Чувствуешь Солнце?

Ви держит путь к дому Джуди, пробирается сквозь плотный поток машин, лавирует из полосы в полосу, иногда едет посередине, стремясь добраться как можно скорее. Надломленный голос Шельмы всё ещё звучит в памяти. В голове судорожно бьётся одна единственная мысль. Что-то случилось. Что-то не так. Что-то произошло. И всё в таком духе. Горло будто стянуло невидимой верёвкой, а сердце окутало колючей проволокой, мышцы напряжены от страха. Когда девушка резко останавливается около нужного здания, тормоза мерзко скрипят, лишь усиливая беспокойство. Высоко над головой светят уличные фонари, Ви едва не спотыкается о драный линолеум, когда заходит в холл первого этажа, проходит мимо парочки людей и спешит по лестнице, перемахивая по две ступеньки за один шаг. В мыслях словно на повторе крутится: что-то случилось, что-то не так, что-то произошло. Миновав последний пролёт, она добегает до нужной двери и нажимает кнопку звонка, в процессе случайно ткнув остальными пальцами в стену. Подошва ботинка отбивает нетерпеливый ритм, на душе неспокойно, из квартиры доносится стук, будто кто-то долбит в стену. «Открыто! — сдавленным голосом кричит Джуди, и Ви поспешно заходит внутрь. Хозяйка квартиры стоит спиной к ней и молотит кулаком в дверь ванной. — Эва, пожалуйста! Пожалуйста, ответь!» «Что такое?» «Я-я вышла по делам, а когда вернулась, дверь в ванную заперта, и Эвелин нигде нет… Она не отвечает. Я стучу, стучу, но оттуда ни звука. Мне кажется… кажется, она…» — Шельма пытается держать себя в руках, но по щекам уже бегут слёзы, размазывая тушь и подводку. Уже приготовилась к худшему. Наёмница просовывает пальцы в щель между стеной и дверью, а сама молится, хоть бы это оказалось ненужной предосторожностью. А Эвелин там просто принимает ванну и не отвечает просто потому, что до сих пор не может говорить. И после они все дружно над этим посмеются. Только нужно убедиться наверняка. Ви пыхтит от усилия, замок не выдерживает и дверь отъезжает. Джуди сразу же вбегает в комнату через образовавшийся проём и нечеловечески кричит, Ви вваливается следом за ней. Кровь. Везде кровь. Она залила коврик, саму ванну изнутри и снаружи, плитку на стене. В воздухе висит тяжёлый металлический запах. Голова Эвелин безвольно откинулась на край ванны, тело лежит в тёмно-красной луже. «Эва, нет… Нет. Прошу тебя… — Джуди бросается к подруге и трясёт её. — Нет… Нет…» Крови слишком много, кожа Эвелин уже неестественно посерела. Кукла безжизненно болтается в алых от крови руках Шельмы. Джуди обречённо садится на край ванны, утыкается в руки и плачет навзрыд. По щекам стекают слезы вперемешку с чёрной подводкой. Джонни возникает у дальнего края ванны под характерный звук помех и окидывает взглядом тело Эвелин. «Вот как эта тёлка выразила благодарность за то, что ты выта-». «Ебало завали, ты… Какое же ты говно!» — она едва сдерживается, чтоб не заорать вслух, не вцепиться в него, потому что… какого хера вообще? Что с ним не так? Он считает, это нормально? Эвелин лежит в луже собственной крови, а его волнует лишь какая-то благодарность. Да не нужна ей ничья благодарность. Ви вообще ничего не нужно, лишь бы с Эвелин всё было хорошо. Злость словно отрезвляет её, девушка выходит из ступора и спешит к окровавленной женщине в ванной, чертыхаясь сквозь зубы. Особого смысла нет, это ясно как день, тем не менее Ви склоняется над телом и пытается нащупать пульс на шее Эвелин. Но кожа холодна как лёд. «Я-я ушла буквально на час», — Джуди давится рыданиями, раскачиваясь взад-вперёд. Ви хорошо знакомо это состояние и придавившее её чувство вины. «Может быть-», — неуверенно начинает она, касаясь ледяной кожи Эвелин, и даже не знает, что тут можно сказать или сделать. От той женщины, что встречалась с ней в «Лиззис» сперва осталась лишь оболочка, а теперь и её не стало. И погибла она по своей воле, а не от рук Дубмана, Фингерса, Мусорщиков, Вудуистов или даже «Арасаки». «Ви. Её больше нет», — дрожащим голосом говорит Шельма. Наёмница переводит взгляд на окровавленные лезвия, что лежат на дне ванны. Из горла вылетает какой-то сдавленный звук, но его останавливают плотно сжатые губы. Что тут скажешь? Что сделаешь? Ви бездумно протягивает руку и гладит Джуди чуть выше колена в надежде немного успокоить. Та шмыгает и поднимает зарёванное лицо. Наёмница открывает рот, но не издаёт ни звука и снова закрывает не в силах подобрать нужных слов. Шельма переводит взгляд красных заплаканных глаз с Эвелин на Ви и обратно, хлюпая носом, и силится выдавить из себя хоть что-то. «Мне проблемы не нужны… Я звоню копам, — заявляет Джуди. Ви не в состоянии придумать, что ещё сделать, а потому остаётся лишь кивать и гладить её по ноге. — Перенесёшь её на кровать?» «Конечно». «Ну да. Это, конечно, многое изменит…» — бурчит Джонни, закатывая глаза, как конченный кусок говна. «Я вроде велела тебе заткнуться», — мысленно огрызается девушка, прикусывая язык, чтоб не заговорить, и встаёт. Джуди выходит из ванной, слышно, как она звонит диспетчеру сообщить о смерти. Ви осторожно вытаскивает окровавленное тело из ванной, запястья женщины изрезаны в мясо. Становится дурно оттого, как сильно Эвелин разрезала собственную плоть, как отчаянно желала со всем покончить. Невольно на ум приходят все те случаи, когда девушка и сама была на волосок от самоубийства. На краю скалы. Со стволом во рту. С бритвой у вены. Знает, через что должен пройти человек, чтоб решиться на такое, но ей так и