***
Регулус пошел с Барти в Хогсмид. Погода стояла крайне приятная, и многие студенты поддавались соблазну закинуть новенькие учебники в тумбочки и побросать сумки с пергаментом на своих кроватях в комнатах, чтобы налегке отправиться гулять. В очередной раз всё было восстановлено. Регулус никогда не забывал о днях, когда в этих переулках погибали люди. Мемуарные плиты, превращавшие закоулки в подобия кладбищ, были разбросаны по небольшой деревушке, служа напоминанием о трагедиях и призывая выбирать правильный путь. Но с другой стороны — Хогсмид превратился из уютной волшебной деревушки в обыкновенное маленькое поселение, которое война, все же, не обошла. Все настолько к этому привыкли, что даже не замечали вечно цветущих розочек на небольших серых плитах, маленьких захудалых венков, по которым постоянно прыгали ни о чем не подозревающие птицы. Из магазинов на главной аллее все также доносились звонкие голоса, жители мирно прогуливались вдоль своих улочек. Боль минувшего горя затаилась в уголках их глаз, и негласно все жители Хогсмида ее скрывали, принимая новых гостей в своих лавках и закусочных, и, конечно, не без опаски. Попав в Хогсмид, где можно было найти всё, что угодно душе человека, Регулус не решил терять времени. Пользуясь занятостью Крауча в канцелярском отделе, он отошел на пять минут в соседний переулок, направившись аптечной лавке. Для него было куда проще и спокойнее вместо традиционного похода к Помфри нарушить уже устоявшуюся привычку брать у нее таблетки обезболивающего и вместо этого купить пару стеклянных пузырьков у безучастного в жизни студентов гоблина. Морщинистые тонкие руки, напоминавшие скорее куриные лапки, с педантичностью и скурпулезностью расставляли свежие бутыли зелий и коробки лекарств в полках, и гоблин никак не препятствовал Регулусу самостоятельно снять с открытого прилавка два пузырька. Он не имел к студенту никакого интереса, единственное, за что зацепился его глаз — за количество сиклей, которые Регулус поспешно вытащил из кармана, чтобы поскорее убраться из помещения и вернуться к Барти. Тот не мог не заметить исчезновения Регулуса, но его вполне удостоил ответ о том, что Блэку было необходимо отлучиться в книжный отдел.***
Время остановилось, когда стрелка часов приблизилась к назначенному часу. Открытый Хогсмид спасал коридоры замка от бездельников и зевак, склонных к охоте на новые сплетни, поэтому стук каблуков отскакивал от стен, раздеваясь звонким эхом, а затем тонул в глубокой тишине. Регулус не мог сидеть на месте. Их комната была слишком мала для того, чтобы мерить ее шагами, а в библиотеке, где сидела другая часть учеников, решивших посвятить день учебе, была не самым лучшим местом для бессмысленных прогулок. Одни лишь пустынные коридоры вновь сыграли верную службу для неусидчивых ног. Барти тенью плелся за Регулусом, который шел, сложив руки за спиной и глядя себе под ноги. Его мысли были сконцентрированы на визите родителей, на разговоре, который вот-вот должен начаться в кабинете директора, и самой страшной частью его размышлений были последствия, которые словно ветви плюща размножались на десятки крепких нитей, и каждая несла в себе вариант будущего, один страшнее другого. Даже малая доля уверенности, что Ивес, все же, попробует прислушаться к советам Регулуса, давно пошатнулась. Минувший разговор забывался, все мелочи, которые Регулус старался отмечать в языке тела и выражении лица Ивеса, постепенно тонули в забытье и уже не казались правдой. Ледяные ладони потели, сердце в груди порой начинало сильно биться, и хотя Регулус понимал, что его вины в случившемся нет, и при случае, никто не докапывался бы конкретно до него, но он уже внес свою лепту, возможно, поторопившись. Только самое странное чувство, что гложило его изнутри, уже давно не было опасением за собственную судьбу. Это