***
Даня поставил задачу меня смутить? Это ему тяжело будет, хотя он очень старался. Роли Андрей нам подобрал подходящие. Я уж задумывалась, не узнал ли чего… Даня — молодой гувернант, а я — его подопечная, дочь состоятельного дворянина, которой уже вот-вот подойдёт возраст выходить замуж. Отец выбрал идеальную партию — влюблённый в дочку граф, старше неё лет этак на восемь. За совместными уроками и прогулками, наши с Даней герои решают сбежать вместе. Первые двадцать минут снимали в павильоне, обустроенном на студии. Комната, в которой у моей Героини проходили занятия, была богатой: фортепьяно с хрупкой вазой, в которой стояла сирень, нежно-розовые обои, крохотные пейзажи и портрет главы семьи над рабочим местом, туалетный столик с канделябром и шкафы, забитые книгами в потёртых обложках на французском, немецком и русском языках. Я выводила пером строки на немецком под диктовку гувернанта. На столе лежал поистине громадный словарь со слегка желтоватыми страницами. — …Ich liebe nur dich! Я смущённо подняла взгляд на Лисевского. Он выглядел совершенно невозмутимо, уверенно продолжая диктовать. Я улыбнулась, заправив русую прядь парика за ухо и обмакнув кончик пера в чернила. Стихотворение Даня заменил на собственное. — Отлично! — раздался голос Андрея. — Очень, очень милая реакция, даже прерывать не хотелось. По-настоящему живой кадр. Верю, Сашуля, верю! Даниил, вот даже ругаться не хочется за твой импровиз! Даня потёр затылок. — Я тот стих подзабыл просто, — он подмигнул мне. А я замялась, стараясь унять скачащее от радости сердце и не улыбаться так широко. Раньше стихов мне не посвящали.***
Вскоре показалась парковка, которая не смотрелась рядом с усадьбой с изящным декором, напоминавшим кружево. Мы приехали самыми первыми и решили прогуляться вдвоём, взявшись за руки, скрепив только мизинцы. По-детски милый жест, напоминавший о прошлом и наивной клятве, которую удалось воплотить. Рядом была маленькая жёлтая часовня, которую было даже плохо видно из-за коричневых ветвей. Зато церковь возвышалась, радуя глаз высотой купола. Деревянная усадьба с резными белыми вставками напоминала кукольный домик: выкрашенный в пастельные тона и с зелёной крышей. Мы прошли вдоль парка с узкими грунтовыми дорожками. Липы по сторонам уходили так высоко в небо, что макушки не было видно, даже если откинуть голову. Деревьев так много, что даже с только-только набухющими почками они создавали настоящий коридор. А мы углублялись всё дальше в парк. Вскоре показался огромный пруд, на обратную сторону которого можно было перебраться либо вплавь, либо на лодке. Даня уверенно шёл рядом и твёрдо сжимал мою руку. Мне даже было легче войти в образ его юной ученицы, хрупкой барышни, которая жила в этакой сказке. В лабиринте липовых аллей показалась белая скамейка, на которую я и присела отдохнуть. Даня встал рядом, опираясь на ствол поломанного напополам дерева с торчащими щепками. Его следовало уже спиливать, но руководство отнеслось к этому спустя рукава. Весь парк ухоженный, а тут такой косяк. — Эх. Вот такая тут красота, а мы должны работать! Я бы с тобой ходила и ходила. Сейчас уж назад возвращаться, — недовольно пробурчала я, разглядывая Даню, который рылся в рюкзаке. Лисевский увлечённо начал царапать что-то на дереве канцелярским ножиком, который носил с собой всегда. Я поднялась и с интересом посмотрела на то, что он делал. На отломанной части вырисовывалась надпись в сердечке: «Д+С». Я приложила ладонь к губам. — Так это ты был! Тогда, в школе! И всем интересно было, кто ж так признавался… Лисевский обернулся, в тёмных глазах промелькнула удивление. — О, ты помнишь это! — Ручкой под партой кто-то нацарапал то же самое. Я провела рукой по надписи. Даня перехватил мои пальцы и строго на меня посмотрел: — Занозу посадишь! Ну как маленькая, ей богу! Он поднёс мою ладонь к губам и поцеловал. Я хихикнула. Вот только он мог так легко меня отчитать. — Дань… Вот скажи, а когда ты в меня влюбился? Лисевский хмыкнул и погладил меня по голове как котёнка, ероша волосы. Я потянулась ближе и уткнулась ему в плечо. Даня обнял меня и положил подбородок на голову. — В школе ещё. Такая милая была как мышонок. А теперь вот изменилась совсем. — Кто бы говорил, — пробурчала