюсь. Чресла надо мной власть берут, но я супротив себя не воюю. Это суть естество моё, и отвергать я его не должон. Потом перед образами отмолю, поститься буду. Встань козликом. Вылижу тебя там… Приговаривая как скотине какой-то своё «сейчас-сейчас, мой хороший», он потянулся за графином и сделал пару глотков. Облизнул покрасневшие губы и взялся за Тимофея. Сопротивляться было лениво и глупо. Тело после траха слушалось неохотно и вяло, как масло. Анус был всё ещё безумно чувствительным и когда его коснулся чуть шершавый язык, рефлекторно сжался. Распутин тут же слизнул оставшуюся влагу. Горячая слюна на ее месте обжигала кожу. Тимофей всхлипнул, пропуская язык глубже, чувствуя, как он снова вылизывал его внутри, как губы любовно прижимались к чуть припухшему анусу, а борода с усами щекотно касалась промежности. — Что ж ты делаешь со мной, — стонал Тимофей, ёрзая по смятой простыне. Внутри уже хлюпало от слюны. Язык был восхитителен, но чем больше он его там ласкал, тем больше хотелось почувствовать на его месте член. Ничего личного, но он был объективно удобнее и приносил больше удовольствия. Наверное, так же себя чувствовал в тот раз Генерал, когда просился на член Тимофея. — Выеби меня! Ещё хоть разочек. Пожалуйста, а. Да посильнее, — всё же взмолился он и оглянулся. Распутин нехотя отстранился, заправляя за уши свои слипшиеся от пота лохмы. Взгляд его сделался совсем тёмным, хищным. Подобрался весь, как перед прыжком, держа за поясницу Тимофея, чтобы не убёг, наверное. — Ежели хочешь, так я хочу ровно того же. Распутин снова обильно смазал себя и слито вставил до основания, так что Тимофея слегонца протащило по мокрой простыне и выбило протяжный стон. — Так тебе по нраву? Али послабже? — довольно спросил Григорий. — Не жалей меня, — упрямо выдохнул Тимофей, — я траханый. — Сдюжишь, значит. Ну так поскакали, родимый. Распутин резко толкнулся, но почему-то это не казалось грубым или болезненным. Будто так и надо. Горячий член вбивался размашисто, протаскивая так, что пришлось посильнее упереться руками, чтобы не биться головой в спинку. Но трахать в одном положении Распутину не хотелось. Он надавил на спину, принуждая лечь, и навалился сверху горячим телом, ритмично вбивая в матрас. Всхлипы мешались со стонами. Тимофей придушено дышал в покрывало, слыша за боем крови в ушах скрип матраса, шумное дыхание, да пошлые шлепки кожи о кожу. Член неудобно лежал под животом, но о том, чтобы сдвинуться, можно было забыть. Напряжение всё нарастало, но оттягивалось. — Буде ласковый, да послушен, как ягнёнок, — пыхтя выдал Распутин, но остальное его бормотание Тимофей едва мог разобрать. Да и не до того было. Всё казалось мало, не хватало совсем какой-то незначительно крохи, чтобы наконец-то кончить. Но как же его заводил сам этот процесс. Будто он в этой жизни никогда по-настоящему не трахался. Все эти ощущения разливались по телу сильнее, так остро, так жарко. И оргазм на него обрушился так же ярко, как впервые. Не к ночи будет помянуто — в первый раз с любимой девушкой. Тимофей уже был готов молиться каким угодно богам, камням и пришельцам. Ещё чуть-чуть. Кровать мучительно скрипнула. Под животом расползалось мокрое липкое пятно, пока в него продолжали вбиваться. Время как будто замедлилось, а серые простыни перед глазами расплылись пятнами. Тимофей закрыл глаза, слушая тонкую ниточку писка в ушах, как контуженный после взрыва. А потом вдруг всё резко прекратилось. Тяжесть со спины пропала. На поясницу брызнуло чужое семя. Распутин мазнул по ней простынёй и снова придавил собой. Больше не двигался. Просто лежал, мурлыкая на ухо всякие приятности на псевдостарославянском. А потом опять вылизывал, не оставляя шансов полежать невозбуждённым хоть немного. В какой бы хорошей форме ни был