***
— Ты правда надумал поехать? — обескуражено спросил Регулус, сидя на каменном парапете набережной. За его спиной безмятежно протекала Темза, он снова сидел здесь с Сириусом — это место у реки в зарослях стало их привычным местом, куда они иногда уходили покурить или поговорить. Сириус стоял, оперевшись о парапет обоими локтями и глядя вниз. Сегодня он собрал свои волосы в пучок на затылке, впервые за долгое время Регулус смог как следует разглядеть особенно повзрослевшие черты Сириуса. Все же, долгий перерыв в их общении не давал поверить в то, что старшему брату грядущей осенью уже исполняется целых восемнадцать лет. — Это не я надумал, — хмуро бросил Сириус, не глядя на Регулуса, — Это Альфард. «Все же, отец был прав», — тоскливо подумал Регулус, но вслух ничего не сказал, лишь громко вздохнул. — Я не хочу там быть. Лучше бы меня давно уже выжгли с этого гобелена, — пробормотал Сириус, закрывая лицо, искаженное выражением ужасного нетерпения, рукой, и, простонав, он добавил: — Там же все будут. — Не все. Только семья. — возразил Регулус. — Еще бы там был кто-то помимо Блэков и Катуаров! — вскрикнул Сириус, поднимая брови и вскидывая правую руку с зажатой в ней сигаретой. — Держу пари, у тебя с Альфардом был серьёзный разговор? — с усмешкой спросил Регулус, глядя на серый камень. — Я думал, что он не отпустит меня живым, если я не пойму всей сути, — еще более мрачно сказал Сириус, возвращаясь к тупому разглядыванию реки. — И ты ведь понял? — спросил Регулус, зная, что Сириус, вероятнее всего, прекрасно все понял, потому что почти весь июль они общались куда более близко, чаще оставались наедине, и хотя их встречи все еще были скрашены неловкостью, сумбурностью и не всегда все выходило гладко, они продолжали все лучше и лучше узнавать друг друга, меняя старые, детские образа друг друга на более взрослые в своих головах. — Разумеется, — закатил глаза Сириус, в своей привычной манере, которая все еще раздражала Регулуса, и тот поджал губы, — И если ты намерен просить меня о чем-то, читать мне проповедь, то можешь быть уверен, пока ты не пришел, Альфард успел мне прочесть целую лекцию. Теперь глаза закатил Регулус. — Я не собирался тратить свое время на твое воспитание, — язвительно сказал Регулус, и Сириус хотел было возразить что-то более грубое в ответ, потому что лицо его переменилось, ведь обоим братьям не нравилось то, что нужно было сделать ради сохранения безопасности самого Сириуса и сохранения репутации семьи, но Регулус скривился, жестом останавливая зарождающийся пыл брата, и пробормотал: — Просто родители впервые за долгое время говорили о тебе, и всем правда будет безопаснее, если ты будешь там, но останешься предельно осторожным. Ладно? Я не пытаюсь читать тебе гребаные нравоучения, просто попробуй быть там более спокойным, чем ты обычно есть. — В плане... они говорили... обо мне? — немного обескуражено спросил Сириус, — Они ещё помнят о моем существовании? Регулус не удержался и раздраженно выдохнул, пытаясь успокоиться и не вскипать самому. — Да, они редко вспоминают тебя, по крайней мере, при мне, и хотя оба видеть тебя совершенно не хотят, никто ещё не знает, что тебя уже не считают как за члена семьи, и если ты не появишься на свадьбе у своей кузины, конечно, можно будет прикрыть тебя, сказав что ты болен, но, учитывая, что ты уже год нигде не появлялся... Сириус ничего поначалу не ответил, но Регулус видел, как старший брат напряженно о чем-то думает. — Ну, ладно. — наконец сказал он, ловко спрыгивая с парапета. — Что, ладно? — раздраженно спросил Регулус, поднимаясь вслед за Сириусом, направившегося к дому. — Постараюсь следить твоим советам и Альфарда, — язвительно сказал он. — Знал бы ты, как я не хочу проводить последние летние дни последних летних каникул перед последним, седьмым курсом в школе, в чертовой Франции! У нас было столько планов на наши последние летние каникулы, и все разбилось об эту гребаную свадьбу! Регулус почему-то остановился. Он внезапно понял Сириуса, понял, что это действительно его последние летние каникулы перед тем, как он полностью войдет во взрослую жизнь. Регулус забыл, что пока у него еще целых два года, у Сириуса всего один. Ему стало жаль брата, и в какой-то степени, Регулус тоже думал, что последние теплые каникулы было бы лучше провести в кругу друзей, но в то же время... Регулус остановился за спиной Сириуса, потому что все же до сих пор чувствовал это гложущее чувство зависти, обиды, скрытое внутри еще с десяти лет. Это было так глупо, так по-детски, но оно было таким явным и навязчивым, что никуда было от него не деться. Регулусу, в почти шестнадцать лет, было также обидно, как и в десять лет, когда Сириус рассказывал ему о его друзьях и мечтал вернуться к ним. Когда Регулусу было десять лет, он думал, что больше не нужен Сириусу. Сейчас он считал эту мысль более чем эгоистичной, в конце-концов, у него самого были Барти и Пандора, разве что он не провел с ними ни одного лета. Зависть и ревность все еще горели внутри, даже спустя столько лет. — Ты идешь? —через плечо кинул Сириус, настроения у него совершенно не было, и, конечно, он даже ничего не заметил. — Иду, — тихо сказал Регулус, вновь начиная идти.***