я. — Ага… Уже совсем взрослая… Не верится, что столько лет прошло. Но ты всегда мне нравилась. И я ни капли не жалею, что мы прошли весь этот путь вместе. И пусть другие думают, что ты та ещё Барби. Я-то знаю, что ты больше, чем образ. И всегда знал. Даня был тёплым и уютным словно кот. Меня даже в сон начало клонить. Я поудобнее его обхватила, надеясь, что он меня не оттолкнёт. — Я не знаю, что мне делать, — честно призналась я, не боясь осуждения. Лисевский всегда мог подобрать слова. И я надеялась, что он поступит так же. — Мне нужно сделать выбор. И я понимаю, что вы оба ждёте. Но сделать его я не могу. Страшно. Даня вздохнул. — Я уже давно понял, что вряд ли ты выберешь именно меня. Делай, как сердце подскажет, — он сжал мою талию чуть сильнее. — Я уже прокручивал в голове все варианты событий, и всё для себя осознал. Но ты знаешь, ещё раз повторю: я всегда на твоей стороне. Он разорвал объятья, но продолжал держать меня за руки. — Иногда необязательно быть парой, чтобы понимать, что это твой человек. Мы с тобой уже почти семья. Я улыбнулась. — Не «почти», Дань. — Ладно-ладно. Мне будет нужно время, чтобы свыкнуться с твоим другим положением… И, может, я пропаду на это самое «время». Но общаться мы не перестанем. Уже не получится вот так разорвать. Я не смогу, — сказал он, убирая тот самый непослушный локон с моего лица. Я прикусила губу. — Дань… Ты же понимаешь, что я, наверное, уеду, — тихо сказала я. Он вздохнул, посмотрел вдаль, не желая смотреть мне в глаза. — Если он сможет сделать тебя счастливой, то я готов это принять. Решать только тебе, die Sonne. Я обняла его и пробурчала, шмыгнув носом и спрятав лицо: — Вот почему ты такой у меня, а? Понимающий. — Я слишком давно тебя знаю. И знаю, что ты уже для себя всё решила, — сказал он и поцеловал меня в лоб. — Надо идти. Сейчас уже начнём. И перестань уже плакать, глаза ж краснючие будут! Я вытерла слёзы и улыбнулась единственному человеку, с которым я могла проявить слабость. Никто больше меня такой и не видел. Только Даня и бабушка. ‐ Ой, что это там? Приведения? — пошутил он, указывая куда-то за спину. Я обернулась. — Это стулья белые, просто так друг на друга наставлены. — Эх. Надо всё-таки коррекцию зрения делать… Уже мерещится всякое! Я рассмеялась, и на душе стало чуточку легче.***
И спустя пару дней, проведённых в декорациях дворянского гнезда, я возвращалась домой из магазина, нагруженная пакетами. Круглосуточные доставки в моём районе не водились. А момент, когда холодильнике мышь повесилась, я как-то упустила. Идея переться ночью куда-то в гордом одиночестве была так себе. Умом я понимала. Но изменить уже что-либо не могла, завтра в восемь утра уже начало репетиций. А конец их тогда, когда мы с Даней без сил рухнем либо на сцену, либо с неё. Конец апреля продолжал радовать теплом. Уже совсем скоро наступил мой любимый цветущий месяц, и мы с Даней пподумывали выкроить время и поехать вместе в родной город, в котором не были вот уже несколько лет. Фонари тускло освещали тёмную улицу, а по асфальту мелькали тени. Я обернулась, отвлекаясь от своих мыслей. За мной двигалась чёрная фигура. Сердце забилось быстрее. В кармане пиджака лежал перцовый баллончик, подаренный мне Даней в первый же день в столице со словами: «Пусть это и не наш город, и не N-ск, но уродов везде хватает. Носи с собой, даже если ты не одна». Теоретически, на то, чтобы его достать, у меня уйдёт пару секунд. Главное не растеряться. Мы вошли в арку, ведущую во двор. Тяжёлые шаги стали громче. Я потянулась к баллончику. Фигура оказалась совсем рядом. Меня резко развернули. Я прижалась спиной к бетонной стене. Свет почти не попадал туда. Ближайший фонарь мигал. — Выворачивай карманы, куколка. А то по-другому платить придётся. Я выронила пакеты из рук. Запах перегара ударил в нос, а тяжёлое дыхание, которое раздавалось совсем рядом с ухом, даже оглушило. Я испуганно округлила глаза, но нутром ощущая, как голову поднимала ярость. — Да, деньги — не проблема, сейчас… И полезла в карман, резким движением выудив спасательный баллончик и быстро направив мужчине в лицо. Прозвучало быстрое «пш-ш-шик», словно я не грабителя, а комара отгоняла. Он отшатнулся, выругался, сел на землю и начал тереть глаза. Плохое