Власть над будущим

Нед подавил вздох и потер уставшие глаза. Ему нужно было выспаться перед скорым отбытием в Долину, но он еще не мог пойти лечь в свою кровать и уснуть мирным сном. Он должен был прочитать отчеты речных лордов о состоянии их угодий: насколько сильным был ущерб, нанесенный войной, что здесь бушевала, сколько времени понадобится на восстановление и как скоро можно будет вспахать и засеять поля. Джон всерьез подходил к своему правлению и не собирался бросать речников, как только уйдет отсюда. Он пообещал, что предоставит лордам отсрочки по налогам, как только займет трон, но с условием, что те раскошелятся на перестройку разрушенных деревень на их землях и предоставят достаточно пищи людям, которые лишились дома. Также он был непреклонен в том, что зима, самая суровая и страшная за многие столетия, нагрянет меньше, чем через пару лет, и хотел успеть заготовить как можно больше продовольствия на всех землях, где сейчас распространялась его власть. Нед это одобрял, но в тоже время понимал, что им нужны деньги. И много. Правда Джон не был так уж обеспокоен этим и спокойно говорил, что они скоро будут. Нед думал, что, возможно, тот все же намеревается разграбить Утес, если он все-таки будет взят ими. Лично он не был так уверен, поскольку знал, что родовое гнездо Ланнистеров было практически непреступно и в осаде могло находиться годами. Даже учитывая, что часть армии Запада была на пути в столицу, а другую неожиданно свалил неизвестный мор, чему в тайне Нед был даже благодарен, ведь так было меньше врагов у Робба, под чьим руководством сейчас проходило полномасштабное вторжение на Запад. Но Джон был твердо убежден, что Джейме Ланнистеру жители Утеса непременно распахнут ворота, и Запад будет их, хотя последний еще не давал никаких клятв и обещаний, а сидел в клетке, где ему, честно говоря, и место. Да если бы и дал, Нед все равно им бы не поверил. Вот только… — …в его крови есть сила тех, кто видит зеленые сны, и тех, кто видит сны пророчьи, Тихий волк, — тихо сказала Листочек, когда Нед зашел в богорощу Риверрана, чтобы очистить голову, но случайно увидел там Джона. Лежащего на земле и с абсолютно белыми глазами. Ни зрачков, ни радужки не было видно. Это его напугало. Но спокойствие Листочка, которая сидела рядом с Джоном и ничего не делала, немного уменьшило тревогу. — Что с Джоном? — хрипло спросил Нед и подошел ближе, сильно опираясь на трость. Листочек подняла бровь. — Разве ты не знаешь историю своей семьи? — дразняще спросила она, рисуя палкой на земле странные символы. — О том, как твой предок взял в жены одну из моих сестер, а их потомки женились на дочерях Короля Варгов? Или историю повелителей драконов, сны одной из которых спасли ее род от смерти? Нед тяжело сел на валун, все еще смотря на Джона. — Знаю, но все еще трудно поверить, что это могло быть правдой, — пробормотал он. — Но ты веришь? — с любопытством спросила она, склонив голову на бок. Сейчас на ней не было плаща, который скрывал ее внешность от всех, и в свете солнца Листочек выглядела еще более сказочной и ненастоящей, чем в темноте комнат. — Я вижу вас, — усмехнувшись, сказал Нед. — Трудно не верить во что-либо, когда передо мной находится настоящее Дитя Леса. Она еле заметно улыбнулась. Нед уже стал привыкать к ее немного странной улыбке, где было слишком много острых зубов, и она не пугала так, как прежде. — Он что-то видит? — тихо спросил он, вновь посмотрев на сына. — Зеленый сон или?.. — Ни то и ни другое. И в тоже время что-то между, — серьезно ответила Листочек. — Белый волк уникален. В его жилах живет огонь и лед. В нем живет магия. Та, что давно стала покидать наш мир, но часть ее вернулась вместе с ним, когда он сделал первый вдох. И тот, кто имел злые намерения, попытался украсть ее. Это заставило мир пойти не по тому потоку, что было предназначено изначально. Именно поэтому Духи предупредили его заранее, именно поэтому дали ему шанс раскрыть его дары и использовать их, чтобы спасти если не всех, то многих. Эти дары… Некоторые из них слабее, некоторые сильны, а некоторые слились и стали чем-то таким, что еще не было изучено и познано. Она тоже посмотрела на Джона и нахмурилась. — Его сила — это его бремя. Оно может его сделать великим, — тихо сказала Листочек, — или убить. Снова. Голова Неда дернулась, но прежде чем он успел открыть рот, она положила свою сухую, как кора дерева, но теплую ладонь ему на руку и сказала: — Просто будь рядом, верь в него и в его слова. Это все, что ты можешь сделать, чтобы ему помочь не потерять себя в многочисленных видениях прошлого и возможного будущего, коих тысячи вероятностей, и которые он проживает так, как ты живешь свое настоящее. …каждый раз, когда его одолевали сомнения, Нед вспоминал этот разговор, и сомнения отходили на задний план. К тому же, слова про Тайвина-то сбылись, как и