Atonement — The Last of the Blacks // Искупление — Последние из Блэков

      — Получай, получай! На! — с скрытым смехом в словах раздавалось эхо детских голосов. Регулус с Барти, возвращавшиеся после долгого пятничного учебного дня, одновременно переглянулись, а услышав громкие удары, буквально сорвались с места.       — Тише, — предупредил Барти, боясь спугнуть нарушителей дисциплины, не собираясь упускать их из своих цепких лап прилежного старосты.       Младшекурсники со Слизерина были слишком увлечены жертвой, загнанной в угол. Места с кладовками, подсобками — самые любимые для задир и драчунов, и самые опасные для более слабых студентов.       — Лесаро! — прикрикнул еще неоформившийся, детский голосок, и по звукам было ясно, что заклятие сработало и попало прямо в цель.       Знакомое, в буквальном смысле до боли, заклинание, оказалось не хуже плети. Ноги налились свинцом, в памяти все еще всплывают окровавленные брюки и носки, тонкие шрамы, скрытые от чужих глаз: десятки маленьких тоненьких причин не задирать брюки, чтобы обмочить ноги в Черном Озере с остальными.       — А ну, стоять! — крикнул Барти, хватая четверокурсника за шиворот, роняя все свои вещи. Он был не один — второй постарался унести свои ноги тотчас, но его остановил Регулус, едва удержавшийся на ногах из-за неожиданного толчка студента, а третий, вероятно, самый «скромный», трусишка в шайке, стоял рядом с юной жертвой.       Золотисто-черный галстук валялся неподалеку от ног Барти, маленький мальчик, его обладатель, боялся поднять головы, лежал, скорчившись и спрятав голову тонкими руками, он не смел издать лишнего звука, почти также, как Эмибет Парсон, покончившая с собой после гибели ее родителей в Хогсмиде, о которой все, словно сговорившись, забыли, а теперь, вспомнив ее, желудок скрутило, свело болезненной судорогой.       — Поганый! Мерзавец! Сдохни! — истошно кричал студент, которого схватил Барти. Палочка в его руке все еще пыталась направить конец на мальчика, и Регулус, подарив студенту, которого поймал сам, временную свободу, быстро обезоружил слизеринца.       Тонкая шершавая палочка с узорчатой ручкой, отрикошетив, приземлилась у ног Регулуса. Он без зазрения совести поднял её, и только тогда Барти смог ослабить свою хватку, выпуская пойманного с поличным студента, поскольку тот сразу почувствовал себя бессильным.       — Кусок мыла тебе в рот из подсобки Филча засунуть, — проговорил сквозь зубы Барти, Регулус удержался от того, чтобы не прыснуть, зная изворотливый язык друга, любящего порой пропустить несколько слов похуже, — Как тебя зовут?       Студент насупился, вырвался из рук Барти, уперевшись спиной к стене, но Крауч навис над ним, надеясь на помощь Регулуса в присмотре за двумя остальными студентами, которые, потупив взгляды, смотрели в пол, не находя смысла бежать.       — Какая тебе разница! — выплюнул мальчик, но проглотил конец слова под испепеляющим взглядом Барти.       Регулус понял, что никто не грозится рвануть с места. Он окинул взглядом троицу, с удивлением замечая, что паренек, которого поймал он сам — ученик Гриффиндора. Не сказав ни слова, гриффиндорец, однако, сделал пару шагов назад, подальше от Регулуса, потому что он узнал в лице шестикурсника Блэка-младшего.       — Мне — никакой, — теперь убийственно спокойным тоном произнес Барти, и эта интонация была хуже его первичной реакции, — тебе все равно дорога к профессору Слизнорту, а потом и к директору.       Препинание двух слизеринцев не очень интересовало Регулуса, потому что студент Хаффлпаффа, оставшийся лежать у каменной стенки, дрожал, но не шевелился, не смел даже одним глазком посмотреть на своих спасителей.       — Мальсибер. Николас. — выплюнул он в лицо Краучу.       — Ага... значит, пришел на смену Мальсиберу-старшему? — ухмыльнулся Барти, — Ну-ну...       — А сам-то? — сказал Николас, выпрыгивая из тени и на всякий случай отходя от Барти.       — В смысле? — не понимая, приподнял бровь Крауч.       — Под отцовские бредни прогибаешься? Гибкий же у тебя позвонок, Крауч-младший, но ничего, отец сказал, такие легко ломаются, — с наслаждением проговорил Николас, зачесывая обеими руками короткие соломенные волосы назад.       Барти опешил.       — «Лесаро» не ломает позвонки, — вступил Регулус, он не успел спросить о состоянии пострадавшего студента, но не смог оставить без внимания слова Мальсибера.       — Ну да, тебе же наверняка лучше знать, Блэк, — кинул Николас, словами ошпаривая кожу изнутри.       На момент Регулус даже поверил, и кровь почти что окончательно отлила от лица, но он вовремя себя одернул, говоря, что это совпадение и младший сын Мальсиберов никак не может быть уверен, что Регулус уж наверняка лучше знает последствия «лесаро».       — Мне уж наверняка лучше знать, потому что мало прочитать одну книжку с калечащими заклятиями, Николас, — сказал Регулус, следя за изменением выражения лица мальчишки.       — Это родомагия. Она влияет. Истребить грязнокровок можно только прибегнув к силе, — от слов становилось страшно. Понимая, как устроено мышление четверокурсника, Регулуса пробирал холодок.       Он помнил себя на четвертом курсе, смутно, но помнил. Барти тоже помнил.       Это было время, когда оба начали приходить к своим почти что взрослым умозаключениям. Время, когда Регулус окончательно отсоединил льдину собственного мнения от айсберга родительских убеждений, но еще не торопился отплывать на ней. Конечно, все могло пойти по другому.       Регулус мог бы убедить себя в родительской правоте и найти в идеях Темного Лорда что-то близкое себе, что-то, что заставило бы его окончательно отвернуться от Альфарда, Андромеды и, тем более, Сириуса. Он бы потянул за собой Барти Крауча, старающегося насолить отцу любыми возможными способами, находящего идеи Темного Лорда самыми провокационными. Регулус бы убедил Барти следовать идеям не просто как проявление провокации, а изложил бы как истину в первой инстанции.       Но что-то заставило его притормозить, обернуться и взглянуть на картину свысока, забыв о деталях, взяв цельный образ мира, в который его забросила судьба. Он просто не дал Барти даже заикнуться о правоте Лорда. Рисковал собственным здоровьем, сохраняя письма и продолжая попытки быть верным себе.       У него всегда были проводники в оба мира, в то время как Николас Мальсибер был лишен их.       Мог ли младший сын Мальсиберов, так же, как Регулус, пересмотреть все? Был ли у него вообще шанс?       — Четырнадцать лет не время прибегать к свержению устоев, — сказал Регулус спокойно, со взрослым смирением, не оставляя почвы для размышлений по поводу своей собственной неверности идеям, — Школьные стены не место для насилия. Будешь купаться в нем после выпуска.       Николас примирился, глядя на Регулуса. В его глазах сверкало подобие восхищения, которое Регулус ненавидел.       — Я отведу их к Слизнорту. Справишься? Пожалуйста, — Барти кивнул в сторону Хаффлпаффца, осмелившегося все таки взглянуть на сцену вокруг себя, но, всхлипывая, он быстро снова скрывал свое лицо.       — Конечно, — устало сказал Регулус, отдавая палочку Мальсибера Краучу.       — Спасибо, встретимся уже в комнате, ладно? — с благодарностью сказал Барти, устало потащив за собой троих студентов, и вскоре снова стало тихо.       Мальчик дрожал, и Регулус боялся лишь сильнее его спугнуть, не зная, как к нему подступиться. Он медленно опустился на колени, а младшекурсник лишь сильнее сжался, прижимая руки к голове с такой силой, что костяшки пальцев побелели.       — Все в порядке, тебя никто больше не тронет, — сказал Регулус тихо, рискуя положить ладонь на плечо мальчику, — можешь подняться?       