— Ты продолжаешь заниматься там. Сириус будет на свадьбе, и если замечу какой-либо с ним контакт, то ты целиком отплатишь за это, — сказала Вальбурга, перекладывая немногочисленные книги на комоде в поисках чего-то для себя, пока Регулус стоял около окна, глядя в непроглядную тьму. Тон Вальбурги был простым, совершенно обыденным, Регулус встречал эти слова с холодным выражением лица, как и обычно, не чувствуя себя самого. Снова в онемевшем состоянии, не понимая, кто он, где он, Регулус медленно начинал верить, что все это правильно. Он уйдет из этой комнаты, поднимется наверх, к себе, и снова станет обычным подростком, не Регулусом Арктурусом Блэком, а просто Регулусом, Регом, или Реджи. Но мгновенное влияние сразу же охватывает его целиком, при виде матери или отца срабатывал механизм самозащиты, и Регулус ему всецело поддавался, так как это была единственная возможность оставаться в сохранности. — На Альфарда распространяются те же правила, — сказала мать чуть более раздраженно, все еще стоя спиной к сыну, и Регулус видел лишь ее туго собранные черные волосы, острые плечи и тонкую талию, освещаемые тусклым светом фонаря справа от нее. — И также, твои передвижения будут ограничены. Никуда далее, чем поместье Катуаров, уйти ты не сможешь. Для твоей же безопасности. Родители не доверяли Регулусу. Что же, имеют полное право, думал он, но было ощущение, будто он все еще щенок на привязи, хотя ему было почти шестнадцать лет. Они отъезжали уже завтра. Селиверст Крофорд любезно попрощался с Регулусом, дав ему большое количество домашнего задания, и Регулус был уверен, что справится неплохо благодаря тому, что за этот месяц ему дал Чарльз Клеменс. Алхимия было единственным, что оставалось у Регулуса из занятий. Но ее было предостаточно. Сириус и Альфард прибудут в Тулон примерно в то же время, что и Регулус с родителями, может, лишь несколькими часами позже. Регулуса слегка мутило от мысли, что впервые за долгое время семья соберется целиком. Вальбурга резко обернулась, Регулус оторвался от своих мыслей, мгновенно поднимая глаза и встречая глаза матери, смотрящие с леденящим душу холодом, и эта безразличность пробрала Блэка до костей. Он так привык, но почему-то продолжал смотреть в эти глаза и молчать, слушать и кивать головой, и словно на что-то надеялся. — Не забудь, что отец ждет тебя в кабинете, — сказала она, и резко повернулась, уходя, словно совершенно чужой человек.***
В кабинете отца было все также холодно, и по одному взгляду на отца Регулус почувствовал, что Орион Блэк позвал его не просто так. Голубые глаза отца сверкнули со злобой, уверенностью и резкостью. Сердце забилось еще более гулко, Регулус не понимал, что такого проскользнуло в лице у отца, что он принял этот вид за опасность. Регулус не смотрел в глаза отцу, пряча взгляд, уводя его в пол, чувствуя, как еще сильнее холодеет его грудь. Он пытался успокоиться, но снова им овладел страх. Глупый, детский страх, и как Регулус пытался его успокоить, скрыть и уверить себя, что еще ничего не случилось и бояться нечего. — Регулус, — сказал Орион своим глубоким, звучным голосом, от которого по спине побежали неприятные мурашки. Орион поправил рукава своей рубашки, сложил руки за спиной, и медленно направился в сторону Регулуса, и каждый его шаг гулко отдавался в голове, предупреждая о неизбежном приближении. Он оказался совсем рядом, напротив сына, все еще прячущего свои глаза. Одно слово, собственное имя Регулуса, и по интонации были ясны все намерения сурового отца. В правой руке Регулус увидел палочку, что было плохим знаком, потому что обычно отец не расхаживал с ней в кабинете, держа ее прямо в руке. — Мне важно, чтобы ты показал себя с наилучшей стороны, Регулус, — сказал Орион, имея ввиду их поездку к Катуарам. — Хотя там будет ограниченно количество людей, ты должен быть готов к тому, что будут вопросы, и мне необходимо быть уверенным, что ты понимаешь, что от тебя требуется. Регулус молчал, глядя в начищенные ботинки отца, слишком идеальные и чистые. — Ты понимаешь, что я имею ввиду? — спросил он прямо и с нажимом, и Регулус всеми силами пытался противостоять своему страху. — Да, отец, — сказал он, чувствуя, что его руки слишком сильно дрожат от холода в отцовском кабинете, и он сжал их в кулаки, чтобы хоть на самую малейшую долю ослабить дрожь. — Посмотри на меня, — сказал Орион требовательно. Регулус чувствовал, что внутри него все сжимается. Неприятно засасывает желудок, сжимает горло, ноги набиваются ватой и больше не чувствуются, а в голове бушует кровь. Но он приподнял голову, поднимая взгляд, смотря в голубые отцовские глаза со своей серьезностью и непоколебимостью, на секунду все же завладевая храбростью, но лишь до того момента, как Орион позволяет слабой ухмылке появиться на тонких губах. — Знаешь, я не имею явных оснований тебе не доверять, — сказал отец, словно издеваясь, испытывая на прочность, — Но безопасность превыше всего, не так ведь? В его тоне звучало что-то, что сильно настораживало. На момент Орион отошел, словно думая о чем-то. Он держал свою палочку в обеих руках за два конца, беззаботно и бессмысленно ее вертя, и Регулусу так хотелось уйти из этой комнаты. — Мир полон грязи и непристойности. Лишь избранные понимают это и им удается от него отделиться. Это бывает непросто, потому что таких как мы — меньшинство. Нас продолжают окружать тысячи обычных людей, ничего не смыслящих, и мы вынуждены с ними контактировать. Иногда появляться люди, с кем контакта нужно настоятельно избегать. Я понимаю, что невозможно от них отгородиться целиком, и иногда не хватает одного лишь намерения. Но, все же, необходимо искреннее желание, — он резко обернулся, и в этот момент на лицо отца упал мягкий оранжевый свет лампы, освещая сторогое, правильное лицо. Сейчас было особенно заметно, что именно Сириус перенял у их отца — нос, губы, общая форма лица и в какой-то степени, взгляд. Регулус не знал, что общего у него могло быть с отцом. Регулуса и Сириуса часто находили похожими, при том, что оба переняли черты лица у разных родителей. Непонятный парадокс, шутка генетики, делающая братьев такими похожими, и одновременно, такими разными. Возможно так было из-за того, что Орион и Вальбурга приходились друг другу троюродными братом и сестрой. По крайне мере, так считал Регулус, хоть и находил эту мысль отвратительной и старался об этом не думать. Но Орион вновь приблизился. Его слова были весьма понятны, но то, куда клонил отец, было для Регулуса недосягаемо, особенно в том нынешнем состоянии, в котором он