многие другие обмолвки Джона о том, что еще не случилось, но исполнилось позже. Нед не был уверен, что Джон сам замечает, как это делает. Лордов это тоже смущало порой, но они уже начали привыкать, поскольку для них Джон в принципе был странноватым молодым человеком. Да и новости теперь из всех уголков королевства они получали быстрее, чем кто-либо, так что грех было жаловаться. Например, Джон хорошо был осведомлен, что делают Станнис и Ренли, пока они были здесь и где сейчас находятся. Правда, пока он ничего не предпринимал, говоря, что еще не время. Сначала Долина и Запад должны стать их. — Ты можешь сказать это вслух, дядя, вдруг полегчает, — внезапно сказал Джон, не отрывая головы от письма, которое он писал в Железный банк. Он хотел узнать состояние счетов Таргариенов, к которым мог иметь доступ только глава дома. Опять же, Джон был твердо уверен, что таковые имелись, но хотел бы знать наверняка, поскольку его видения были не точными и могли ошибаться. Нед еле заметно поморщился, поскольку его все еще коробило, что Джон отныне звал его в основном дядей или лордом Старком, и хмуро сказал: — Что сказать? — Что ты ненавидишь быть Десницей, и тебя убивает эта работа, — спокойно ответил Джон, продолжая скрести пером по пергаменту и не поднимая глаз. Нед фыркнул и невольно потер брошь на груди, которую уже и не чаял надеть, и, откровенно говоря, не хотел. — Не думаю, что это будет уместно, — весело сказал он. — Зато это правда, — сказал Джон и отложил наконец перо. Он запечатал письмо и отложил в сторону, после чего сцепил пальцы и посмотрел на Неда, который с тревогой отметил, что синяки под глазами Джона становились все больше. — Почему ты никогда не снимаешь перчатки? — вдруг спросил он. Джон еле заметно нахмурился. — Потому что люди мне и так не доверяют и боятся, — ответил он. — Не хочу давать им дополнительный повод для этого. Нед поднял бровь. — Не слышал, чтобы чьи-то руки стали поводом для страха, — недоуменно сказал он. Тут Джон тяжко вздохнул и просто молча снял перчатки. Нед наклонился вперед, перегнувшись через стол, что их разделял, и почти без задней мысли схватил руки Джона. Он с неким ужасом смотрел на почерневшие ногти и частично черные фаланги пальцев мальчика, которые выглядели так, будто он окунул их в смолу. — Что случилось? Тебе больно? — быстро спросил он, поворачивая руки Джона туда-сюда и недоумевая, что могло случится. Отморозил? Непохоже. Можно было бы подумать, что они были повреждены и отмирали, но он лично видел, как Джон на днях ловко орудовал мечом, спаррингуясь со всеми желающими, чем вызвал довольство среди северян. Так что же… — Нет, — отрешенно ответил Джон. — Мне не больно. Они просто стали такими после того, как я пробудился от того вынужденного сна. Нед перевел взгляд на лицо юноши и мысленно вздохнул, видя, что его глаза вновь стали пустыми и холодными. А ведь он так радовался, когда видел, что парень стал все больше походить на себя прежнего… Но после того, как Робб уехал, тот вновь все чаще стал замыкаться и почти не проявлял никаких эмоций. Уже не в первый раз Нед проклял богов, которые одним махом сломали его сына, а Джон именно был сломан, и он боялся, что безвозвратно, «даруя» ему свои сомнительные благословения. Он нежно сжал руки юноши, которые были ужасно холодными, кроме кончиков почерневших пальцев, и тихо сказал: — Это твое дело — скрывать их или нет, но запомни, твои руки не уродливы и не повод для страха. Нед нахмурился. — А теперь, может ты и король, я вынужден настаивать на том, чтобы мы пошли оба и хорошенько отдохнули перед завтрашним отъездом, — строго сказал он. Джон моргнул. В его темных глазах проскользнуло недовольство, но быстро исчезло. Плечи юноши немного опустились, и он кивнул. — Ты прав, — смиренно сказал Джон. — Нам предстоит долгий путь. Тут он пристально взглянул Неду в глаза и жестковато произнес: — Но для начала: помирись уже с женой, дядя. Признаю, мне плевать на ваши отношения, но вашим детям — нет. К тому же, как я могу говорить о единстве государства, когда в моей семье его нет? Нед был удивлен словами Джона и, уже расставшись с ним в коридоре, оставляя мальчика на попечение сира Барристана, он понял, что тот прав. Ему уже давно пора поговорить с женой. Скоро Кет с девочками отправится домой, в Винтерфелл, и когда они потом увидятся? В такое неспокойное время можно вполне ожидать, что и никогда. Нед ведь любил ее. Да, она совершила много ошибок, один арест Тириона Ланнистера чего стоил, а ее отношение к Джону его бесконечно злило, особенно теперь, когда причин-то и не было, но… Они прожили душа в душу шестнадцать лет и у них пятеро детей. Да он соскучился, пекло задери! Именно с такими мыслями Нед резко развернулся прямо посреди коридора и отправился в покои, где сейчас обитала Кейтилин, решив не откладывать давно назревший разговор в долгий ящик.

