Atonement — The Last of the Blacks // Искупление — Последние из Блэков

      Регулус проснулся и сел в своей кровати, пытаясь окончательно пробудиться. Солнце вставало рано, и уже вовсю пыталось пробиться сквозь тяжёлые тёмные шторы, которые никак не давали свету завладеть комнатой.       Волосы Регулуса спутались и беспорядочными волнами торчали во все стороны. Он потёр глаза тыльной стороной ладони, пытаясь согнать с них сон, и когда он наконец отнял руку и сфокусировал взгляд, увидел, что на магическом календаре, который каждый день сам меняет число, красовалось 19 августа 1976 года. Сегодня Регулусу Блэку исполнилось пятнадцать лет.       Он улыбнулся уголком губ, и попытался привыкнуть к мысли, что теперь ему на год больше. Это странное чувство, когда в один день ты вдруг становишься на год старше. Это одновременно и захватывало дух, особенно когда ты ребенок или подросток, и одновременно было таким простым и банальным, что даже удивительно, как простой день рождения может повлиять на настроение и самоощущение.       Но в семье Блэк не было принято справлять дни рождения. Любой день рождения являлся обычным днем, поэтому Регулус никогда не ждал подарков. Даже не думал о них. Лишь когда он был младше и ещё мог встречаться с Андромедой или Альфардом летом, получал небольшие подарки от них, но в этом году он проведёт свой день рождения в полном одиночестве, также, как и любой августовский день в этом году — пойдёт на занятия, будет исправно выполнять все задания, отрабатывать удары шпагой, переводить тексты и играть разные пьесы и этюды, а педагоги даже не догадаются, что их подопечному теперь не четырнадцать, а целых пятнадцать лет.       Но Регулусу было всё равно. Было ли это результатом воспитания, или его собственный характер и темперамент, но Регулус не считал свой день рождения чем-то особенным. Он не считал, что стоит собираться вместе, дарить подарки, и отмечать день, когда он появился на свет. Для него это было более чем глупо, хотя Регулус не осуждал людей, которым нравилось устраивать праздники, вечеринки в честь своего дня, и, более того, был совершенно не против этого.       Но для себя Регулус никогда не думал сделать что-то подобное, и был невероятно рад, что его день рождения не выпадает на учебное время в Хогвартсе, хотя дату его рождения от силы знали только Барти Крауч и Пандора Олливандер, и оба помнили, что Регулус не любит внимания вокруг себя в этот день.       Поэтому уже к десяти утра Регулус, засунув руки в карманы брюк, шёл в зал для занятия фортепиано — Кюри наверняка уже ждал его там. Август заканчивался, Регулус действительно чувствовал себя уже более уверенно в делах, касающихся игры на инструментах, но впереди его снова ждал десятимесячный перерыв, когда он вряд-ли зайдёт в музыкальный класс, который все же есть в Хогвартсе, и вряд-ли зайдёт в Выручай-комнату, которая может предоставить ему пять разных пианино и два разных рояля на выбор.       Регулус блуждал где-то в тумане, не слыша, что ему говорит Кюри. Он помнит, как его руки по памяти начали играть одну из пьес Джошуа Хедрика, магического композитора. Ему нравилось чувствовать, как клавиши тонут под его пальцами, а затем, движимые молотком сложного механизма, снова поднимаются в привычное положение. Ему нравился звук рояля, за которым он играл уже много лет; ему нравилось чувствовать, как деревянные молоточки с ворсистым покрытием ударяются о тугие струны. Ему нравилось задерживать и растягивать звук, слушать, как он медленно растворяется в воздухе; как еле заметно в тишине проскакивают обертона каждого из звука. Когда Регулус был маленький, то подходил к роялю и с усилием нажимал одну клавишу — звук был резкий, он наполнял всю комнату, но он не отпускал её — не давал молотку снова прижаться к струне и заглушить её. Он слушал, как звук вибрирует, как отдаются похожие на него отголоски, как постепенно он самостоятельно уходит на нет. И каждый раз Регулус засекал, считал, как долго сможет слышать звук открытой струны, и каждый раз жаждал слушать дольше и дольше.       Однако Джошуа Хендрик ему не нравился, ему не нравился Эмиль Бонн или Кроксут Лавандер. Их музыка была, наверное, симпатичной, но всё в ней было предсказуемо и математически точно рассчитано. Всё было настолько понятно в плане построения, что Регулусу не составляло труда за несколько дней с нуля запомнить основной материал — проблема заключалась в его желании заниматься им. Но рано или поздно Регулус запоминал произведения и играл без нот, за что Кюри его иногда хвалил, хотя был весьма скуп на какие-то поддерживающие слова или похвалу.       Иногда Регулус всё же играл Метнера. В той же тетради нот он нашёл и другие его произведения, но канцона-серенада всё ещё оставалась его любимым произведением этого композитора. Ему было жаль, что он не может показать его Кюри, и уж точно не может выдать русского композитора за волшебника.       Пока Регулус играл, Кюри медленно ходил по залу, иногда что-то приговаривая, подсказывая, где играть тише, где немного громче; исправляя штрихи и нюансы, иногда подходя к нотам и поправляя там аппликатуру.       Когда последний тихий аккорд, задержанный ферматой, растворился в тишине, Кюри продолжал молчать, словно тоже ждал, пока звук мягко растворится в тишине.       Регулус снял руки с клавиш, и, в ожидании слов от Лорента Кюри, начал легко ковырять указательным пальцем уже давно облупленную клавишу "ре", иногда поглядывая на золотые буквы, написанные на внутренней стороне крышки — название фирмы рояля.       Внезапно молодой и бодрый голос сорокалетнего Кюри разрезал тишину. Его голос лился, и даже когда он говорил, создавалось ощущение, что он поёт или вот-вот начнет исполнять блестящую арию.       — Молодец, Регулус! Да, это гораздо лучше, чем на прошлом уроке. Я вам советую все же заходить сюда чаще и хотя бы пару часов в неделю уделять музыке, — он сложил руки перед собой, а затем встал в самом центре зала, — Я понимаю, пятый курс, учёба... Да и вообще, но мне кажется, иногда стоит отвлекаться, — он улыбнулся и его тонкие губы вовсе перестали быть видны, — Только не говорите родителям, пожалуйста.       Они оба немного рассмеялись, перед тем, как Кюри снова и снова заставлял Регулуса повторять сложные пассажи и доводил звучание до идеала, параллельно анализируя нотный текст и занимаясь таким образом ещё и теорией.       И даже последующее занятие скрипкой прошло более гладко чем обычно. Звуки сами приятно текли по струнам; вибрато стало более послушным и смена позицией более гладкой и незаметной. Регулус всегда сталкивался с этим в конце лета, и ему, наверное, начинало нравится играть не только на фортепиано, но и на скрипке. Скорее всего, потому что он снова всё вспоминал и начинал себя чувствовать более комфортно и уверенно. Он задумался, сколько еще написано всего маглами для скрипки и фортепиано. Проблема лишь была в том, что он не знал ни единого нотного магазина в Лондоне, и поэтому Регулус решил отложить эту идею до лучших времен. Он, наверное, все же возьмёт ноты с собой. Последует совету Альфарда, который однажды сказал ему, что музыка тоже может что-то делать с человеком — успокаивать, умиротворять.       