находился. Он протянул свою левую руку, раскрывая широкую бледную ладонь, вводя Регулуса в ступор. Он тупо уставился на протянутую руку. Жестом и еле заметным кивком головы Орион дал Регулусу понять, что ждет, пока он в свою очередь сделает тоже самое, и нерешительно, медленно, Регулус протянул левую руку. Орион буквально поймал ее, крепко держа. Регулусу хотелось вырваться, выдернуть руку, никогда больше не прикасаться к отцу. Но отцовская хватка полностью опровергала возможность того, чтобы рука могла быть освобождена по желанию Регулуса. Рука Регулуса лежала в большой руке Ориона тыльной стороной вверх, такая же тонкая и бледная, хрупкая, на первый взгляд, но на самом деле совсем не слабая, натренированная многочасовыми гаммами и арпеджио на скрипке и фортепиано и постоянной писаниной. Внезапно, с ледяным спокойствием, всплыла свободная отцовская рука с палочкой, направленной своим концом прямо на ладонь Регулуса, и его сердце панически пропустило удар, сбиваясь с ритма. Регулус чувствовал, что указательный палец отца прикасается к венам, бьющимся в ровной, но бешено быстрой пульсации. Орион мог чувствовать его пульс, понимая, что происходит сейчас в душе у его сына без использования легилименции. Он будто бы сочувственно наклонил голову, уверенно держа палочку над рукой Регулуса, о чем-то думая, спокойно посмотрел на него исподлобья, со смешной равнодушностью, которая так резко пришла на смену острому взгляду. — Это вынужденная мера, — сказал он совершенно спокойно, как если бы речь шла о ежедневном завтраке. Легкий виток палочки над его тыльной стороной ладони отправил едва ощутимый холодок, но затем на коже появилась тонкая царапина, боль от которой проявилась не сразу, лишь через несколько долгих секунд, но ударила с ноющей силой, словно от резкого пореза листом бумаги. Регулус чувствовал сквозь боль, что хватка отца ослабла, и он вполне мог убрать руку, но его взгляд оставался на свежей ране, где уже показались мелкие капельки крови. Орион убрал палочку, но выжидающе и спокойно наблюдал за реакцией, давая время на то, чтобы Регулус всё осознал. — Если всё будет, как надо, то рана заживет к концу августа. При условии, что все будет соблюдено. Совершенно все. Ни слова Альфарду, ни слова Сириусу, если не хочешь, чтобы это осталось на твоей руке до конца твоей жизни. Орион Блэк отпустил руку, Регулус почувствовал странное освобождение, но лишь на какое-то время, потому что как только отец убрал палочкус в его руке оказался совершенно чистый, белоснежный легкий бинт, и вот его руки снова прикасаются к нему, уже без прежнего напора и холода, более легко и мягко, и лишь когда бинт соприкасается со свежей раной, это заставляет боль взрываться. Регулус на момент забывает о том, что такое дыхание, безмолвно глядя, как отец оборачивает ладонь в тонкий бинт, скрывая свое проклятье. В его голове ни единой мысли, лишь непонимание, и, вероятно, не совсем полное осознание того, что с ним сейчас сделал отец. Руки Ориона, оказывается, могут быть мягкими. Их движения резки и устрашающи лишь пока они орудуют волшебной палочкой, но как только они ее откладывают, пропадает гневная устремленность, оставляя после себя лишь взрослую уверенность. Он еле держит Регулуса за руку, впервые освобождая его от участи перебинтовывать свои раны самому, заботливо фиксируя бинт на руке. Он не задерживает тактильного контакта более после того, как доделал свое дело. Орион учтиво и уверенно отходит от Регулуса, как только считает, что сделал все, что необходимо. — Надеюсь на твое благоразумие, — в который раз сказал он, — Можешь идти.***
Регулус смотрел на аккуратно перебинтованную левую руку, чувствуя странное желание развязать бинт и вновь посмотреть на тонкую рану. Легкая болезненная пульсация вскоре должна была пройти, и как только последняя боль, казалось, ближе к вечеру, прошла Регулус стал сомневаться, что там действительно что-то есть. Ему было жутко. Перед глазами он видел Альфарда и Сириуса, единственных, кто скрашивал будущую поездку во Францию. Конечно, он был рад, что правило это не распространяется хотя бы на Камиллу Катуар, общение с которой прервалось после отъезда из Хогвартса, когда Регулус уже не мог никому писать писем. Он сидел в своей комнате около распахнутого окна, думая, что ему теперь делать. Орион был искусным магом и прекрасно владел тёмной магией, и сомнений в том, что эта рана нанесена изощренным заклинанием, не было. Если Регулус войдет в контакт с Сириусом или Альфардом, тонкая царапина так и не сможет затянуться, без конца открываясь и превращаясь в незаживающий порез. У этого должно быть противодействие, совершенно точно, противоядие, но найти что-либо самостоятельно не было возможности, и времени бы это потребовало слишком много, и Регулус сомневался, что будет обладать достаточными возможностями. Нет, конечно, нет. Он лежал на своей кровати, ночная тьма поглощала комнату, и лишь слабый свет полной луны озарял белый подоконник, пускал нежно-голубой отблеск на пол и стекла окон. Правой рукой Регулус дотрагивался до бинта, все же ощущая рану, приходя к тревожному и неприятному ощущению, что все это — сущая правда. Регулус снова долго не мог заснуть. В полудреме он видел расплывчатые картины, туманные и безликие образы Сириуса и Альфарда, но потом опять пробуждался, дотрагивался до шершавого бинта на левой руке, и с ноющим чувством в груди вновь засыпал.***
