***
Кабинет Ориона Блэка был достаточно просторен, однако долго здесь находиться было сложно, в частности из-за темноты, которая нарушалась лишь над столом, где стояла, казалось, единственная лампа. Шторы закрыты, тёмные шкафы, наполненные толстыми книгами, давили своей массивностью на любого, кто заходил сюда. Два старых портрета ужасно старых предков украшали тёмные стены, смотря на каждого заходящего своими пустыми глазами. Идеальный порядок документов, перьев, книг на полках и пергамента мог свести с ума. В комнате было холодно, словно батареи специально перекрывали больше, чем в остальном доме, чтобы сохранять леденящий воздух, почти что как на улице, разве что при выдохе не образовывалось облако тёплого пара. Мистер Блэк стоял спиной к Регулусу, который остановился в середине комнаты, поодаль от стола перед собой. Широкие острые плечи и ровная спина передавали всю уверенность, что наполняла Ориона, наверное, с самого рождения. Мужчина что-то рассматривал на своём комоде, то и дело беря разные вещи в руки, а затем кладя на место, словно ему не было дела до стоящего за спиной сына, а вся предстоящая беседа – формальность среди сотни других формальностей в его жизни. Регулус почувствовал странную ломку, в голове пронеслась тень боли, но тут же затухла. Что за человек стоит перед ним? Неужели, это его отец? Человек, роднее по крови которого кроме матери у него больше нет. Человек, который когда-то дал ему жизнь, а сейчас так безразлично перебирал безделушки на комоде у стены. Блэк посмотрел в спину отцу и внезапно почувствовал ужасную злобу и усталость. Он всегда угождал отцу, но всякий раз, делая что-то правильно – не удостоивался никакого внимания, зато за каждой провинностью, даже за малейшей, следовало тяжёлое наказание. "Ну же, посмотри на меня!" – прозвучало в голове Регулуса, словно пытаясь мысленно донести до отца эти слова. Он закрыл глаза, погрузился в полнейшую тьму и постарался утихомирить быстро бьющееся сердце и волну агрессии, которая словно дракон поднималась из груди, выбрасывая огонь из пасти наружу. Он ненавидел такие наплывы. Каждый раз, когда самообладание вот-вот собиралось ускользнуть из рук, а в душе просыпался дух дикого бунтарства, он сразу вспоминал о Сириусе, на которого он когда-то ровнялся, и который всё же добился для себя своей свободы, как бы дорого она ему не обошлась. И Регулус часто думал, окупилась ли цена. И каждый раз приходил к убеждению, что да, окупилась, и наверняка неоднократно. – Ты ещё очень юн, Регулус, но мне кажется, потом будет слишком поздно. – Орион прервал леденящую душу тишину, но всё ещё также стоял не смотря на сына, а Регулус пилил его спину своим взглядом, словно это могло помочь обернуть гордого отца. – Я видел Тёмного Лорда несколько дней назад. И я говорил с ним. Он ждёт твоего выпуска из школы. Кровь ударила в голову Регулусу. Понимание того, что за него решается его судьба, казалось, вот-вот заставит затихший вулкан взорваться, что было так несвойственно для Регулуса. Все мысли о попытках оставаться хладнокровным растворились. Сейчас слизеринца можно было не отличить от старшего брата, особенно если можно было бы прочитать его мысли. Блэк не хотел молчать, и хотя он знал, как сильно пожалеет об этом, сказал, практически не думая о последствиях, так как любое наказание перестало казаться чем-то ужасным на фоне того, что может произойти: – Что если после выпуска я решу заниматься чем-то, что не связано с войной? Жар окатил Регулуса. Голос не дрогнул и прозвучал уверенно, глубоко, и по телу пробежались мурашки. Лицо оставалось таким же, ни одна мышца не дрогнула, но на щеках вышел еле заметный румянец, и Регулус был благодарен темноте в кабинете. Мысли опустошили голову, единственное, что сидело в голове и как сверло дырявило разум – не смей поддаться в этот раз. Поддаться в этот