переживание было куда большим по своему объему, и куда более отдельным от него самого. Где-то на подсознании сработал детский инстинкт, где-то далеко внутренний голос кричал об осторожности, потому что где-то рядом была опасность, — опасность, касающаяся его старшего брата. Бетонная плита равнодушности, которой Регулус нещадно перекрыл живые чувства и изменчивые эмоции, эмпатию и сожаление по отношению к старшему брату, крошилась и стиралась в порошок, и всё, что оставалось делать — сдувать мертвую пыль, чтобы она не мешалась. Все отчетливее ощущались забытые после детства чувства, все горячее становился жар паники, и приходилось прикладывать недюжинные усилия, чтобы сохранять холод и рациональность при себе. В три часа миссис Катуар и лорд и леди Блэк оказались в кабинете Альбуса Дамблдора вместе со своими сыновьями. Вслед за ними зашла Минерва Макгонагалл, и, слегка пыхтя и очевидно опаздывая, последним забежал Гораций Слизнорт. Регулус слышал, как вдалеке съехались тяжелые горгульи, отзвуки шагов прекратились, и мир снова наполнила тишина. Оставалось только ждать. Прошло целых сорок минут, которые показались в тот момент целой вечностью. Барти все еще находился где-то неподалеку. Он шикнул на миссис Норрис, которая не заставила ждать с ответом, настойчиво зашипев, и тогда в гущу звуков незаметно влился звук отодвигающейся горгульи. Лишь с первыми голосами все трое — Регулус, Барти и миссис Норрис — разом замерли. Регулуса словно вынули из ледяного водоёма, Барти вспомнил, зачем они здесь, а миссис Норрис, к всеобщему счастью, слишком гордая для подобных человеческих проблем, галантно повернулась и вскоре исчезла из вида. Понимая, что скоро ему будет необходимо оказаться около кабинета Дамблдора (они были буквально в десяти метрах от него, прячась от глаз за углом), Регулус постарался настроить свои мысли на положительный лад, и, разумеется, с треском провалил эту задачу. Он намеренно не пил таблеток, опасаясь, что после продолжительного перерыва что-то пойдет не так. Он проверит, держится ли должный эффект лишь после, когда жизнь не будет требовать от него трезвой головы. По шагам он различал присутствующих — быстрые и особенно отрывистые принадлежали декану Гриффиндора — Минерве Макгонагалл. Шаркающие и ленивые — Горацию Слизнорту. Размеренные, медленные, отдающие особенным режущим звоном каблуки, шаги, которые Регулус не спутает, где бы они не ступали, принадлежали Ориону Блэку, его отцу. Где-то там же должна быть мать и Элладора Катуар. Рядом с ними Сириус и Ивес. По чистому наитию, присущему людям, выросшим в особенной среде, по интонации голосов, чьи слова невозможно было рассказать, Регулусу удалось как обычно появиться в необходимый момент — когда «компания» все еще была в сборе, но общее внимание уже распалось. Первым, кто заметил Регулуса, вышедшего из-за угла, оказался отец, который очевидно, ждал сына и, вероятно, догадывался о близком присутствии того, потому что на его лице плохо скрывалось нетерпение и потом удовлетворение, когда Регулус наконец появился в поле зрения. Тут же он вспомнил, как стоял за колонной вместе с Барти, не рассчитывая встретиться с отцом так скоро. Желудок сделал неприятный кульбит, волнение с новой силой ударило в голову, но на лице продолжалась держаться маска безразличности. — Tout ce qui s'est passé est très désagréable. — сказал он, смотря на сына сверху вниз, обжигая голубыми глазами изнутри, — Comment pourrais-je comprendre que tu n'as rien à voir avec ce qui s'est passé? Вопрос, на который можно было ответить двумя способами, и на каждом из которых можно было попасться на удочку. Регулус на секунду задумался, надеясь, что своим видом и поведением сможет убедить отца в своей непричастности. Однако, он понимал, что отец имел в виду не урок Защиты от Темных Искусств у седьмого курса, потому что физически