Так по-геройски, правда?
Так, как надо.Им будет больно.
Не будет. Я не хочу чувствовать себя виноватым, если они сломают себе жизни.Никто не сможет сохранить себя целиком.
Я не хочу быть к этому причастен.Эгоист. Боишься?
Допустим, что да. Сил подняться нет. Конечности немеют от отсутствия телодвижений, голова прирастает к покрывалу. Нужно навестить родителей. Объявиться и сказать, что все в порядке. Что Регулус попал аврору заклинанием в глаз, и что с сентябрем Селиверст Кроуфорд пообещал возобновить горе-занятия алхимией. На самом деле Регулус хотел услышать на ужине что-то другое. Кое-что, что интересовало его сейчас больше всего на свете и что, на его собственное удивление, совершенно умалчивалось в его нынешней среде обитания. Больше всего Регулуса интересовало положение Альфарда, Сириуса и Андромеды (и всех остальных к ним примыкающих). Будучи «несмышленым ребёнком» Регулусу втирали, что места на земле нет его нескладным родственникам, а теперь все будто было забыто. Да-да, радость о том, что младший Блэк пошел по верному пути, да еще и пустившись во все тяжкие настолько рано, разлетелась в кругу друзей семьи как горячий тыквенный пирог. Маленькая гордость четы Блэк. Юный маг, подающий нешуточные надежды. Осталось напялить парадный мундир, какой-нибудь отличительный знак, тяжелую мантию и обязательно важное-преважное, холодное выражение лица. Регулус поморщился. Его пугало то, как быстро он приспособился к новой обстановке и как быстро метка на руке перестала его раздражать. Даже потрясение после первой миссии затерялось в путах памяти спустя несколько ночей. Всего три дня Регулус маялся, думая о несчастном авроре, не мог ни спать, ни есть, но, что ни говори, все же смекалистый Лестрейндж-старший показал ему настоящую жизнь, да такую, что думать о чем-то другом думать уже не было ни сил, ни времени. Родители же изменились не кардинально, но существенно. Главное из всех осознаний после совершеннолетия, которое осенило Регулуса, это понимание своей вооруженности. Теперь-то он точно был в безопасности, всегда с палочкой, всегда с правом воспользоваться ей, и не пытаться больше выстраивать с неимоверным усилием подростковой бушующей магией какие-то там барьеры. Да и семнадцать лет казались более чем уже солидным возрастом, чтобы полосовать ноги и спину, либо что еще похуже. Уже не то. Переступая порог Гриммо Регулус теперь не чувствовал себя загнанным щенком на душащем поводке, но он был все ещё ребенком в глазах всех своих старших родственников. Круг знавших о таком знаменательном событии не мог ограничиться одними Блэками. Новость долетит и до Альтаиса с Орденом Феникса, и до школы, но Регулус старался не думать об этом. Всему свое время. В своей комнате оказалось находиться гораздо приятнее. Сколько в ней было пережито… покинуть бы ее и больше никогда не возвращаться, не напоминать о себе и о своем предназначении, но, опускаясь на край мягкой кровати, подобные мысли отступают. Под половицами спрятаны секреты, которые теперь кажутся по-детски смешными. Тайны в двойных полках — наивными. Он уже привык к новому месту проживая в Лестрейндж-мэноре, но как оказалось приятно спустя столько времени вернуться сюда. Если бы все было по прежнему, Регулус, может, и помечтал бы вылететь из этой коробки на улицу. Около кровати стоял бы чемодан, доверху набитый личными вещами, школьными принадлежностями. Теперь же чемодан был бесполезен, его можно было бы выкинуть. Регулус от нечего делать пошарился в нем, с радостью нашел и свой блокнот, и дневник Таллемана, и чужие записки, найденные в библиотеке… И сунул куда поглубже, прикрыв старым шарфом. На дне нашлась и помятая пачка сигарет, и ей Регулус обрадовался больше, чем чему-либо еще. Внизу собирались родственники, время тянулось медленно. Регулус не путался под ногами, и его не особо искали. Спустившись на второй этаж, он услышал голоса Друэллы и Сигнуса Блэков, звонкие и тяжелые для восприятия. Среди веселых переговоров он услышал и голос Альфарда, который уже начал забываться. Регулус мялся и до последнего не осмеливался спуститься. Эти веселость и спокойствие очевидно были тем самым явлением, после которого мог разразиться скандал. Светское, фальшивое, напускное, в