***

Санса была потеряна. С того дня, как отца арестовали за измену, или с того момента, как она обнаружила Джоффри со сломанной шей у подножья лестницы. Санса точно не знала, но где-то именно в этот период она потеряла часть себя. Большую часть. Глупую, наивную и верящую, что в их жестоком мире живут настоящие рыцари и девы, которые в ожидании любви сидят на балконах, под которыми цветут сады, и, томно смотря вдаль, попивают чай из фарфоровых чашечек. Что существуют благородные короли с золотыми волосами, изумрудными глазами и благородными сердцами. Что живут на свете добрые королевы, чей облик был милее всех на свете. Какая же она была дура! Права была Арья, когда звала ее так. Как и права, зовя теперь предательницей. Ведь это она пошла и, наивная, сказала королеве, что отец собрался уехать и расторгнуть ее помолвку с Джоффри. Ох, как Санса была влюблена в него! Думала, что они поженятся, она родит таких же золотоволосых детей и они будут счастливы-счастливы. А потом отца посадили в клетки, и ее начали мучить кошмары. Но не такие как в детстве. Когда стоило проснуться, и все забылось. Или можно было пойти к родителям, чтобы они утешили тебя. Нет. Это были сны настолько реальные, что, проснувшись, Санса все еще чувствовала удары рыцарей на своей нежной коже, ощущала взгляды придворных, которые ничего не делали, когда ее били прямо в главном зале Красного замка, а в ее ушах продолжал звенеть смех. Едкий и громкий смех Джоффри, который наслаждался ее болью и страданиями. Или это были тихие сны. Просто она, стоящая на стене, не способная двигаться, а только смотреть на голову отца, что была насажена на пику, и слушать шепот Джоффри, который обещал, что соседние пики скоро займут головы ее братьев. Или те, где королева презрительно смотрела на нее, попивая вино, и что-то говорила. Санса не помнила что, но ощущения каждый раз были такими, будто ее ушатом помоев облили. Сначала Санса не хотела видеть эти сны или думать, что Джоффри или его мать могли быть такими жестокими. Но чем больше шло время, тем больше она видела, что под масками царственных особ и впрямь скрываются ужасные люди. Но особенно четко Санса это осознала, когда впервые за многие дни увидела отца в трюме того корабля, куда ее очевидно доставил сир Барристан, усыпивший и выкравший ее из замка. Он выглядел ужасно. Худой, грязный, заросший бородой и явно больной человек. А ведь королева говорила, что о ее отце хорошо заботятся! Но она едва его узнала. Ее высокий и сильный папа превратился в истощенный скелет, сотрясаемый лихорадкой, и это все вина Ланнистеров. Путь до Риверрана для нее был подобен одному размытому пятну. Санса только помнила, что они куда-то шли, помнила, как сир Барристан чуть не обрезал ей волосы, чтобы она сошла за мальчишку, как Арья, и как она вытирала лоб отца, когда он впал в беспамятство, поддавшись лихорадке, что мучила его тело из-за долгого плена и плохо залеченной раны на ноге. А потом приехал Робб. О, Робб! Она уже и не думала, что когда-нибудь увидит своего старшего брата, который за эти месяцы так возмужал и вырос. А мама? Ее теплые объятия и нежный голос были для Сансы подобно возращению домой, по которому она и не знала, что так скучала. Именно тогда Санса впервые подумала, что хочет домой, на Север, не желая больше видеть когда-то лелеемый ею Юг, который оказался вовсе не сказочной страной с красивыми леди в шелках, ароматными цветами и храбрыми рыцарями. Но домой сразу вернуться не вышло. Война все еще не была закончена, а их новый король… Боги, Джон был королем! Санса глупо мечтала все эти годы увидеть настоящего принца, а выяснилось, что она и так всю жизнь прожила бок о бок с таковым. Что она в детстве играла с этим принцем, что он таскал ей тайком лимонные пирожные и даже позволял заплетать волосы… Пока она не стала старше и не стала делать то, что велела ей мать. Презирать и отталкивать Джона, потому что септа сказала, что он всего лишь