не хватило смелости довести дело до конца. Сложно представить боль, которую пришлось вынести Эвелин, что заставила её расстаться с жизнью. «В ванне или в кровати — один хер она труп», — Джонни продолжает козлить, пока Ви берёт куклу на руки. Кровь пачкает одежду. «Джонни, — шёпотом предупреждает она, — хватит». Мужчина отводит глаза, выражение лица немного смягчается под её жёстким взглядом. За ураганом своих эмоций не сразу удаётся распознать едва уловимый намёк на раскаяние. «Как скажешь», — бросает он и исчезает. Не похоже на извинение, не захотел выразить словами то, что испытывает — а ведь она почувствовала — и всё же уже хоть что-то. Ви спокойно переносит Эвелин на постель. Её мучает совесть за то, что так резко с ним обошлась, ведь Джонни сегодня был необычайно добр к ней, разумеется, в своей особой манере. Рокер полдня пронянчился с ней после того взрыва с «блестяшками» и справился прекрасно. Но, очевидно, его доброта не распространяется на Эвелин. Девушка в курсе, что он думает на этот счёт, только сейчас не время, чтоб высказывать своё фи. «Да, у нас тут смерть от несчастного случая. Нордсайд, Джексон-стрит», — Джуди уже разговаривает по телефону, когда Ви заносит тело в спальню. Наёмница осторожно опускает тело на кровать и аккуратно складывает руки, когда те безвольно свешиваются с матраса. Рвано выдыхает и садится на край постели так же, как когда Эвелин была в ступоре, но живая. Глядя на мёртвую куклу, она теребит руки и пытается всё… переварить, что ли. Раздаётся до боли знакомый звук помех, возвещающий о появлении Джонни. Прислонившись в туалетному столику Джуди, он молча разглядывает их с Эвелин. Ви ждёт очередного острого словца, жёстких, бездушных комментариев, но ничего… Он просто рядом, как и всегда. «Нет. Опасности нет. Это самоубийство», — через открытую дверь отчётливо доносится голос Шельмы. У Ви вся одежда и руки в крови. В голове беспорядок — какая-то странная необъяснимая тоска, которую сложно понять. Они с Эвелин были едва знакомы, это факт. Встречались всего раз в «Лиззис», та была вся такая загадочная и уверенная, с хитрой ухмылкой подсела к наёмнице у бара в свете неоновых огней клуба, поручила украсть биочип. И вот теперь они здесь. Эвелин мертва, на серой коже уже проступают лиловые пятна, Ви тоже фактически ходячий труп. «Как зав-? Нет! Сегодня! Она умерла! Вы не понимаете?!» — Джуди кричит в трубку. Да, конечно, никто не хочет ехать, полиция по горло завалена работой. Подумаешь, одним трупом больше. Если бы только была возможность вернуться назад во времени и всё исправить. Предотвратить катастрофу. Если бы только она знала, чем всё обернётся, когда садилась в лимузин к Дексу или когда заходила в «Лиззис». Джуди тогда назвала их ходячими говорящими трупами. Как же она была права. Девушка шумно сглатывает, как только до неё доходит, зубы сжимаются сами собой. А ведь все мертвы. Джеки. Баг. Декс. Эвелин. И Ви… Ей просто придётся умереть ещё разок. «Нет, «Травма Тим» не констатировала её смерть. Если б у неё была страховка, я бы вам не звонила!» Глаза щиплет от слёз, она смаргивает их, не даёт пролиться, проглатывает ком в горле. Стыдно даже думать о том, чтобы сейчас расплакаться. Джуди с Эвелин были очень близки, возможно, даже слишком. А она тут лишняя, просто наёмница, которую наняли для работы. У неё нет права распускать нюни ни из-за налёта, ни из-за своей судьбы, ни из-за этого дурацкого синдрома выжившего, хотя выжившей её можно назвать с натяжкой. А вот Джуди сейчас действительно непросто, нужно подумать о ней. «Если вы не поднимете свою задницу, я приду и разнесу ваш сраный участок к чёртовой матери! Не хотите приехать, чтоб меня арестовать, а? — в голосе Шельмы явственно слышатся гнев и боль. — Окей! Мне похуй, что вы там про меня напишете!» Наступает тишина, слышно только шарканье обуви по полу, Джуди появляется в проёме со стиснутыми челюстями и сжатыми до боли кулаками. «Скоро приедут, — она скрещивает руки на груди. — Предложили подержать её во льду до завтра. Представляешь уровень наглости?» «Сука. Иногда я ненавижу этот ебучий город. Без связей и денег ты тут никто, даже за человека не считают…» «Не надо было сюда приезжать, — Джуди качает головой, опять глядя на Эвелин. — Надо хоть одеть её. А то она выглядит не как человек, а как тело. Подожди снаружи, ладно?» «Ага», — соглашается Ви, едва заметно кивает, встаёт и идёт на выход. «Ви, закрой дверь. Пожалуйста». Наёмница делает, как просят, и, когда остаётся в одиночестве в зале, шумно и протяжно выдыхает. Не зная, чем себя занять, она ходит по комнате, стараясь ничего не касаться окровавленными руками, разглядывает рисунки морских животных на стенах, аквариум, плакаты к фильмам, о которых ни разу не слышала. Пытается забить голову чем угодно, лишь бы не думать. Внимание притягивает открытка на холодильнике. Скучаю по тебе, ранита, написано на бумаге, и подпись: абуэла. Судя по индексу, отправлено вроде из Орегона. Из любопытства Ви достаёт телефон и ищет перевод слова «ранита». Отчего-то кажется Джеки бы её сейчас пристыдил. Это слово означает «лягушонок». Так значит бабушка Джуди зовёт её лягушонком… От этого губы сами собой растягиваются в лёгкой полуулыбке — такая милота посреди непроглядного мрака. Дверь в спальню отъезжает. Выходит Джуди, мельком смотрит на Ви и направляется к дивану, а потом садится на него, снова уронив голову на руки. «Не знаю, через сколько они приедут, но почему-то кажется, что очень