Тимофей, а возраст сказывался. Хотелось хоть немного перевести дух и прийти в себя. Хорошо хоть снова трахать Распутин не торопился. Теперь лениво тиская его, а чёртово тело снова просило, чтобы ему вставили. Распутин, ласково улыбаясь в усы, повернул Тимофея на бок к себе лицом, переплел ноги с его и гладил по волосам и щеке, так ласково и любовно, будто насмотреться не мог и Тимофей ему на самом деле нравился. А может, и нравился в этот момент. — Хочешь, я тебя тоже ртом приласкаю? — предложил Тимофей и подвигал в кулаке крепко стоящий член любовника. — А давай, только, — Распутин ополоснул свою волшебную елду в тазик, и Тимофей взялся за работу. Тимофей распутно, заглядывая в глаза, вобрал член в рот и стал выводить языком узоры. Заглатывал до основания и, втягивая щёки, медленно выпускал. Григорий скалился на его старания ровными жёлтыми зубами и ерошил седые волосы. — Ротком-то ты долго так выплясывать будешь, — снисходительно сообщил он, за всё время едва разок охнув. — Меня с этого не проймешь. Давай-ка к окошечку встань, прижмись. Охолонёшься слегонца. Тебе в холоде лучше, я верно угадал? Угадал и правда верно. Но откуда? Спрашивать вслух Тимофей не стал. Только наготы своей по привычке смутился. — Что, прямо так? — А что дрожишь, тебя там кто-то окромя Господа узреть может? — Григорий мягко постучал Тимофею по переносице. — Так он тебя и в бункере увидит. Не пужайся. Стекло сдюжит, уже не раз проверено. Стоя хочу тебя познать. Так неохота было вылезать из мягкой постели, но клиент хотел трахать его у окна. Дойти до него было всего ничего, метра два, но каждый шаг в этом разомлевшем состоянии давался тяжко. Тимофей встал достаточно близко к стеклу, но прижиматься пока не торопился. Уже на таком расстоянии от него веяло прохладой, а дыхание оставляло пятнышки пара. Серый пейзаж за окном размывало ночным туманом, в котором яркими пятнами мерцали только подсветки вывесок и противотуманки автомобилей. Распутин подошёл следом не торопясь, чуть вразвалочку, мягко поцеловал плечо и, отодвинув седые пряди, в шею. Тимофей послушно наклонил голову на бок, больше подставляясь под жаркие губы. Распутин мазнул языком до мочки и обхватил губами завиток уха. Ладони легли на запястья, принуждая поднять выше. Тимофей застонал и упёрся руками, когда горячим торсом его прижало в холодное стекло. Особенно обожгло холодом горящие от ласк соски и стоящий колом член. Тимофей задрожал всем телом, инстинктивно пытаясь отстраниться. Распутин крепко удержал его за запястья, медленно, сладко притираясь твёрдым членом промеж ягодиц, что немного примирило Тимофея. Он отклячил зад, подаваясь навстречу пока что поглаживаниям. Распутин опалил шею жарким дыханием, всё целуя и мягко прикусывая кожу уже с другой стороны на сгибе шеи и плеча. — Сладок ты, как грех, радость моя. Распутин отпустил его запястья и просунул ладонь между ним и стеклом, поглаживая грудь и ведя вниз, сгребая в теплую руку истекающий член, пряча от холодного стекла. — Вставь мне. Давай. Войди, — прошептал Тимофей, потираясь задом о скользкий от смазки стояк. — А ты приглашаешь? Гостеприимный… Не выходил бы из тебя… Сейчас, отрада моя. Будет тебе. Распутин чуть отстранился, чтобы приставить головку ко входу, и плавно вошёл, снова размазывая Тимофея грудью по всему стеклу. — Сладок внутри мой уд? Сладше, чем на языке, а? То-то же, — густым низким голосом проворковал Распутин, снова загоняя по яйца. Тимофей не мог с ним не согласиться. Член внутри превращал его в какое-то совершенно безвольное существо, жаждущее только, чтобы его продолжали трахать, да посильнее. Стекло, к которому он прижимался, уже нагрелось, а перед лицом запотело от дыхания. Город за окном оставался глух и слеп к тому, что происходило в этой спальне за панорамным