бастард. Потому что мама говорила, что ей не стоит водиться со своим сводным братом, что он порождение греха и порока, который только и ждет, пока Робб, Бран и Рикон умрут, чтобы занять их место и украсть Винтерфелл. Если честно, Санса мало в это верила. Она знала, что Джон любит ее братьев, что любит Арью и даже ее. Но она так хотела, чтобы мама ею гордилась, хотела быть идеальной южной леди! Но цена оказалась высока. Санса не заметила, как из партнеров по играм или розыгрышам со своими братьями и сестрой она превратилась в объект этих розыгрышей, а то и просто изгоя, которого они избегали, потому что с ней стало скучно. Пока она не уехала на Юг, то могла успешно игнорировать и то, как ее это обижает, и глубокую тоску, которую Санса ощущала, когда видела, как ее братья и сестры веселятся. Без нее. Но сейчас… Будучи здесь, в Риверране, Санса начала осознавать истинные масштабы пропасти, которая ее разделила с родными. После воссоединения Робб, да и отец тоже, едва с ней разговаривали, полностью погрузившись в планирование будущих битв. А потом ее брат и вовсе уехал на завоевание Запада. Арья с ней вообще не разговаривала, предпочитая компанию леди Дейси или Джона, которого все еще называла братом и вела с ним себя так, как и обычно, хотя теперь он и король. А сам Джон… Она его едва видела, если быть честно, и даже… боялась с ним встретиться. Теперь он был выше ее по статусу, он… Боги, Санса же столько раз его отталкивала! А ведь Джон был последним, кто окончательно отказался от общения с ней, а она презрительно звала бастардом и… Ей было так стыдно. Наверно это и было одной из основных причин, почему Санса почти не выходила из своих покоев или покоев матери, пока они наконец не отбыли на Север. Точнее она, Арья, мать и большой отряд северян должны были идти на Север, а Джон, отец, часть лордов и еще один отряд солдат, состоящий из северян и речников, - отправляться в Долину, чтобы поговорить с ее тетей Лизой, которую она никогда не видела. Но до Перекрестка они должны были идти вместе. Все же львы хоть и ушли с этих земель, но тут все еще орудовали разные банды разбойников, которые разворовывали уже и без того разоренные деревни и без стыда живились тем, что могли найти на полях боя на телах павших. Из Риверрана они выдвинулись, когда солнце едва показалось из-за горизонта. Санса так нервничала. Она не знала почему. Боялась нападения? Но кого? Сейчас бои не велись на этих землях, а опасностей было ровно столько, сколько в те времена, когда она путешествовала с караваном Роберта Баратеона. Впрочем… Глубоко в душе Санса знала, почему ее так могло потряхивать. Взгляды северян. Ей то и дело казалось, что лорды ее отца смотрят на нее с тем же презрением, что поселилось во взгляде Арьи, после того, как та узнала, что это Санса сказала королеве об их отъезде. Что они судят ее, считают недостойной и вообще не северянкой. Санса и сама себя таковой не считала. Но если раньше это был даже повод для гордости, сейчас это был только еще один повод презирать себя и тайком завидовать Арье, которая как раз таки была настоящей северной леди. Училась драться на мечах, как леди из дома Мормонтов, не боялась говорить то, что считает нужным, была смелой… Была всем тем, чем не была сама Санса. «Может поэтому боги и отняли у меня Леди? Поняли, что я не настоящая северянка, и отняли. К тому же, я поклоняюсь Семерым, а лютоволки были даром Старых богов», — уныло думала она, судорожно пытаясь не упасть с лошади, на которых не привыкла ездить, и с тоской смотря на лютоволков Арьи и Джона, которые то и дело мелькали между деревьев. Призрак и Нимерия, — боги, она была ужасной девочкой, раз в тайне думала, что это она должна быть мертва, а не Леди? — были уже такими большими. Особенно белоснежный волк. Он был больше даже Серого Ветра, даром что был недомерком, который, как все думали, умрет еще до следующей луны. Кроме Джона. Тот верил, что этому не бывать. Он кормил волчонка, ухаживал