Солнце ярко светило с улицы, било в окна, а затем пропадало, как только пышное белое облако загромождало его от земли. Мягкий влажный воздух окутывал просторное поместье с широкими окнами. В комнате Регулуса было два огромных окна, и оба он раскрыл нараспашку как только вошел в комнату. Она выглядела неуютно большой. Слишком светлой после его собственной комнаты в Лондоне, слишком свежей и тёплой, слишком. Все было слишком. Кровать казалась слишком широкой, слишком широким был стол из светлого дерева и совершенно безобразным был огромный шкаф, который Регулус займет едва ли на четверть. На полу расстилался мягкий большой ковер, ходить по которому было одно удовольствие, и как только Регулус снял ботинки, оставаясь в одних носках на этом ковре, он искренне удивился, что ковры в комнатах лежат для того, чтобы было тепло. На Гриммо 12 ковры были такими же холодными, как мраморные полы. Регулус удивлялся, как в доме было тепло. И его совершенно не волновало, что так и должно было быть, ведь за окном цвёл август. Он выглянул в одно из окон, его голову обдало теплым морским воздухом, вдали он увидел волны средиземного моря, сильно ударяющиеся о берега. Чтобы хоть чем-то себя занять, он принялся доставать свои вещи, в частности, учебники. Не многое поменялось с тех пор, как он был здесь в последний раз. Это была все еще его комната, и вряд-ли здесь заселялся кто-то, кроме него. Он вполне мог считать эту комнату по праву его. Но Регулус никогда не брал с собой много вещей, поэтому чтобы хоть как-то растянуть время, он как следует навел порядок на столе, выложив несколько своих учебников и книжек на нем. Комната выглядела слишком просторной, она чем-то болезненно напоминала ему его комнату в Лонгфильде, но любое воспоминание о старом поместье с болью отражалось в его голове. Он выглянул из своей комнаты, с силой открывая тяжеленную дверь с золотой ручкой, и выходя в коридор, где пахло свежестью, чистотой и витал слабый цветочный аромат. Солнце проникало через распахнутые окна, и Регулус уже было твердо решил, что выйдет на улицу — просто потому, что больше ему было нечего делать. Родители с Катуарами-старшими, своих кузин и кузена Регулус ещё не видел и даже не очень хотел их искать, по крайней мере, ему совершенно не было дела до невесты Аралуэн или заносчивого Ивеса. Где могла быть Камилла он понятия не имел, но лишь до того момента, как он не услышал стремительный стук ботинок по лестнице. Он повернулся в сторону шума, и вскоре в проеме появилась Камилла Катуар. Ее большие круглые голубые глаза были распахнуты, рот приоткрыт, она тяжело дышала; ее светлые волосы растрепались, от аккуратно собранной прически на затылке ничего не осталось — какие-то шпильки явно потерялись по пути, какие-то остро выглядывали из ее блондинисто-пшеничных, пушистых волос. — Регулус! — теряя дыхание сказала она с ярким французским акцентом, в нерешительности останавливаясь в дверях коридора. Коричневые классические брюки идеально сидели на ее костлявых мальчишеских ногах. Свободные, объемные рукава ее хлопковой блузки были завернуты до локтей. Регулус невольно усмехнулся, глядя на это зрелище, и видя эту полуулыбку на его лице, Камилла широко улыбнулась, оголяя острые белые зубы, и, сорвавшись с места, быстрым шагом устремилась к кузену. Не смея противиться, Регулус позволил ей себя обнять, и нашел, что тоже аккуратно обнимает ее худые плечи и спину. Ее тонкие руки обвили его, крепко прижимая к себе. От Камиллы доносился приятный сладковатый шлейф нежного парфюма, ее мягкие блондинистые волосы щекотали Регулусу подбородок и щеку. Камилла тяжело дышала, прижимаясь головой к плечу Регулуса. — Как я рада тебя видеть, ты бы знал! — протараторила она, продолжая говорить по-французски. Помня ее любовь к английскому языку, Регулус мог это оправдать нервами — голос Камиллы слегка дрожал и сама она стояла крайне неустойчиво на своих двоих. Камилла Катуар совсем не изменилась, она была все еще высока и худа, и хотя зимой Регулус был с ней практически одинакового роста, теперь он был немного выше. В отличие от большинства своих ровесников, того же Барти, Регулус рос медленно, но уверенно, постепенно догоняя всех тех, кто был давно выше него. Ее горящие голубые глаза исследовали его лицо, когда она наконец оторвалась. — Мерлин, рассказывай, как у тебя дела! — сказала она, все еще держа руки на плечах Регулуса. Регулус немного потерялся, потому что хотя они много переписывали в последние месяцы учёбы, они не виделись. — Вроде нормально, ты как? — сказал он, засовывая обе руки в карманы брюк. Камилла двинулась по коридору. — Святая Моргана, я думала, что умру со скуки, — ее звонкий голос оглушал Регулуса, уже привыкшего к гробовой тишине за это лето, — Пока мы были в Париже всё куда ни шло, пару раз была у подруг, много гуляла, много читала и рисовала, но мы приехали сюда, и мне здесь совершенно нечем заниматься. Мне не с кем поговорить, а мне нужно с кем-то говорить. Знаешь, я так часто стала говорить сама с собой, что, кажется, я скоро сойду с ума. Регулус не любил много говорить, но был совсем не против выслушать громкие тирады о скуке от Камиллы. Его это забавляло. Выйдя на улицу и продолжая слушать ее, Регулус еще более ощутил морской воздух и совсем забыл о всех проблемах, даже о том, что отец сделал с ним вчера. — ... Аралуэн заносчивая и молчаливая идиотка, видите ли, ей не до проблем. Орнелла меня тоже теперь недолюбливает. Я нашла эти ботинки в старом гардеробе Ивеса, они разношенные и очень удобные, мне повезло, что они оказались мне впритык. Дурочка Орнелла говорит, что я не могу носить мужскую обувь, но чем старше я становлюсь, тем неудобнее становится туфли, особенно каблуки. Если они маленькие, то они легко застревают между камней. Мама говорит, надо смотреть, куда наступаешь, а как я буду всегда смотреть под ноги, если мне нужно держать подбородок так, будто я не хочу видеть горизонт? Теперь они спускались по тонкой каменной тропинке, по старым ступенькам. В детстве они казались огромными, сам путь до берега казался невероятно длинным, но став старше все утратило свои масштабы. Шум прибоя услаждал уши, расслаблял, вид бескрайнего моря обескураживал. — Я всё только о своем и о себе, прости, я не знаю, что мне делать, может, ты тоже хочешь что-то сказать? — обеспокоено сказала она. — Что? Нет, нет, говори