На немецком он тихо сидел в их большом классе. Он давно привык, что вторая парта справа от него пуста, и стул глубоко задвинут под неё. Регулус научился не обращать внимание на пустое место напротив себя в обеденном зале, и также в учебном классе.       Перо медленно выводило текст, который он переводил с английского на немецкий. Это было сложно, муторно и долго, так как помимо точного, красивого и правильного перевода педагог требовал аккуратного почерка.       Однако занятия пронеслись быстро, и Регулус поспешил вернуться в свою комнату. То, что он увидел там — изумило его.       Он держал створки толстого деревянного окна нараспашку круглые сутки, не запирая их даже на ночь и не давая полной духоте овладеть его каморкой, хотя конкретно сегодня погода была прохладной. И сейчас взгляд, абсолютно случайно, но удачно упал на широкий подоконник. Два письма лежали друг на друге, а сверху их придавили новой, ещё не открытой баночкой с тёмно-синими чернилами. Вероятно, чтобы ветер случайно не унёс письма, какая-то умная сова положила на них банку.       С волнением Регулус широкими шагами подошёл к окну, убрал чернила и схватил два письма. Сердце бешено забилось, когда он узнал почерки и заклейку обоих, и казалось, оно вот-вот было готово выпрыгнуть из груди, проломив грудную клетку. Сразу два письма: одно — от его кузины Андромеды, а второе — от дяди Альфарда.       Регулус поспешно озарился вокруг себя, словно кто-то мог застать его с этими письмами в руках, а затем убрал их в задний карман брюк — конверты были небольшие, а кофта, которую он надел поверх рубашки, перекрыла любую возможность увидеть со спины, что из карманов что-то торчит.       В этой кофте не лежали магловские деньги или какие-то другие интересные штуки, но привычка всегда держать там пачку "Мальборо" успела основательно утвердиться, хотя Регулус и не курил каждый день, поскольку возможность предоставлялась не так часто, да и так как он решил растянуть эти две пачки настолько сильно, насколько это будет возможно, вплоть до того момента, как он узнает, как доставать сигареты в Хогвартсе. Он привык к их вкусу и воздействию, которое они производят на него. Они стали ему подменой обезболивающих таблеток, и хотя они не действовали так, как таблетки, были хорошим заменителем.       С собой на всякий случай он ухватил тот пыльно-розовый сборник стихов, которые ненавидел всей душой и читать не собирался, но все же, взял его для отвода любых подозрений.       Регулус старался не бежать по лестнице, чтобы никого не беспокоить. Если он после занятий отлучится из дома на пятнадцать минут, чтобы подышать свежим воздухом и "почитать", никто не будет возражать.       Он отправился на задний двор, туда, где столетние деревья выросли до самого четвёртого этажа и создавали своей кроной густую тень, а пышные розовые кусты тянулись вдоль мощеных дорожек. Регулус специально ушёл вглубь, подальше от дома номер двенадцать и свернул с тропинки, оказываясь на идеальном газоне, по которому, честно сказать, ходить запрещалось. Но ему было всё равно. Он шёл к месту, которое они с Сириусом когда-то обосновали — под невысокой ивой, которая спускала свои струящиеся ветви к самой земле, создавая травяной шалаш, который закрывал тебя от всего мира.       И хотя они давно с Сириусом здесь не были, и Регулус понятия не имел, заходил ли сюда Сириус так часто, как он, Регулус спокойно пробрался в их бывшее летнее убежище, которое до сих пор очень любил и находил полезным.       Он достал два письма, а книгу кинул неподалеку от себя, и сел на твёрдые корни, опираясь спиной о гибкий ствол дерева. Какое ему стоит открыть первым? Он не решил пользоваться какими-то сложными методами выбора и принялся открывать то, которое лежало сверху. Это было письмо от Андромеды.       Сдерживая дрожь в руках, Регулус трепетно развернул пергамент. Он не знал, чего ему ожидать в письме — так давно он не слышал новостей о своей кузине, что был готов к любым — и к хорошим, и к самым плохим.       Вскоре лист оказался в его руках.       "Здравствуй, Регулус!       Поздравляю тебя с днём рождения, и, как обычно, желаю тебе только самого лучшего.       Я очень сильно по тебе скучаю. По всем вам. Альфард помог отправить это письмо таким образом, чтобы твои родители не узнали, что какая-то сова прилетала к ним в дом. Я не очень поняла, но Альфард меня убедил, что это безопасно. Может, он лучше тебе всё объяснит. Но не суть. Обязательно напиши, когда будешь в Хогвартсе, как твои дела? Как обстановка дома? Знаю, что было не очень хорошо, но надеюсь, что сейчас всё наладилось. Я очень сильно переживаю, и Тед тоже.       Дора совсем малышка, но рассматривая фотографии вспоминает и тебя, и Сириуса. Говорит, что тоже очень хочет вас увидеть, хотя во Франции ей наверное нравится больше всех нас вместе взятых.       Ей сложно подружиться с магловскими соседями, так как ещё не совсем владеет своими метаморфорными навыками, и маленькие детки пугаются, когда её волосы начинают внезапно кудрявиться или менять свой натуральный каштановый цвет на ярко-зелёный. Близко к маглам её пока что не получается подпускать.       Я не работаю. Сижу дома вместе с Дорой — ей только три, и оставить одну я её не могу. Тед круглыми сутками в Парижском Министерстве и я вижу, как сильно он выматывается. И хотя у нас есть надёжный портал до Порсподора, но я всё равно переживаю.       В прочем, я не хочу грузить тебя своими переживаниями. Я всё равно рада, что я могу уберечь Дору от ужасов войны и постоянного страха, хотя бы на пару лет. Не знаю, как долго сможем здесь находиться.       В Порсподоре хорошо, и думаю, здесь стало бы ещё лучше, если бы однажды вы приехали сюда, на какое-то время. Туманные мечты... Но пока мы здесь одни. Исходили все тропинки и дорожки, рассмотрели все соседские дома и, наверное, изучили каждый кустик.       Но больше всего я люблю проводить время на каменистом берегу, где открывается бескрайний Атлантический океан. Мощные волны, густая пена, шум воды... Тебе бы там очень понравилось, я точно знаю это... Он так напоминает о прошлом. Далёком прошлом, которое осталось лишь а воспоминаниях.       Если бы я могла рассказать всё, что таится в моих мыслях, всё, что наполняет мою голову. Я никогда не умела переносить всё на бумагу — все такое беспорядочное, сложное и абсурдное, что даже смешно.       Но ещё раз с днем рождения. Уже пятнадцать лет! Как быстро летит время. Уже пятый курс Хогвартса, осталось, считай, совсем чуть-чуть. Сама прекрасно помню то время.       Не забудь написать, когда будешь в Хогвартсе. Надеюсь, что это письмо ты получил без проблем. И ты знаешь, что стоит с ним сделать после прочтения, хотя все письма хочется сохранить и оставить на память, перечитывать. Но не сейчас.       Береги себя, Регулус,       Люблю и скучаю,       Твоя кузина Андромеда"       Регулус не мог контролировать улыбку, которая держалась на его лице, пока он читал нежданное письмо. Сейчас оно было дороже любого подарка — оно было бесценным. Он не хотел его сжигать. Ужасно не хотел. Он перечитывал строчки, — перечитывал строки о море, о маленькой Нимфадоре, а затем снова с начала и до конца. Он знал что его ждёт второе письмо, от Альфарда, но так сложно было оторвать взгляд от аккуратных тонких букв. Так сложно было сложить его обратно и убрать в конверт или карман. Но он сделал это. Он пообещал сохранить его, во что бы то ни стало.       