стеклом. Ноги начали подкашиваться. Член внутри бился всё так же восхитительно туго и горячо, распирая и проходясь по простате. Распутин вдруг совершенно внезапно вышел из него, и Тимофей чуть не расплакался из-за этой утраты. Только слишком сильно загрустить не успел. Распутин развернул его лицом к себе и, подхватив под бедра неожиданно легко для его комплекции, поднял и наново насадил на член. — Ох, да! — Тимофей тут же оплел его плечи руками и ногами поясницу. — О Господи. «О Господи, прости нас грешных. Я в тебя не верю, но ты прости всё равно. Как там говорят? Ибо не ведаем, что творим, да?» Внутри будто вспыхнул оглушительный фейерверк, а душа покинула тело. Распутин так же на руках отнес его к постели и уложил на прохладные мятые простыни. Веки были тяжелы, а тело особенно тяжёлым. Обрывки слабого желание ещё тлели внутри, но сил продолжить совершенно не осталось. Так Тимофей и уснул, хотя должен был собраться и ехать домой. Ему даже приснился сон. Как все сны, будто всё было на самом деле. Тимофей рыбачил на берегу озера. Мимо на лодке проплыл тот старик, уличный минетчик в своей шляпе с полосатым пером. Он махал Тимофею и указывал пальцем на бьющийся поплавок. Клевало. *** Утром Тимофей просыпался под громкие стоны, которые ему этим утром были вместо будильника. В просвет между туч слепяще било солнце, а штор на эти панорамные окна не завезли. Тимофей лежал на краешке постели, а совсем близко, буквально касаясь его бедра, кто-то активно трахался. Тимофей напряг расфокусированное со сна зрение, чтобы опознать, кого сюда ещё занесло. — Ну, конечно, — охрипшим после вчерашнего голосом, проворчал он. Марик и Земфира каким-то чудом его выследили и дорвались до вожделенного тела Распутина. Тот умудрялся одновременно и Марика трахать, и отлизывать Земфире. Оба были счастливы. На пробуждение Тимофея никто даже внимания не обратил. Он решил этим воспользоваться и пошляться по чужому дому. В пределах разумного, конечно. В большущие комнаты, больше похожие на царские палаты с обилием лепнины и позолоты, не заходил. Только иронично покивал аскетичности этого самозваного монаха. Самое главное — нашёл в этом дворце туалет, душевую и кухню, и всеми ими поочерёдно воспользовался. На кухне заварил себе чаю, благо чайник и коробки с заварками были на виду и много лазить по шкафам не пришлось. Наверное, это был самый вкусный чай в его жизни. То ли потому что Распутин покупал хороший чай, то ли потому что был взят без спросу. Жаль, упаковок не было, нельзя было хотя бы запомнить марку и купить в подарок Руслану. Ему бы такой точно понравился. Когда он вернулся, на кровати все уже валялись без сил, нежась и поглаживая друг друга. Стало даже чуточку завидно, но присоединяться к этой мини-оргии уже не хотелось. Для Тимофея больше двух человек в постели рушили всю интимность и настрой. Да чего уж, вчера, пока Тимофея не повернули спиной к окошку, ему всё казалось, что вместе с Распутиным с ним сейчас ебётся весь Питер. — Григорий? — всё-таки окликнул он великого и ужасного Распутина. — Я там чаю у вас попил. Вы не знаете, как называется? Вкусный очень. — Не знаю. Это зазноба моя затаривается, — лениво ответил он и по-хозяйски притянул к себе Марика. — Ладно, развлекайтесь, я пошёл, — только кивнул он и направился в прихожую, чтобы наконец-то одеться. — Тимофей! — крикнула Земфира. — Не уезжай без нас! Мы сейчас тоже соберёмся. Ну… минут через десять. — А может, ещё останетесь? — тихо прогудел Распутин, судя по звукам, кого-то зацеловывая. Земфира заливисто засмеялась, а Марик простонал. — Нет, батюшка, если на чистоту, нас тут вообще быть не должно, — громким шепотом сообщил Марик. — Только об этом тс-с! — Проказники. А я-то думал, это Артурушка такой подарок щедрый мне сделал. Даже доплатить