Он вздрогнул, увидев Регулуса, вскочил так быстро, как только мог. Не удержав равновесия, мальчик быстро осел, держась за стену. В больших глазах застыл испуг, и больше Регулус не смел сделать шага.       — Все в порядке, — начал Регулус, но юный студент, словно не верил.       — Не приближайся! — крикнул он, семеня ногами, пытаясь отодвинуться дальше. На его лице разместилась маленькая царапина, Регулусу хотелось надеяться, что это единственная рана, хотя поверить в это было сложно.       — Хорошо, хорошо, — терпеливо уверял он, поднимая галстук с пола.       Мальчик привстал, но все еще держал руку на стене, глубоко дышал и следил своими глазами за каждым движением Регулуса. Регулус протянул мальчику его галстук, все еще находясь на приличном расстоянии, и Хаффлпаффец с опаской забрал его.       — Как тебя зовут? — осмелился Регулус.       — Роб Бернер, — буркнул он, забирая галстук. Его насупившийся вид передавал все нежелание разговаривать со слизеринцем.       — Тебе не нужно к Помфри?       — Я в порядке, — отрезал он, накидывая галстук на помятый воротник рубашки. Больше Роб Бернер не выглядел таким уж незащищённым. Только он поморщился, стоило приподнять ему руки.       — Я бы так не сказал, — возразил Регулус мягко. Роб покосился, не решив завязывать галстук от боли.       — Само пройдет, — продолжал обороняться Бернер.       — Не знаю, что с тобой еще сделали, но раны от «лесаро» сами быстро не заживают, — сказал Регулус, и лишь сейчас в глазах студента промелькнуло что-то похожее на доверие.

***

      — И эти трое! Главное все еще опираются здесь на эти стереотипы, что это только ученики Слизерина промышляют этим, а там был, между прочим, один гриффиндорец, не менее резвый, чем Мальсибер, — рассказывал Барти Пандоре, пока та сидела, открыв рот от изумления, за одним столом с ними в конце ужина, когда зал начал пустеть.       — Это просто ужасно, особенно понимая, что потом они выпустятся и начнут свою взрослую жизнь... — проговорила Пандора медленно, наклоняя голову.       — Нам пора на Зельеварение, — сказал Регулус, не отвлекаясь на разговор двух друзей. Теперь и Пандора, и Барти состояли в продвинутой группе по Зельеварению, и Регулус соврал бы, если сказал, что не рад этому.       Группа обновлялась всегда ближе к октябрю. Пандора собиралась поступать на целительское дело. Она была уверенна, что не сможет являться частью аврората, но не хотела быть в стороне от надвигающихся беспорядков. Поэтому выбрала для себя именно путь целительства, и теперь посещает по вечерам четверга курсы у мадам Помфри.       Барти попал в группу по случайности. Точнее — настоял отец, и бедный Крауч, безразличный к зельям, исправно ходил теперь каждую пятницу.       За соседним столом разместились Пандора и Мэри Чанг, за столом спереди — Сириус, Джеймс Поттер и Римус Люпин. Рядом с ними Снейп вместе с Лили Эванс, и это был главнейший диссонанс, вырывающийся на передний план на фоне всех двадцати пяти студентов, обучающихся по пятничным вечерам в группе.       Они сразу начали с практики, несложной, но достаточно кропотливой. Регулус наконец-то испытал счастье снова работать с Барти, и хотя он чувствовал опасение, что его молчание и скрытие многих тайн сыграют плохую службу их дружбе, Регулус все же считал, что имеет право на молчание. Он не обязан рассказывать ему все, так ведь?       Регулус все ещё не знал, что ему делать с Кассандрой Пемберли и зельем, что делать со Снейпом, но воспоминания об Эдит Мортон, о том, что они с Сириусом снова начали говорить друг с другом, немного его успокаивало.       