***
Сегодня утром я впервые за долгое время заплакал. Под утро мне приснился тот день, когда я в последний раз видел отчима на пороге нашего дома. Снилось, будто я говорю с ним, рассказываю и поясняю обо всем, что делал… из-за чего творил эту нескончаемую дичь. Я объяснился и рассказал все то, что таилось в душе. И стало так дурно видеть на его лице добрую улыбку вновь. Он улыбался и говорил, что не злится, постоянно твердил, что теперь мы вместе, а значит — все будет в порядке. Притянувшись руками, отчим хотел обнять меня, но тут я просыпаюсь. И неяркий свет в камере, что осветил мои глаза, показался мне тем ужасом, которого я больше всего боялся увидеть. С того момента, как наступило утро, мне было плохо. Хотелось провалиться под землю, лишь бы не вспоминать все то, что было между мной и единственным человеком, что любил меня несмотря ни на что. — Обито рассказал, что ты ворочался ночью, — сказал Итачи, собирая уже расчесанные волосы в привычный низкий хвост. — Поэтому такой кислый? — Ага, не выспался, — тихо ответил я, с неохотой поднимаясь к завтраку. Итачи выдал смешок, затем жестом подозвал меня к себе. Я недоуменно покосился на него, но все же встал и подошел к стулу, который Учиха поставил передо мной. — Садись. Я сделаю тебе хвост. — Но… я же уже сам, — приглаживая свою шевелюру, я удивился тому, насколько спутанными сегодня оказались мои волосы после моей же привычки каждый раз опрятно улаживать волосы. — Я и не заметил… — Вижу, — выдохнул второй, впервые прикоснувшись к моим волосам расческой. В голове сразу всплыла картина, когда я сам стоял за спиной Итачи и расправлял его на вид очень черные и одновременно такие мягкие и гладкие волосы. На лице засияла улыбка, которую я тут же подавил, опять же, чтобы не попасться со своими теплыми к этому человеку чувствами. Ключ отворил нашу дверь, чтобы я и Учихи могли выйти на улицу. Хоть погода сегодня была ветреная, прохладная, мое настроение чуть поднялось. Стены камеры, окружающиеся меня круглые сутки, уже сводили с ума, напоминая о том страшном, что произошло прямо на моей кровати. Итачи шел сзади меня, а я старался ускорить шаг навстречу тому прекрасному ветру, ожидающему меня за стенами жутко-темного здания тюрьмы. Ступив на землю, я будто оказался в другом мире, вдыхая аромат свежести. Не заметил, когда на моем лице засияла яркая улыбка. — Мне стало так хорошо, Итачи, — обернувшись, обратился к тому, кто стоял прямо за спиной. В миг стало так тихо. Ветер будто прекратил издавать свистящие звуки на какие-то секунды, показавшиеся мне часами. Сразу как повернулся, отвел взгляд чуть влево, по прежнему счастливо улыбаясь. Волосы мои развивались на ветру и совсем не мешали, попадая на лицо. Я взглянул на человека, что пристально смотрел в мою сторону, на меня, в мои широко раскрытые глаза. — Сасори-сан… — выдал я, перемешав во взгляде радость с удивлением. Учиха в недоумении посмотрел назад, затем на меня, а я все так же не уводил заворажившиеся увиденным голубые глаза. Молодой мужчина в белоснежном халате смотрел лишь на меня. Его необычного цвета непослушные волосы красиво переливались в этом свете неба, а глаза… даже издалека я уловил в них такой красивый, нежный блеск. Ноги сами понеслись к нему. Акасуна встретил меня с улыбкой, сказав, что ждет меня в своем мед. кабинете. И я тут же отправился туда в сопровождении охранников, позабыв теперь даже взглянуть в сторону Итачи. Оставшись наедине, доктор сам закрыл дверь, как только я вошел. Я стоял и терпеливо ждал, когда смогу услышать его голос. Не важно, что мне скажет Сасори-сан, просто очень хотелось вновь почувствовать тех бабочек в животе, которые когда-то были разбужены необычно-приятным голосом мужчины. — Где вы были? — не выдержал я, уже нервно теребя рукав. — Так долго… — Я обязан был уехать, — ответил Акасуна, подойдя к кушетке. — Присядем? Кивнув, я сел рядом с ним, не в силах оторвать взгляд. Он казался изящным лебедем, до которого жуть как хотелось дотянуться и ощутить, насколько нежна эта ровная, красивая кожа. — Работники рассказывали о тебе, — продолжил тот. — говорили, что ты постоянно кого-то сторонишься. И это понятно. Я очень волновался за тебя, — с ноткой грусти закончил. — Все же… я в безопасности, — заявил с легкой улыбкой. — Учихи все время со мной и не дают кому-либо лезть ко мне. — Правда? Они оба добры к тебе? — Да. В основном я провожу время с Итачи, но иногда и с Обито. Второй, правда, частенько пропадает из камеры, но… он все же всегда, когда нужно, помогает мне. И да, с Саем, что был со мной в изоляторе, я подружился. У него есть друг Нагато, так и с ним я… Рассказывая о близких людях, окружающих меня за решеткой, я смотрел и постепенно заливался румянцем из-за того, с каким взглядом смотрит на меня собеседник. Его серо-карие глаза плавно передвигались по моему лицу, волосам, вновь всматриваясь в мельчайшие детали. Я чувствовал это, будто Сасори по-настоящему прикасался к тем участкам, на которые смотрел, не скрывая улыбку. — У меня… сейчас все в порядке. — Не верю. — Что? — резко подняв глаза. — Твой взгляд немного изменился. — Н-не правда. С чего ему меняться?.. — Дейдара, я прекрасно запомнил то лицо, что видел некоторое время назад, и