какой-то степени глупое и наивное поведение, пока они все не вспомнят, зачем сегодня собрались. Перевес очевиден. Альфард один. Ему не отбиться от натиска Блэков, предоставляемый в большей степени Орионом и Сигнусом. Мать, Вальбурга, мало что решит, несмотря на свою устойчивую позицию, а Друэлла всегда казалась Регулусу чужой. Типичная Розье, в чьей голове так и остались одни лишь бантики да бриллианты. Да, Альфард будет только вилять и уворачиваться, хитро водя за нос каждого из этой горе-семейки, но бесконечно так продолжаться не может. Регулус спустился, как бы ему не хотелось этого не делать. И пожалел. Вытянувшись в полный рост, гордо вздёрнув подбородок, около пожелтевшего масляного пейзажа стоял Сириус. Он крепко сложил руки на груди, из-под надменных полуприкрытых век струилось безразличие и брезгливость. Длинные волны черных волос блестели. Сириус перевел взгляд на внезапно и тихо появившегося Регулуса, что-то дрогнуло в его лице, Регулус это точно видел, потому что впился глазами в него. Но старший брат безразлично отвернулся. Совсем как раньше. Зачем. Зачем он здесь? Мысли поедали изнутри. Сириус даже не посмотрел на него. Знает. Конечно, уже знает. Донесли. Догадался. Понял. Что угодно. Паника сбивает сердце с ритма. Регулус должен был сам рассказать. Регулус должен был быть первым, кто расскажет об этом Сириусу. Сириус должен был из первых уст узнать, зачем, с какой целью кладется на плаху голова. Но слишком поздно, и осознание душит. Холод покидает голову, в смутении Регулус добрел до обеденного зала, и думал он только о Сириусе. Он не видел Альфарда, не чувствовал отцовского наблюдения и материнской настороженности. Ему нужно было выбраться и остаться с Сириусом тет-а-тет, чтобы окончательно убедиться в своих догадках.Предатель. Трус.
Слова размывались, уплывали из мыслей, заменяясь другими. Реплики произносились голосом Сириуса. Сириус сейчас сидел рядом, неподалёку, около Альфарда, и его присутствие физически чувствовалось. Регулус не вникал в разговор. Молчал Сириус, молчал и Регулус. Альфард со своей дипломатией тактично высказывался, вставляя свои реплики между слов отца и дяди. Над столом парило светское умиротворение, фальшивое, но достаточное, чтобы назвать вечер удавшимся. — Ты же понимаешь, что это все условности, — прозвучал голос матери. Она заговорила впервые за этот затянувшийся вечер. Регулус даже не понимал, о чем беседует вся семья, упускал даже редкие фразы Сириуса. — Вся наша жизнь построена на условностях, — ответил Альфард, — мы определились. Особенно, если нет и намека на нейтралитет, как это сделали Малфои… — Нет. Никакого нейтралитета. Нельзя молча наблюдать за тем, как рушатся основополагающие истины. — Ты же понимаешь, что невозможно подчистую избавиться от всех магов, в которых есть хоть капля магловской крови? — Конечно, должен оставаться кто-то, кто будет делать грязную работу. Не все же эльфам отдавать, они уродливые и несмышленые, — Друэлла растянула в улыбке сухие губы с потрескавшейся помадой. — Но работа твоя подлая, Альфард, хитрая, но подлая, — безмятежно, специально с безразличием, сказал Орион, — столько лет подстилать под себя фундамент для такого серьёзного дела, будто заранее знал. Жаль, что все труды окажутся напрасны, — он сложил руки, победно улыбаясь, словно уже наблюдал за необратимым поражением. — Надо было оставить тебя, Альфард, во Франции. Продолжал бы таскаться по борделям, — прошипела Друэлла, да с таким удовольствием, что от злости у Регулуса задрожали руки, и он еле удержался, чтобы не спрятать их под стол и не выдать себя перед отцом. — Для тебя там припасли место, Друэлла, — без стеснения сказал Сириус. Друэлла возмущенно раскрыла рот, выкатила глаза, хотела что-то сказать, но так и не могла пересилить себя. Сигнус выронил вилку, попытался неловко ее поймать, но она со звоном упала под стол. — Сириус! — воскликнула Вальбурга, которая так и не смогла игнорировать присутствие второго сына, как бы не старалась. Но Сириусу было наплевать. Он сидел за столом рядом с Альфардом ровно, вытянув спину, но уперевшись локтями в стол, в белоснежную скатерть, и не касался ни еды, ни стакана с водой. Внезапное внимание матери