нескоро, — говорит она осипшим голосом. — Ты можешь не ждать…» Наёмница прячет телефон в карман и подходит ближе. Ей дали добро уходить, но правда ли Джуди хочет оставаться одна? Если да, то она поймёт. Однако Ви подозревает, что та просто соблюдает приличия и не хочет никого заставлять оставаться. Блондинка опускается на диван рядом с Шельмой, стараясь получше оттереть руку о штаны. «Хочешь, чтоб я осталась?» — спрашивает она и осторожно кладёт ладонь девушке на плечо. Та поднимает на неё мокрые опухшие покрасневшие карие глаза. «Пожалуйста…» Просьба выходит вперемешку со всхлипом, и Джуди тянется к ней, утыкается лицом в плечо. Ви крепко обнимает в ответ, притягивая её к себе и держит, пока та плачет, тело сотрясают рыдания. Наёмница водит руками по спине, прекрасно понимая её скорбь и то, как ей сейчас нелегко. Вообще Джуди гораздо выше, но горечь утраты её будто высушила, сейчас она кажется необычайно маленькой и хрупкой. «Не знаю, как это случилось, — захлёбывается рыданиями она, и Ви обнимает сильнее. — Когда я уходила, Эва лежала в кровати, как обычно. Я же не знала, я…» «Джуди, ты и не могла знать. Твоей вины тут нет». «Я должна была почувствовать, что что-то не так», — фраза перетекает в отчаянный вой. Боль, вина и сожаление пропитывают каждый слог, каждое слово. «Как бы ты это почувствовала? Не кори себя за то, что не умеешь читать мысли…» — шёпотом отвечает Ви, крепко держа Джуди, а сама прекрасно понимает, что это не облегчит вину. Её саму съедают сомнения: что, если она могла что-то сделать, приехать раньше, заглядывать чаще… Но в конечном счёте она знает, каково стоять на краю пропасти. Даже если кто-нибудь окажется рядом, другой человек не сможет отговорить её от самоубийства. И хоть Ви и нашла смысл жить дальше в других людях, только она сама могла себя спасти. Или лишить себя жизни. Это выбор каждого. И Эвелин свой выбор сделала, каким бы трагическим он ни был. Девушки ещё долго так сидят, Ви баюкает Джуди в объятиях, поглаживая её по спине в попытке успокоить. Отстраняются только когда раздаётся звонок. Шельма сперва мешкает, но встаёт и идёт к двери, чтоб открыть полиции. Короткий разговор, пара формальностей — и они уже выносят чёрный мешок из спальни. Вот и всё. Полицейские уехали и забрали с собой тело Эвелин, Джуди остались лишь залитая кровью ванная да воспоминания. Это так жестоко и несправедливо. Ви не эксперт по прóводам, но должно же быть что-то большее, когда человек умирает. А её просто вынесли в мешке, и жизнь продолжается. Проходя обратно в зал, Шельма нервно косится в сторону ванной комнаты, а потом переводит взгляд на Ви. «Хочешь пойти на крышу? А то эти стены на меня давят…» «Окей, идём». Джуди ведёт её вверх по пожарной лестнице. Снаружи их встречает прохладный воздух и яркие огни ночного города. Мерцающие небоскрёбы, башни с броской рекламой, тут и там мегаполис пронизывают ветки метро, словно нити. Порой это место вызывает у неё отвращение, в иное же время дух захватывает от его красоты. Пожалуй, Найт Сити — это нечто невероятное. Вид отсюда так же хорош, как и тот, что открывается с крыши здания над клиникой Вика, и обстановка здесь похожая. Пластиковые стулья и столы для отдыха, не хватает только небольшого сада камней Мисти. Ви опускается на один из стульев, дешёвый пластик неудобно впивается в позвоночник. Джуди расхаживает туда и сюда, глядя на панораму города. Рядом возникает Джонни, опирается спиной на брошенную караулку и делает глубокую затяжку. Глаз за авиаторами не рассмотреть, на кожу падают отблески неона, вокруг клубится дым. И опять ничего не говорит, просто рядом. Джуди глубоко вздыхает и оборачивается к ней: «Есть сигарета?» «Не знала, что ты куришь», — удивлённо отмечает Ви. Они уже через столько прошли, но до этого момента Шельма не курила. «Давно уже бросила. Просто мне сейчас нужно что-то кроме воздуха, — объясняет та, подходя ближе. — Дай закурить, Ви». Она не собирается отказывать, тем более в такой ситуации, к тому же не ей судить, у самой уже развилась никотиновая зависимость. Наёмница достаёт портсигар и протягивает Джуди. И только когда та берёт его в руки, проводит пальцами по золотой эмблеме, Ви вспоминает, откуда он… «Это был её портсигар». «Отдать тебе?» — предлагает она. Меньшее, что можно сейчас сделать. Ведь это Джуди ей его дала, портсигар был и остаётся Эвелин. Наёмница просто привыкла к нему с тех пор, как начала курить. «Нет, раз он тебе нравится, оставь, — Джуди замолкает, постукивая пальцем по корпусу. — Я даже рада, что он оказался у тебя». Непонятно, как это расценивать, и почему девушка решила оставить портсигар Ви, а не забрать себе. Но вопросов наёмница не задаёт, молча наблюдает, как Джуди раскрывает кейс, достаёт сигарету с розовым фильтром и отдаёт футляр обратно. Блондинка достаёт зажигалку, что шла в комплекте, пока Шельма подносит сигарету к губам и наклоняется ближе, чтобы прикурить. Асимметрично стриженные волосы с одной стороны падают на лицо, заслоняя кончик сигареты. Ви тоже подаётся чуть вперёд, их лбы едва не соприкасаются. Без задней мысли, она отводит волосы Джуди в сторону, ладонью легонько задевая щёку девушки, пальцы утопают в мягких локонах. Другой рукой она щёлкает зажигалкой и подносит огонёк к сигарете. Девушка отстраняется и затягивается, её волосы выскальзывают из пальцев Ви. «Не хотела поджечь твои кудри», — не хватало, чтоб та подумала, что она какая-то гипертактильная чудачка. Наёмница смотрит в