Регулус не мог там находиться, так как в это время был на Чарах у Флитвика, а то, что произошло после. —Non, — сказал Регулус, борясь с желанием прикусить язык за очередную, но привычную ложь. — C'est bizarre, mais Ives t'a mentionné. — тонкие губы искривило подобие усмешки, заставившую сердце пропустить удар. — Nous avons parlé de ce qui s'est passé. — ответил Регулус также спокойно, словно действительно ничего не происходило. Ему не составило большого труда вжиться в эту роль. — Oui, je pouvais déjà comprendre. — кивнув, отводя взгляд в сторону и задумываясь, ответил Орион. Регулус не мог прочесть ничего, что могло бы быть написано на его лице. Пустой лист, исписанный с обратной стороны, которая не доступна Регулусу, — Dans l'ensemble, j'ai supposé que ce serait le cas. — Регулус, — прозвучал голос матери. Губы Ориона искривила усмешка, и он отошел в сторону, оглядывая Регулуса повелительным взглядом, уступая место матери. Рука Вальбурги легла ему на правое плечо, едва сжимая его, посылая по телу неправильное чувство. Родители не должны быть в школе. Школа — место, где Регулус один. Где за стенкой не говорят родители, где отец не зовет его в кабинет, чтобы вытрясти из него душу и наградить новыми ранами. Это не место, где ему нужно держать особенную маску. То, как он привык вести себя в школе, не актуально для родителей, куда более зорких и внимательных, взрослых, которые могут увидеть страх в случайно дрогнувшем над губой мускулом. Но мать была здесь. Сжала его плечо, словно дома. Они отошли в сторону, Регулус не решался посмотреть на нее, но держал плечи расправленными, спину ровно, но голову слегка склонил, показывая, что весь в ее внимании. — Слизнорт узнал, что ты занимался с Крофордом летом, — сказала она. Регулус молчал. — И он признал, что тебе необходима более качественная и серьезная подготовка, чем школьная. Он будет рассматривать этот вопрос, так как сейчас заниматься с Селиверстом не предоставляется возможным. Ее формальный голос, четкий французский, поведение, словно она не его родная мать, а человек, выполняющий свой жизненный долг, бесчувственный взгляд — все задевало. Регулус знал, что они не одни здесь, но сейчас ощущал, будто никого кроме их двоих в мире не существует. Она — совершенно холодная и безразличная, и он, Регулус, ищущий и уставший. Она освободила его от проклятья, она спасла его от отцовской легилименции, приносящей мучительную боль, но кажется, словно тогда ее подменили. В тайне Регулус находил, что хотел бы, чтобы подмена оставалась навсегда. — Покажи руку, — сказала она внезапно, отчего Регулус слегка опешил. Но он все же поднял левую руку, Вальбурга взяла ее, ее ногти неприятно впивались в кожу, но на бледной руке нельзя было видеть побелевших костяшек. Было больно, но ясно, что она рассматривала шрам на тыльной стороне ладони, которая две недели подвергалась муке. Она долго и сосредоточенно смотрела на нее, изучая, ее серые глаза были серьёзны, само мгновение тянулось целую вечность перед тем, как она наконец расцепила свои тонкие пальцы, отпуская. — Я ценю твое рвение сохранить репутацию семьи, но будь осторожен, Регулус, — произнесла она отчетливо, выливая ведро кипятка на голову Регулуса. Конечно, Вальбурга не могла не догадываться о том, что может произойти в школе между двумя кузенами, и на момент Регулуса посетила мысль — неужели она могла догадываться также о том, что он не сможет игнорировать происходящее? Это ставило его в такое рискованное положение, насколько это было возможно, но спокойный, предостерегающий тон матери, заставлял думать, что нет, она имела в виду что-то другое. Точно не его общение с братом. — Также я говорила с новым преподавателем Защиты, этой... — она запнулась, вспоминая ее имя. — Профессор Пемберли, — помог Регулус. — Да. Она сказала мне, что ты не очень концентрируешься