В остальное время Регулус старался об этом не думать. Единственное что позволяло ему укрыться от гнетущих мыслей о бедной, но такой нелюбимой, Пемберли, была учёба, в которой Регулус выстрелил сразу же, как только начался учебный год. Среди шестикурсников со Слизерина он уже лидировал в общем рейтинге, периодично уступая Барти. Регулус как минимум два раза отработал и вернул баллы, которые в начале года были потеряны Ивесом Катуаром, а при выходе из Большого Зала Слизеринские часы пестрили своим переливающимся наполнением из ярких изумрудов.       Регулус и сейчас опустился в учебу, погружаясь в формулы и уравнения, медитативно помешивал зелье в котле, воображаемым маятником мерно отсчитывал каждый круг в голове, наслаждался мягким буро-фиолетовым цветом нежного зелья, из массы запахов чужих изделий улавливая свое.       — Регулус, — внезапно голос Барти вырвал его из учебного экстаза, — у нас не хватает этих белых сушёных ягод, ты можешь быстро достать их? Мне еще нужно прогнать эти... э...       — Листья мандрагоры, — помог ему Регулус. Он видел, как Барти тяжело вливается в процесс занятий с повышенной сложностью заданий.       — Ага. Сходишь?       — Без проблем, — ему правда было несложно. Домешав зелье и убедившись, что он может добросовестно оставить его на несколько минут на среднем огне, Регулус, продолжая витать в своих мыслях на автомате, не отдавая себе отчета в своих действиях, направился к кладовой.       Если бы ему завязали глаза, он бы не спотыкаясь также дошел до кладовой, и вслепую нашел бы «эти белые сушеные ягоды», которыми Барти окрестил ягоды обыкновенной омеллы.       В кладовой горел тусклый свет, Регулус, не смотря вокруг себя, нырнул к полке, вынул небольшой легкий мешочек и стремительно встал, намереваясь направиться к выходу.       — Приветик, — послышалось у него над ухом, и внезапность заставила его подпрыгнуть.       Он резко обернулся и громко выдохнул, когда увидел перед собой Сириуса.       — Мерлин бы тебя... — выдавил он из себя в ответ вместо приветствия, проглатывая неприличное слово и обрывая предложение. Тонкая бровь Сириуса взлетела.       — Меня что? — игриво спросил он, поправляя волосы.       — Ничего, — буркнул Регулус, встревоженный направляясь к выходу.       — Нет, нет, подожди, — Сириус дернул его к себе за рукав, заволакивая за стеллаж с коробками, подальше от двери, накладывая на них купол «силенцио», — У меня к тебе вопрос.       Регулус раздражённо выдохнул, вырвал руку и сложил обе руки на груди, глядя на Сириуса из-под насупленных бровей. О, теперь это не более, чем привычка, потому что старых гневных чувств он больше не испытывает. Лишь лёгкое недовольство.       — Ну? — потребовал он.       — Знаешь, кто такая Сольвейг Соммерсет? — спросил Сириус уже более серьезно, без тени на поддразнивание и издевки.       Перед глазами возникла копна кудрявых темно-каштановых волос, серьёзный взгляд зеленых глаз и заливистый, непрекращаемый смех, когда она с Пандорой зашла в Большой Зал. Конечно, Регулус помнил ее. Сложно забыть человека, который догадался в банке зажечь огонь, чтобы все могли согреть свои руки сидя под мостом, в ожидании, пока Пожиратели смерти покинут Хогсмид. Ужасная весна в конце четвертого курса. Как давно это было...       Сложно забыть человека, который приходится дочерью одного из основателей «Альтаиса».       — Знаю, — коротко ответил Регулус, — А что?       — Ничего. У нее отец основатель Альтаиса, тоже замешан во всех этих алхимических делах, Альфард сказал, что она поможет.       — С каких пор Альтаис поменял политику? Не припомню, чтобы Альфард одобрял такое, — Регулус понимал, что единственный вариант действовать в школе — действовать через детей, что было совершенно логично, но он просто чувствовал потребность поиздеваться.       — Это не смешно, — остро оборвал Сириус. Он снова прилепил к лицу маску взрослого человека и теперь походил на настоящего сноба, — не делай вид, что не понимаешь, почему Альтаис «меняет политику».       — Не делай из себя такого умника, ты напоминаешь мне своим поведением отца, — без злобы, но с лёгким раздражением сказал Регулус.       — А ты не щурься так, ты кошмарно похож на мать в такие моменты, и не только я это замечал, — отпарировал в ответ Сириус.       — Это все, что ты хотел сказать? — еще более раздраженно спросил Регулус.       — Альфард завтра вечером будет в Визжащей Хижине, — процедил сквозь зубы Сириус, а затем они внезапно замолчали, уставившись друг на друга, и Регулус не удержался, от всей комичности ситуации его лицо исказила усмешка, Сириус громко и не совсем удачно прыснул, за что получил пинок от Регулуса, а через короткое мгновение они рассмеялись.       Спасибо какому-то предку, изобретшему «Силенцио».       — На астрономическую башню придешь сегодня вечерком?       — Зачем это? — теперь бровь приподнял Регулус.       — Покурить. Поболтать.       Регулус вновь уставился на Сириуса, только теперь он не думал смеяться или обращать все в шутку. На языке вышел горький привкус, Регулус сразу понял, что Сириус пытается. Пытается всерьёз, а не бросает в воздух одинокие попытки и слова.       — Приду, — сказал Регулус, кивая, и, сталкиваясь с голубыми глазами брата, в которых читалось полное доверие, теплота и... забота, Регулус нерешительно развернулся и вышел из кладовой.

***

       Регулус взлетел по лестничному пролету к месту встречи, окрылённый слабой и скромной надеждой. Спокойствие, которое держится весь вечер, даже не подпитывалось таблетками, хотя, сказать честно, их эффект тоже больше не был таким, как раньше.       Регулус опасался увеличивать дозировку и все еще пытался искать бутыли с белыми таблетками альтернативу, и находил ее в пачке сигарет, иногда в Барти, и навсегда мечтал обрести ее в Сириусе.       Он стоял уже там, со своей щепетильной пунктуальностью и спокойствием в силуэте, окруженный заранее наложенным «силенцио». Тонкая струйка сигаретного дыма поднималась в безветренный воздух и разносилась по небольшому открытому помещению башни. Сириус услышал его шаги сразу же, когда Регулус перешел границу беззвучного поля, но виду не подал. Все началось как обычно: Регулус лишь встал неподалеку, ничего не говоря, уже продуманно и осторожно поджег сигарету не рукой, а палочкой, закурил, и все это в гробовом молчании, словно при случайной встрече.       И Регулус решил оборвать тишину первым.       — И что планируется по поводу Пемберли? — его голос произносит слова с суховатой интонацией, он пытается себя за это корить, но слишком привык к подобным выходкам собственного рассудка, не желающего подчиняться чувствам. Он просто ждёт.       — Точно я еще не знаю, Альфард лучше тебе расскажет, но, понятное дело, на тебе тоже будет много... ответственности. — голос Сириуса был серьёзен, но не нес в себе претенциозности и наигранной нагроможденности. Сириус действительно был сейчас взрослым.       При слове «ответственность» в голове сработал коварный сигнал. Ударил своим многочастотным звуком по внутренним стенкам черепной коробки, поставив Регулуса рядом с Сириусом перед одной пропастью именованой «взрослая жизнь». Регулусу тоже надо быть взрослым.       — Это понятно, — ответил Регулус, едва пожав плечами, вспоминая Хогсмид и отравленные карты, вспоминая всю свою бессердечность по отношению не просто к Пожирателям, а к собственной сестре, которую он оставил в луже.       Но Сириус послал ему неоднозначный взгляд, от которого желудок сделал кульбит. Конечно, тогда все было иначе. Это больше не личный эксперимент Регулуса. Да, здесь на кону жизнь одного человека, а не жизнь целой деревни и множества студентов, но от этого лишь сложнее. Все силы сконцентрированы в одном месте, и чтобы незаметно распустить нити толстого каната, нужно превратиться в невидимого ювелира.       — Не только Альтаис поменяет политику, Реджи, — сказал Сириус, тоскливо опираясь о перила, — Долгое время все действительно думали, что взрослые сами справятся со своими проблемами, упустив то, что подрастающее поколение уже с головой ныряет в их проблемы.       — Они сами нас вырастили в надежде на то, что мы продолжим начатое, — не понимая до конца, ответил Регулус. Как иначе можно было трактовать действия их родителей?       — И все надеялись, что до последнего этого можно будет избежать. Мощь уже неоспорима.       — Глупо надеяться предотвратить то, что было начато в начале двадцатого века и получило первые толчки в пятидесятые, — Регулус внезапно вспомнил дневники Эдгара Таллемана, о которых совершенно забыл. Вспомнил и Розенберг, и таинственного Саверьена, навлекшего его на мысль о странных, с исключительными способностями магах. Он настолько заплутал в других нитях, что забыл об отдельной истории, начатой в конце четвертого курса.       Сириус смотрел на Регулуса, анализируя.       — Ты так глубоко копнул? — спросил он, усмехаясь, но не злобно.       — Возможно, — увильнул Регулус, используя паузу как возможность закурить, — в любом случае, что значит... эта смена политики?       — То, что начал продвигать Дамблдор. Набор новой армии. Его старый добрый «Орден Феникса».       — То, что называли пушечным мясом?       — То, что теперь необходимо.       — И туда собирался ты и твои дружки, так ведь? — Регулус приподнял брови, стараясь прятать в глазах настоящие горькие чувства, с которыми боролся с девяти лет.       Сириус не торопился отвечать, он все не отводил глаз, внимательно вглядываясь в глаза Регулуса, заставляя того испытывать чувство, похожее на смятение и неуверенность, и Регулус поддался колебанию, поддался своему сомнению. Вернул надежду.       — Мои «дружки» да. Потому что это единственный для них выход, — саркастично ударив по второму слову ответил Сириус, — А я... Я не хочу быть далеко от семьи. Я присоединяюсь к Альтаису.       Сердце Регулуса болезненно екнуло. Глухо бухнуло в животе, и на момент он перестал верить каждому сказанному Сириусом слову. Сириус, утверждавший не один год, что его настоящая семья там — в башне Гриффиндора и в поместье Поттеров — утверждает, что не хочет быть далеко от семьи.       Остается с Альфардом. Остается с Медой, Тедом и Нимфадорой.       Остается... с Регулусом?       — А как же остальные? Они, — Регулус не называет их имен и уж точно никогда не назовет их мародерами.       — О существовании Альтаиса они ещё не знают, но придет время, и узнают все, также, как и об Ордене, — спокойно ответил Сириус, — И они всегда будут рядом со мной, и я также. Но за последний год-полтора в моей голове многое перевернулось, в частности, благодаря тебе.       Регулус ошеломленно поднял глаза, вновь. Забыл о сигарете, которая теперь мирно тлела в его левой руке. Слова Сириуса были похожи на глупую шутку. Регулус непонимающе смотрел на старшего брата, ища в его глазах насмешку, а в интонации подвох.       — В смысле? — спросил Регулус аккуратно, чувствуя, как сбивается дыхание при попытке произношения каждого слога.       Сириус поджал губы, в глазах играла теплота, впервые Регулус заметил, сколько похожего в них на глаза Альфарда. Впервые за долгое время Регулус находит эти глаза похожими не просто на отцовские, а на что-то более важное и теплое.       — Я долго блуждал. Я думал, что нашел правильную тропу своей жизни, и я не отрицаю сейчас, что она верна, но не она одна может вести меня к победе. Я долго многого не знал, во многом сомневался, и лишь сейчас, наверное, повзрослев, став достаточно смышленым, чтобы что-то понять, я признаю, что во многом был неправ. Был неправ, когда устраивал дома скандалы, был неправ, когда заставлял мать взрываться. Сильно платился за это. Попадало и тебе. Наверное, это часть меня, врождённый порок, от которого мне не избавиться, но с которым можно бороться. Если бы я догадался до этого раньше, возможно, мы бы