сторону и замечает взгляд Джонни. Тот усмехается и качает головой, она не спрашивает почему. Джуди неопределённо мычит в ответ, из-за дыма во рту звук выходит приглушённым, и вскидывает брови: «Клубника?» «Люблю сладкое…» — застенчиво отвечает Ви, не зная, что ещё сказать. Какое-то время они не разговаривают. Шельма пытается прийти в себя, сосредоточенно курит, наполняя лёгкие сладковатым дымом и выдыхая бледно-розовые облачка в ночное небо. Минуты проходят в молчании, Ви просто ждёт, когда та что-нибудь скажет. «Чёрт, Эва…» — Джуди на выдохе ругается и садится на соседний стул. — Это я виновата. Я думала, если оставить её в покое и дать время, она встанет на ноги…» «Я могу до хрипоты убеждать тебя в том, что это не твоя вина — и так оно и есть — но ты всё равно не поверишь, и легче тебе не станет… Но я не знаю, что тут ещё скажешь…» «Да что тут говорить. Ты и так сделала для неё больше всех», — отвечает она, стряхивая пепел. Приятно, что она так думает, но это всё незаслуженная похвала. Ви бросилась спасать Эвелин не по доброте душевной. Несомненно, она хотела её спасти, но начала искать только потому, что хотела спасти себя. «У меня были свои корыстные мотивы. Ты же знаешь», — нехотя признаётся девушка, теребя руки и глядя в пол. «Важно, что ты ей помогла. Вернула возможность решать за себя». «Никогда бы не подумала, что она решит вот так». «Я больше ни о чём не могу думать, только об этом. Технически с ней всё было нормально, кукольный чип работал… — рассказывает Джуди, делая судорожную затяжку. — Значит была какая-то ещё психологическая травма… Я ещё покопалась в её виртах и нашла Дубмана…» От имени уёбка, которого она проткнула, внутренности противно скручивает: «Ту мразь из «Облаков»?» «Ага. Он держал её у себя. Насиловал. Делал с ней такое, что… — её голос опять начинает дрожать. — А когда ему надоело, он её продал». «Господи. Он мне сразу не понравился, но я и не думала…» С самого начала было ясно, что Эвелин прошла через ад, но предполагалось, что всё плохое с ней случилось в логове Мусорщиков. А оказывается нет, над ней надругались сразу, как её замкнуло. Беззащитную, не способную за себя постоять, её просто пустили по кругу. А Ви в это время работала, как ни в чём не бывало и заигрывала со своей головной опухолью. Если б она нашла способ пробраться в клуб раньше, то могла бы спасти Эвелин от этого кошмара… «Он хорошо маскируется. Я ведь его знала, а тоже не думала, что он настолько отмороженный». «Так, — она запинается и замолкает, переваривая услышанное. — Ты нашла ещё записи?» «Можно и так сказать… Стала просматривать повреждённые. Там, конечно, много помех, трудно что-то разобрать. В какой-то момент я нашла что-то вроде эха от нашей ссоры, когда мы виделись в последний раз. Но она тогда не записывала». «Тогда как ты его нашла?» «Не имею ни малейшего понятия, — Шельма качает головой. — Может имплант включался, когда её… Ну вроде как, знаешь, форма защиты — думать о прошлом вместо настоящего, чтоб не так больно». «Боже мой… Теперь я жалею, что не убила его, когда была такая возможность…» — признаётся блондинка, почёсывая затылок в попытке хоть чем-то занять руки, чтоб унять дрожь в пальцах. Знай она тогда, что Дубман сделал, вспорола бы ему брюхо. Ви сама не образчик морали, каждый день находит новые оправдания своим убийствам: то ради денег, то из-за самообороны, то решает, что мир будет лучше без какого-то человека, а иногда банально выходит из себя. Но чтоб творить такие зверства… Этому нет оправдания. Нет таких причин, которые могли бы оправдать подобное, кроме той, что ему банально хотелось причинить боль и подчинить себе человека целиком. Уроды вроде него чувствуют себя значимыми, лишь когда над кем-то измываются. И если он делал такое с Эвелин, сколько девушек до неё он истязал? «С этим пора что-то делать», — Джуди закидывает лодыжку на колено и трясёт ногой. «Например?» «Пока не знаю. Позвоню Сьюзи… Спасибо, Ви. Прости, мне надо немного побыть одной. Я тебе позвоню», — говорит Шельма и чешет щёку, отказываясь смотреть в глаза. «Тебе точно ничего не нужно?» — предлагает она свою помощь. С чем угодно. «Нет, — та качает головой. — но спасибо, что спросила». В надежде, что это немного её утешит, девушка легонько сжимает плечо Джуди и поднимается: «Если что случится — я всегда на связи». «Знаю». Наёмница тяжело вздыхает и идёт на выход. Не по душе оставлять Джуди одну в таком состоянии. У Панам хотя бы есть клан, как бы та ни прикидывалась, что нет. Джуди из Шельм, это да, но, когда Ви заглядывала в прошлый раз, ей показалось, что они со Сьюзи не особо ладят. Ну, а чем бы она помогла, если б осталась? На улице ещё темно, но это ненадолго — на часах уже начало пятого утра. Девушка спускается по пожарной лестницы. Нужно поехать домой, проверить кота и отрубиться нахер на сутки. Голова невыносимо болит и кружится от усталости, всё тело будто налилось свинцом. Слишком много для одного дня, думать об этом не хочется, но к байку она тоже не спешит. Вместо этого находит бетонную лавочку недалеко от входа и садится. Точнее, без сил падает на холодное искусственное каменное покрытие, дрожь пробирает до костей. Ви зажигает сигарету, дым со сладким привкусом оседает в лёгких и немного согревает. Рядом трещат помехи, Джонни устраивается под боком. Всегда рядом, даже ближе, чем хотелось бы, и пяти сантиметров между ними нет. Она отчётливо ощущает исходящее от него тепло. Иногда кажется, что он устроился