раз – означало сдаться. Покажи, что ты не их марионетка. – Ты имел в виду, не связно с конфликтом? – чувствовалось отцовское напряжение, – Ты решишь. Регулус, никому не интересно, что ты собираешься решать со своим ближайшим будущем. Отец явно не договорил. Правым плечом он будто довернулся к Регулусу, и малейшая часть лица всё же открылась сыну, но всё ещё недостаточно, чтобы видеть глаза. –Честно, я думал, что теперь с тобой всё получиться гораздо проще и без приложения побочных методов воздействия на тебя. За этим отец ждал извинений. Но Регулус промолчал. Он снова молчал. Как когда-то молчал. Но теперь это была другая тишина. Впервые в жизни он противился воле отца, не кивал головой и не соглашался, мысленно говоря о другом, и не мог понять, почему. Откуда появилась уверенность, ранее отсутствующая? Темнота поглощала лица отца и сына, но это никак не мешало. Регулус почувствовал определённую власть и силу, не ощущавшую когда-то ранее, и сравнить её можно было лишь с свободой творения зелья, когда Регулус полностью поглощался процессом и чувствовал, что всё в его руках. Молчание со стороны Регулуса продолжалось. Как бы банально это не звучало, но Блэк не собирался извиняться за свои слова. Теперь было ощущение, будто звенящая тишина уже слилась с тьмой, не собираясь нарушаться даже если мир начнёт рушиться. Регулус заметил, как в правой руке отца появился силуэт палочки. Внутри что-то дрогнуло. Он знал, что последует за этим жестом. Такое знакомое, такое близкое. Уже известное. Глубоко и тихо он набрал воздуха в лёгкие. – Лесаро. Казалось, будто Регулус даже не заметил этого действия. Хотя он прекрасно всё почувствовал. Резкой болью отдались четыре пореза, напоминающие острые порезы как от бумаги. На икрах и лодыжках образовались новые тонкие царапины, неглубокие, но немного крови уже начало медленно стекать к ботинкам. Стоять было не сложно, лишь немного неприятно теперь саднило ноги. – Ты всё ещё уверен в своих словах? – Орион даже не намеревался посмотреть на сына. – Я не стану пожирателем смерти. Мёртвая тишина. Нескольких слов хватило, чтобы окончательно накалить ситуацию. Тишина заставляла постоянно держать концентрацию. Появился звон в ушах. Регулус хотел присесть, закрыть глаза, или ещё лучше – сразу заснуть. Но Блэк не жалел о своих словах. Пусть он пойдёт по стопам старшего брата, но никогда не встанет на колени перед Тёмным Лордом. Сейчас он не думал о своих собственных принципах. Не думал о словах быть осторожным. Прямое заявление отца заставило Регулуса также прямо ответить. – Лесаро. Теперь ноги слегка подкосились. Порезов оказалось больше, чем обычно, и они были куда глубже. Кровь хлынула из новых ран, а на глазах от боли выступили слёзы. Блэк чувствовал, как промокают брюки и те прилипают местами к ногам, заставляя раны ныть ещё сильнее. Кровь стекала прямо к носкам, порезы болезненно пульсировали, но Регулус продолжал стоять, хотя и это удавалось из последних сил. Чувство несправедливости обострилось, злость на отца выросла трёхкратно с момента попадания в его кабинет. Не дай ему поймать тебя. Не дай ему нанести тебе больше ран. Покажи, на что ты способен. Плевать на палочку, и на то, что её сейчас нет с тобой. Тебе не нужны школьные движения веткой от дерева. Собери весь свой гнев, который успел накопиться в тебе. Как долго ты будешь держать всё в себе? Сколько шрамов он собирается тебе ещё подарить? Посмотри на свои ноги и спину. На них за твои четырнадцать лет почти что нет живого места. Останови это. – Всё ещё считаешь свои слова правильными? Неблагодарное отродье. Хватит. Не своди с него глаз. Хватит бояться. Страх – вот кто убьёт тебя и твой рассудок быстрее, чем это сделает кто-либо другой. – Твои родители выкладывают все силы, чтобы растить вас. Один уже показал, что ни на что не годен, показал, что он готов