хотел. — Можешь заплатить, только скажи, что это за Тимофея, — великодушно разрешил Марик. — Ему как раз ссуду за машину отдавать. — Не надо мне ничего! — уязвлённо крикнул Тимофей, уже обутый в один ботинок. — Ну тогда нам отдашь, — не стала играть в благотворительность Земфира. — Мы не гордые. Тимофей нацепил второй ботинок и вышел на улицу. Вот он и вынырнул из этой проруби. Можно было вдохнуть полной грудью и наконец расслабиться. Отходняк после этого вызова всё равно был какой-то дурацкий. Вроде и неплохо провёл время, а какое-то разочарование накатило. Из-за Марика с Земфирой, которые всё-таки увели его клиента, или просто теперь на поверхности всё это казалось ужасно глупым. И чего он, спрашивается, вообще решил анализировать этот вызов? Распутин, хоть и со своим волшебным хуем, так и оставался одним из клиентов. Получше остальных, но всё ещё клиентом — со своими относительно безобидными вкусами. Всё закончилось хорошо, а значит, и загоняться больше не строило. Оставался только один вопрос. *** — Как вы меня нашли? Сознавайтесь, — спросил он, когда вёз эту шпионскую парочку обратно через полчаса ожидания на парковке. — Современные технологии знаешь? — кривляясь под грузинский акцент, спросила Земфира. — Я использовал, да! — Давай ещё еврейский мне спародируй, только на понятном, и объясни уже наконец, — с раздражением попросил Тимофей. — Как выследили меня, шпионы? — Ну, ты на какой машине на вызов поехал, наивный чукотский дедушка? — сжалилась Зема. — На тойоте. — Да не… — Каршеринг, Тимофей! — не выдержал уже Марик. — Машины отслеживаются, — снизошла Земфира. — Мы позвонили диспетчеру, прикинулись дурачками, которые напились и не помнят, где оставили тачку. Адрес нам и выложили. Кстати, я придумала. Еву из Рая выгнали, а я нашла туда лазейку! Конечно, ещё оставался вопрос, в какой вы квартире, но вы так удачно сношались прямо у окна, что знатно облегчили задачу. — Квартира на девятом! В тумане! — ужаснулся Тимофей. — Откуда вы смотрели? — В соседний квартал отъехали. Там смотровая площадка на возвышении. Всё здание как на ладони, было достаточно хорошо видно, — Земфира состроила нарочито невинное выражение лица. — Вы потрясающе смотрелись, — подмигнул Марик, перегнувшись с заднего сидения между спинками. — Если бы не знал, подумал бы, что это ты специально нам знак подаёшь. Попкой своей розовой по стеклу елозя. — Я вас ненавижу. — Ради бога. Но помни, Юсупов — остальным про Распутина ни слова, — предостерёг Марик. — Сами будете им врать, где всю ночь шлялись. Интриганы, — проворчал Тимофей. — Не боись, как-нибудь разберёмся, — пообещала Земфира, успокоительно похлопав его по плечу. И Тимофей не боялся, расслабился и забыл, но стоило им только перешагнуть порог квартиры… — Угадайте, кто только что был у Распутина!!! — прокричала Земфира на весь дом. Скорее всего соседи тоже услышали и немало взволновались. После этого в доме начался сущий кошмар. Бажен вытряс адрес. Тимофей никогда не видел этого стареющего Ихтиандра таким страшным. Страдающие глаза его сделались злыми, как у языческого божка, отвечавшего за громы и молнии. Седые волосы зловеще развевались, а пальцы сжимали тощую шею Марика. И несмотря на то, что Марик просил сильнее, Земфира тут же сдала явку Распутина. Тимофей тоже оказался под давлением. Пока шёл допрос Марика, Ульяна не давала ему сбежать в ванную, чтобы в контрольный раз помыться после клиента. Но и потом добраться до санузла ему не удалось, потому что кошмар набирал обороты. Бажен с Ульяной спешно одевались и всячески прихорашивались, как подростки на первое в жизни свидание, чуть не подравшись из-за ванны так, что Тимофей предпочёл пока отсидеться в спальне. А когда они уехали, оставив после себя хаос и разрушения, в квартире ненадолго воцарилась