Deus ex machina

- Я хочу, чтобы ты вырос образованным и уравновешенным человеком. Чтобы ты стал обеспеченным. Чтобы тебе не пришлось вести борьбу за выживание, как животным во втором секторе. Поэтому тебе нужно долго и упорно учиться, чтобы ты мог спать спокойно. Ты должен забыть про все свои выдумки, похоронить свое воображение на страницах учебника. Ничто лучше не удержит твою психику, чем прочные законы науки: они канатом свяжут твои нестабильные нервы так, чтобы она перестала дергаться, - говорила мне мама тогда. Мы стояли перед поездом, на котором я должен был уехать в школу-интернат с естественно-научным уклоном. Один маленький десятилетний мальчик, покидающий родительское гнездо на целых пять лет. В маминых глазах алмазами сверкали крупные слезы. - Я верю в тебя, - сказала она, на прощание чмокнув меня в лоб. Секунда - и я уже мчусь в брюхе железной змеи в новую жизнь. Да, уже тогда у меня были некоторые симптомы неврастении: быстрая возбудимость, шальное внимание (оно кроликом прыгало с одного предмета на другой), инсомия (то есть нарушение режима сна), из-за которой я не мог спать по ночам, рассеянность. Моя мать решила, что в специализированной школе меня научат, как быть собранным, сделают меня «человеком». Своеобразная точка зрения, не так ли? Но мою мать нельзя было переубедить. В той школе, расположенной рядом с химической лабораторией, мы занимались круглыми сутками. В наши головы неустанно пихали информацию, вытесняя все остальное. Некоторые дети не выдерживали и уезжали, у них мозги сворачивались от кипучего потока информации. Я пытался упорно заниматься, но у меня никак не получалось нагнать материал: в моей голове, вокруг нещадно полыхающего костра фантазии, кружились волшебные видения: эльфы, феи и тролли. У учеников даже не было времени поговорить друг с другом. После занятий все проваливались в глубокую пропасть сна. А я из-за своей болезни не мог так долго спать. Почти всю ночь я проводил за книгой сказок, окунаясь в искрящееся и блестящее озеро фантастического мира. Эти милые и красивые, а так же страшные и грозные существа цепко вцепились в мой разум, не желая отпускать его, и мне самому нравилось возиться с ними, преображая корявую реальность в волшебный мир. Да и моему скачущему и рассеянному уму было легче увязнуть в сверкающей луже, нежели вникать в смысл сложных постулатов. Мою мать несколько раз вызывал директор, грозясь отчислить меня из-за неуспеваемости. Но каждый раз ей удавалось убедить его в том, что я исправлюсь. Однажды она пришла ко мне и устроила истерику: - Почему ты такой бесполезный? Почему ты не стараешься? Я лезу из кожи вон, чтобы ты мог занять достойное место в этом мире! - она дала мне сильную оплеуху,- Знаешь, что будет с тобой, если из тебя не вырастет что-то выдающееся? Тебя сотрут в порошок! Тебя выкинут на помойку! - снова оплеуха, - Ты это понимаешь?! - она лупила и лупила меня, а на её щеках серебрились слезы. Меня не столько пугали её слова о той участи, которая может меня ожидать, которые были для меня чем-то наподобие черного дыма, сколько было больно видеть её такой. От вида её драгоценных слез у меня дико стонало сердце. Я не хотел, чтобы она так страдала. С той поры я перестал читать сказки. Я выкинул свою фантазию как бесполезную блестящую мишуру. Вместо широкого и пугающего своей громадиной простора фантазии я оказался в узком коридоре, по которому двигался только вперед и вперед, как акула, чтобы добраться наконец до ядра бытия. Я пихал в себя сухой учебный материал, который передавался черствым и грубым языком учебника. Никто не пытался нас заинтересовать учебой. Она была обязательным условием для жизни. Я занимался круглые сутки до головокружения. Было невероятно тяжело, мысли разбегались в разные стороны, но я упорно собирал их в один пучок. Мои мучения, в конце концов, увенчались успехом: я отлично сдал экзамены. Моя мать светилась золотым ореолом гордости. Я получил работу в третьем секторе как фармаколог. Там меня сразу столкнули нос с носом уродливой действительностью: либо ты работаешь на них беспрекословно, либо от тебя избавляются. Нужно было способствовать разведению всякой генетической грязи: эксперименты над живыми людьми для выведения новой породы человека, или для объяснения каких-либо непонятных свойств и функций человеческого организма или психики. Ошибки, за которые расплачивались не мы, а наши подопытные, тысячи искалеченных нами жизней. В результате из нормальных людей появлялись либо слабоумные, либо умалишенные, либо уродливые мутанты. Мы могли скрестить ДНК животного, насекомого и человека. Опробовали новые и сомнительные препараты прямо на людях. Богу из машины интересно, насколько слабы люди, где их уязвимые места. Ему нужно создать особую породу людей, которой было бы легче управлять, как расходным материалом. «Мы создаем новых людей для определенных целей, они - наш материал для обработки. Нужны работники? Сделаем! Нужны военные? Создадим! Никаких лишних людей больше не будет.» Мы жили этим лозунгом, мы молились на него. Если кто-то из нас отступал от него, то он сам становился расходным материалом. Я не сопротивлялся, я позволил этим жестоким словам врасти в