С нетерпением он открыл письмо от Альфарда, стараясь читать медленно и не торопиться, чтобы ничего не упустить.       "Регулус,       С днём рождения! Время летит с бешеной скоростью, так сложно поверить, что тебе уже пятнадцать лет. Я очень сильно надеюсь, что у тебя всё в порядке и под контролем, что после того вечера ничего серьёзного не случилось. Я надеюсь, что ты предельно аккуратен и спокоен, и никаких конфликтов не случалось.       Я пошел на эту авантюру с письмами, и не думаю, что смогу часто её проворачивать во время твоего пребывания дома. Эта сова не отслеживается Министерством и не подключена к сети Совиной почты, так что твои родители не узнают, что ты получил какие-то письма. Сова крайне умная — если ты получил это письмо и читаешь его, значит она ждала, когда ты сам поднимешься или будешь на пути к своей комнате, и дождалась, когда получатель (ты) получит свое письмо и охраняла его от чужих рук. Вообще, это дорогая услуга, но в ходе работы так сложилось, что мне просто чертовски повезло воспользоваться ею. Я не могу оставить тебя без писем, Рег, и еще сложнее мне будет ждать ответа, но я думаю, это непозволительно — оставлять тебя в твой день рождения совсем одного, как бы ты не хотел его не праздновать.       Вероятно, тебе будет интересно узнать, что происходит в мире, не так-ли? Хотя это письмо и было написано ради тех самых первых строк, я всё же считаю, что ты должен быть в курсе.       По прогнозам остаются считанные месяца до момента, когда армия вардов станет общеизвестна — пока что это держат в секрете, но как только Воландеморт наберёт большое их количество, он объявит об этом, и таким образом застанет всех врасплох.       Никто как обычно ничего слушать не хочет — им нужны доказательства; Визенгамот даже документ составлять не хочет, никакого. Внутренняя зачистка от наших сил ужасно мала и ничтожна, но это всяким лучше, чем бездействие. А французские коллеги не очень настроены помогать Британии. Конечно, во Франции пока что гораздо тише, чем в Англии, но это пока. Французский аврорат насторожен, все надеятся, что здесь не появится самостоятельной оппозиции, которая начнёт рубить маглорожденных и маглов налево и направо, но умные люди более чем уверены, что и их это не обойдёт стороной.       И никто не знает, где в этот раз обосновался Воландеморт, и где проходят собрания пожирателей, и это настораживает. Невозможно узнать их планы, намерения. Все, кто мог нам помочь либо уже убиты, либо им больше нельзя доверять.       Этими словами я подвожу к теме, которую мы почти что подняли во время нашей встречи на старой квартире, вместе с Чарльзом. Нет, я ещё не имею права говорить о ней, тем более в письмах. И я не хочу тебя туда впутывать, просто я понимаю, что тогда у тебя будет много вопросов — откуда я это узнал, и т.д.       Ты знаешь, что делать. Держать всё в тайне и сжечь это письмо (даже если ты этого не сделаешь, оно самоуничтожится в течении двенадцати часов). Меда была строго против того, чтобы я тебе что-то рассказывал, и она не знает, о чем я тебе пишу, но ты должен знать хоть какую-то долю правды. Да, это опасно и рискованно, но я не могу молчать. Не говори Меде, и даже не подавай виду, что ты что-то знаешь.       Напиши при первой возможности, пиши особенно тогда, когда случается что-то плохое.       Ещё раз с днем рождения. И удачи,       Твой Альфард"       Регулусу было жаль, что письмо все равно самоуничтожится. У него было ещё несколько часов для того, чтобы его перечитать. Хотя он надеялся, что само собой сгорит только письмо Альфарда, так как в нем действительно таилась информация, которую Регулусу, как и вообще любому другому волшебнику, знать не стоит. И его бы он сжёг. Но не письмо Меды. Оно было особенно тёплым, с него веяло запахом моря и Франции. Оно было написано рукой его любимой кузины. Регулус собирался положить его на самое дно своего школьного чемодана, туда, где лежат пара магловских книг и дневник Эдгара Таллемана, который он не открывал с самого начала августа.       И, конечно, Альфард угадал. В Регулусе снова проснулась жажда узнать как можно больше. Он вспомнил день, когда они за чашкой чая сидели в маленькой, но очень уютной комнате, — Регулус, Альфард и Чарльз. Они говорили о другой организации, впрочем, похожей на Орден Феникса, но чем-то сильно отличавшейся. Затем Регулус вспомнил черную рубашку Альфарда, — были ли эти вещи взаимосвязаны? И то, что Альфард рассказал Регулусу. И о скольком дядя ещё молчит?       В раздумьях рука потянулась в карман, нашла пачку с сигаретами, и он достал одну. Практически на автомате он зажал её зубами и пальцами поджёг конец, вдыхая уже привычный дым. Регулус закрыл глаза и откинул голову, опираясь ею о холодный ствол ивы. Но долго находиться здесь он не хотел. Пока сигарета была во рту, Регулус ещё раз прочёл письмо от Альфарда, а потом заставил его медленно сгорать, держа в руке. От него остался маленький обугленный обрывок, напоминание о когда-то существовавшем письме.       Письмо Андромеды он вместе с конвертом сложил вдвое и убрал в задний карман брюк. Окурок отправился в ближайшую урну. Регулус вернулся домой через чёрный ход, который был ближе всего. Ему нужно было многое успеть сделать и прочесть для завтрашнего дня, но всё сопровождалось мыслью о двух письмах.       Регулусу было, безусловно, приятно получить неожиданные письма в свой день рождения. Но Альфард подкрепил любопытство племянника, и, наверное, даже не догадывался, насколько сильно.

***

      Отец трансгрессировал с Регулусом прямо на платформу, но Орион сразу же покинул сына, оставляя его одного. Регулус был совершенно не против такого хода событий.       Платформа в самом начале у первых вагонов тонула в белом паре экспресса, и Регулус поспешил как обычно к самым последним вагонам. Ловко, сквозь толпы беспокойных родителей и их детей, Регулус засунул свой чемодан в отсек багажа, а свою обычную сумку оставил на плече.       Как только слизеринец вырвался из толп людей и оказался в более или менее свободном месте, на достаточно узкой для такого количества людей, платформе, он попробовал выискать кого-то из знакомых. Разумеется, он был бы рад найти только Барти, и больше никого кроме него. И искать долго не пришлось. Среди толпы спереди, Регулус увидел макушку прямых каштановых волос, а затем и Барти, который уже почему-то был в школьной форме.       Регулус не смог скрыть удивления, когда уже издали понял, насколько сильно вытянулся Барти. В следующий миг Крауч заметил своего лучшего друга, и широкая улыбка от уха до уха появилась на его лице. Регулус тоже легко улыбнулся, направляясь к Барти, периодически получая с разных сторон толчки и уворачиваясь от них. Крауч тоже не стоял на месте, — он медленно стал протискиваться сквозь окружающих его людей.       Лишь когда они дружески пожали друг другу руки, Регулус заметил на груди у Крауча значок старосты.       — Так вот оно что... Ну ты и влип... — мотнул головой Регулус, указывая на значок и приветствуя однокурсника. Барти усмехнулся. Регулусу было жутко непривычно, что теперь ему приходится слегка задирать голову, чтобы находить глаза друга — ещё до каникул они были на одном уровне с глазами Регулуса.       — Да ладно, я думал, что ты точно тоже будешь старостой, — искренне усмехнулся Барти. Они оба начали прокладывать путь к одному из вагонов, в надежде найти свободное купе.       — О, Мерлин, как я счастлив, что ты думал неправильно, — оба рассмеялись, протискиваясь сквозь толпу и запрыгивая на ступеньки красного вагона.       — Честно, это как-то даже странно... — сказал Барти, когда он заглядывал в двери вагонов, надеясь обнаружить внутри свободное купе.       — Ага, но тем не менее, сегодня ты будешь возиться с мелюзгой, и я тебя поздравляю с твоей новой обязанностью, — Регулус снова усмехнулся. Они с Барти прошли мимо каких-то студенток-девочек, еле-еле разойдясь с ними в узком коридоре. Они покраснели и смущённо заулыбались, а потом Регулус смог услышать за своей спиной их высокий смех.       — Не напоминай, — сморщился Барти, — Малявки с первого курса это, наверное, единственный минус. А так, смогу отлавливать в коридорах всяких нарушителей...       — Так себе перспектива, — хмыкнул Регулус, открывая очередную дверь купе и находя там одинокую шестикурсницу со Слизерина — Доркас Медоуз, — О, привет, Доркас.       Темнокожая девушка быстро обернула голову в сторону появившегося в проходе Регулуса, а затем широко улыбнулась ему.       — Регулус! Рада тебя видеть.       Не успела закончить Доркас, как дверь открылась шире и над плечом Регулуса появилась голова Барти:       — Привет, Доркас. Ты не против если мы...       — Нет, разумеется нет, — Доркас оживленно помотала головой, делая пригласительный жест рукой. Регулус с Барти зашли в купе, плотно закрыв за собой дверь.       Блэк как обычно сел у окна, а Барти устроился рядом с ним. На небольшом столике лежал открытый пророк, и Барти с небольшим интересом взял его. Взгляд Доркас упал на грудь Крауча:       — Ого, у нас появился новый староста! — громко сказала она, заставляя Барти отвлечься от чтения заголовка, на который Регулус даже не посмотрел. Крауч, будто забыл, посмотрел на значок на своей груди, а затем довольно кивнул.       — Это было неожиданно, — произнёс он с энтузиазмом.       — Да, и поездка у тебя будет запоминающаяся, — вставил Регулус, напоминая Барти, что тому ещё предстоит невероятно длинный инструктаж в вагоне для старост. Тот развёл руками.       — Ну да, но, я надеюсь, это ненадолго. Что там говорить-то...       — Ну да, ну да, — сказала Доркас.       — КРАУЧ! — в дверях резко и неожиданно появилась Элизабет Гринграсс. Её лицо было более чем надменным, но всё же, когда Барти испуганно обернулся в её сторону, её взгляд смягчился, — Ты знаешь, где тебе нужно быть, — в этот момент Регулус увидел значок старосты на её мантии.       — Уже? — разочарованно спросил Барти.       — Да, это твоя обязанность.       — О, так быстро покидаешь нас? — саркастически спросил Регулус, закидывая ногу на ногу, как он привык сидеть. На его лице появилась ухмылка, а Барти лишь закатил глаза, но не удержался от смешка. Он пожал плечами и встал.       — Скоро увидимся, — сказал он, прежде чем дверь захлопнулась, оставляя Доркас и Регулуса наедине.       Секундная тишина заставила почувствовать эту фирменную неловкость, когда не знаешь что сказать, и Регулусу терпеть её не хотелось. И, наверное, Доркас спросила бы тоже самое, но Регулус опередил её:       — Как прошло твоё лето? — непринуждённо спросил он, удобнее устраиваясь на мягком кресле. Поезд сделал первый толчок, сигнализируя о том, что отправляется в путь.       — О, просто замечательно! Мы с бабушкой побывали в Швеции, там невероятно красиво! Все эти улицы, дома, атмосфера...Даже люди! Только язык у них жутко непонятный, я попыталась выучить какие-то азы, но из всего помню только snälla du, что переводится как пожалуйста, hej как привет и släck det jäkla ljuset, — на последнем Регулус заинтересованным и вопросительным взглядом посмотрел на Доркас, наклоняя голову в одну сторону и заставляя её звонко рассемяться, — Какой-то чудоковатый сосед по номеру в отеле кричал это каждый вечер своей жене, а перевод я узнала у других соседей, знающих английский — это грубая просьба выключить свет.       Они оба рассмеялись. В глазах Доркас появились искры приятных воспоминаний, но останавливаться она не собиралась:       — А когда мы вернулись домой в Дартфорд, первого августа, то затем я отправилась в Ричмонд, к Марлин. Добираться туда было невероятно долго и сложно, мне пришлось самой туда ехать. Там просто тусили с девчонками, там ещё были Лили Эванс и Мэри Макдональд. Буквально три дня, а затем Лили с остальными поехали к мародерам, но я не могла летом оставлять бабушку одну надолго, поэтому вернулась в Дартфорд. Да и Мэри кажется, тоже, но я уже не помню... Как прошло твоё лето?       При упоминании мародёров он вспомнил уход Сириуса, но все силы направил на то, чтобы показаться абсолютно равнодушным к этому слову. Регулус заслушался Доркас, и вопрос в его сторону заставил его очнуться. Он, не двигаясь, помедлил, пытаясь превратить "сидел дома" во что-то большее, но не очень успешно:       — М... Вообще, сидел всё лето дома. Учился. Один раз в августе был визит, но я проторчал почти все время на улице, поэтому...       — Ты вообще нигде не был? — в шоке уставилась Медоуз, заставляя Регулуса поерзать на диване, на котором до этого он смирно и недвижно сидел.       — Ну, почти, да... — тупо глядя на подбородок Доркас сказал Регулус.       — С ума сойти, в такой богатой семье, извини, но, никуда? Никакого отдыха? Ты даже дома учился? Теперь понятно, почему Сириус свалил к чертям оттуда.       Регулус усмехнулся, видя реакцию Доркас, но последние слова его зацепили, и когда он особенно внимательно в них вник, немного закусил верхнюю губу и по привычке складывая руки на груди. Он отвёл взгляд от Медоуз куда-то вниз, пытаясь придумать, как не подать виду, что эти слова не прошли мимо его ушей. Доркас заметила это, и, если бы не её тёмная кожа, Регулус сейчас бы наблюдал как её лицо наливается бордовой краской — потому что даже обычно невозмутимая Доркас чувствовала это.       — Ой, черт, прости... — начала она, но Регулус отмахнулся.       — Там была уйма всего, если бы причина была только в этом, — отшутился он, и улыбнулся. Доркас улыбнулась в ответ, но впредь она решила следить за своим языком и думать куда тщательнее, прежде чем что-то сказать, — Но раньше мы ездили. Ездили во Францию, например, в летнюю резиденцию, к родственникам...       Тут Доркас его перебила, спрашивая удивленно:       — У тебя есть французские корни?       Регулусу показалось, что ему послышалось, и это немного ввело его в ступор. Никогда до этого момента ему не задавали этого вопроса, но он вспомнил, что Медоуз вряд-ли знает истории чистокровных семей так, как другие, похожие на Блэков волшебники, и поспешно сказал:       — Ну да, — он кивнул, — Есть.       — Вау, — выдохнула Доркас. Регулуса она поражала своей открытостью и непринужденностью, самоуверенностью, которой было удивительно в меру. Она отличалась от представителей общества в котором он вырос, и Доркас для него стала очередным проводником в обычный мир.       Регулус лишь улыбнулся. Они долго беседовали о чем-то, пока примерно через полчаса они не услышали движение в коридоре.       