опуститься к низшему слою. И он поплатится за это. Но поверь, ему эта плата обойдётся легче, чем тебе. Тебя никто не сможет прикрыть. Противясь, ты остаёшься в очень невыгодном положении. В тебе уверенны множество, и от тебя ждут великого. У тебя есть время чтобы обдумать всё, что я сказал тебе сегодня. Лесаро. Холодная волна вылетела из палочки отца, направившись к Регулусу. Слизеринец заметил момент зарождения заклинания, словно смог заглянуть в самую сердцевину палочки Блэка-старшего. Время замедлилось, и уже слегка затуманенный от неутихающей боли взгляд поймал лёгкое движение палочки. Больше у тебя не получится сделать это. Промелькнуло в голове Регулуса. Уверенность укоренилась. Блэк почувствовал странное тепло, растекшееся по телу, и, когда заклинание должно было удариться о ноги и теперь ещё и спину Регулуса, направив все силы из себя, словно отсылая защищающее заклинание, только в этот раз без палочки и слов, раздался звонкий хлопок, который эхом отдался в каждом углу комнаты. Голубой свет вспыхнул на секунду и заполнил помещение, но тут же пропал, оставляя за собой прежнюю темноту. Удара не произошло. Что-то пошло не так. Голова резко заболела, в глазах потемнело и теперь Блэк не мог видеть фигуру отца. Сердце бешено колотилось, звон в ушах заглушал всё вокруг, и Регулус даже не мог знать, говорит ли отец что-либо. Он еле устоял, чтобы не упасть на колени или схватиться руками за ближайший стул или табуретку, так как был недалеко, чтобы потерять равновесие. Руки похолодели, на лбу выступили капли холодного пота. Как только тьма сошла с глаз, Регулус заметил отца, стоявшего теперь лицом к сыну. Лицо Блэка-старшего пыталось сохранить прежнее хладнокровие, но глаза выдали с поличным – фонарь освещал худое лицо отца, и в глазах читалось недоумение и растерянность, которые немало удивили Регулуса. Даже в такой темноте Орион заметил, как побледнело лицо сына. Он видел, что палочки с собой Регулус не имел, и как перед ним возник щит от заклинания, который так упруго отразил заклинание, Блэк-старший не мог понять. Никто не находил слов. Регулус снова почувствовал животный страх. Будучи ослабленным и еле стоя на своих залитых кровью ногах он не мог думать ни о чём, как только скорее покинуть эту ужасную комнату, а отец Регулуса, впервые видя, чтобы подросток отбил заклинание взрослого волшебника без палочки, просто не знал, как продолжить разговор. Они оба смотрели друг другу в глаза. За пять минут молчания Регулус был готов взвыть от дюжины новых маленьких, но очень болезненных ран, и хотя вся злость все ещё была на пределе, слизеринец заметил, что это обычная злость, а не та, которую он испытал несколько минут назад. Отец не потерял своего самообладания. Медленно он вышел из-за стола, размеренными широкими шагами подошёл к Регулусу почти что вплотную, снова достал палочку и приподнял ею подбородок: – Налеюсь, ты сделаешь правильные выводы, Регулус. Регулус заметил немного изменившуюся интонацию, но изменение это было настолько ничтожно, что вполне можно было сказать, что ему это показалось. И теперь он мог свободно смотреть в болотисто-голубые глаза Ориона, которые смотрели на него из-под сдвинутых густых бровей. Ещё с некоторое время Орион не спускал глаз с Регулуса, словно перед ним был не его родной младший сын, а абсолютно чужое, незнакомое существо, которое одновременно и заинтересовало его, но и в то же время к которому он испытывал долю презрения и отвращения. – Ты свободен. Но останешься без обеда и ужина. Не появляйся на моих глазах до утра следующего дня. Регулус вышел из кабинета отца. Не появляться на глазах Ориона для слизеринца была самой простой задачей, куда сложнее – подняться на четвёртый этаж. Немного отойдя от кабинета отца, он приподнял штанину на левой ноге – вся нога была залита кровью, белый носок промок на треть