к нему у него не вызвало ничего, кроме холодной усмешки. — Я так понимаю, что вечер подходит к концу, — плохо скрывая возмущение, сказал Сигнус, — хотелось бы верить, что это наша последняя встреча. — Не думаю, — спокойно отпарировал Альфард. На его лице не было и тени смущения из-за глупого комментария Друэллы, его не смутил и ответ Сириуса, Сириуса, который проявлял огромную силу воли, чтобы не продолжить свои тирады, — мы не забудем друг о друге до тех пор, пока все это не закончится. Может после мы и разбредемся по разным дорогам, но не сейчас. — Мы сейчас идем разными путями, — высоко прожурчала краснощекая Друэлла. — Нет. Мы все хотим спасти наш род, даже несмотря на то, что некоторые готовы пожертвовать кем-то. Спасти род… Разве за этим шел Альфард? Разве за этим создавался Альтаис? Регулус не понимал, решил ли Альфард играть по правилам своей семьи, либо просто подыгрывает ей. — Мы боремся ради наших идеалов, — Сигнус в десятый раз за вечер завел свою шарманку. — Генетически в нас заложена борьба за собственное величие, Сигнус. Встанешь ли ты за Кэмбеллов или Руквудов, если им будет угрожать что-нибудь? — пауза, — Нет, в том то и дело. Регулус искоса посмотрел на отца, и не увидел, что отец противился бы этим словам. Но и сам Регулус ничего не понимал. Все было странно и звучало неправильно. Но почему-то естественно. Он почувствовал себя в ужасной опасности. Стоит ли игра этих рисков, если единственная цель — спасти себя? Нет. Не для этого он вынужден терпеть голоса Пандоры и Барти в размытых снах, или всплывающие воспоминания и чувства, которым он не может дать названий. Метка вновь начала зудеть, разговор уже нельзя было вернуть в пустословную болтовню, и Регулус, давно вновь потерявший нить разговора в частности из-за нарастающего дискомфорта, незаметно выскользнул из зала. Регулус вернулся в свою комнату, подойдя к распахнутому окну, закрыл глаза, посчитал до десяти, пытаясь перевести внимание с жжения на что-то другое, как вдруг: — От тебя я хочу услышать только одно короткое слово. Это оправданный риск? — голос Сириуса окунает его в холодную воду и заставляет забыть обо всем лучше, чем что-либо другое. Регулус не оборачивается, не желая видеть его лица. Ему боязно. По-детски боязно. От того, что это могут увидеть родители, даже несмотря на то, что и Регулус, и Сириус уже взрослые, и от того, что брат может смотреть на него с неодобрением. — Да, — глухо, но уверенно произнес Регулус. — Ты не будешь жалеть о том, что оставил всех позади и взошел на эшафот в одиночку? — Я мог поступить иначе? Вопрос риторический. Регулус повернулся, пересилив себя, увидел Сириуса, стоящего на пороге. За то короткое время, которое они совсем не виделись, он совсем возмужал. Взгляд стал тверже и потерял подростковую веселость, брови насуплены, на лице проступает щетина. Уже не следит за собой, как раньше. Может, Регулусу только показалось, что брат стал еще старше на несколько лет за пару месяцев, а может действительно пора смириться с неумолимым течением времени. Сириус ничего не ответил, лишь продолжал смотреть. Он смотрел без осуждения, которого так боялся Регулус. Он смотрел… как Альфард. С теплом и пониманием, без вызова и недоверия. Хоть и твердо. Конечно, Сириус явно опасался. Регулус сам чувствовал что-то инородное в себе, в своем теле, с того момента, как принял метку, и Сириус, видимо, тоже что-то чувствовал. Он не приближался и даже не предпринимал попыток оказаться рядом. — Тебе пора идти, — сказал Регулус, — не надо, чтобы нас видели вдвоем. Цикличность. Проклятие всей жизни Регулуса. Все повторяется раз за разом, и ему это никогда не нравилось. Будто не было одинокой весны и глухого летнего застоя. Полгода тишины не сыграли ровным счетом ничего. Регулус все еще не хотел, чтобы Сириус уходил. Он вернулся, и Регулус вновь не может его отпустить. — Ничего нам не будет уже, — усмехнулся Сириус. — И все равно, ты же понимаешь. — Когда ты вернешься? Вопрос обжег все изнутри. Регулус понимал, с какой целью его ждут, понимал, зачем об этом спрашивает Сириус, и совсем не знал, что ответить. События разворачивались не так, как он ждал. — Скоро, — ответ ни о чем. Синоним «не знаю». Теперь все походило на глупую детскую игру, которую так не продумали достаточно тщательно, и выглядит она теперь жалко. Сириус кивнул головой как-то неоднозначно. Он поджал губы и сунул руки в карманы, на лице появилось что-то наподобие улыбки, но на совсем короткое мгновение, и также быстро Сириус улизнул с порога комнаты и бесшумно побрел к лестнице.***