бы прямо у неё на коленях, если б она позволила. «Если есть что сказать — говори», — наёмница оттопыривает губу и выдыхает дым через пробел в зубах, где недостаёт одного моляра, чтобы не дышать дымом ему в лицо. «А мне уже можно говорить?» «Джонни…» «Шучу… или нет, — он тоже затягивается. — Пора бы перестать делать трагедию каждый раз, как кто-то дохнет. Это странно, ты ж наёмница». Ви стонет, дым потоком струится изо рта, образуя вокруг розоватое облачко: «Блять. Ну простите за то, что я не тварь бессердечная. И как это я посмела». «Люди умирают-». «Да ладно? А то я не заметила!» «Я не собираюсь спорить», — и что-то в его тоне говорит о том, что он это серьёзно. Нет привычной плохо скрываемой ярости. «Неужели?» Мужчина коротко и сухо хохочет: «В самом деле, ага. Хочу поболтать». «Слушай, я прекрасно знаю, что она тебе не нравилась и для тебя это очередная мёртвая шлюха. Что тебе насрать и что там ещё ты обы-». «И ты права, — признаётся он. — Отчасти. Мне она никогда не нравилась и скучать я не стану». «Господи, Джонни…» «Как думаешь, сколько людей ежедневно совершают самоубийство? В одном только Найт Сити? А какой шанс погибнуть от чьей-то руки?» «Мда…» — Ви уступает, поскольку понимает, что людям сложно сопереживать посторонним, хоть это и не оправдывает его поведения. И всё-таки невозможно переживать из-за всякой трагедии, оплакивать каждого почившего. Для неё, как и для любого, какие-то люди дороже других. Возможно, это и неправильно, но уж как есть. Смерть Эвелин не повлияла на неё так же сильно, как смерть Джеки. И та, и другая — большая утрата, только Джек был ей гораздо ближе, и эта потеря сказалась на Ви куда сильнее. Она переживала и из-за Альдекальдо, винила себя, но нельзя сказать, что они были ей лично близки, скорее, девушке было их жаль, поскольку они были хорошими людьми. Смерть Скорпиона тоже огорчила и вызвала чувство вины, сочувствие к Панам. Но как можно по-настоящему горевать по тому, кого никогда не знала? Точно так же и Джуди с Панам не будут горевать по Джеки так же, как по Эвелин и Скорпиону, ведь они его никогда не встречали. Поэтому как бы она ни чихвостила Джонни за его неспособность сопереживать, его нельзя винить. Он не переживает, потому что этот человек был для него чужим. Однако ему не помешало бы научиться вовремя затыкаться. «Помнишь, о чём вы говорили с этой монтажё-, — рокер осекается, заметив её взгляд. — С Джуди, о чём вы с Джуди говорили. Свобода выбора. Она сделала свой выбор. Только вот не всё так просто». «О чём это ты?» — Ви заинтересованно приподнимает бровь. Выражение его лица необычайно серьёзно, авиаторов нет, и смотрит он прямо в глаза. «Дело не в том, что кто-то предпочитает смерть жизни и наоборот. Даже если бы шлюху не поджа-». «Эвелин», — поправляет наёмница. А ведь у него так хорошо начало получаться. «Бля, да какая разница, как я её зову?» «Раз нет разницы — зови Эвелин», — она продолжает гнуть свою линию. Важно, чтобы он называл её по имени, относился по-человечески. Джонни рычит, щипая переносицу: «Какой в этом смысл, но да ладно. Если бы Эвелин не поджарили и вся эта хуйня, которая случилась потом, не произошла бы, думаешь она бы покончила с собой?» «Нет», — отвечает Ви, но это очевидно и так. Конечно же, если б всё было хорошо и над Эвелин никто не издевался, она бы до сих пор была здесь. Ну, вряд ли прям здесь, скорее всего, они с Джуди уже куда-нибудь умчали и жили счастливо. «Тогда где здесь выбор?» — задаёт он вопрос. «Я…» — она замолкает, не сразу сообразив, что на это ответить. «Людей с рождения записывают в лузеры в игре, в которую они никогда не хотели играть, и даже не объясняют как играть. И они вынуждены жить в мире, созданном корпорациями, где такая херня происходит сплошь и рядом. Где их ебут и в хвост, и в гриву, наживаются на их страданиях до тех пор, пока у них не останется другого выхода, кроме как покончить со всем. Разве это выбор, Ви?» «И что? Мне нельзя расстраиваться, потому что такова жизнь?». «О нет, тебе можно расстраиваться… Вообще-то, ты должна быть в бешенстве. Пока идёт игра, и живы те, кто её запустил — всё останется по-прежнему, — он стряхивает пепел с сигареты и снова затягивается. — Вот, что меня заботит. Бороться нужно с проблемой, а не с её последствиями». Пожалуй, она понимает. Эта речь дала немного пищи для размышления, вот только Ви сейчас не в том состоянии, чтобы об этом думать. Проблема глобальная и, по правде говоря, да, было бы большим упрощением сводить всё к банальному выбору. Если б мир был лучше, а люди в нём добрее, Эвелин бы такого с собой не сделала. И нельзя сказать, что корпорации тут ни при чём, ведь их влияние проникло во все сферы жизни. Взять хотя бы «Облака», ими управляют Тигриные Когти, которые работают на «Арасаку». Несмотря на то, что Дубман — всего один человек, корни такого поведения уходят гораздо глубже. Разве люди не привыкли оценивать всё вокруг, как товар или услугу? Разве не относятся к другим людям, как к предметам потребления? А кого-то вроде Эвелин вообще за человека не считают, используют, пока работает, а после выбрасывают. И корпы это насаждают. Её детство прошло в максимально изолированных от влияния корпораций условиях и далеко от мест, подобных Найт Сити, и тем не менее оно ощущалось. Дедушка с бабушкой были одними из последних фермеров. И, когда корпы увидели возможность, они пришли и отобрали даже тот жалкий клочок земли, что у них был. Семья осталась ни с чем. Тогда отец