смогли многого избежать, но Альфард всегда учил, что история не любит сослагательного наклонения. Наверное, он прав. Все, что было до — ужасно. Я никогда себе не смогу это простить, но это было необходимо, чтобы я попытался исправить себя. Честно, я уже не помню, что произошло конкретно, когда мы начали пытаться вернуть наше прошлое. Возможно, то был наш первый за долгое время разговор на Астрономической башне, но я не помню. И не считаю это важным. Сейчас же я точно знаю, что в моей жизни никогда не будет ничего важнее моей настоящей семьи, какой бы она не была. У Джеймса любящие родители, и он не будет одинок. У Питера тоже. У Римуса немного странная мать, но классный отец. У меня же... Нам немного не повезло. Но я остаюсь. С тобой. Что бы ни произошло.       Каждое слово Сириуса пожирало Регулуса изнутри. Легкая паника охватывала организм и заставляла ком вставать в горле. Регулус понимал, но не верил. Не доверял. Он так хотел отпустить все свои предрассудки, так хотел хотя бы на несколько часов перестать подвергать все сомнению, довериться Сириусу также, как раньше, и не мог.       Не мог переступить порог, где его, возможно, встретят с распростёртыми объятиями теплые руки, не мог позволить докоснуться до себя, потому что считал себя грязным. Боялся, что сможет испачкать кого-то еще.       Пандору или Барти.       Камиллу.       Сириуса.       Сириус выжидающе смотрел, но не торопил. Это был его Сириус, его любимый старший брат, который вытаскивал его на крышу тёплыми летними ночами и на безоблачном небе рассказывал Регулусу десятки историй. Сириус, который защищал его, оберегал и любил. Сириус, по которому Регулус так тосковал и которого так хотел вернуть, а получив которого, так сильно испугался.       На языке вертелся один единственный вопрос, который был так несуразен и отвратителен по своей природе, но так важен и необходим.       Ну же, доверься, говорил про себя Регулус, хоть раз сознательно доверься.       Будто тебе есть что терять, да, Регулус?       И почему ты, Сириус, вдруг доверился мне? Откуда тебе знать, что я не переобуюсь и не выпущу всю свою чернь, сломав не одну человеческую судьбу, наружу?       Регулус молчал, не отводя от Сириуса взгляда. Астрономическая башня навсегда потеряла свой облик студенческой курилки. Регулус никогда не сможет возвращаться сюда без задних мыслей, также, как в класс Защиты от Темных Искусств, также, как в Лонгфильд.       — Просто доверься мне, — прошептал Сириус, словно боясь что-то спугнуть, — просто доверься. Прости меня и доверься.       «Прости меня» больно резануло по сердцу. За что? За то, что ты сбежал из дома, где тебя пытали «круциатусом» и изрешечивали кожу тонкими полосами «лесаро»? «Прости меня» за то, что спас собственную жизнь, отрекшись от семьи и получив отсрочку, продлив наше существование в этом мире, где ещё не погасла надежда на наше воссоединение?       — Мне не за что тебя прощать, Сириус, — выдавил из себя Регулус, — Не тебе просить прощения за все это.       Снова тишина, принимающая образ тяжеловесного якоря. За глазами стало больно подпирать, Регулус пытался сморгнуть надвигающуюся боль пелены.       Сириус протянул Регулусу руку, и Регулусу не оставалось ничего, как протянуть в ответ свою.       Сириус крепко сжал свою ладонь. Регулус тяжело дышал, что-то душило его, что-то внутреннее и неестественное, от чего ему никогда не избавиться, что-то, что было против.       Что-то было против нового начала, но Блэк-младший был твердо намерен задушить этот чужой голос внутри себя.       Протянув старшему брату руку, он впервые дал себе возможность довериться. Отбросить каждое сомнение, перестать анализировать и просто — довериться.       Рука Сириуса теплая. Для Регулуса его руки всегда были теплыми. Они всегда согревали его в раннем детстве и продолжают делать это сейчас.