решение, но минут через двадцать он отойдёт. А мне за это время надо делать ноги. Я развернулась и хотела было бежать, бросив вещи, как заметила и вторую высокую фигуру, которая быстрым шагом направлялась ко мне. Я угрожающе потрясла баллоном, намекая, что отбиваться буду без предупреждения. Вот получит ожог — сам виноват. Мужчина в чёрной кепке выставил руки вперёд. — Так. Спокойно, барышня. Я помочь хотел, — одной рукой он сжимал телефон, а второй медленно потянулся к козырьку кепки и снял её. Голос показался мне смутно знакомым. Но я всё не могла понять, где могла его слышать. Я напрягла зрение. Видно лучше не стало. Мужчина включил фонарик на телефоне и улыбнулся. — Никита? Это вы? Как вы здесь оказались? Мой неудавшийся грабитель начал подниматься на ноги. Мужчина вслепую побежал на Никиту и попытался врезать. Как ни странно, попал. Пресняков охнул и точным ударом под дых уложил противника, резко подобрал пакеты одной рукой, а второй схватил меня. — Так. Барышня, валим, пока не оклемался! Мы дружно припустили по улице. Я едва за ним поспевала, периодически командуя: «Левее! Ещё левее! Вон тот подъезд!» Быстро достала из кармана ключи. Хлопок дверью. И долгожданная безопасность. Вот за всё это время, что прожила в Москве, успела десять раз пожалеть, что переехала. За последние несколько месяцев у меня приключений больше, чем за всю жизнь… Только нападения мне не хватало для полноты ощущений! Мы тяжело дышали, стоя на лестничной клетке. Я дёрнула рукой, поняв, что её всё так же крепко сжимали. Он выдохнул, покосившись на дверь. — Да уж, Ворон, с тобой не соскучишься… — Козерог?! — громче, чем нужно спросила я. Он фыркнул, поставив пакеты на пол. — Даже обидно, что ты Монстрика узнала сразу, а меня нет. — Ой. Я как-то не подумала, прости… — Ничего, — покачал головой он, — очень приятно видеть тебя снова. Тем более с такими сияющими глазами. И, кажется, посвежевшим лицом. — Пусть я всё так же пашу, но начала высыпаться! — похвасталась я. — Ну и… заслуга Дани, конечно. После пары секунд задумчивого молчания я взглянула на багровеющую скулу. — Надо лёд приложить. Зайдёшь? Он нехотя вздохнул, но отказываться не стал. — Ладно. Но только на пару минут. Заодно хоть поговорим по-нормальному. Вскоре понурый Ник сидел на кухне с тёмными шкафчиками за стеклянным столом, придерживая бутылку с водой из холодильника у щеки. Я пыталась выбрать, какой чай заварить. Как говорила героиня одного сериала-ромкома, вот ненавижу выбирать! Зачастую я и сама не знаю, чего хочу. Воистину. Вот, например, мой любимый чай с бергамотом. Такой привычный и надёжный, всегда со мной. Прошёл долгий путь от родного города и до Москвы. С этим чаем я коротала вечера, готовясь покинуть родной дом. Опустевший без бабушки. И с этим чаем связана куча воспоминаний. А рядом стояла так и не начатая ещё пачка, сделанная на заказ в, скорее всего, дорогой чайной лавке. Судя по составу, намешано куча всего, слишком уж яркий вкус: красный апельсин, облепиха, мелисса, мята, клюква, чабрец… Это было что-то новое, необычное. Оно так же обещало яркие впечатления. Совершенно новые, которые никак не связаны с воспоминаниями. И стоило бы попробовать. Вот в какой момент моя жизнь стала похожа на такой фильм? Отпечаток профессии. Козерог заметил мою заминку. — Может, смешать их? Да, плохая идея! Разыгравшееся воображение нарисовало фото, где помимо меня с Даней был и Лёша. И быстрым движением руки сдвинул Лисевского к краю. Я помотала головой. — Да ну не! Как смешать? Редкостная гадость получится… Надо что-то одно. — Вот обычно говорят, что выбирать надо второго. Если бы с первым всё получилось, то второй не появился. Он в чём-то прав. Хотя моя с Даней ситуация несколько в жёсткие рамки не вписывалась. И в честь прихода гостя я потянулась к запечатанной упаковке. — Ну рассказывай, Александра. Как у тебя дела? — спокойно спросил он, пристально меня разглядывая. Всё пытался уловить знакомые жесты Ворона. Я пожала плечами. — Практически сразу после вылета мы с Даней были на съёмках. Иногда он мотался туда-сюда: то одно, то другое. У него-то график легче не стал. Рассказывать особо нечего. Театр, короткометражка. Рабочий процесс. Козерог открыл закладку в телефоне: «Актёрский дуэт всё-таки