и отправился в дорогу, чтобы начать продвигать свою идеологию, и с тех пор жил обособленно в кругу близких последователей. Другие на него смотрели свысока, но с тех пор он сам себе хозяин. И никто никогда не вмешивался, всем плевать на побитых сопливых детей кочевников, что лазают по свалкам словно тараканы, а потом станут такими же чудовищами, как и их родители. Так говорят корпорации, и люди верят. Но так было всегда, и вероятнее всего будет и впредь. Однако Джонни, похоже, уверен, что это можно изменить, сжечь всё дотла и отстроить заново. Девушке начинает казаться, что здесь есть нечто большее, чем просто месть. Даже в прошлый раз, когда мужчина стал угрожать забрать тело, до этого момента он всё говорил по делу. От него исходит непоколебимая убеждённость, что он может бросить вызов «Арасаке» и «блядским силам энтропии». Только это бессмысленное занятие. Ви абсолютно уверена, что никому не под силу перекроить мир. Но её немного… восхищает его страсть и решительность. Враг его раздавил, уничтожил, засунул на чип и превратил в голограмму, а Джонни всё равно хочет сделать мир лучше. Правда, сначала он собирается снести его до основания. И всё же… «Даже если и так, стремление изменить мир не даёт тебе право вести себя с людьми как говно. Да, борясь с симптомами, болезнь не победить, согласна. Но оправдывать этим своё скотское поведение и унижать людей тоже не поможет ничего победить. Ты назвал Эвелин шлюхой и что, мир стал от этого лучше?» «Ви, вежливостью ты тоже ничего не добьёшься». «И многого ты уже добился грубостью?» Джонни заметно напрягается и переводит взгляд под ноги, рассматривая трещины в асфальте: «Ты и сама не святая». «Это правда. Я тоже всякое творила, — Ви тяжело вздыхает, ощущая укол совести. Он прав, у неё нет права рассказывать ему, как не быть скотиной. — Да… Мы друг друга стоим. Две сволочи в одном теле». «Вот ты и придумала название для нашей порнушки». «Боже», — наёмница прыскает от смеха, корча недовольную мину. Абсурдность и странность этой фразы зашкаливают. Джонни усмехается её реакции. Хорошо, что она всё ещё способна смеяться, даже после всего. В конечном счёте неважно, кто ты: говнюк или добряк — всё равно ничего не изменить. Но сейчас ей спокойно. Мир такой же жестокий, хорошие люди по-прежнему мертвы, а смерть так и нависает над ней огромной зловещей тенью. Однако конкретно в эту минуту она чувствует себя хорошо, просто дурачась с Джонни. Отчасти Ви понимает, что это ненормально. Ещё некоторое время назад ей было противно от его комментариев, а теперь они смеются. Сутки или двое назад он тягал её за волосы, когда они разругались в пух и прах и наговорили друг другу много ужасного. И они постоянно так делают. А уже несколько часов спустя они занимались сексом, а она даже признала, что не прочь заниматься им на постоянной основе. Но они никогда не обсуждают те ужасные вещи, что говорят или делают друг другу. Притворяются, что не было ни ядовитых слов, ни желчных заявлений, ни рукоприкладства. Ничего. Джонни сам со себе очень противоречивый человек, но странно, что именно эта его черта так влияет на их… связь. Этот жестокий, психически неуравновешенный придурок, желающий отомстить убившей его корпорации, людей ни во что не ставит, её, как правило, тоже. Но когда он говорит, что хочет сделать мир лучше, почему-то Ви ему верит. И когда говорит, что хочет помочь, несмотря на то, что пытался убить её. Намерен отправить в самоубийственный поход, угрожал отнять тело, однако утверждает, что она не заслужила своей участи. У рокера самая нестабильная личность, самые резкие перепады настроения из всех, кого она знает. Единственное, что неизменно, так это напор, с которым он переживает все свои эмоции, и её за собой тащит. Всякий раз девушку притягивает на его орбиту, в каком бы настроении он ни был, так или иначе она попадает в водоворот, отчаянно пытаясь не уступать. Порой кажется, что, хоть Джонни всего лишь и пассажир в этом теле, в сущности именно он всё решает. Хочет поругаться — и они ругаются. Хочет трахаться — и они трахаются. Хочет просто поговорить — вот они сидят и разговаривают. Непредсказуемый, импульсивный, и всё же некое постоянство проследить можно. Кто знает, что будет завтра: рокер может захотеть посраться, пошутить или потрахаться. Быть может, всё и сразу. Никогда нельзя быть уверенным, что именно послужит катализатором для очередного взрыва. Одно точно: когда пыль уляжется, Джонни будет делать вид, что ничего не было. И Ви тоже. Солнце понемногу встаёт, на горизонте появляется всё больше оранжевых тонов. Наёмница шумно выдыхает и проводит ладонью по лицу. Чем ярче утреннее небо, тем более вымотанной она себя ощущает. Ви тушит окурок и встаёт. «Ладно, — вздыхает она. — Поехали домой, хоть выспимся». «Хорошая мысль». Она устало плетётся к мотоциклу Скорпиона, руки и ноги кажутся неподъёмными. Джонни занимает своё обычное место позади, спиной к ней. Ви заводит мотор и включает радио, когда выезжает на главную улицу, слыша, как Джонни напевает вполголоса всю дорогу до дома. К тому времени, как девушка добирается до квартиры, она уже валится с ног. Наспех кормит Нибблса, чешет животинку, но сама мечтает только о сне. Скидывает куртку, ботинки, вытаскивает слуховые аппараты и как есть, не помывшись и не переодевшись в домашнее, заваливается спать. Она сидит на дорогом кожаном сиденье лимузина и давится табачным дымом. Декс, один из самых крутых фиксеров города, сидит