благословенная тишина. Тимофей смог спокойно помыться и поухаживать за своей трудовой жопой, переоделся и поел. Оставалось только попить чаю, хоть и не такого вкусного, как у Распутина, но насладиться им в полной мере Тимофею снова злодейски не дали. Вернулись Бажен и Ульяна. И судя по их по-прежнему гневливым ликам языческих божеств, с лидером псевдоправославной секты свидания у них не задалось. — Его там не оказалось, — горестно вздохнула Ульяна. — Нам открыла какая-то барышня в сарафане. Сказала, что он уехал в аэропорт. — Может, она гнусная врунишка? — предположила Земфира. — Куда там. Бажен вломился в квартиру и всё обшарил… — Бажен? Бажен ничего не стал комментировать по этому поводу. Мрачно скинул ботинки и закрылся у себя. — …пока я прижимала эту крестьянку к стенке, — договорила Ульяна, тоже расшнуровывая свои голубенькие ботиночки с чёрными атласными лентами вместо шнурков. — Ульяш, — Земфира попятилась. Тимофей тоже поторопился убраться с глаз подальше, но продолжал слушать из гостиной, где делал вид, что смотрит телевизор. — Фирочка, не беси меня, — проговорила Ульяна сдержанно, как учительница, которая никогда не повышает голос, потому что её и так боятся все до усрачки. — Ну Ульяша, ну ты же должна понимать, — заискивающе тянула Земфира. — Ты же всё равно только-только после вызова вернулась. А мы с Мариком и так рисковали, когда вдвоём туда заявились. Думали, он нас сразу на хрен пошлёт, а он… — Вот просто отойди, — так же холодно, как вечная мерзлота, посоветовала Ульяна, и Тимофею даже померещилось, что по арочному проёму в гостиную пополз колючий иней. — Ульяша, не злись. Ну Ульяша, ты же сама говорила, что у тебя из-за гормонов либидо вообще на нуле… — А у самой после менопаузы оно как будто проснулась! — Ну… Это же Распутин! Уль… — Вот именно, Фирочка! — процедила Ульяна. — Ты всегда думаешь только о себе. По мужикам без меня… Вот иди к Марику, раз тебе с ним… — Ну Ульяна… Ты что? — Предательница! Оглушительно хлопнула дверь, и всё стихло, будто этой дверью схлопнуло всё пространство за пределами гостиной. Хорошо хоть Бажен сцен не закатывал. Чужая ругань отчего-то всегда отзывалась в душе какой-то непонятной тревогой. Может, это всё шло из детства, когда родители ругались, а может, просто когда участвуешь сам, ругань кажется более осмысленной. По телевизору шла реклама какого-то приложения для доставки товаров. Тимофей не доверял доставкам. Он допил залпом безнадёжно остывший чай и открыл телефон, глядя на список контактов. Хотел позвонить Руслану, рассказать про Распутина, но в коридоре снова хлопнула дверь, и Тимофей повесил телефон на зарядку и притворился спящим. И для здоровья полезней, и для нервов. *** Неизвестно, сыграла ли эта неудачная охота на Распутина, но когда в следующий раз Артур позвонил и предоставил своим работникам самим решать, кому ехать к следующему клиенту, ибо тому было совершенно без разницы, выбор почему-то пал на Тимофея. И почему-то эту новость сообщал Бажен, а не более приближенный к начальству Марик. Уже тогда нужно было насторожиться, но Тимофей не придал этому значения. Только подумал, что это всё из-за долга за машину. Благотворительность вроде как. Бойтесь проституток, клиентов своих отдающих. Тимофей начал ответственно собираться на вызов к какому-то профессору исторических наук. Опытный Марик, кажется, настолько опытный, что и правда уже познал в библейском смысле на этой планете каждую козявочку, сказал, что этот самый профессор больше любит словоблудить, чем трахаться, и в целом, на нём можно особенно не напрягаться. Из вредности на этот вызов Тимофей надел свой старый костюм, хотя Ульяна умоляла надеть хотя бы ту рубашку с дизайнерски рваными манжетами и нашитой бахромой из рванины вместо воротника. Но Тимофей из