на занятиях. — У нас был только один урок, полный теории, писанины и нравоучений, — сказал Регулус, слегка обескураженный этим замечанием. Но взгляд матери заставил его замолчать, не смея произнести ни слова. — Я понимаю. Урок Защиты не столь важен, тем более, она не выглядит как человек, способный даже на элементарную магию, — ее взгляд метнулся туда, где Орион разговаривал с Пемберли, и Регулус удивлялся, неужели профессор такого высокого мнения о себе, если продолжает вести себя так самоуверенно, находясь под прицелом ледяной насмешки отца, — Но не забывай о статусе. Что бы не происходило, ты обязан держать себя. К ней вновь вернулся обжигающий холод, тень внимательности сошла с ее глаз, снова оставляя их серыми и безжизненными. — Сейчас тебе особенно важно раскрыть свой потенциал. Этим летом Рабастан вступает на службу, вместе с Люциусом. Я думаю, они оба смогут помочь тебе там, потому что я больше ни на кого не рассчитываю, зная претендентов на места. — ее слова вызывали мгновенную тошноту. Пока она говорила, Регулус нашёл взглядом Сириуса, который, хотя все еще и старался держать себя особняком, выглядел слегка подбитым. То ли словами отца, то ли Минервы Макгонагалл — понять было сложно. Ивес ошивался около Элладоры, своей матери, стреляя взглядом в Сириуса. Если он сдержался и не позволил своей тупой голове работать своим языком, то сейчас в нем, вероятно, бурлил океан недосказанного. — ... и не бросай Ивеса, — Регулус пропустил всю ее речь, очнувшись лишь под конец, — Он ужасно вспыльчив, это его черта. Элладора слабохарактерная, Луи того хуже. Понятно, что мальчишка вырос избалованным. Регулус кивнул, получая от матери взгляд, полный удовлетворения. К тому моменту Орион прощался со Слизнортом, который составил ему компанию после разговора с Пемберли. Последний взгляд, который отец бросил Регулусу, был полон неоднозначности и двусмысленности. Словно он сам за себя говорил: «Попробуй сделать что-то не так — и расплата будет неприятной». Перед глазами был взгляд матери — ледяной, серый, твердый и непроницаемый. Сколько раз он пытался посмотреть сквозь — и каждый раз бессмысленно. Барти ждал не так далеко. Всю дорогу обратно никто не проронил ни слова, и Регулус чувствовал, как напряжен Крауч. Выпрямился по струнке, стал тише дышать. Регулус не хотел, чтобы что-то, касаемое только его и семьи Блэк, влияло на Барти, порой слишком сильно чувствующего волнения окружающего его мира. «Все обошлось», — проносилось в голове Регулуса, застревало в воображении и рисовало оптимистические картины. Правда совсем скоро они приобретали кошмарные углы и снова оказывались ужасными. Регулус не знал, что чувствовал по отношению к Сириусу и Ивесу сейчас, но определенно ничего хорошего. Жажда узнать, что сказал Ивес в кабинете директора разъедала изнутри, и настолько сильно, что Регулус бы не побоялся использовать сыворотку правды или легилименцию, как бы его не коробило об одном воспоминании о последнем. — Ты так похож на нее, — выдохнул Барти нервно, сразу же после своих слов до боли прикусив язык. — Что? — Регулус не сбавлял шага, но слова пролили на щеки кипяток, на момент отрезвляя мысли. Стоило многого, чтобы не показать своего ошеломления. — На мать, — сказал Барти со странной серьезностью и глубокой вдумчивостью. Они остановились. Регулус смотрел на друга уверенным взглядом, пытаясь прочесть мотивы, но Крауч сам выглядел крайне озадаченным. — Твой отец хоть немного... участвовал? Регулус сперва неожиданно для себя прыснул, затем усмехнулся, и не смог удержаться от того, чтобы громко не рассмеяться. Смех выносил из головы все эмоции, и пока Регулус смеялся, прикрыв рот рукой, словно пытался скрыть смех, слегка отвернулся, губы Барти неловко подрагивали. Возможно, вопрос действительно был смешным, по крайней мере, как минимум — обескураживающим, но