сколько хочешь, я всё слушаю, — сказат он ей спокойно, и Камилла вновь расцвела, — Вижу, тебе вправду не с кем общаться? — Совершенно, — сказал она, запуская правую руку в волосы, Регулус легко рассмеялся, снова чувствуя теплое спокойствие. Камилла опустилась, садясь на камни и упираясь локтями в скрещенные ноги, кладя голову на кулаки. Регулус сел рядом, на минуту они оказываются в в шумной тишине морского прибоя. — Зато Аралуэн больше не будет тут жить, — сказала она в раздумьях. — Это проявление искренней сестринской любви? — прыснул Регулус, и уголки губ Камиллы еле-еле против воли приподнялись. — Она уедет с этим Лестрейнджом в Лондон. Уже этой осенью. Не сказать, что она обременяет меня своим присутствием... — протянула она, — Но, определенно, в доме будет на одну зануду меньше. — Как тебе Рабастан? — спросил аккуратно Регулус, искренне интересуясь, какое впечатление на нее произвел младший Лестрейндж. — О, Мерлин, он такой чудаковатый. Эти розовые сопли, слюни, мелкие поцелуйчики, такая гадость. Ты еще не видел, как они встретились и ушли гулять в сад. Я видела из окна, как они стояли около друг друга, Аралуэн была просто пунцовая, а лицо у этого Лестрейнджа было такое, словно он готов превратиться в лужу, фу. Регулус рассмеялся от того, как Камилла скорчила лицо. Она прекрасно владела своей мимикой, напоминая чем-то живые эмоции Барти Крауча. — Не знаю, может, это и вправду — любовь, — произнесла Камилла, — Но такой любви мне не нужно. — Любовь тоже может быть разной, не думала? Вспомни, какая любовь у Рудольфуса и Беллатрисы, — саркастично и с усмешкой сказал он Камилле, и та скорчилась еще сильнее, поднимая плечи. — Нет, нет, нет, это еще хуже! Регулус слабо рассмеялся, Камилла в задумчивости устремила взгляд вперед. — Я ведь следующая после Аралуэн, — сказала она сменившимся тоном, ее глаза сразу налились потерянностью и вся веселость мгновенно унеслась, — Прости, мне не стоит говорить тебе об этом, извини, я иногда теряю голову... — Нет, ты можешь рассказать, если считаешь это нужным, — уверил ее Регулус, почему-то считая, что Камилле действительно нужно выговориться, потому что по ее рассказам, в последние месяцы она была особенно одинока. Она слабо улыбнулась. — Ладно... в общем, чем ближе эта свадьба, тем больше я думаю о том, что мне через год семнадцать, я буду лишь немного младше Аралуэн, и меня точно заставят выйти замуж. Я не знаю, что я буду делать, потому что если любовь существует, то я хочу выйти замуж по любви, а не по тому, за кого меня захотят выдать родители. Если в моей жизни не будет настоящей любви, похожей на любовь описанной Джейн Остин или Луизой Олкотт, то лучше остаться старой девой. — Увлекаешься магловской литературой? — искоса глядя на Камиллу, Регулус увидел, как вспыхли ее щеки, покрываясь лихорадочным румянцем. — О, нет, Регулус, пожалуйста, не смей говорить кому-нибудь, умоляю, — в ее глазах появился страх, она слегка отпрянула от Регулуса, словно хотела лучше его видеть. — Нет, я никому ничего не скажу, честно, — ответил он, но видя, что Камилла не совсем ему верит, в шутку добавил: — Если тебе угодно, можем договориться о непредожном обете... — Ладно, нет, я поняла, — пробормотала она, снова садясь на прежнее место. — Просто стоит быть иногда немного аккуратней. То, что не скажу я, не значит, что не скажут другие, — левая рука сквозь карман нащупала пачку сигарет, но портить воздух никотином совсем не хотелось. Камилла, кажется, поверила, заметно расслабляясь. — В любом случае. Я не знаю, что там произошло, ведь изначально Аралуэн должна была выйти за Сириуса, но она с детства его ненавидела, я помню это, и ей повезло, что над ней сжалились, потому что ей нашли Рабастана. Я не понимаю, как можно сочетаться в браке со своим двоюродным братом... — пробормотала Камилла, — И это одна из причин, по которой я не хочу выходить замуж по расчету, потому что мама говорит, что в округе нет свободных юношей, которые не приходились бы мне родственниками. И это ужасно, потому что они даже не пытаются найти кого-то хотя бы далекого, вроде, семиюродного или шестиюродного брата... Если ты понимаешь, куда я клоню. — Если бы они могли, они бы сватали друг к другу новорожденных двоюродных братьев и сестер, да, я понимаю, — обречённо сказал Регулус. — Сириус ведь уже совершеннолетний? Я ничего не понимаю, почему он... — Помнишь рождественские каникулы? — перехватил Регулус, — Когда ты спросила, где Сириус? — Допустим... — произнесла Камилла, вспоминая, — Ты тогда сказал, что Сириус вроде как ушел или что-то в роде... После я стала думать, что он просто решил жить отдельно, потому что уже тогда ему было семнадцать. — Он не просто решил жить отдельно, — слабо намекнул Регулус, глядя прямо Камилле в глаза, где появились первые признаки понимания. — Нет, он не мог... — Это секрет, вроде твоего о книгах. Пока никто не знает об этом, и я надеюсь, что ты ничего не разболтаешь, — с усмешкой сказал Регулус, отводя взгляд. — Но он будет здесь, так ведь? — Чтобы продолжать отводить глаза, да. — И какой же предлог его холостому образу жизни и отсутствия в жизни чистокровной элиты, в таком случае? — Полагаю, учеба. Как он будет выкручиваться из этого дерьма я не знаю, это уже не моя проблема, — пробормотал он, ковыряя камни на берегу и вспоминая о бинте на руке. Камилла увидела мимолетную перемену в Регулусе, и решила дальше эту тему не продолжать, что было очень хорошо для Блэка. — Ладно, к черту всё это. Если что-то такое наметится, просто сбегу, — сказала она, вставая. Регулус смотрел на нее снизу, пока она отряхивала свои прямые брюки. — Куда же ты побежишь? — спросил Регулус, вставая и идя вслед за ней. — Не знаю, — сказала она так беззаботно, словно ее спрашивали, хотела ли бы она зеленого или черного чая, — Впрочем, я буду совершеннолетней. Какие-то деньги мне да перепадут, а там я найду выход. Чем-то