чистого упрямства не захотел идти у неё на поводу. И так согласился к какому-то мутному клиенту ехать. — Я и так стринги эти ваши надел. Уже всё проклял, — ворчал он, поминутно поправляя проклятую перемычку между ягодиц. Проклял он эти трусы ещё больше, пока ехал до дома профессора. На каждом светофоре дёргался под жопу трусы поправлять. Как Марик их на постоянке носил? Давит же всё время, чешется. Одно мучение. Поэтому к клиенту Тимофей прибыл уже не в духе, а дальше всё становилось только хуже. Причём не так, как если бы его вдруг заставили одеться в стыдный костюм и на публику отхлестали по лицу резиновыми членами, а на каком-то социально-бытовом уровне. Во-первых, сам профессор. Тот был, кажется, старше него лет на десять, не меньше. Сдюжит ли этот старичок против него? — невольно одолели сомнения. Во-вторых, Тимофей застал его во время скандала, когда профессор ссорился с некоей молодой девушкой, которая могла приходиться ему как дочерью или внучкой, так и молодой женой. Из контекста их конфликта Тимофей так и не смог установить точной родственной связи, а только больше запутался и решил просто молча дождаться, когда всё это закончится, на диванчике в гостиной. Только скандал всё не заканчивался. Профессор всё сыпал какими-то занудными нравоучениями, а девушка всё спрашивала, где лежит её ноутбук, и искала какие-то вещи, прежде чем закрыться в своей комнате. Под ногами ещё носилась какая-то собачонка, которую девушка почему-то с собой не забрала. Она громко тявкала, добавляя ещё больше шума. А потом к нему подскочил профессор и рассыпался в бесконечных извинениях на «эту нахалку». Тимофей уже понадеялся, что режим ожидания на этом закончен, но вместо спальни профессор повёл его в свой кабинет, налил вина и долго, и нудно рассказывал о временах Лжедмитрия первого. Причём всё время пытался раскрутить Тимофея на диалог и сам же не давал открыть рот. От вина профессора заметно развезло, и из кабинета он повёл Тимофея в свою домашнюю библиотеку, где хвастался своими историческими томами. — А вот эти, между прочим, я сам написал. Да-да, все эти тома в шкафу — мои труды! Не стоит так удивляться… Тимофей и не удивлялся. Куда больше его бесило, когда профессор в конце каждого предложения повторял: — Ну вы-то должны это оценить. — Я знал, что вам будет интересно. — Ну мы-то с вами друг друга понимаем. И Тимофею всё время хотелось сказать — «Нет! Не оценю! Не интересно! Не понимаю!», но боялся, что ему снова начнут рассказывать о нюансах решения матери настоящего царевича, когда она признала Лжедмитрия за своего сына, и почему своё мнение потом переменила. Тимофей и в школьные годы не очень дружил с историей и до сих пор любил не все исторические периоды родины и остального мира, а тут его снова окунали в насильственный экскурс по истории. Уж лучше снова про инопланетян. Там хотя бы забавно. Когда дело наконец-то дошло до постели, Тимофей даже порадовался, что скоро всё это закончится. Пока профессор не разделся. Тимофей не был брезглив. Обычный старый мужик уже не мог бы его отпугнуть. И профессор тоже особенно ничем не выделялся. Ну морщин побольше, седины тоже, кожа подряблее, но что тут поделать. Никто не молодеет. Зато, вон, член маленький. Хоть что-то хорошее. Если бы не чернеющая родинка на боку под левой рукой. Такая мерзкая, висячая, которая сама собой привлекала взгляд и вызывала моментальную мысль — фу бля. Но показывать лицом или словом при клиенте этого было никак нельзя. И лучше было бы туда больше не смотреть и забыть, что вообще её видел, но вот забывать было никак нельзя, чтобы случайно не тронуть рукой и в порыве страсти случайно не сорвать. По спине снова пробежался холодок омерзения. К сожалению, страх был не на пустом месте. У Тимофея такое случилось однажды, когда