Сначала Регулус и Доркас услышали, что за дверью купе, где уже так давно не проходили ничьи шаги, послышался легкий топот каблуков, из-за чего Доркас остановила свой рассказ о горах Альп, в которых она побывала когда-то три года назад. Оба пассажира купе переглянулись, замолчав в ожидании.       Затем дверь весело заскрипела, и в проходе появилась смутно знакомая Регулусу девушка. Вернее, он часто видел её в гриффиндорской форме, и знал, что скорее всего это Марлин Маккинон. Блондинистые прямые волосы до лопаток были разделены ровным пробором на две стороны, голубые васильковые глаза были полны дерзости, любопытства и оптимизма, а на губах, накрашенных ярко-красной помадой, светилась широкая улыбка.       Однако, когда она открыла дверь, очевидно, ища Доркас, выражение её лица поменялось, когда она увидела напротив слизеринки Регулуса. Улыбка немного ослабла, в глазах появилось недоумение и какая-то толика страха, но Доркас (спасибо ей, думал Регулус), не дала гробовой тишине овладеть ушами всех троих студентов, оказавшихся в неловком молчании.       — Марлин! — прикрикнула Доркас, направляясь к блондинке и затаскивая её в купе, параллельно заключая её в самые крепкие объятия. Регулус, не зная куда себя деть, снова начал читать заголовок газеты, лежащей прямо напротив него, уже жалея, что сел в одно купе с Доркас. Или мечтая, чтобы хотя бы Барти был сейчас здесь. Это была Марлин Маккинон. Подружка мародёров, главная заводила Башни Гриффиндора.       — Доркас! Что ты здесь делаешь? — спросила Марлин, окидывая взглядом купе. Регулус не смотрел на неё, но знал, что она периодически бросает в него недоумевающие взгляды. Доркас держала её за плечи, улыбаясь, и стараясь делать атмосферу как можно более непринуждённой.       — Нашла пустое купе, сижу здесь, — сказала она.       — Купе не выглядит пустым, — сказала Маккинон, направляя слова в сторону Регулуса, который прислушался к их разговору и напрочь потерял способность понимать текст, который читает. Глаза бездумно скользили по строкам, хотя Блэк предпочёл бы сейчас просто исчезнуть.       — Поверь, это гораздо лучше, чем сидеть в компании этого несносного Поттера и Петтигрю, а Сириус просто ужас, он же болтает безумолку!       — Там сидит Мэри, — добавила Марлин.       — И ещё ты, вы и так набились туда как сардины в банку, меня там и не хватает.       — Да ладно, Сохатый больше не будет...       — Джим — не будет, и я больше не потерплю, чтобы он отпускал в мою сторону свои грязные шутки, — отрезала Доркас.       — Ты знаешь как Лили врезала ему за это, ты помнишь, как долго он отходил, — пыталась переубедить её Марлин.       — Марлс, потом, ладно? Встретимся на станции, у меня ужасно болит голова, я не выдержу огромный компании, — Доркас ласково посмотрела на неё, а Марлин не смогла удержаться и начала таять под взглядом тёмных карих глаз слизеринки.       — Ладно, — сказала она и нежно провела бледной рукой по тёмной руке Доркас, — Если что, я в четвертом купе, третий вагон с конца, то есть, следующий, вперёд, — сказала Марлин куда более спокойно, но всё же кинула настроженный взгляд в сторону Регулуса, перед тем как дверь сама захлопнулась перед её носом, отрезая её от тихого купе.       Марлин Маккинон оглядела вагон, будто пытаясь убедиться, что никого нет и никто не видел, как она ворвалась в купе, где сидел Регулус Блэк с её подругой Доркас Медоуз. Она нервно сглотнула, но вернулась к себе. Марлин пошла вперёд по вагону, намеревался вернуться в купе, из которого пришла. В голове её держался образ пятикурсника со Слизерина — младшего брата Сириуса. Она сразу отметила, чем братья были похоже — они одинаково сидели, одинаково занимали себя чем-то, когда чувствовали, что являются лишними, одинаково поправляют волосы; только со стороны Регулус казался гораздо тише и недосягаемее, чем Сириус. И младший из братьев Блэк был не менее симпатичен, чем старший.       Марлин возвращалась к четвёртому купе, совершенно одна, хотя до этого она была почти уверена, что Доркас к ним присоединится. Хотя Медоуз именно поэтому ушла в отдельное купе и с радостью приняла Регулуса и Барти (что она сделала бы в любом случае, но сегодня день был особенный), потому что не хотела сидеть в слишком большой и шумной компании. История с больной головой была выдумана на пустом месте, но Маккинон поверила ей. Но компания, в которой Медоуз переживала свою больную голову её смутила.       Но вскоре Марлин дошла до купе, где сейчас весёлой группой теснились несколько Гриффиндорцев. Она дёрнула ручку, и дверь отъехала, впуская студентку в купе.       Справа от входа у окна расположился Сириус, закинув ногу на ногу, рядом — Джеймс, а около Поттера — Питер Петтигрю. На сиденьях напротив в одиночку расположилась Мэри. Она улыбалась и смеялась, поправляя короткие по плечи кудрявые волосы.       — А вот и Марлин, — сказал Джеймс, поправляя свои очки и взъерошивая беспорядочные чёрные волосы.       — А где добыча? — хмыкнул Сириус около окна, на что Марлин язвительно улыбнулась, а Сириус расплылся в очаровательной белоснежной улыбке.       — Ты нашла Доркас? — спросила Мэри, перебирая камушки на браслете, который только что сняла.       — Нашла, но она сказала, что посидит в другом купе, — сказала Марлин, деловито усаживаясь около Мэри и кладя свою голову ей на плечо.       — Нет, только не говори, что она всё ещё злится за ту шутку, — сморщился Поттер, вспоминая, как однажды пошутил про манеру поведения Доркас. Шутка не оказалась такой безобидной, как мог подумать пьяный разум Поттера — палка оказалась перегнутой. Джеймс действительно очень жалел, когда разошёлся и назвал Доркас "распутной", хотя в своей целомудренности она могла дать фору всем мародерам (возможно, кроме Римуса). И хотя он был в стельку пьяным, никто юмора не оценил. А Доркас, которая, можно признать, любила дружески флиртовать с близкими подругами, постаралась не принимать близко к сердцу слова Джеймса, однако они всё равно отпечатались в её голове. И все же, Медоуз была благодарна, что даже в хламину пьяный Джеймс назвал её "распутной", а не "шлюхой" или чем-то еще более непристойным.       — Мне кажется, что она уже не злится. Нет, но у неё болит голова. Поэтому она сидит в тихом купе, — ответила Марлин, перебирая складки на своей короткой малиновой юбке.       — С кем же она сидит, что там тихо? — спросила Мэри, зная, что тихое пустое купе найти в экспрессе очень сложно.       Марлин лишь с секунду колебалась, перед тем как сказала:       — С Регулусом Блэком.       Сказать, что тишина обрушилась на купе — всё равно, что ничего не сказать. Конечно, все взгляды и мысли были одновременно направлены на всё также непринуждённо сидящего у окна Сириуса. На его лице не дрогнул ни единый мускул, но было слышно, как он сглотнул и его беззаботная поза напряглась.       Это было нисколько не удивительно, что Петтигрю оказался единственным, кто не скрыл своего удивления и широко раскрыл глаза:       — С братом Сириуса? — на выдохе произнёс он.       Сириус закатил глаза, немного меняя позу и будучи явно не в восторге от намеченной темы.       — Да, Хвост, именно, с братом Сириуса, молодец, первый шаг к освоению семейного дерева Блэков ты уже сделал, — саркастически подметил Джеймс. Сириус еле слышно усмехнулся.       Они снова оказались в тишине. Джеймс снял очки, а затем снова нацепил их на себя, явно не находя себе места.       — Чего вы такие кислые! Ну и что, Регулус так Регулус, Доркас самой выбирать, с кем ей общаться, тем более что они с одного факультета! — начал Джеймс, стараясь разрядить обстановку и вернуться к прошлому разговору.       — Это проблема, Джеймс, — сказала Марлин, поднимаясь с плеча Мэри, которая обеспокоенно следила за изменением лица Марлин, — Если то, что говорил Сириус — правда, то у нас есть все основания переживать за нашу подругу.       — Доркас не дура, — сказала Мэри, — Она бы не стала сидеть с ним, если бы Регулус действительно казался таким подозрительным, поэтому...       — Стоп, — обрезал их Сириус. Его лицо было напряжено. Оно излучало скованность, решимость, твёрдость, — Хватит. Какого дела до Регулуса? Если с Доркас что-то случится — это будет её вина, потому что её все предупредили, — Сириус прокашлялся, — Мы ей уже говорили о нём. И она все слышала.       Тишина снова повисла в купе, было слышно лишь как стремительно несутся вагоны по рельсам.       Перед глазами снова пронеслись воспоминания о его последнем дне на площади Гриммо. Как он судорожно собирает самые необходимые вещи, как убирает какие-то кассеты на дно рюкзака, письма, школьные принадлежности, деньги... В руках подушка-пердушка, спонтанно купленная два года назад в Хогсмиде черт знает для чего. Но он зачем-то берет её в руки и слегка надавливает. Забавный звук вырывается из маленького отверстия — он всегда заставлял всех катиться со смеху.       Он покидает это место навсегда. Больше он никогда здесь не появится. В этот вечер, спустя почти семнадцать лет его жизни он навсегда разорвёт связи с этой семьёй. Может быть, его сотрут с древа Блэков, но ему наплевать. Он уже знает, что из наследства у него только те деньги, которые ему завещал его дядя Альфард что, конечно, очень много, но ничтожно мало по сравнению с его старым наследством, которое досталось бы ему от отца. Но ему наплевать.       Он оглядывает тёмную комнату, которую пытался сделать ярче, наверное, всю свою жизнь. Яркие красные цвета лишь немного скрашивают вечный сумрак. Сириус снова попытался проверить, всё ли необходимое он положил в рюкзак, переминаясь с ноги на ногу. Он перевязал четыре свежие раны на ногах, которые Вальбурга оставила ему сегодня утром, и они все ещё саднили, но боль намертво приглушалась ожиданием свободы. Подушка-пердушка выпала из его руки, когда Сириус занырнул под кровать, доставая оттуда какую-то футболку. Простая чёрная футболка, совсем чистая. Вероятно, он случайно выронил её, когда раскладывал чистое белье вчера вечером, и теперь он пихает её в свой красный рюкзак, который он приглянул себе неделю назад в магловском магазине.       Сириус встаёт, оступается и наступает на проклятую резиновую подушку. Из неё вырывается уморительный хриплый стон, далёкий от того, который она обычно выпускает, а затем подушка вырывается из-под кед Сириуса, устремляясь к двери.       "О, нет..." — лишь успевает подумать Сириус, когда резиновая штуковина со звонким хлопком ударяется о его дверь и заставляет её распахнуться. С несколько секунд она летает в воздухе, а затем ударяется в дверь напротив — в дверь в комнату Регулуса. Сириус застыл, смотря через дверной проем туда, куда подушка врезалась в первый раз. Внезапно она снова оказывается у двери младшего брата и с неменьшим хлопком опять ударяется о неё. Затем отлетает и приземляется у самых ног Сириуса.       Он устало наклонился, проклиная всё на свете, и, крепко держа её в руке направляется к двери, чтобы закрыть её. Как только он был почти у цели, Сириус заметил, как дверь напротив медленно приоткрывается. Всё в нём замерло. Сердце забилось в самом горле. Он застрял в дверном проёме, не смея пошевелиться.       Регулус появился из своей комнаты, недоуменно смотря на Сириуса. Сириус отметил, что даже находясь дома, Регулус всё также выглядел аккуратно и прилежно. Он нашел, что Регулус не очень быстро растёт, впрочем, также, как и он сам, Сириус. Они встретились глазами, и от взгляда серых глаз младшего брата у Сириуса по спине побежали мурашки.       — ЧТО У ВАС ТАМ ПРОИСХОДИТ?! — крикнула Вальбурга Блэк с первого этажа. Инстинктивно оба брата разорвали зрительный контакт, посмотрели в сторону лестницы, прислушались. Сириус медлил, замешкался; он явно не находил, что крикнуть матери в ответ, поэтому Регулус, медленно переводя взгляд обратно на брата, громко сказал, чтобы мать слышала:       — Сквозняк.       "Ловко", — подумал Сириус, внутренне ухмыляясь сообразительности Регулуса, но тут же стараясь это чувство потушить.       Он все же заметил, что Регулус вместо обуви в одних черных носках. Да, Регулус никогда не мог носить всю эту тяжёлую дорогую обувь, жутко натиравшую ему худые ноги. Это могло бы заставить его улыбнуться, но весь холодный вид младшего брата заставлял его оставаться таким же невозмутимым.       — И что же ты делаешь? — наконец спросил Регулус. Он уже отпустил ручку, сложил руку на груди, оперся о дверной проход и остановил Сириуса от того, чтобы тот обернулся и закрыл за собой дверь. Длинная ладонь Сириуса уже лежала на дверной ручке, собираясь потянуть за собой дверь, когда он резко остановился. Яркие голубые глаза Сириуса и холодные, светло-серые Регулуса встретились и между ними промелькнула странная искра. Впервые за долгое время они остались один на один, и странное чувство сковало обоих. Это чувство было сравнимым лишь с тем, как когда тебя пробирает холодный пот. Сириус прокашлялся.       — Я ухожу, — Сириус был взволнован, но он постарался вложить в эту фразу столько простоты и лёгкости, сколько это было вообще возможно.       — То есть, как? — спросил Регулус. Время шло, но Регулус не менялся. Оставался тот же недоверчивый взгляд, немного нахмуренные брови, напряжение в лице, когда он сталкивался с чем-то, чего не понимал или что сильно отрицал. На момент Сириусу стало жалко, что Регулус остаётся здесь один, но он тут же вспомнил слова родителей и после этого без труда нацепил на себя маску безразличия.        — Ухожу. Навсегда. Больше моей ноги не будет в этом сумасшедшем доме, — на губах Сириуса появилась улыбка. Безобидная, детская улыбка. Он чувствовал, как все его внутренности были готовы взорваться от возбуждения. Сердце готово от счастья выпрыгнуть, разломив с треском грудную клетку, — Ухожу к чёртовой матери, — Сириус усмехнулся, не сводя глаз с Регулуса, — Точнее, от неё, — он слабо рассмеялся.       — Тебе даже нет 17... — сказал Регулус тихо. Это была абсолютно безэмоциональная реплика. Такая сухая, такая серая, что она просто убивала своей безнадежностью и пустотой.       — Мне будет через четыре месяца. Даже чуть меньше, — воодушевленно сказал Сириус, постепенно возвращаясь к себе и стараясь потушить все чувства к Регулусу. Старший брат видел мимолетную измену в лице Регулуса, но он продолжал давить это чувство, кричащее, что нужно что-то сказать, как он всегда говорил Регулусу, будучи младше, — Я уйду к Поттерам. Они разрешили провести мне у них остаток лета и вернуться к ним следующим летом. А потом я найду себе квартиру, место, где буду жить. Я больше не могу это терпеть, — тихо сказал Сириус, и его голос дрогнул, — Каждый раз я думаю об этом чертовом месте. Сколько шрамов еще окажется на моих ногах и спине? Я не рождён, чтобы быть частью этой семьи. Я долго держался, но мои силы на исходе. Я хочу настоящую жизнь, куда не входит эта семейка. И мне плевать. Плевать на всё. Так нельзя.       