она напоминала Сириуса, своим рвением к свободе и безразличием к наследству и статусу. Также, она так напоминала чем-то Регулусу Пандору — блондинистыми волосами, громким смехом и звонким голосом, легкостью. Кажется, в ней сочеталось всё, и при этом, не было ничего аристократического. Лишь внимательно разглядев ее, надев на нее платье и заколов волосы можно было бы увидеть в ней аристократку, но в остальном она была настолько проста, что сошла бы за самого обычного человека. Никто не искал их до самого ужина, и к вечеру у Регулуса кружилась голова от переизбытка кислорода, и подкашивались ноги от целого дня прогулок и ходьбы. В ушах звенело, в них стоял смех Камиллы и ее звонкий голос, голова кипела. В последний раз он так долго с кем-то общался и гулял с Барти, после того нападения в Хогсмиде, когда они оба болтали о всякой чепухе, лишь бы забыть о внешнем мире. И вот Регулус снова оказался в этом шумном пузыре, разделяемым с Камиллой Катуар. Он снова обо всем забыл, и удивлялся, как легко он сходился с кузиной. Они разговаривали на десятки различных тем, и никогда о войне или любви. Регулус, не привыкший к такому образу жизни начинал сомневаться, что когда настанет ужин, и если ему снова придется говорить, он сможет сказать хоть слово. Солнце заходило за горизонт, озаряя берег и поместье мягким розовым цветом. Пушистые воздушные облака безмятежно плыли по фиолетовому небу, теплый бриз остывал, и в шестом часу Регулус вернулся с Камиллой в поместье Катуаров. Отовсюду горели лампы и свечи, на стены теперь падал мягкий оранжевый свет, мягкие краски окутали светлый дом, превращая реальность более похожей на сон. Выйдя в просторный холл они сразу наткнулись на Элладору Катуар. — Мерлин, Регулус, наконец-то я тебя увидела! Не день, а какое-то безумие, ни единой свободной минуты! — ее желтовато-блондинистые кудри были собраны сзади, на ней был какой-то макияж, но он плохо скрывал уже начинающее стареть лицо, — Как ты вырос, как быстро летит время! Мерлин, какой ты худенький! Ее руки подлетели к его лицу, Регулус рефлекторно отшатнулся назад, делая маленький шажок, но Элладоре это не помешало. Она широко улыбалась, от нее несло ярким цветочным парфюмом, от которого у Регулуса начинало щипать глаза, и невольно он попытался отстранить ее руки своими, но миссис Катуар уже сама отвлеклась от своего племянника, и, завидев свою среднюю дочь, ее руки взмыли ввысь, так стремительно и широко, что теперь Регулус сделал отчётливый и широкий шаг в сторону, иначе бы она легко задела его лицо своими длинными ногтями. — Камилла! Объяснись, что это такое? Что это за вид? — голос Элладоры был таким же звонким и громким, но в отличие от молодого заливистого голоса Камиллы, ее тембр резал слух, словно наждачка стекло, — Ты видела, во что превратилась твоя прическа? Ладно прическа, но брюки! Ботинки! Где ты взяла их? Камилла отшатнулась к стене, отходя от разъяренной матери, и Элладора бы продолжила свою громительную тираду по поводу внешнего вида Камиллы, если бы в холл не вошел Ивес Катуар, старший брат Камиллы, а вслед за ними — Альфард и Орион. Регулус сглотнул, как только увидел дядю и отца. Он вспомнил о своей руке, и теперь вид Альфарда не вызывал в нем тех радостных чувств, как ранее. Элладора обернулась, и, завидев своего брата Ориона и Альфарда, конечно же, заулыбалась, бросилась к ним с приветствиями, шикнув Камилле, чтобы та шла переодеваться, но юная Катуар даже не сдвинулась с места. Регулус же почувствовал, как кровь отливает от его лица. Он хотел посмотреть на Альфарда, но снова чувствовал, что не может. Он спрятал левую руку в кармане, вспоминая о порезе на ней, и пытаясь найти, куда устремить свои глаза. Альфард поймет, Регулус знает это, почему он не обращает на него ни малейшего внимания. Но как ему придется рассказать все? Элладора о чем-то щебетала с Орионом, который любезно и терпеливо отвечал ей на все вопросы, и вел себя крайне добродушно с ней, однако Регулус чувствовал, как отец кидает в него острые взгляды, следящие за ним. Регулус отвлекся на стоящие на комоде колдографии, люди на них были ему совсем неизвестны, вероятно, этим снимкам было около ста лет и это были предки Луи Катуара, главы семьи, но Регулуса это, конечно, не волновало. Он не думал, что появление двух других персон так сильно повлияет на его состояние. В холл вошли Вальбурга и Сириус, и как только они появились, Регулус сразу же столкнулся взглядом с братом. Он не понял, что конкретно увидел там, но по тому, как стремительно и с каким лицом вошла мать, было понятно, что они вновь о чем-то повздорили. На Сириусе была чистая накрахмаленная рубашка, идеально выглаженные брюки и ботинки, волосы аккуратно расчесаны и уложены. Вероятно, их хотели заправить за уши или собрать в низкий хвост, как у Люциуса Малфоя, поскольку руки Сириуса без конца взлетали к голове, пытаясь придать объём прилизаным волосам. Он выглядел... непривычно. Регулус забыл, когда брат в последний раз был одет официально. И Регулус старался не пялиться, а просто ждать. Ждать, пока Элладора перестанет ворковать и отстанет от Сириуса, расхваливая его, а затем ругая за ту же худобу. Удивительно, но ей понравилась его прическа. За это время Регулус заметил, как Вальбурга и Альфард обменялись взглядами, — взгляд матери был холодный и злой, пока Альфард смотрел на нее с каким-то смирением и жалостью. Регулус оказался сидящим напротив Сириуса, совсем не так далеко от Альфарда, с которым он пересекся взглядом, и он хотел просто убить себя за то, что смотрел на обоих так холодно и безэмоционально. Но он без конца чувствовал, что Орион особенно внимателен к нему, и практически постоянное нахождение под контролем отца вызывало ужасный дискомфорт. — Очень жаль, что Лестрейнджи не смогли быть сегодня, — проворковала Элладора. Регулус слышал, как справа от него на соседнем стуле вздохнула Камилла. Она