он, уже будучи вдовцом, пытался завязать новые отношения с одной бабёнкой с завода. Он, она, неловкое чаепитие в её гостиной. Жутковато горел красный абажур. Она снимает свою тонкую рубашку, а под ней две прекрасные белые груди и чуть ниже она — родинка, на которую он даже не обратил внимания, потому что засмотрелся на буфера… Дальнейшие воспоминания были травматическими, а потому терялись в тумане. Но вот перед глазами снова возникла она, и весь тот ужас вернулся с удвоенной силой. А Тимофей-то наивно считал, что его на этой работе уже ничем не напугать, но какая-то жалкая родинка зловеще смеялась ему в лицо, как карикатурный немец из старого советского фильма. Тимофей вдохнул и выдохнул. Надо было успокоиться и взять себя в руки. Он снова был подо льдом в самой тёмной пучине ледяной проруби, и на этот раз его поджидало чудовище. Почему с этими клиентами никогда не могло пройти нормально? Почему всякий раз в процессе возникал какой-то пиздец? Он больше никогда не поведётся на щедрость коллег. Отработал Тимофей в стрессе. Благо закончилось всё быстро, нужно было учитывать возраст клиента. Снова нацепив проклятые стринги, Тимофей вернулся на квартиру. Ни с кем не говорил. Да и с ним тоже никто не выказывал желания завести душевную беседу в три часа ночи. Все спали. Тимофей поставил в холодильник бутылку вина, которую перед уходом ему буквально всучил профессор. Он бы и сам её выпил, чтобы стереть из памяти этот вечер, но не любил сухое. Вместо этого быстренько привёл себя в порядок и лёг спать, надеясь забыть всё это как один из тех неприятных снов, в которых выпадают зубы. А утром ко всему этому добавилась ещё и татуировка на пояснице. Как же Тимофей пересрался, когда заметил её в зеркале душевой. Он точно помнил, что вчера от профессора вернулся один, без неучтённых наколок. Тут же в гневе и мыле вылетел из ванны и хотел убить всех в этой квартире, а потом себя. Ибо до самой смерти носить на пояснице проститутскую бабочку не желал. Русалка какая-нибудь так унизительно не смотрелась. Или профиль вождя какого-нибудь. А тут — бабочка. — Вы чо все, охуели?! Появление на кухне, где в тот момент собрались все в заботе о хлебе насущном к своей насущной тарелке супа, голого взъерошенного деда в мыле никого особенно не впечатлило. Земфира, что-то напевая себе под нос, наливала поварёшкой суп, чтобы потом разогреть в микроволновке. Ульяна продолжила есть тот же суп, но уже разогретый. Только Бажен ещё более страдальчески закатил глаза и отвернулся к раковине, чтобы домыть тарелку. Скорее всего, они действительно все уху ели. Но для ясности пришлось объяснить и показать свою поясницу. — Теперь ты настоящая проститутка, Тимофей! Гордись! — хлопнул его по плечу подошедший со спины Марик и прошёл к плите, чтобы тоже налить себе от здоровой кастрюли ухи, которая катастрофически подходила к концу, а очередь варить новую предстояла Бажену, и это чуточку пугало. Особенно сильно это чуточку пугало, потому что это пугало Земфиру, а она дольше всех из присутствующих знала Бажена. При этом никто почему-то не бросался грудью на холодильник, чтобы этому помешать. Просто пофигистично ждали, чтобы лишний раз поворчать и попенять на зазря переведённые продукты, не иначе. — Что-то я не видел на тебе ни одной бабочки! — Тимофей смерил обнажённую фигуру Марика. Кроме означенных инопланетных шрамов и красных стрингов на нём и правда не виднелось ни единой наколки. — Ну, — Марик кокетливо похлопал обвисшими веками. — Ты видел меня не везде. — Господи-и, — страдальчески протянул Тимофей. — Что я вам сделал, что вы мне такие розыгрыши устраиваете? — А к Распутину кто ездил и нам не сказал? — напомнила Ульяна, отставив тарелку и промакивая губы салфеткой. — Ага! То есть эти двое тоже молчали, а виноват только