рядом, увешанный своими любимыми золотыми цацками, и делает затяжку. За окном проплывает город. Это большая удача, их… «Не против, если я сначала спрошу?» Нет. Нет. Нет. Нет. Ви открывает рот, но не может издать ни звука. Напрягает пальцы, чтоб ответить жестами, но не может составить ничего членораздельного. Он убил её. Скоро убьёт. Нужно выбираться из машины. Девушка царапает ручку двери, дёргает на себя, но та не поддаётся. От усилий костяшки белеют, лак с ногтей скалывается, но никак не получается открыть дверь. И плевать, что они едут, что она может разбить голову при падении — всяко лучше, чем… «Что на твой взгляд лучше: быть никем и спокойно дожить до старости или вписать своё имя в историю и отдать богу душу ещё до тридцати?» Ему всё равно на её попытки, мужчина продолжает философствовать своим глубоким голосом. Она знает, чем всё закончится. Чем и всегда. Нужно срочно уходить, но дверная ручка не желает открываться. Почему дверь заело? Почему она не открывается? Ви бьёт потным кулаком по стеклу в попытке разбить, но разбивает лишь костяшки, свежая кровь струится по пальцам. Салон машины заполняет едкая гнилостная вонь, заглушает даже запах от сигары. Желудок сжимается в спазме, от резкого зловония смерти желчь подступает к горлу. Запястье обхватывают распухшие полуразложившиеся пальцы, гниющая плоть мерзко липнет к коже, а под ней в руку впиваются острые кости. Наёмницу резко разворачивают, и она нос к носу встречается с изуродованным фиксером. Лицо и тело Декса раздуло, словно его труп оставили гнить под палящим солнцем. На лбу зияет дырка от пули, откуда на лицо стекает струйка крови вместе с мозгами. «Так тихая жизнь или смерть в лучах славы?» Она пытается заорать, но крик застревает в горле. Ви отшатывается назад, в голове лишь одна мысль: надо убираться, найти способ выйти из этой чёртовой машины. Она силится освободить руку и рывком тянет на себя, отчего ударяется спиной в дверь и падает вниз. Дверь каким-то образом оказывается открытой, мир резко уходит из-под ног. Девушка летит спиной, уже готовится к удару об асфальт, раскроить череп при падении или сломать парочку костей. Но ничего не происходит, она просто оказывается на холодном чуть липковатом полу. Вокруг тихо играет танцевальная музыка, вони от табака и гнили больше нет, вместо этого в воздухе витает резкий запах пота. Ви открывает глаза, в лицо бьют яркие розовые, голубые и фиолетовые клубные огни. «Лиззис». Она сперва садится, а потом быстро поднимается на ноги и направляется к бару, всё ещё пытаясь отдышаться. Разбитые костяшки слегка саднят, когда она опирается ладонями на гладкую стойку, судорожно пытаясь надышаться воздухом, который не пропитан смрадом смерти. «Я сразу поняла, что это ты», — тянет знакомый женский голос. Ви поднимает голову и видит Эвелин. Точно такую же, как в день их знакомства. Ярко-синие волосы, лукавая улыбка на накрашенных губах. Хочется попросить её отказаться от этой затеи, однако слова застывают в глотке. Наёмница словно рыба открывает рот, но не издаёт ни звука, не способная это остановить. Не способная изменить ход событий. Эвелин пересаживается ближе и наклоняется к ней со знающей улыбкой, на румяной коже бликуют неоновые отсветы, когда она опрокидывает в себя шот с текилой. «Хотела немного на тебя посмотреть… — голос Эвелин затихает, румянец сходит с лица. — Если б не понравилась, мы бы не разговаривали, не сомневайся». Щёки женщины вваливаются, кожа становится нездорового серого оттенка, синие волосы выцветают на глазах, взгляд тускнеет, становится пустым. Кожа на запястьях раскрывается, обнажая красную плоть, оттуда хлещет кровь, окрашивая всё в алый. Раскрыв рот в беззвучном крике, Ви бросается к ней, в надежде стянуть раны и остановить кровотечение обхватывает руками запястья Эвелин. Но поток крови унять не удаётся, она идёт и идёт, просачиваясь сквозь пальцы, заливая всё. Женщина бледнеет и чахнет. Ви пытается кричать, молить, просить о помощи… Пытается заставить Эвелин не сдаваться, но ничего не получается. Каждое слово рассыпается в пепел на кончике языка, стоит ей открыть рот. Эвелин выскальзывает из рук Ви и замертво падает на пол. Наёмница присаживается на корточки, силясь выдавить хоть слово, приподнимает куклу за плечо, другую ладонь кладёт на щёку, пачкая холодную посеревшую кожу окровавленными руками, и трясёт что есть сил. А когда оглядывается в поисках хоть кого-нибудь, то понимает, что они здесь одни. Ви единственная, кто мог бы помочь, но она не может. Она… Раздаётся звонок телефона, и в углу экрана появляется изображение Ти-Баг, какой она её помнит. Мозг их команды. Баг сидит в кресле и смотрит своим извечным невозмутимым взглядом. «Привет, Ви». Скажи ей, что случилось. Попроси прислать помощь. Скажи, что Эвелин вот-вот умрёт. То есть уже. Не вот-вот, а уже мертва. Скажи… Тишина. Девушка может лишь коротко и прерывисто дышать, изо всех сил стараясь не расплакаться. «Кто там с тобой?» Скажи ей. Скажи ей. Скажи ей. Просто расскажи. Как она может всё изменить, если не может и слова выдавить? Как можно всё исправить, если она такая трусиха? Даже говорить не может. Что с ней такое? «Я не всегда буду рядом, что-». Фраза тонет в душераздирающем крике боли, изо рта раннерши идёт кровавая пена. Красные струйки вытекают из носа и ушей, когда мозг начинает плавиться, просачиваясь из каждого отверстия в черепе. Она погибает прямо на глазах у Ви. Глядя, как напарница бьётся в агонии, наёмница пытается