надела на себя голубое легкое платье, аккуратные туфельки, расчесала волосы и собрала их сзади, превращаясь в совершено другого человека. Но Регулуса это так не волновало, в отличие от неё самой. Ее тяжелый вздох вызвал бы у него усмешку, но сейчас он будто отключил все возможности испытывать хоть какие либо эмоции. — Когда приедут Малфои? — спросила Вальбурга, ловко расправляясь с треской на ее тарелке. — О, я надеюсь, что уже послезавтра Люциус и Нарцисса прибудут. Также мы ждем, когда же здесь окажется Рудольфус. Нам нужно кое-что обговорить, — она слащаво улыбнулась. — По поводу Ивеса? — с улыбкой спросила Вальбурга, взгляд Регулуса скользнул к надменному кузену, который поглощал свое блюдо безэмоционально и холодно, ни на кого не глядя, будто ничего здесь не существует, однако при упоминании своего имени слегка приподнял брови, обращая взгляд в сторону говорящих. — Да. Это будет очень неплохо, если задуманное сможет осуществиться. Если с помолвкой нам нужно еще немного подождать, полтора года, то с остальным никто не видит смысла ждать. Надо уже сейчас действовать, Темному Лорду нужны юные последователи, тем более что наш Ивес бесспорно талантлив в Чарах, — довольно закончила Элладора, поворачивая голову к Ивесу. Юный Катуар холодно улыбнулся, возвращаясь к еде. Вальбурга тоже одарила Элладору улыбкой, но совсем неискренней и холодной. Регулус заметил, как при упоминании Воландеморта напрягся Сириус. — А Сириус и Регулус? — спросила Элладора, и Регулус почувствовал, как хочет провалиться сквозь землю, потому что этот вопрос не предвещал ничего хорошего. — Всё в процессе, Элладора, ничего так быстро не случается, ты понимаешь. Да и торопиться еще некуда, время есть, — сказал Орион, опережая свою супругу, на момент замешкавшуюся. — Двое сыновей в рядах пожирателей смерти, особенно из такой семьи, это весьма престижно. Полагаю, вы, мальчики, в восторге? — Элладора обратилась к Сириусу и Регулусу, синхронно повернувших головы в ее сторону. Регулус на клеточном уровне почувствовал, как Сириус захотел что-то сказать, — вилка в его руке была сжата с неимоверной силой, скулы напряглись, глаза недобро засверкали, и прежде чем брат успел что-либо сказать, Регулус с силой заехал ему носком своего ботинка по лодыжке: — Разумеется, — сказал он четко и крайне вежливо в тот же момент, на какое-то время слегка закусывая щеку и боковым зрением следя за Сириусом, который неестественно дернулся, выровнив вилку, которая со звоном ударилась о тарелку. Элладора широко улыбнулась, обрывая зрительный контакт, и тогда Регулус позволил себе без стеснения найти глаза Сириуса, мысленно обзывая его всевозможными ругательствами. Сириус же в ответ уставился своим жестким и дерзким взглядом, впиваясь в Регулуса своими глазами, но совсем забыв, что его младший брат, в свою очередь, сделает то же. Альфард, безусловно, наблюдал эту немую сцену. Толчок Регулуса ногой из десяти человек заметили лишь двое самых внимательных — Альфард, и, к огромному сожалению, Орион, хоть Регулус и умудрился сделать это осторожно, совсем тихо, так что жесткий ботинок глухо, но ощутимо для Сириуса, припечатался к его лодыжке, в самую кость, а всё остальное заглушил звон упавшей из руки Сириуса вилки и слово Регулуса. Регулус, хоть и безумно устал, но он вел себя вполне спокойно и естественно, что однако, немного смущало сидящую справа от него Камиллу. Она явно хотела временами что-то ему сказать, но видя его безразличное лицо, откровенно трусила, и Регулус сам боялся сделать что-то не то, потому что постоянная слежка отца раздражала его настолько, что он уже начинал опасаться любого своего действия. Становилось скучно. Регулус бессмысленно пялился в тарелку, уплывая мыслями в другое пространство и забывая, где он находится. Его уже не волновал Сириус, Альфард, отец, Камилла, изводившаяся от скуки справа от него, юная четырнадцатилетняя Орнелла, без конца рассматрившая то его, то Сириуса, звонкий смех Элладоры и взрослые разговоры, в которые Регулус откровенно не хотел вникать. Ему повезло, что вопросами больше не доставали ни его, ни Сириуса. Всё обошлось еще в самом начале, и после взрослая половина семейства вовсе забыла о своих детях, и постепенно они начали расходиться. Первой из-за стола выпорхнула Орнелла и вслед за ней отправился Ивес. Камилла, как только убедилась, что больше ничто за столом ее не держит, чересчур резко кинула белоснежную скомканную салфетку на стол и громко отодвинув стул зашагала прочь. Даже не переглянувшись, Регулус и Сириус синхронно встали со своих мест, и сразу же на них оказались взгляды родителей и Альфарда. Но оба мастерски сделали вид, что ничего такого не замечают — также, как и Элладора с Луи, которые упускали из-под носа все напряжение между Блэками, и Регулус, на вопросительный взгляд Вальбурги, весьма вежливо объяснил, что ему необходимо сесть за алхимию, и покинул стол, получив короткий одобрительный кивок от отца и оставив после себя лишь еще более лучшее впечатление, потому что знатно удивил чету Катуаров. — Мерлиновы подштанники, чтобы я ещё раз сидел с ними, — прошипел Сириус, расстегивая верхние пуговицы рубашки, пока они шли по уже темному коридору к своим комнатам, которые находились по-соседству, — И да, это было больно. — Извини, — сухо сказал Регулус, и сразу же почувствовал, как легко начало покалывать левую руку, но он не придал этому большого значения, — Любое лишнее слово могло бы повлечь за собой катастрофу, — покалывание участилось. — Я не могу делать так, как ты. Вот так легко и без зазрения совести, — прошептал Сириус, опасаясь, что кто-то может их услышать, когда они уже оказались в коридоре, ведущем к гостевым комнатам. — Именно поэтому мне пришлось нацелить свой ботинок в твою ногу, — спокойно сказал Регулус. Он взялся левой рукой за ручку двери своей комнаты. — Ты серьёзно пойдешь сейчас заниматься? Время