я? — ещё больше возмутился Тимофей, продолжая капать мыльной водой на дорогой паркетный пол. Возможно, кто-то и надеялся, что Тимофей замёрзнет и пойдёт одеваться, но они уже забыли, что он был опытным моржом, а потому холодов не боялся и продолжал сверкать голыми телесами. Совсем он с этой работой потерял стыд. Потеряешь тут, когда Марик целыми днями в одних трусах по дому разгуливает. Бажен с отвращением швырнул в него полотенцем и вышел из кухни, не в силах больше выносить этого нудиста. — Да. Это ведь был твой вызов. Не прошёл проверку, короче, — пожала плечами Земфира, натыкав таймер на микроволновке. — Нехороший ты человек. Единоличник. — Кто бы говорил, — мстительно поддела Ульяна. — Ульяш, ну, ты же меня простила! — тут же подорвалась к ней Земфира на соседний табурет. — Ну хочешь, я тебе чаю налью? Или тарелку твою помою. Хочешь, свой кусок пирога отдам? Ульяна всё это конечно хотела. — Нашли крайнего, — продолжал ворчать Тимофей. — Я думал, уже рассчитался. За профессора этого вашего. Нудного как смутное время. Какие же его коллеги, оказывается, были мстительные шутники. Накаркал Василич, паскуда. — Профессором это тебе Бажен мстил, — сдал Марик, хотя это было довольно очевидно. — Он должен был ехать, но у профессора так себе зрение. Ему без разницы кого ебать. Жопу или голову. Он в этом процессе больше всего любит себя. — А бабочка тебе от меня, — не без удовольствия выложила Ульяна, пока Земфира заботливо расставляла перед ней чай и тарелку с двумя кусочками пирога. — Теперь мы в расчёте. — Её же можно как-то свести, да? — Тимофей, в очередной раз вывернув шею, оглянулся на собственную покрасневшую поясницу, с которой он пытался стереть проклятое насекомое. — Через пару недель само слезет, — заверила Ульяна. — Она же временная. — Да? А я думал, насовсем. — Дурачок, настоящую тебе бы так быстро и незаметно не накололи. После этой новости Тимофей немного подуспокоился. Домылся, оделся, доел суп и домыл кастрюлю на опустевшей кухне. День перевалил уже за полдень. Он снова проспал утреннюю пробежку. За окном шёл дождь, падало давление, хотелось спать. А ещё лучше — спать у себя дома. Или у Руслана. На их коммунальную кухню заглянул Марик, тоже украдкой позёвывая и кутаясь от холода в толстый халат. — А ты тут… Чего скучаем? Неужели из-за такой ерунды расстроился? Если хочешь знать, Ульяна прилепила тебе самую красивую бабочку. Можешь мне поверить, хоть я и не энтомолог. — Да нет. Из-за погоды. — Понимаю. А хочешь, я тебя порадую? — проникновенно улыбнулся Марик, как будто намекал на что-то совершенно неприличное. — Хотел перед отъездом сюрприз сделать, но теперь думаю, глупо откладывать. — Чем ты хочешь меня порадовать? — насторожился Тимофей. — А счас… Марик отошёл к шкафам и как самый высокий достал с верхней полки большущую кастрюлю, а из неё какую-то жестяную коробку и протянул Тимофею. — Что это? — Ну помнишь, ты у Распутина дома про чай этот спрашивал. — Ты узнал какой и купил мне? — Ох, стал бы я так себе голову иметь! Я его украл. Для тебя. Тимофей снова посмотрел на эту коробку, даже открыл крышку и вдохнул крепкий пряный запах того самого чая. — Я вообще-то Руслану хотел такой в подарок из Питера привезти, — признался Тимофей, розовея щеками, потому что это оказалось чертовски приятно. — Тогда это ещё лучше. Скажешь, что специально у Распутина для него украл. Он растрогается как мальчишка и расцелует… — Марик! — Тимофей растрогался за Руслана и тут же расцеловал Марика в обе щёки. — Спасибо! Марик! Спасибо, ты… Ты настоящий друг! Марик рассмеялся и тоже разок поцеловал Тимофея. — Знаешь, я ещё никогда не испытывал такого удовольствия от того, что меня называют другом, — задумчиво проговорил он и не был бы собой, если бы не добавил: — Я почти испытал оргазм.