Он произнёс эту долгую тираду на одном дыхании. Внутренний маленький Сириус кричал — не оставляй Реджи, возьми его с собой, как раньше, но при виде этого спокойного и холодного лица, грубый кляп заставил эти слова затихнуть. Сириусу показалось, что Регулус готовится сказать что-то ещё, но лишь изучающий взгляд скользил по старшему брату. Рука Регулуса потянулась к ручке, он стал медленно тянуть её на себя.       Не имея сил более это терпеть, Сириус резко дёргает свою дверь и захлопывает её. Он остаётся в комнате один, продолжая тупо пялиться в тёмную дверь. Теперь он чувствовал, как сильно бьётся его сердце и как оно ударило особенно сильно, когда Сириус услышал, как младший брат тихо закрыл свою дверь.       Что, если ему не показалось? Что если в глазах Регулуса он действительно увидел тень тоски? Нет. Нет, — сказал себе Сириус. Регулус его ненавидит. Он знает это. Мать с отцом говорили ему, что Регулус давно потерял в нем всякий авторитет для себя и уже много лет верен только принципам своей благородной семьи. Регулус выбрал свой путь. Он больше не тот маленький мальчик, за которым нужно было следить и которого было необходимо защищать от родительского гнева. Прошли те времена, когда они вставали друг за друга стеной.       Альфард и Андромеда просят поговорить с Регулусом. Наверное, они просят поговорить Регулуса с ним. Сириус ничего не понимал. Регулус никогда в открытую ничего ему не говорил, но любой разговор уже много лет всегда оканчивается ссорой.       Сириус закрыл глаза. Ему больше не нужен младший брат, который выберет путь Пожирателя смерти.       Сириус обрёл новых друзей. Новую семью.       Нужно просто отпустить прошлый образ Регулуса и забыть о нем.       Сириус в последний раз окинул взглядом свою комнату. Ещё полчаса он бродил и выбирал, какие пластинки ему запихнуть в уже полный рюкзак, но определившись, решил, что можно закончить. Рюкзак был полон всего самого необходимого, и он закрыл его на молнию. Закинул на плечо и почувствовал вес свободы. Он снова стал чаще дышать, щеки были готовы раскраснеться.       Сириус ринулся к двери и открыл её, отпуская и с грохотом заставляя закрыться её за своей спиной. Он стремительно пустился вниз по лестнице, стараясь держаться на ногах, которые грозились вот-вот подвести его от нахлынувшего возбуждения. Перед глазами открылся холл, который в этот вечер освещался яркими солнечными лучами. Входная дверь. Дверь, в которую он больше не войдёт.       Площадь Гриммо.       Словно во сне Сириус спустился по лестнице дома, в котором жил с самого детства и зашагал прочь. Его целью была автобусная остановка.       С каждым шагом он удалялся от дома на площади Гриммо. С каждым мгновением прошлое становилось всё дальше и дальше.       — Хэй, Сириус, ты ведь говорил с ним? Регулус сам тебе обо всём рассказал? — вырвала Сириуса Мэри из мысленного транса. Между гриффиндорцами возник какой-то спор, суть которого Сириус не мог уловить.       — Ч-Что? — переспросил Сириус, тупо глядя на Мэри.       Мэри закатила глаза и переспросил более терпеливо:       — Ты разговаривал с Регулусом, и он тебе сказал, что твёрдо намерен пойти по тому пути?       Сириус заморгал глазами. Он не хотел, точно не хотел обсуждать своего никчемного брата. Но всё же Сириус попытался вспомнить, чтобы Регулус хоть раз сказал ему, что твёрдо намерен ступить на тот путь. Но Регулус всегда оставался мнительным, часто предпочитал промолчать, так что было непонятно, что им движет и что происходит в его голове.       — Да.. то есть, нет! Не совсем. Я не знаю... — слова кувырком вырвались изо рта Сириуса, — Любой разговор оканчивается плохо, и Рег никогда не говорил мне прямо, но там было полно предпосылок — он интересуется тёмными искусствами, он пару раз оскорблял маглорожденных, он меня ненавидит, родители любят его куда больше меня, так что, это вроде как очевидно...       — И он общается с Альфардом и Андромедой? — сказал внезапно появившийся из неоткуда Римус. Из-за его высокой худощавой фигуры протиснулась рыжеволосая девушка — Лили Эванс. Она улыбнулась, и села рядом с Марлин. На груди у обоих вошедших студентов были значки старост.       — Да какого черта! — выпалил Сириус. Он уже не мог этого терпеть, он был готов заорать на весь экспресс. Однако он пихнул Джеймса, чтобы тот продвинулся и уступил Римусу место, но Люпин уже сидел около Лили, — Я не хочу обсуждать моего никуда не годного брата, ладно? Если бы он действительно был против всего этого, то он не вел бы себя как очередная чистокровная размазня!       В купе воцарилась тишина. Лили с Римусом лишь обрывочно услышали разговор компании за пределами купе, когда возвращались из первого вагона и подходили к друзьям, но поняли тему и смысл разговора, хотя никто из них не понимал, как была поднята эта "запретная" тема.       — Извини, Сириус, но как вы вообще начали этот разговор? — аккуратно спросил Римус. Лили около него сгорала от любопытства, но тактично молчала, не давая себе озвучить этот самый вопрос. Сириус отвёл взгляд в окно. Ему хотелось уйти, послать всех к черту, и просто свалить из набитого студентами купе.       — Ничего особенного, Рем, просто я нашла Доркас вместе с Регулусом в купе, — начала Марлин, а Римус и Лили широко открыли глаза и синхронно повернули голову в сторону Маккинон, очевидно, не правильно поняв её слова: — О, Мерлин, нет же! Они просто сидели там и о чем-то болтали, когда я нашла их!       Оба были готовы расплавиться от стыда из-за своих собственных же мыслей, потому что картинки у обоих в головах возникли самые непристойные.       Лили пришла в себя быстрее, чем Римус, пожала плечами и заправил рыжую прядь волос за ухо.       — Ну и что. Может, Регулус вовсе не такой, каким его все считают, в конце концов, мне однажды тоже выпала удача перекинуться с ним парочкой слов...       — Что? — практически в унисон сказали Джеймс, Римус, Питер, Мэри и Марлин. Сириус лишь молча повернул голову в сторону рыжеволосой Эванс, ожидая объяснений.       — Ну да, — начала Лили, будто это самое обычное дело, — Слизнорт попросил меня переписать недостающие ингредиенты, чтобы он смог заказать их, а Регулус в это время в той же кладовой аккуратно расставлял те, которые ещё оставались. Это была его отработка, и, честно сказать, я не помню, о чем мы тогда начали говорить...       — Отработка? — одновременно глаза всех были уставлены на Лили Эванс.       — За разборку с Северусом. Они повздорили, и Регулус сильно разбил ему нос...       Купе снова погрузилось в тишину. В глазах Джеймса и Питера заискрился огонь. Поттер был готов подлететь на своём месте и пробить головой крышу вагона от восхищения, но унылое лицо Сириуса, которое не менялось с самого начала разговора, портило всё восхищение от выходки Регулуса.       — И он был достаточно вежлив и тактичен, — заключила Эванс, — И раз Доркас с ним общается, и Пандора Олливандер...       — А вот это вообще странно, — сказала Маккинон, имея в виду Пандору.       — Они дружат с самого первого курса! — вставила Лили, и Марлин попыталась сказать что-то в ответку, но лишь открыла рот, как Сириус вскочил со своего места, выпрямляясь в полный рост.       — Заткнитесь, вы, все! — грубо сказал он. Перешагивая через чужие ботинки он в два шага добрался до ручки купе, а затем вышел, лишь услышав "постой" от Поттера.       Когда Сириус вышел, все поняли, что, очевидно, у него в семье не все так просто и отношения с Регулусом не такие очевидные, как Сириус пытался выдать. Все сидели и не смели произнести ни слова. Лишь Римус Люпин, с глубоким вздохом, поднялся на ноги и в мгновение ока исчез за захлопнувшейся дверью.       Сириус отошёл в другой конец вагона. Он оперся руками о железные перила, тянущиеся вдоль окон. Открытое окно позволяло свежему воздуху попадать в коридор вагона, но заклинание заглушения не давало шуму проникать внутрь.       Ему хотелось закурить, это было просто необходимо, но на любой дым, даже самую каплю, срабатывает сигнализация. Поэтому он мог позволить лишь молча стоять и вдыхать свежий воздух, наблюдать за быстро сменяющимися пейзажами.       Сириус услышал, как Римус вышел из купе вагона и теперь идёт к нему. Краем глаза он видел его худую высокую фигуру, свободные волнистые русые волосы. Он был не против того, чтобы его Лунатик был рядом с ним.       Люпин подошёл к Сириусу, и, боясь обронить лишнего слова, встал рядом. В силу своего роста он не мог так спокойно опереться о перила, не оттопырив зад, поэтому он просто стоял рядом.       — Прости, Бродяга, — сказал он тихо, — Не стоило заводить разговор на эту тему...       — Ты не виноват, ты пришёл под самый конец, — улыбнулся Сириус, но улыбка получилась кислой. Он нервно поправил выпадающую из хвоста прядь за ухо и сглотнул.       Они стояли в тишине рядом друг с другом какое-то время, прежде чем Сириус снова осмелился заговорить:       — Это чертовски сложно. Я ничего не понимаю и я отдал бы многое, чтобы понять, почему Регулус меня ненавидит. Хотя, я, наверное, понимаю, — Сириус говорил тихо, он пытался себя успокоить, и появление Римуса помогло ему справиться с накалом чувств и эмоций.       — Почему бы не послушать Альфарда или Андромеду? — спросил Римус и вопрос был абсолютно справедлив. Сириус мотнул головой и резко пожал острыми плечами, хмуря брови.       — Бред. Мы с Регом никогда не сможем снова поладить. Все хорошие отношения остались в прошлом, — резко заключил Сириус, — Я оставил всё это сумасшедшем семейство в прошлом, и больше никто не будет мне о нем напоминать, никто не будет на меня орать и угрожать. Всё кончено. И Регулус остался в том же доме.       Сириус повернулся лицом к Римусу и всё тело первого говорило за него, что он уверен в своих словах. Непонимание, копившееся годами медленно и уверенно заполнило чашу ненависти, и она стала слишком тяжела, чтобы опустошить её и разобраться во всем.       Регулус тем временем продолжал сидеть с Доркас, забыв о Марлин. Вскоре в купе ввалился Барти Крауч, негодующий о дурацких уставах школы и правилах, консервативных речах и тупых старост с других факультетов. Регулус узнал, что Пандора тоже отхватила себе честь стать старостой Рейвенкло, и ближе к концу поездки она заглянула в гости к старым друзьям. Пандора в красках рассказала всем, как отдыхала за городом, как каталась на лошадях, которых просто обожает, и Регулус даже не мог догадаться, что из-за Марлин его ранее обсуждала целая кучка шестикурсников с Гриффиндора.       Остаток поездки оказался не менее уютным и тихим, чем в начале. Вчетвером студенты успели обсудить всё — предстоящее Регулусу, Барти и Пандоре СОВ, занятия, домашние задания, Хогсмид, преподавателей. Музыку, кино и книги, и ни слова о войне, хотя пророк, всё также лежащий перед ними на столике, пестрил заголовком о подрыве моста в Бирме от рук неизвестных волшебников (по источникам, не пожирателей смерти, и Регулус догадывался, что это, вероятно, варды).       Когда поезд был почти у нужной станции и оставалось всего пятнадцать минут дороги, в форме Рейвенкло заглянула Сольвейг Соммерсет — студентка уже четвёртого курса. Все купе, хорошо её знавшее (даже, как оказалось, Доркас) радостно поприветствовали её.       — Пандора, это тебе от Аббота, он сказал, какое-то расписание для старост, — сказала она, когда зашла в купе.       — А моё расписание? — спросил Барти, который уже изрядно устал сидеть на одном месте.       — Можешь пройтись до вагона старост и узнать, — сказала Сольвейг, лукаво глядя на Барти. Тот закатил глаза, но все же улыбнулся.       — Нет, спасибо, больше моей ноги там не будет, — сказал Барти. Все рассмеялись, и в этот миг глаза Регулуса и Сольвейг случайно встретились. Они стали хорошими знакомыми, всегда приветствовали друг друга, но всё ещё почему-то держались в отдалении, поэтому зрительный контакт показался им очень неловким.       — О, Мерлин, я совсем забыла! — всколыхнулась Пандора и полезла в свою синюю замшевую сумку, — У меня столько фотографий! Я хотела показать, но совсем вылетело из головы!       Олливандер подвинулась ближе к Доркас и Сольвейг села около Пандоры. В руках студентки пятого курса оказалась толстая стопка фотографий, помещающихся в ладони.       За пятнадцать минут они успели рассмотреть большую часть фото, сделанных Пандорой на какой-то магловский фотоаппарат, который она сочла просто замечательным. Фото действительно были великолепными — красивые пейзажи, натюрморты, Пандора с родителями, лошади. Олливандер умела ловить кадр, делать его интересным и красивым. Эти фотографии стали лишь очередным её подтверждением.       Всем было настолько хорошо и спокойно, что даже обычно тихая и загадочная Сольвейг легко влилась в небольшой коллектив.       Но всему хорошему, рано или поздно, приходит конец. Пандора с Сольвейг ушли в купе, где остановились ранее, за минуту до прибытия поезда к станции Хогсмида.       Воздух в Шотландии был совсем другой. Платформа освещалась высокими фонарями, вдали стоял Хагрид и созывал первогодок, все толпились и жаждали как можно скорее получить свой багаж. Впереди был новый учебный год. Целых десять месяцев свободы, за исключением Рождественских каникул, но они были ещё далеко.       В Большом зале стоял гам. Барти сразу же ушёл от Регулуса, когда началась томная и скучная церемония распределения. Барти и Элизабет Гринграсс было велено встречать первокурсников Слизерина и делать всё, чтобы они не терялись в свой первый день в школе.       Теперь Регулус сидел ещё ближе к концу стола — от входа в зал его отделял только шестой и седьмой курс. Рядом с ним, неподалеку, сидела Доркас Медоуз, а напротив него устроились Кристиан Нотт и Теренс Паркинсон. Они снова о чем-то рассказывали Регулусу, будто не замечая, что их слушатель уже давно изучает присутствующих в зале.       Но усталость брала верх. Долгая поездка в поезде всегда всех сильно утомляла, и единственным желанием каждого было поскорее поесть и лечь спать. Поэтому как только еда появилась на столе — Регулус быстро съел один кусок черничного пирога и в числе первых отправился в гостиную Слизерина, в свою комнату, зная, что Барти будет занят и ждать его не стоит.       Их комната оставалась неизменной. Регулус открыл окно и сел на кровать, уставившись в свой чемодан, который уже стоял у подножия его кровати. Ему стоит разобрать свои вещи, чтобы завтра утром не искать всё необходимое, но сил не было.       Он просто был счастлив, что наконец вернулся в Хогвартс.