или даже больше, свежие раны всё ещё кровоточили. Блэк не сомневался – на другой ноге тоже самое. В этот раз господин Блэк не скупился на наказание. Дойдя до лестницы, Регулус собрал всю волю в кулак и начал спокойно преодолевать ступеньку за ступенькой. Он давно подметил одну фишку – если боль длится слишком долго, то в какой-то момент с ней можно свыкнуться и не замечать её совсем. Обмануть себя, будто ничего нет. Отвлечься на что-то другое и забыть о боли. Забыть о том, что тебе больно. Принять это чувство за что-то обыденное. И теперь он поднимался по лестнице, словно ничего не произошло. Идя рядом с ним нельзя было и подумать, что эти худые ноги ниже колена залиты кровью и на них красуется с дюжину свежих царапин, глубоких и не очень.***
Как только Регулус достиг своей комнаты, он сразу направился в комнату примыкающей к ней – в ванную. Плотно закрыв на защелку дверь, хотя никто никогда бы всё равно не вошёл в неё, он сел на холодный пол, облокотился о стену и постарался расслабиться. Из носа потекла кровь от перенапряжения, голова принялась болеть, и теперь боль заиграла новыми красками, словно у неё открылось второе дыхание. Регулус старался немного успокоиться, остановить хлещущую из носа кровь и прийти в себя, промыть раны, отмыть себя от этой крови и достать бинты. Пока Блэк останавливал кровь в особенно глубоких ранах, он думал об этом треклятом утре. Он проклинал отца и мать, проклинал себя, ненавидел каждую частичку этого дома. Возможно, если бы эти порезы были сделаны обычным ножом, они бы и не болели так сильно, но как известно, от калечащих заклинаний, помимо их прямого действия, боль зачастую держится дольше и как правило она сильнее. Но несмотря на всё это Регулус был рад, что всё закончилось. Тем более, ему не привыкать. Разве что теперь на его ногах будет на несколько шрамов больше. Два часа Регулус просидел в ванне. Время было в его распоряжении – на обед и ужин его не ждут, отец не хочет его видеть, поэтому всё будет так, как Регулус хотел – он просидит в своей комнате до следующего восхода солнца завтра утром. Одновременно Регулус был и благодарен, и очень жалел об утреннем завтраке. От боли еда могла выйти наружу в самый неподходящий момент, но так как желудок был пуст, а маленький кусочек бекона слишком мал, ничего не произошло. Но понимание того, что сегодня он будет голодать, немного его расстроило, хотя вскоре он забыл о своём пустом желудке. Регулус вовремя вспомнил о мази, которую накануне ему дала Андромеда. Как обычно Меда попала в самую точку. "В последние дни ноги – самая больная тема", – горько усмехнулся про себя Регулус. Прочитав инструкцию к мази, которую Меда заботливо привязала к крышке, Блэк убедился, что её можно наносить как на старые, так и на свежие раны, в том числе полученные магическим путём. Это сильно облегчило ему проведение последующих часов этого дня (и ночи, когда боль особенно обостряется). Мазь охлаждающе действовала на раны, заставляя боль затихнуть, и оставляя лишь далёкие её отголоски. Теперь, лёжа на кровати, Регулус постарался забыть о перевязанных ногах, да и вообще забыть обо всём, что сегодня произошло. Он был доволен своим поступком. Странным, легкомысленным, необдуманным. Сегодня он был почти как Сириус, только немного более точным и сдержанным в плане речей. Где-то в прошлом улыбнулся восьмилетний Регулус Блэк. Последствия, которые могли за этим последовать пока что были расплывчаты и туманны. Этот разговор остался между ими двумя, и хотя мать точно узнает о нём, дальше стен дома оно никуда не пойдёт. Никто не станет намеренно рассказывать о грехах своих детей, а тем более об их вольнодумных словах, – думал Регулус. Однако находясь наедине со своими мыслями, Регулус быстро лишился хорошего настроения, которое словно бы вернулось, и снова окунулся в бездну апатии. Что-то