за ним и в конечном итоге оказался прав. Призрак выжил, окреп и теперь был больше, чем все его собратья по помету. Санса так погрузилась в свои мысли, что не сразу поняла, что процессия остановилась. Она вскинула голову и инстинктивно посмотрела на мать, которая ехала рядом с ней. Но Кейтилин не смотрела на нее, а хмуро вперила взгляд вперед. Во главу процессии, где были отец и Джон с прочими лордами, что их сопровождали. — Что случилось? — шепотом спросила Санса, чувствуя странную тревогу в душе. Или это было волнение? — Не знаю, — тихо ответила Кейтилин, все еще продолжая смотреть на Джона, который сначала остановил процессию, а сейчас спешился и… поспешил в лес? Ее мать подвела свою лошадь ближе к отцу, а Санса последовала за ней, буквально ощущая, как в воздухе растет напряжение среди лордов, которые ничего не понимали, как и они сами. — Нед?.. — вопросительно произнесла Кейтилин, выразительно смотря на мужа, который лишь покачал головой, хмуро глядя в том направлении, где исчез Джон. Это тревожное чувство, что росло в Сансе весь день, настигло пика, и она, сама не зная почему, спешилась. — Санса? — позвала ее мать, но она почти не слышала этого. Санса словно во сне сделала шаг вперед, а потом увидела, как из кустов вновь появился Джон в сопровождении Призрака и Нимерии, но ее взгляд был направлен только на руки ее кузена, который что-то прижимал к груди. Когда Джон остановился перед ней, Санса вдруг поняла, что видит его столь близко впервые с тех пор, как они покинули Винтерфелл. Он вырос. Стал выше, чем она, в его густых кудрях появилась седина, черты лица стали острее, а глаза сделались еще темнее и слегла отливали пурпуром. Они были несколько жуткими и холодными, но все же… Та часть Сансы, что все еще была полна мечтаний и тянулась к прекрасному, не могла не отметить, что ее кузен стал еще красивее, чем прежде. А может она раньше просто не замечала? Ее глупое сердце забилось чуть быстрее, хотя она не знала от чего больше: от волнения, предвкушения или страха. А может, от всего и сразу. Тут она спохватилась и присела в реверансе. — В-ваша светлость… — слегка заикаясь сказала Санса, чувствуя, как заалели ее щеки. Ей было непривычно так звать человека, с которым она выросла и которого привыкла считать бастардом, но манеры, бывшие ее второй натурой, быстро взяли вверх. И слава богам. Сансе не хотелось опозорится еще больше, чем она уже была опозорена. — Встань, — спокойно сказал Джон, а едва она выпрямилась, протянул ей то, что все это время баюкал в руках. Санса подняла в миг задрожавшие руки и благоговейно взяла в руки комочек серого меха, который запищал, ощутив ее прикосновение, а потом поднял на нее свои чуть расфокусированные желтые глаза. Это был волчонок. Крохотный, трясущийся и пищащий. Он был куда меньше, чем была Леди, когда Робб впервые ту принес домой, но больше, чем она ожидала от новорожденного щенка обычного волка. — Это не Леди, — спокойно сказал Джон. — То был дар Старых богов, которые как дали, так и отняли. Может, они вновь тебя когда-то одарят, Санса, а пока позаботься о щенке Серого Ветра, который остался в полном одиночестве в этом мире. Докажи, что ты достойная дочь Севера и дома Старков. Это так и повисло в воздухе, по крайней мере, так показалось Сансе, на чьих ресницах собрались слезы, которым девочка не хотела дать упасть. Она нежно провела пальцами по ушкам волчонка и прижала его к груди, уже чувствуя, как в ее сердце растет любовь к этому комочку меха. Да, это не Леди, но даже то, что у нее все же будет свой волк, сняло часть тяжести с ее души и уменьшило чувство, что она какая-то ненастоящая Старк. — Я буду его беречь, — шепотом сказала Санса с искренней благодарностью в голосе. — Ее, — поправил Джон и еле заметно улыбнулся. — Это она, сестренка. Санса не удержалась и робко улыбнулась в ответ, бережно обнимая пищащий серый комочек и больше не чувствуя той тяжести и потерянности, что мучила ее не один день.