вскрикнуть, но опять ничего… Связь обрывается, Ти-Баг больше нет. Снова. Ви даже не может коснуться её, ни помочь, ни подержать, как она держала Эвелин. Лишь предсмертный крик продолжает звенеть в памяти. Она отпускает тело Эвелин и встаёт, руки по-прежнему в крови. Декс, Эвелин и Баг погибли, и она не смогла это остановить, не смогла ничем помочь, никого не спасла. Но ещё не всё потеряно. Джеки. Она еще может… Нужно найти Джеки. Слёзы теперь свободно бегут по щекам. Наёмница спешит к выходу. Срочно надо найти его, отговорить от этого, нужно его спасти. Она не может его потерять. Дыхание сбивается, но Ви продолжает идти, не разбирая дороги, не понимая куда идёт, но точно знает, что к нему. Главные двери бара «Лиззис» распахиваются, и весь клуб рассыпается в пыль у неё за спиной. Кровь исчезает с кожи. Теперь Ви одета в деловой костюм. Под ногами простирается красная ковровая дорожка, что ведёт к башне. «Компэки Плаза». Кажется, что отель тянется до самых облаков, грозя зацепить их. Отсюда не видно верхние этажи, но когда Ви смотрит перед собой, то видит того, кого искала. Джеки. В костюме спиной к ней шагает навстречу смерти, даже не осознавая, что ждёт его внутри. Она со всех ног бежит к нему, обувь глухо стучит по полу. Пытается докричаться, попросить его остановиться, но всякий раз, как девушка пытается назвать его по имени, оно тает на языке. С каждым новым шагом она всё ближе. И в итоге догоняет его. Обнимает сзади и крепко прижимается к нему, стискивая друга руками так, как он всегда учил. Зарывается зарёванным лицом в плотную ткань пиджака, чувствуя под одеждой тепло тела, чувствуя знакомый аромат парфюма. Неистово вжимается в него и тянет на себя. «Джеки…» — ей удаётся пробубнить парню в спину. «Мия…» — отвечает тот хриплым надломленным голосом. Ви невзначай проводит руками по его животу, и плоть расходится. Оттуда хлещет кровь, заливает одежду и руки. Она ахает и делает неуверенный шаг назад, отнимая от друга окровавленные ладони. Дело не в «Компэки». Это она. Она сделала. Своими руками. Своим существованием. Она — источник всех бед. Она всех убивает. Джеки разворачивается, белоснежная рубашка на животе окрасилась в алый, из раны продолжает сочиться кровь, как из неисправного крана. Его лицо сереет, кровь идёт носом, а потом хлещет и изо рта, окрашивая губы карминовым цветом. Говорящие ходячие трупы. Все они. Всё из-за неё, потому что смерть ходит за ней по пятам. Джеки кладёт огромную ледяную ладонь Ви на щёку, пальцы путаются в волосах. Но она всё равно льнёт к нему и плачет навзрыд, понятия не имея, что можно сделать. Она не в силах ничего исправить, как бы ни старалась. Пальцы другой холодной руки мажут по скуле, касаются разъёма для чипов. «Мия… Не потеряй. Ради меня…» Ви выдирает из сна, она рывком садится на постели, лихорадочно соображая, что реально, а что нет, и пытается отдышаться. Кожа вся взмокла. Голова побаливает, зрение подрагивает — все признаки начала сбоя в биочипе. Девушка проводит рукой по мокрым простыням. Пусто. На этот раз Джонни не здесь. Нет ощущения чужого тепла рядом. Она одна. В пустой кровати, на грани панической атаки или очередного приступа или… «Эй, ты как?» — тишину квартиры нарушает его голос, напоминая Ви, что она больше не одна. И теперь уже никогда не будет. Они вынуждены сосуществовать, пока смерть не заберёт одного или обоих сразу, только уже навсегда. «Не очень», — признаётся она. Кожа липнет к одежде, пот смешался с кровью и грязью со вчерашнего дня. Наёмница подтягивает к себе ноги и прячет лицо в ладонях, приказывая себе успокоиться, головной боли отступить, а желудку отставить попытки вывернуться наизнанку. Минуты проходят в безмолвии. Джонни молча наблюдает за ней, сидя на пуфике около дивана, пока Ви пытается расслабиться. Мигрень постепенно проходит, дыхание успокаивается. Теперь, хоть и нельзя сказать, что она пришла в норму, но по крайней мере уже не заблюёт постель. Время близится к обеду, в окно проникает яркий солнечный свет. Значит, она проспала часа три, прежде чем ночные кошмары её разбудили. Всё тело вялое и болит — противное состояние. Девушка до сих пор ощущает отголоски объятия Джеки, едва уловимый шлейф его парфюма щекочет нос: древесный аромат с пряными нотками. Телочки с ума будут сходить, говорил он, а Ви всё закатывала глаза. Она раздумывает, что теперь делать. Неплохо бы доспать, но кошмары снова могут вернуться. Велик соблазн достать из шкафа старую футболку Джеки и проверить, удастся ли его запаху обмануть мозг, убедить его, что друг снова жив и спит рядом. Поможет ли это отогнать коварные сны? И нельзя отрицать тот факт, что вчера, сидя у помойки рядом с заправкой, ей спалось гораздо лучше, но тогда Джонни был рядом. Девушке всегда лучше спится, когда кто-то рядом. Как бы ни хотелось, чтоб он был исключением из правила, но это не так. Если она правда хочет выспаться, тогда, возможно, стоит попросить его… Нет. Ви тут же отгоняет от себя эту мысль. Она просто устала, выжата до капли, раз подобные вещи лезут в голову. Джонни ей не друг и совершенно точно не захочет пообниматься. И то, что они решили регулярно заниматься сексом, и он вёл себя вчера вполне сносно — даже, можно сказать, мило — вовсе ничего не меняет. Она выбирается из кровати и идёт в душ, зарываясь пальцами во влажные грязные волосы. Раз поспать не судьба, она найдёт чем заняться, лишь бы остановить этот бесконечный ворох мыслей. Нужно собираться и чесать на работу.