Регулус смеялся, смеялся до тех пор, пока не заболел живот, пока не устали щеки. Он слишком долго держался, а сейчас не мог удержаться. — Что, что смешного? — сказал Барти немного нервно. Спокойствие в этой ситуации — с Регулусом, выглядевшим как ходячая смерть, с накалившейся ситуацией в семье друга, которая была Блэку небезразлична — оказывала свое влияние и на Барти. — Ты такой юморист, — сказал сквозь смех Регулус, выдыхая. Барти слабо улыбнулся, пожав плечами. — Мистер Крауч, мистер Блэк, — раздался голос за их спинами. Голос, защемляющий кислоту между костей. Вызывающий осадок на языке. Пемберли. Эхо их смеха рассеялось в пустынном коридоре, в конце которого была видна ее тонкая фигура. — Как мне повезло, что я вас нашла, — сказала она сладостным голосом, улыбаясь, — Мне нужна небольшая помощь. Они были около класса Защиты, даже не успели отойти на приличное расстояние от кабинета директора. Слышал ли кто-то еще не вполне серьезный вопрос Барти, и особенно — громкий, заливистый смех Регулуса? Пемберли слышала, конечно. Все снова неприятно сдвинулось, пошатнув некогда твердый стержень Регулуса. Желудок свело от голода и нервов, понимание, что Пемберли приглашает их в её класс, который Регулус не мог принять без Розенберг — первого профессора по Защите от Темных Искусств, да и, наверное, в целом первого профессора в его жизни, к которому Регулус чувствовал странную, особенную привязанность. Барти не знал. Не мог знать, так же как и остальная куча студентов, знавших Андреа Розенберг. Знал только Сириус. Вряд ли даже Джеймс Поттер знал, — Альфард всегда просит молчать, молчать, чего бы то не стоило, а Регулус знал, что дядя имеет большое влияние на Сириуса. Знали только двое. Конечно, если в школе есть кто-то из детей или племянников членов «Альтаиса» — Регулус знал только Сольвейг Соммерсет, дочь Фридриха Соммерсета, одного из основателей Альтаиса, подругу Пандоры Олливандер, — но Регулус не думал, что она могла бы знать. Хотя Регулус сам ничего не знает. Не понимает и не знает. Идет по коридору, слева от него — Барти, с пылающим интересом, несмотря на ненависть к новому профессору. Идет, и не знает, чего ему ждать. Какой удар ему преподнесет класс в этот раз — дрожь в руках, тошноту при воспоминаниях, или кошмар, который приснится ему на впечатлениях сегодня ночью, если он вообще заснет. И Регулус не знает. День за днем земля уходит из-под ног, почва все сильнее крошится под ногами, словно он идет по песочному печенью, надеясь с каждым новым шагом, что где-то будет плотнее. — Странно, но ваш прошлый профессор оставила свои некоторые вещи. Вероятно, забыла, потому что две эти коробки находились в углу под столом. Если бы не моя дотошность, я бы их и не нашла, — пропела Пемберли. Регулуса прошиб ледяной пот. Ему захотелось резко развернуться и быстрым шагом уйти, не оборачиваясь, забыв об этом месте. — ... Я была бы признательна, если бы вы отнесли их Филчу. Запах класса немного изменился. Свежесть, которая наполняла помещение последний год, заменялась запахами цветочных букетов. Пемберли сама была как букет — благоухающая, яркая, резко пахнущая, — но букет этот был более похож на искусственный. Словно дотронешься, а вместо тонких шелковых лепестков наткнешься на магловский пластик, производимый тоннами. Регулус надеялся, что заходить в кабинет не придется. Надеялся, что не увидит полок, где стояли некогда фотографии Розенберг, где лежали книги. Но зашел. Пришлось, чтобы забрать одну коробку. Чтобы увидеть пустые полки, голые столы, где разместилось от силы пять книг, где две из них — министерские пособия для преподавания ЗОТИ, а один — глупый роман с уродской обложкой, которых целые горы продаются в захолустной книжной лавке на краю Косой Аллеи. Наверняка, она читает эту книгу уже не первый год, подумал Регулус, глядя на потрепанный