продолжало грызть изнутри, но Блэк не мог понять, что. Голова перестала болеть, ноги больше пока что не саднило. Но тут же всплыла одна деталь в утреннем разговоре, про которую Регулус почему-то забыл. Два раза заклинание попало точно в слизеринца, оставив раны на ногах. В третий раз заклинание было произнесено. Но исполнено не было. Регулус сейчас лежал в искусственной темноте, которую создал для себя закрыв глаза. Полностью расслабленный, он пытался вспомнить, что чувствовал, когда смог отгородиться от заклинания. Злость. Даже больше. Настоящий гнев. Он не хотел больше боли. Особенно боли, которую ему доставляет родной отец. Регулус пообещал, что как только вернётся в Хогвартс, то сразу начнёт искать какую-либо информацию. Будет искать похожие истории. Будет выяснять, чем обоснованны такие выбросы магии. Какое-то время он ещё лежал, раздумывая, но вскоре заснул.***
Регулус упал в большой сугроб – он буквально поглотил восьмилетнего мальчика, покрывая ноги и руки белой пеленой, а после попадая в глаза и рот, но это не помешало подбежавшему Сириусу взять брата за руку и поднять его из снежной лавины, – он поймал ладони брата, которые ответно сжали ладони Сириуса, а затем изо всех сил вытянул Регулуса. Оба мальчика рассмеялись, держа друг друга за руки, боясь потерять равновесие на льду и снова упасть, стоя на небольшом заледеневшем озере. На голубом небе светило яркое солнце, его свет отражался от снега и льда, делая мир вокруг ещё более ярким, отчего всегда немного болели глаза. – Давай, вместе до во-о-о-он того конца, – протянул Сириус, влеча за собой младшего брата. – Не торопись, я еле стою на ногах. – рассмеялся маленький Регулус, но всё же уверенно стал перебирать ногами, соревнуясь со скользким льдом. Ребята дружно бежали к другому берегу озера по льду, и никакой ледяной ветер, летящий прямо в их лица не мог остановить рвения добираться до огромного старого дерева. Летом его покрывала тяжёлая могучая крона, но сейчас тяжёлые толстые ветви не скрывались за густой зеленью, так как ещё осенью отдали все листья земле. Летом они любили залезать на эти ветви, прячась от взгляда случайных людей и наблюдая за миром свысока. И хотя зимой с высоты наблюдать за землей было удобней, но ощущения были другие, из-за того, что все могли их заметить. Добравшись до другого берега, Сириус и Регулус упали в снег под большим деревом, смотря в чистое голубое небо. У обоих были красные носы и щёки, шапки слезли на лбы, а на лицах долго оставались счастливые детские беззаботные улыбки. – Как всё быстро проходит, правда? – произнёс чей-то мягкий, но строгий голос. Внезапно Регулус оказался в неизвестном месте. Он находился в большой сумрачной зале, залитой лунным светом. Место это чем-то напоминало Лонгфильд, но здесь не было тяжёлых украшений, штор, столов, стульев, чьих-то портретов или статуй. Пол был чёрный, словно уголь, настолько тёмный, будто это чёрная дыра, готовая поглотить целиком, а стены настолько высоки, что потолок было почти не разглядеть. Каждый шаг давался с трудом. Регулус пытался покинуть эту странную комнату, – вдали виднелось что-то вроде двери, но с каждым тяжёлым шагом становилось темнее, пока наконец он снова не оказался на природе. Регулус стоял на каменистом берегу. За его спиной находилась высокая скала, а перед – бескрайнее море чёрного цвета. Тучи холодно сгущались над ним, неся с собой странную тревогу, волны громко приливали к берегу, а затем бесшумно откатывали, но лишь для того, чтобы пустить ещё более сильную волну удариться о камни. Солёный морской воздух манил Регулуса подойти ближе, окунуть ноги в ледяную воду, как он всегда любил делать, но теперь ноги вовсе не слушали его. Холодный морской ветер перебирал тёмные волны волос, заставляя серые глаза прищуриваться от мелких капель, отлетающих от ударяющихся волн. Свобода. Чувство