вместе?! Свидание юных дарований попало в объектив фотографа в перерыве съёмок нового короткометражного фильма…» Наша с Даней фотосессия к фильму, где мы, гуляли вдоль деревьев мимо усадьбы. Смеясь, Даня показывал куда-то вдаль, рассказывая что-то об этих местах. Один раз он показал прямо в камеру: «А вон там оператор, помаши ручкой». Зря Андрей решил так рано выложить фотосет… А журналисты второсортного новостного портала опять всё переврали в погоне за сенсацией. — Пусть я своими словами рискую стать «личным врагом Сталина», но Лисевский он… ничего. Вы гармонично смотритесь, — он подмигнул, — и очень влюблённо. Я подняла уголки губ и посмотрела в тёмное окно. — Так заметно? — Честно говоря, да. — Ну. Это всё… Оно как-то само выходит. Мы с Даней уже... Да хватит обо мне! Вы как? Мы с Даней о «Маске» не говорим. Вы с Монстриком готовитесь к финалу? Никита тяжело вздохнул. — Ой, если бы! Я вот вылетел. Я посмотрела на него, пытаясь уловить хотя бы намёк на шутку. Но Козерог шутил редко, да и сейчас был предельно серьёзен. — Только вот такое лицо как у побитой собаки не делай. Да, я пополнил ряды команды «А у меня вот не получилось!» — Мне казалось, что кто угодно, но не Козерог, — пожала плечами я. — Но не в победе счастье. Расстроился? Это уже спросила на тон тише. Хотя слушать нас было некому. — Сначала. Знаешь, такое неприятное чувство: задрали на Олимп, так хвалили, а потом бац, и в шаге от финала я собрал вещи на выход. Но в целом, взгляни на меня! Такие как я не побеждают. Мы не были знакомы до «Маски». Меня мало интересовала именитая семья шоу-бизнеса, каждое появление которой вызывало некий резонанс. Удивляло даже то, что Алла Борисовна ушла со сцены, живёт себе теперь, как хочет, а всё равно каждый так и норовит её обсудить. И порыться в чужом белье. Почему подобное интересно для меня до сих пор загадка. Нечто подобное мы с Даней и так каждый день испытывали на себе. Никита представлялся мне этаким «принцем Гарри» с его непохожестью на маму и бабушку. С желанием свободы. И даже волосы у него такие же рыжие и кудрявые как у той королевской особы. Пожалуй, было в нём что-то такое же: стать, холодность и умение держать себя. Но принц Гарри в последнее время весь этот ласково потерял. Никита только приумножил. — Я живу не так уж и далеко… Сравнительно. Я стримлю, играю, пою. Тебе же такое нравится? Спишемся, приходи. Вкус в музыке у нас одинаковый. Не пожалеешь. Я обещала подумать. График у меня не резиновый. Всё подряд и не впихну. Хотя почему-то всегда очень стараюсь это сделать. Синдром отличницы и многозадачность, чтоб их! И когда Ник уже уходил, а я пошла закрывать за ним дверь, тихо сказал: — Он сильно расстроился из-за всей этой ситуации и твоего ухода, хотя старался вида не подавать, шутил ещё больше, общаться начал вообще со всеми… Но ты, может, хотя бы напишешь? Я покачала головой. — Вот встретимся с ним на финале, тогда поговорим, — и улыбнулась. Никита удивлённо смотрел на меня и хлопал глазами. Даже не двигался. Кажется, я наблюдала утерянное соединение с Интернетом в реальной жизни. — Саш! — он расплылся в ответной улыбке. — Так это ж… Ох! Я всё-таки очень рад. Он запустил пальцы в рыжую шевелюру. — Жаль, что меня на финале не будет. Планы с семьёй. Но обязательно расскажи, чем дело-то кончилось! Буду держать за тебя кулачки, Ворон! Ник подмигнул. — Ой, если Лёша вдруг будет спрашивать… Ты меня не видел! И ночью одна я не шлялась... И ни на кого не нарвалась! Козерог закатил глаза. — У него, как и у меня, уже давно рассеялся вот этот образ воздушной нимфы Александры. И, кажется, ехидный «Санёк» ему нравится ещё больше. Я закрыла дверь и прислонилась к ней. Всё-таки тот диалог с Даней мне помог определиться. Может, пора действительно отпустить прошлое и идти разными дорогами? Но точно знаю: Лисевский меня не покинет. И от этого принять решение становилось ещё легче. Хотя Дане об этом говорить всё равно не хотелось, и мозг не хотел представлять последствия моего выбора. Я потянулась к телефону и разблокировала его. Одни обои с розовыми пионами сменились другими: Лёша в чёрной кожаной держал на руках счастливого Моцарта. За всё то время, что мы не виделись, я успела ужасно соскучиться! Хотя не забывала ни на день.