девятый час ночи, — ошарашено спросил Сириус, когда увидел, что Регулус намерен вернуться в свою комнату. — Тебя это смущает? — спросил Регулус, раздраженно глядя на Сириуса. — Нет, ты всегда был заучкой. — Тогда зачем спрашиваешь, — Регулус открыл дверь. — Не хочешь... прогуляться? Альфард сказал, что будет ждать внизу. Все скоро пойдут по комнатам, искать никто не будет, — с еле сверкающей надеждой предложил Сириус. Регулус почувствовал эту искру, но, закрыв на секунду глаза, отрицательно помотал головой. — Окей. Спокойной ночи, — сказал Сириус немного раздраженно, тоже направляясь к своей двери, буквально следующей, после двери Регулуса, но сам Регулус ничего не сказал, закрыв за собой тяжелую дверь, ощутив неприятную режущую боль в левой руке, и от ее осмысления скрутило желудок. Регулус попытался стряхнуть слабую боль, пытаясь расслабить левую руку. Любой разговор с Сириусом или Альфардом лишь увеличит время заживления, а на какое время на руке Регулуса будет лежать отцовское проклятие, он, разумеется, не знал. Зная Ориона, Регулус мог предположить, что не на десять дней, а куда больше. В темной комнате витал морской ночной воздух, и хотя становилось прохладней, Регулус оставил оба окна нараспашку, лишь накинув сверху кофту, и сел за стол. Легкий щелчок пальцев заставил включиться причудливую магическую лампу, озарившую просторную комнату слабым светом, но достаточным для стола, чтобы начать работать. Стояла высокая влажность, но не было характерной духоты. Регулус достаточно быстро погрузился в работу, прислушиваясь к шуршанию оливковых деревьев и лавр за окном. Легкое щебетание птиц порой раздавалось с улицы. Внезапно раздался робкий стук в дверь, от которого Регулус вздрогнул. Он кинул через плечо слабое «да?» и обернулся, не убирая руки с раскрытого учебника и не откладывая перо. Дверь с мягким скрипом отворилась, и в проеме появилась Орнелла, младшая из сестер Катуар, которую Регулус не видел этим днём и практически не замечал за столом. На ее лице не было никаких эмоций, ее вздернутый носик и приоткрытые губы выдавали в ней все еще живущего маленького ребенка в теле четырнадцатилетней девочки. У нее были такие же голубые глаза, как у большинства Катуаров, и длинные, черные ресницы, так резко контрастировавшие с блондинистыми редкими волосами. — Ты что-то хотела? — аккуратно спросил Регулус, так и не дождавшись, когда Орнелла хоть что-то скажет. Она медленно замотала головой. — Я войду? — ее высокий, прозрачный голос распределился по комнате. Регулуса немного смутило такое поведение кузины, поскольку он не хотел отвлекаться, однако, почему-то все равно пожал плечами. — Если хочешь, — ответил он. Она слабо улыбнулась, что немного расслабило Регулуса, так как ее лицо напоминало лицо покойницы, настолько недвижным и бледным оно было. — Что ты делаешь? — спросила она. — Занимаюсь, — Регулус с крайне неохотой ответил ей на вопрос, поворачиваясь к столу. — Наверное, я мешаю? — Немного. Да. Но должного эффекта на Катуар это не произвело. Она приблизилась к кровати, стоящей рядом со столом, и легко села на край, не доставая ногами до пола. — А чем ты занимаешься? Регулус стал терять терпение. Он растерял все цифры, оставленные в голове. — Алхимией, — буркнул он, склоняя голову над пергаментом и стараясь игнорировать появление Орнеллы, которая, вторгнувшись к нему, по-видимому, совсем не собиралась покидать комнату Регулуса. — Ого, — протянула она, болтая ногами. — Говори сразу, если тебе что-то нужно, или уходи, — на чистоту выдал Регулус, уже не стараясь быть искусственно вежливым. И это дало определённый толчок, удививший Орнеллу. Она посмотрела на Регулуса неотрывно, и он, почувствовав ее взгляд на себе, оторвался от работы. — Что? — теряя терпение, глядя в ее глупое, непонятное лицо, спросил Регулус. — Ничего, — робко ответила она. Ее маленькая грудь быстро поднималась под легким вечерним платьем, — Тебе с Камиллой интереснее всего? — Что? — еще более ошарашенно спросил Регулус. Эта семейка была действительно сумасшедшей, подумал про себя Регулус. Он стал понимать, куда клонит Катуар, и ему это совершенно не нравилось. — Ты весь день провел с Камиллой, — упорно сказала Орнелла, вставая на ноги. — Да, она моя кузина. Двоюродная сестра, — как пятилетней девочке объяснил Регулус, — также, как и ты, — вскользь добавил он, вставая со стула и немного пугая Орнеллу, — И я не вижу проблемы в том, что провожу с ней время, это странно, да, иметь двоюродную сестру и не общаться с ней? Он аккуратно ее обошёл, еле приобнимая за плечи, но лишь ради того, чтобы поскорее вывести ее из комнаты. Орнелла зажалась, чувствуя руки Регулуса на своих плечах, а самому Блэку было невероятно противно от всего того, что могло быть в голове его младшей кузины. — Но она же глупая! Она таскается в одежде Ивеса, а он даже не подозревает об этом! — сказала Орнелла, — Как ты можешь с ней говорить? — Орнелла, иди спать, время позднее, — устало пробормотал Регулус, радуясь, что Орнелла все же движется к двери под небольшим давлением его рук. — Мама мне не верит, что Камилла против всего, я знаю, что она против. Скажи, что ты делаешь это специально, чтобы сдать ее потом Лорду, да? Регулус опешил от такого заявления. — Тебе не жаль свою старшую сестру? — с ухмылкой спросил Регулус, пряча весь тот ужас испытываемый в данную секунду за маской шутки. — Она мне противна. — Ладно. Всё, мне правда нужно заниматься, — ответил Регулус, открывая дверь и выставляя Орнеллу в коридор. — Ты так и не отв... — Спокойной ночи, — улыбнулся Регулус, кивая, делая вид, что не услышал слов Орнеллы, и стремительно закрыл дверь. Как только младшей Катуар в комнате не оказалось, Регулус выдохнул. Он попытался стряхнуть из головы любые мысли о том, что могла надумать в своей глупой голове Орнелла, и сел обратно за стол, правда концентрироваться на задачах он уже не мог.