На смену лету пришел сентябрь и с самых первых дней окутал округу осенней тоской. Странно было впервые за столько лет ощущать дуновение осени в Лондоне, а не в Шотландии. Но в жилах заиграло чувство свободы. Вырвавшись из-под родительского крыла и став практически целиком самостоятельным, чувство какой-то странной надежды не позволяло взрослой жизни совсем обрезать крылья. В лаборатории кипела работа. Регулус впервые спустился в подвалы Академии, где были спрятаны ряды шкафов с множеством книг и кабинеты, огромное множество кабинетов, в которых кипела работа ученых магов. Регулус влился достаточно быстро. Сказать честно, собирать скользкие и грязные пробирки, мусор, разбирать что-то, сортировать, копаться в чем-нибудь ему нравилось гораздо больше, чем глотать пыль и уворачиваться от заклятий. Он вернулся к регулярным занятиям — все же, каникулы кончились. Конечно, ему все еще приходилось ошиваться в мэнорах, в частности в Лонгфильде, но теперь Регулус чаще возвращался на Гриммо и меньше носил форму. Он не знал, как долго будет продолжаться эта благотворительная акция, но использовал ее блага он в полной мере. Шагая по коридорам уже привычного старого корпуса, Регулус опасался одного — увидеть одного из самых лучших преподавателей в его жизни, сильного волшебника, лучшего друга Альфарда, — Чарльза Клеменса. «Скорое» возвращение Регулуса все оттягивалось и оттягивалось по той простой причине, что делать было пока нечего, и как вернуть былой контакт со всеми максимально безопасно и легко — непонятно. Гибли и без вести пропадали разные волшебники, и за этим Регулус наблюдал только со стороны. В лаборатории Регулус получил то, о чем мечтал всю свою школьную жизнь. В его руках оказались сотни, тысячи веществ и приспособлений, инструментов и книг, а главное — полная свобода. Кроуфорд продолжал настаивать на зубрежке, но Регулус, который свел ее к минимуму, не просыхая изучал новое, видоизменял, совмещал несовместимое, пытался высчитать невысчитываемое, и теперь дома на его столе воцарился беспорядок хуже, чем у Сириуса в целой комнате в далёкие бунтарские времена. Количество записей, книг и прочей учебной шелухи росло не по дням, а по часам. Его уже не волновало, какими путями он добился этого. На него никто не обращал большого внимания, хотя взглядами и не обделяли. За спиной шептались, но Регулус не оборачивался. Он снова стал юным дарованием, пока не успел вырасти окончательно, и нисколько не гиблым пожирателем. Он копошился в формулах и исчислениях, копая все глубже и глубже, пока поиски его не достигли своего невольного апогея. Регулус чувствовал себя подвешенным за тонкие ниточки, и, как бы он не старался убедить себя в собственной свободе, он понимал, что им все еще владеют и управляют. Он пытался справиться со всем сам, но ощущая, что что с ним, что без него, течение войны, оказывается, шло бы одинаково, Регулус все отчетливее понимал, что он тоже пушечное мясо, такое же, как и Ивес, и как Северус, и как все остальные новобранцы. Он не имел розовых грез о собственном величии. Может, изредка представлял, что внесет важнейший вклад в историю, но никогда не придавал большого значения. Теперь Регулус чувствовал, словно каждая в мире волшебная палочка направлена ему в голову, и при одном неловком движении его и без того жалкая, короткая жизнь оборвется. Поэтому в душе Регулус ждал, что кто-нибудь явится к нему и незаметно выведет из непроглядного смога. Как бы Регулусу не хотелось принимать чужую помощь, он не мог не понимать, что чертовски слаб перед тем, кому, по большому счету, безвольно подчинен. Чем больше он об этом думал, тем рассеяннее становился, а возвращения в Лонгфильд стали невыносимы. Регулус все думал, что он все же может сделать. Хотя бы самую малость. И первым, кто закинул удочку, оказался Воландеморт. Регулус не вспоминал день принятия метки. Он