сейчас, — сказал Акасуна. — Это два совершенно разных человека. Не найдя, что ответить, я замялся, опустив глаза куда-то в сторону своих колен и покоившихся на них пальцах рук. — Я хочу, чтобы ты не скрывал от меня правду. — Хорошо, — кивнул. — Я расскажу, что меня беспокоило с утра. Не утаив никакие детали, я начал постепенно рассказывать о истории, связанной с моим отчимом, и о том, каким образом я оказался здесь. Признался, что к преступлению, из-за которого сижу здесь, не имею никакого отношения. И теперь мое будущее зависит от того, что будет с этим мальчиком. Совсем недавно я получил сообщение о том, что избитый кем-то подросток, пребывающий в коме, не идет на поправку, но и хуже ему тоже не становится. Будто застыл. И не известно, на какое время. — Меня волнует лишь одно, — проговорил я, задумавшись. — Как бы сильно я хотел извиниться перед своим отчимом. Ведь тогда я опоздал, но… до сих пор чувствую эту тяжесть. — Я могу попросить его приехать, — заявил Сасори-сан, все это время тихо слушавший мою историю. — Н-нет, что вы! Я не хочу, чтобы он видел меня… и захочет ли вообще увидеть? Теперь я не знаю. Мог бы написать письмо, но мне запретили. Я не могу ни с кем, кто на свободе, выходить на контакт. — Через два дня я снова выбираюсь отсюда в Токио. Ты ведь тоже из этого города? Я передам письмо, если, конечно, ты все же решишься написать отчиму. — Я… — шепча. — не понимаю, Сасори-сан. Почему вы пытаетесь помочь мне? После непродолжительной паузы красноволосый уж было хотел что-то сказать, но в комнату постучался человек в погонах, заявив, что доктору нужно срочно пойти в кабинет начальника тюрьмы. Взяв какие-то бумаги со стола, Сасори взглянул на меня. — Подумай над тем, что я сказал тебе. А я уже за. Хоть как, но я хочу донести до отчима свои мысли. Поэтому я решился на то, чтобы написать ему.***
Среди ночи, накануне дня, когда я собирался отправиться в медицинский кабинет и передать Акасуне мое уже написанное письмо с данными точного адреса, вдруг я снова проснулся. Чуть приоткрыв глаза, снова ничего не увидел. Лишь тот привычный звук нескончаемых шагов за дверью говорил о том, что в тюрьме время ночи. А заставило меня прекратить спать то, что пошлые касания и поцелуи на шее, ключицах и запястьях, будто взаправду проходились по телу. Но нет, это не сон, не паралич, эта долбаная реальность! Кто-то навис надо мной, уже стянув мою нижнюю одежду и пристроившись между широко раздвинутыми ногами. Как только я начал двигаться, и сопротивляться, незваный резко прижимает свою ладонь к моему рту. — Тихо-тихо, — облизнув мою шею, произнес тот самый шепот, услышать который я боялся все эти дни. — ты же не хочешь, чтобы Итачи нас услышал? Он сейчас спит совсем близко, — смочив пальцы слюной и резко вошел ими в меня. — это возбуждает, не так ли? Услышав об Итачи, я широко распахнул глаза, краем зрения пытаясь рассмотреть ту сторону, где находится кровать моего защитника. Хоть и в темноте, но из-за щели чуть приоткрытой двери, сочился белый свет от коридорных ламп. И глаза больше привыкли к темноте, так что я заметил, что на кровати Учихи кто-то все же лежал. Медленно убирая руку, что закрывала рот, этот человек продолжил входить в меня пальцами еще интенсивнее, наконец, направив все мое внимание только на себя. От тянущих ощущений внизу зажмурил глаза. Я был совершенно свободен, не был связан, как в прошлый раз. Даже сейчас, лежа на спине, мне будет гораздо легче спастись, но… продолжаю лежать с закрытыми глазами и терпеть весь этот ужас, вновь повторившийся. Мне не хотелось, чтобы Итачи знал об этом… чтобы когда-либо узнал. Быстро и уже не так бережно, как в первый раз, меня растягивали тремя пальцами. Этот подонок с нескрываемым наслаждением обладал всем моим телом, впившись в мои губы настойчивым поцелуем. Почти сразу он просунул язык и начал пылко целовать, не дав сделать вдох последние несколько секунд, но затем губы этого человека отстранились и пальцы резко вышли из меня. Я почувствовал, как он вытаскивает свой напрягшийся член. — Я так соскучился, — довольно произнес он. — Ты знаешь, как сильно сводил меня с ума все эти дни? — приставив головку. — Но сегодня я понял, что уже не могу терпеть. Его агрегат начал входить в меня достаточно быстро настолько, что от возникшей боли я сам зажал себе рот все это время свободными руками. Глядя на меня, второй приподнялся, с восторженным взглядом оглядывая то, в какое положение заманил меня, поначалу строптивого и дерзкого. Теперь он мог спокойно трахать мое тело, пока я пытаюсь не издать ни малейшего звука, лишь бы Итачи не проснулся. — Хороший мальчик, — проведя кончиками пальцев по рукам, что зажали рот, он смог убрать их без особых усилий. Пытаясь расслабиться во время нарастающих, глубоких скоростью толчков, я внезапно открыл зажмуренные глаза перед собой, впервые взглянув прямо в лицо своему насильнику. Тот, заметив, что наши взгляды соединились, властно провел по моим губам тыльной стороной своей ладони. С охотой всматриваясь в мое краснеющее от тревоги лицо, тот ускорил толчки и вновь прильнул к моим губам, чтобы заглушить громкое, тяжелое дыхание. — Пожалуйста, прекрати… — выдавил я. — Тебе нравится, Дейдарочка? — Оби-то… не надо, Обито…