роман «Жизнь Бетти Браун» с закладкой посередине. На срезе книжки был отчетливо виден слой пыли, впитавшийся в бумагу. Непроизвольно участилось дыхание. Изнутри Регулус чувствовал, как бежит по венам кровь, с какой силой сердце ее качает, ускоряя темп биения, и как тяжело держать себя расслабленным. Главное — не показывать Барти. Барти не знает, и не узнает. И знать ему не обязательно. В руки ему упала коробка, тяжесть которой сразу заставляет руки заныть. Даже не из-за того, что она тяжёлая — едва ли. Кажется, словно в нее положили еще и его собственные воспоминания, способные не только утяжелить вес коробки, но и придавить ею, и нещадно задушить, переломов перед этим ребра и вырвать ноющее сердце. Конечно. Розенберг не планировала уходить. А вещи собрали и унесли только те, которые нашли. Никто бы не полез под столы, не стал бы отодвигать тумбочки, где могло быть припрятанно что-то ещё. Регулус вообще не удивлен, что Пемберли проводит там настоящую очистку помещения — нальет зелий на пол, купленных в Хогсмиде, на поверхности, как любая высокомерная и брезгливая дама, развесит заклинания, собирающие мух и жучков. Галстук давил но горло, воротник рубашки натирал шею не хуже, чем мостик скрипки, оставляющий на его худой шее и ключицах яркие синяки-отметины. Руки грозили соскользнуть, разомкнуть пальцы, расслабить их и выпустить тяжелую коробку, наполненную чем-то. У Барти коробка была тяжелее — книги. Но Барти просто не знал. — Чем ей не угодили эльфы... — буркнул Барти, но Регулус ничего не ответил, хотя был согласен с другом. Регулус пытался сквозь картон увидеть, что находится в коробке, хотя понимал, что это не его вещи, и понимал, что он не в состоянии смотреть просто на эти коробки, смотреть на класс. Прошло всего два месяца, которые казались ему вечностью, но сейчас это временное расстояние сократилось до мала, словно он вчера видел профессора Розенберг. Всего два месяца, и у Регулуса снова дрожат руки. Подгибаются ноги, сушит горло, и даже проблема с Сириусом и Ивесом, родители — не беспокоят. В голове вертелся один вопрос — почему? Почему Воландеморт убил Розенберг, почему сделал это на глазах у Регулуса? — ... ты здесь? — донеслось до Регулуса с легким пинком плеча Барти. Серые глаза Блэка взметнулись к глазам Барти, и Крауч, который все это время на что-то жаловался, стих, в лице появилось беспокойство. — Ты в порядке? Выглядишь бледновато, — спросил он уже с другой интонацией. Регулус не мог ответить, даже если бы очень захотел. Горло пересохло, и даже при дыхании стенки трахеи резали невидимые лезвия. Поэтому Регулус просто кивнул, чувствуя резкую необходимость ослабить галстук, но продолжая держать коробку обеими руками. — Почему она сама их не заберет, неужели, ей это все не нужно? — спросил Барти, возвращаясь к прошлой теме, но бросая озабоченные взгляды на Регулуса. «Потому что ей они уже не нужны», — хотел резко выпалить Регулус, но сдержался, потому что знал, что никто не должен знать правды. Никто не должен её знать, чтобы он мог сохранить безопасность. Чтобы от него еще год-другой отводились любые подозрения. Чтобы еще какое-то время было у Тёмного Лорда на то, чтобы подготовиться и увеличить свои силы. Они дошли до подсобки, где Филч расслабленно сидел на табуретке, почесывая за ухом свою кошку. Он встретил студентов кряхтением, ворчанием, но все равно забрал обе коробки, убирая на их глазах их в дальний угол за шкафом к другим коробкам. Регулус и Барти постарались как можно скорее унести оттуда ноги — резкий и острый взгляд Филча из-под насупленных бровей мало симпатизировал. Направляясь к гостиной, они сохраняли тишину. Регулус успешно справлялся с задачей подавления эмоций и стал выглядеть даже чуть менее бледно, однако все еще не сходил с языка горький привкус, а руки все еще чувствовали картон коробки с чужими вещами.