затирал его в памяти, заталкивал как можно дальше, чтобы даже обрывочные воспоминания не вставали перед глазами. Ему все еще иногда видится во сне просторный зал, холодный пол под коленями, звон в ушах. Он просыпается с до боли в костях крепко сжатой челюстью, его бросало в ледяную дрожь, и более Регулус не засыпал в такие дни. После принятия в ряды пожирателей Регулус больше с Лордом не виделся. Видел иногда лишь его далекий силуэт вдали, рядом с ним обязательно маячила Белла или статно держался Рудольфус. Или оба. Иногда Регулусу казалось, что Лорд где-то рядом — иногда, находясь в поместье, он ощущал на себе холодный цепкий взгляд, и жгла метка, — но, озираясь, никого не находил. Сегодня Лорд потребовал, чтобы Регулус практически незамедлительно появился у него. Беллатриса, гордая от острых носков туфель до кончиков волос, сообщила Регулусу об этом сразу же. Она следила за кузеном денно и нощно, как говорил Рабастан, и, наверняка, докладывала родителям о каждом шаге теперь горячо любимого брата. И такое знаменательное событие не смогло бы быть утаено, потому что все знают, что, встречавшегося с Лордом с глазу на глаз, ждет либо горькая участь, либо поручение, сродни божественному благословению. Сомнений в том, что Регулуса ждет второе, не было, но сам Регулус не мог ответить, что хуже из этих двух. Зал встретил с тем же холодом. Регулус прикладывал все усилия, чтобы не выдать своего излишнего беспокойства, и где-то внутри он чувствовал тонкий, но гибкий стебелек уверенности, которого еще не успел лишиться. Лорд стоял полубоком, отвернувшись к окну. За его спиной тянулся стол, за которым он собирался с самыми приближенными к себе. Регулус, в силу возраста, еще к ним не входил. Но присутствие стола его успокаивало. Здесь уже не так, как в июле. — Ты быстро. Очень хорошо, — его звучный и чистый голос каким-то магическим образом заполнял весь зал, хотя не был громок, — я хотел тебя видеть. Страх слегка отступил. В руках не было палочки, и она вряд ли бы вообще ему помогла, но Регулус даже с голыми руками был спокоен. Он не мог проронить ни слова, но Лорд будто и не просил читать ему восхваляющих од. Его устраивало молчание Блэка, и Регулусу очень и очень повезло. — Не стой так далеко, подойди, — он уже развернулся, и Регулус увидел его, такого же, как два месяца назад. У него необычное лицо. Его нельзя назвать уродливым и непривлекательным, совсем наоборот, но он не вписывался в понятие конвенциональной красоты. Лорд был очень бледен, впалые карие глаза выделяются. Регулус, не колеблясь, подошел к столу, как и было велено. Холод пробежался по его коже, его слегка замутило, когда он увидел тощие руки Воландеморта, потянувшегося к какой-то книге. Сколько ему лет? На лицо так молод, но эти иссохшие руки, хоть и не морщинистые, не могли принадлежать молодому человеку. — Ты знаешь, что это? — Лорд поднял книжку и посмотрел прямо в глаза Регулусу, и тот был уверен, что на момент они блеснули глубоким красным цветом. — Это книга, мой Лорд, — его передернуло от последних слов. Воландеморт рассмеялся, глухо, но без злобы. — Да, верно, это книга. В ней есть кое-что очень важное, что-то, что мне было очень много лет страшно интересно, то, что разжигало мое любопытство. Я преуспевал в Зельеварении, как и в любой науке, я был и остаюсь очень жаден до знаний, которые открывают порой безграничные возможности. Но мне предназначен иной путь, поэтому что-то, все же, остается за гранью моих возможностей, — он остановился, в воздухе повисла долгая тишина, и, наконец, когда восторг тенью пролетел в его глазах, в них снова блеснуло что-то яркое, он продолжил, — мне нужно зелье, которое способно обессилить и уничтожить любого, кто с ним столкнется, но чтобы его нельзя было обнаружить. Существует множество его вариаций, но никто еще не добился идеального. Книга уже есть у Северуса. Можете объединиться, но, если хочешь, попробуй один. Голос сошел почти что на шепот. Воландеморт стоял так близко, что Регулус ощущал его дыхание. Он протянул ему книгу, положив свободную руку на плечо Регулуса. — В твоих силах найти смертоносное зелье, которое невозможно обмануть и обнаружить. И это не был вопрос. И у Регулуса не было выбора.