мой мозг. Меня ничего не беспокоило, я безразлично относился ко всем жертвам, спокойно работал. У меня даже появилась небольшая семья: девушка, такая же как и я, ученая, пробирающаяся сквозь дебри жизни с помощью научных постулатов. Она забеременела от меня, и к тому времени, когда я сбежал оттуда, она уже должна уже была родить. Но я не любил её. Мы просто подходили друг другу, и мы должны были быть вместе, потому что это было разумным решением. Да, мне все же удалось сбежать, хотя вначале я это никак не планировал. Все случилось спонтанно. Мы довольно часто выполняли заказы из первого сектора. Особенно популярной была операция «шипы розы», при которой в мозг предполагаемой жертвы внедрялись особые полипы, которые, разрастаясь, заполняли всю голову, задевая отделы головного мозга, отвечающие за поведение. В результате девушка или парень становились слабоумными. Это было удобней лоботомии, ведь жертва становилась не совсем овощем, однако её умственная деятельность притуплялась настолько, что она становилась легко внушаемой. Заказчиками такой операции были, как правило, богатые люди, предпочитающие покорных наложниц и наложников. Однажды нам доставили её. Ту девочку лет тринадцати, от которой разлетелось все утрамбованное в моей голове мировоззрение. Фея? Принцесса? Эльфийка? От неё веяло тем цветочным ароматом волшебных сказок, которым я так наслаждался в детстве. В моих глазах сразу затанцевали искры от давно потухшего костра. Я за это время видел девушек куда более красивых, но меня они нисколько не тронули. Мое сердце покрылось коркой, которую растопила лишь она. Эта девочка бессильно извивалась, молотя слабыми руками державших её охранников. Но её удары были ничтожно слабы. Она напоминала мне легкую белую ленточку, слабо колеблемую ветром ярости. Очень скоро её силы иссякли, и руки повисли слабыми плетьми. Но из её уст тоненькой струйкой ослабшего голоса текли осколки ругательств: - Уроды! ... Твари! Кретины! - каждое слово ей давалось с трудом, - Отпустите меня! Все мысли и чувства внутри меня вибрировали от звуков её голоса. По телу вихрем разлеталось волнение. Она была для меня глотком воздуха в вакууме. Я понял тогда, что без неё я задохнусь. Я спрятал анестетики, сказав, что они просто закончились, и мы отложили операцию. Ночью я пробрался в комнату, где держали её, твердо решив бежать вместе с ней. Все тело дрожало, все мысли извергались наружу, прочь из головы, оставляя в ней один сумбур. Я знал, что все то, что я так упорно строил - семья, карьера - я сам же разрушу в один миг. Я знал, что вероятность успеха у меня мизерная. Я знал, что нас могут убить. Но мне было наплевать. Это было безумием, это было идиотизмом. Но все же это удалось. Хотя я все это время нес немощную Катерину на руках, нам удалось скрыться, но во время вооруженной погони мне прострели руку. Я еле дотащил её до какой-то развалины. У меня не было дезинфицирующих средств. Началась гангрена. Моя рука начала медленно превращаться в кусок тухлой плоти. Катерина, сама слабая и больная, ничем не могла мне помочь. Я знал, что мы можем умереть: ещё чуть-чуть, и я бы развалился на куски, она бы медленно угасла, как тлеющий огонек. Но я был счастлив, потому что я умер бы с ней рядом. У нас не было ни еды, ни воды, ни медикаментов. Я боялся выйти наружу, так как знал, какие снаружи ходят монстры. Но нам повезло: там был семнадцатилетний Джо, искавший там старые запчасти. Он привел в чувство Катерину, жизнь которой вот-вот могла ускользнуть от меня. Он отрубил мне руку, предотвратив распространение гангрены. Он спас нас, а потом привел в это убежище. Там я встретился с Некро, которому все рассказал. Он предложил обеспечить нам укрытие и условия для проживания взамен на помощь. Я согласился, разумеется, ведь я хотел всем сердцем обеспечить Катерине нормальные условия. Некро достал мне редкие ингредиенты для специального препарата (некоторые в единственном экземпляре), усиливающего физическую силу и здоровье, который по плану должен был достаться избранному. Однако я тайком принес его Катерине, чтобы она стала крепче и сильней, ведь она была ужасно слабой из-за тяжелой формы анемии, из-за частых кровопотерь и недостатка кислорода органам. Но она выхватила у меня весь пузырек, выпив все до дна. Разве я мог ей противостоять? Она стала сильной, ловкой и быстрой, превратившись из легкого ветерка в смерч или ураган. Но она по-прежнему была дочерью того сказочного мира, где я в детстве гулял. Я не касался её в том смысле, в котором ты думаешь: об этом я даже не могу мечтать. Я счастлив лишь от того, что могу купаться в ореоле её феерического сияния. *** - Странно, хочешь сказать, что Некро не ходил за тобой специально? - спрашиваю я задумчиво. - Нет, как видишь. Гм, выходит, почти все тут оказались случайно. - Кстати, я ни разу не видела Катерину. Как она выглядит? - Мне нет необходимости описывать её: ты скоро сама её увидишь, потому что через день ты пойдешь с ней вместе на миссию, - отвечает он, разбирая ручку на запчасти. Ну что ж, жду с нетерпением, ведь он так меня заинтриговал. Хочется поскорей увидеть это сказочное существо, в которое этот неврастеник влюбился прямо до беспамятства.