свободы. Его никогда не достаёт человеку, даже когда кажется, что свободней некуда. Но человеческие чувства ограничены. Не хватает размаха рук и плеч, не хватает объёма лёгких, чтобы полностью ощутить свободу. В такие моменты всегда начинаешь чувствовать себя заложником своего тела. Всегда чего-нибудь не хватает. Но как быстро проходит любое подобное ощущение. Как быстро всё происходит. Чувство тревоги стало нарастать. На смену спокойствию пришло чувство ответственности, на место наслаждения вернулась серьёзность. Палочка в левой руке твёрдо лежала, придавая уверенности. В душе больше не было смятения или ощущения, что он совершает ошибку. Да, это маленькое действие ничтожно, и оно не сможет принести победы. Но для Регулуса это будет настоящей победой. За каждый шрам. За каждого человека, который ему был дорог. Это не месть, нет. Он просто сделает это. Сделает этот один небольшой шаг из миллиона других. Вода проникает везде, постепенно заполняя горло и лёгкие, обжигая органы изнутри. Ноги предательски сводит судорогой, руки кто-то держит. Он всё ещё пытается всплыть на поверхность, пытается отбиться, но палочка уже выскользнула из руки, как и последняя надежда вырваться. Пытаясь подобрать слова, вспомнить заклинания и невербально создать щит, рефлекторно делается очередной глоток. Холодная вода не оставила места кислороду. В агонии он всё ещё борется за жизнь – скидывает скользские костлявые пальцы, которые цепляются ещё сильнее, впиваясь в кожу, пытается овладеть своим телом, но оно уже не подчиняется ему. Мозг пронизывает острая боль, сравнимая только с круциатусом. Чьи-то руки уже на его шее, крепко держат и не отпускают. Боль. Опять боль. Но он успел. Очередной резкий вдох. Темнота. Регулус проснулся, резко садясь и хватая ртом кислород. Снова холодный пот, бешено стучащее сердце. Мазь перестала действовать и теперь ноги болят не менее сильно, чем утром. На часах шесть, солнце почти скрылось за горизонтом. Это был сон. Просто сон. Регулус лёг обратно, закрыл лицо ледяными руками, но тут же их убрал. В тишине он мог слышать сумасшедший темп биения своего сердца. Забыть. Пожалуйста, забыть всё! Полусонный слизеринец снова сел, задрал свободную штанину до колена, – кое-где кровь пропитала бинт, но таких мест было от силы четыре-пять, и хотя Регулус хотел встать и пойти в ванную, чтобы снова нанести мазь и сменить бинты, возможно, получше оттереть уже присохшую кровь, но руки предательски сильно дрожали, а глаза просто закрывались. Не было сил что-то читать или учить. Не было сил думать. Его тошнило от последнего эпизода его сна. Он всё еще глубоко дышал, стараясь уверить себя, что он в полном порядке и больше нечего опасаться, да и то был просто сон. Регулус всё же поднялся и подошёл к окну. Он поднял его целиком, впуская в комнату зимний воздух, и вдруг почувствовал, что совсем один. Альфард, Андромеда... они так далеко. Он не может написать им письма, даже если бы мог, не нашёл бы слов. Сейчас он просто хотел, чтобы кто-то был рядом. Просто рядом. Как когда-то был Сириус. В горле снова встал ком. Он уже ненавидел себя за свою слабость. За то, что каждый раз подпускал к себе эти мысли и не мог двигаться дальше. Он ненавидел, что когда-то это было ему так важно. И всеми силами пытался уверить себя, что теперь ему всё равно. Но на самом деле он не знал, и от этого становилось только хуже. Регулус хотел верить, что просто устал. Что все эти навязчивые мысли, выбросы магии и сны всего лишь плоды его усталости, но пройдёт несколько дней, он наконец выспится и всё будет хорошо как раньше. Он снова не знал, насколько велика его ошибка – сделать вид для самого себя, что всего этого нет. Сделать вид, что ему всё равно. И вот он снова становится безразличным к этому миру, снова отвлекается на что-то и старается не думать о настоящем и будущем.