***
Вид у Иззи дикий, но затравленный, Люциус облокачивается на косяк двери его каюты и не может контролировать собственный взгляд. Он блуждает не столько по помещению, сколько по самому Хэндсу — черт возьми, почему он сидит на полу? На полу, привалившись к стене, Люциус прослеживает, как собраны ноги, это слишком компактно для того, чтобы было удобно. — Чего тебе? — рычит Иззи. Люциус отгоняет яркую картинку того, как хорошо на его лице смотрелись бы чужие руки — и с некоторым недоверием понимает, что воображение подкидывает ему не смуглые руки Эдварда на бледных впалых щеках — а его собственные. Люциус чуть трясет головой — с собой он разбираться будет позже. — Полагаю, я должен извиниться, — говорит Люциус. Он продумал направление разговора заранее. Это было логично, он не мог прийти к Иззи в логово и надеяться на собственное красноречие. Иззи сверкает глазами и смотрит исподлобья, Люциус слишком хорошо отделяет от очевидного гнева слишком живую и уязвимую настороженность — Иззи закрывает себя руками, не особо контролируя процесс, и Люциус ловит себя на том, что он тоже сложил руки на груди. Он заставляет себя опустить их вниз и входит внутрь. Иззи выразительно по-звериному скалится вместо ответа. — Кажется, я немного переборщил на палубе, — кается Люциус. — Задел тебя слишком сильно. Он не произносит главного — самого извинения. Он ждет, отпустит ли Иззи его прямо так, или потребует этих извинений в полной форме, или вовсе прогонит, не готовый принять их. Весь разговор зависит от конкретно этого момента. Иззи вздергивает брови вверх и неожиданно выпрямляется, Люциус успевает заметить, что он отбивает какой-то ритм пальцем по полу, но затем он убирает ладонь и поднимается на ноги, Люциус залипает на эти ноги — кожа облегает бедра, почему на Эдварде это выглядит не так горячо? По всем параметрам Черная Борода был горячее Иззи, но его голова вытянула из фантазии именно Хэндса. — Чего ты хочешь? — напрочь ломая планы, спрашивает Иззи. Люциус снова поднимает руки и снова складывает их на груди — он не чувствует себя в безопасности. — Как я уже сказал — извиниться, понимаешь ли... — Дерьмо собачье, — рычит Иззи. — Чего. Ты. Хочешь. Сприггс? Люциус поджимает губы. — Какие мы подозрительные, — почти не шипит Люциус и облизывается. Он сам себя ловит на этом движении, он сам смущается — и даже чуть отворачивается, пытаясь это смущение спрятать за раздражением. Он не уверен, насколько Иззи отследит — и сам не уверен, как реагировать на язык собственного тела. — Выметайся, — говорит Иззи, взмахивая рукой. Люциус залипает на перчатку всего мгновение, а потом переводит взгляд на подчеркнутое яростью лицо и все-таки улыбается. Это почти то, чего он хотел. Не совсем, разумеется, но по крайней мере, он точно уверен, что его извинения Иззи не нужны — и дело, скорее всего, в том, что он не настроен поднимать эту тему снова. Люциус знает Иззи достаточно хорошо для того, чтобы понимать — он любит, когда перед ним извиняются, потому что любит ощущение, что он контролирует собеседника. Извинение, признание неправоты, раскаянье — Иззи, которому было бы наплевать, с удовольствием послушал и первое, и второе и третье. — И правда задел сильнее, чем думал, — подводит итог Люциус. Иззи безоружен. Люциус осматривает каюту — и понимает, что Иззи сидел на полу потому что у него в каюте нет даже стула — и Люциус не знает, кто позаботился о том, чтобы вырвать Хэндсу когти, но он мимолетно благодарен за предусмотрительность. Он не питает лишних иллюзий — при необходимости Иззи выбьет из него все дерьмо голыми руками, но если потасовка и начнется — по крайней мере, Люциус может успеть сбежать, а на людях — он в безопасности. — Он отверг тебя? — предполагает Люциус. — И тогда, и сейчас, я имею в виду. Сколько ты уже сохнешь по своему капитану, первый помощник? Подставлялся под него, а Эдварда не вдохновила твоя раболепность? Перчатка скрипит, треск такой яркий, такой громкий, Люциус не успевает прикусить язык — опять перестарался, опять высказал больше, чем стоило, опять не сдержался, Люциус чуть пятится, пока лицо Иззи равномерно краснеет, почти алеет, и за гневом, за яростью, Люциус улавливает... отвращение? Люциус думал, что видел таких, как Иззи в борделе. К ним приходили такие — с виду уверенные, с виду — суровые, на деле — просят подчинить, просят выпороть, взять — грубо и грязно. Он думал, это будет уязвимое вожделение, спрятанное под слоями грубости и злости. Отвращение не должно появляться на его лице, если Иззи действительно из тех, кто скрывает собственные постыдные желания. — Что, Сприггс, нравится представлять себя на его месте? Иззи клонит голову вбок, Люциус сталкивается с ним взглядом — и застывает. Иззи бросает неожиданно метко — Люциус привык быть честным с собой, особенно — когда дело касается секса, но ему просто странно, что Иззи, закрытый, застегнутый на все пуговицы, Иззи, который будто носит траур — и кольцо на шее, что это за кольцо вообще? — бьет пальцем в небо и вдруг попадает прямо в яблочко. Иззи делает пару шагов вперед, и Люциус чувствует, что эти движения его гипнотизируют. Воображение дорисовывает все за него — и то, как Иззи мог бы подойти к нему, и то, как мог бы схватить за волосы, опустить вниз — Люциус моргает, и вот уже он сам ставит Иззи на колени, как срывает лишнюю ткань, так много ткани, слишком много ткани для жаркого климата этих морей, эти картинки цветастые и мельтешащие, Люциус хмурится, прогоняя видения подальше. Интересно, как именно понравилось бы Иззи — по-настоящему понравилось, не как акт самоутверждения, а как получение взаимного удовольствия? Люциус чувствует, как трепещут крылья его носа, и почти уверен, что глаза блестят, но Иззи спокоен — то есть нет, он зол, очень зол, но в нем нет ни толики желания или влечения, никакого вожделения. Иззи просто в гневе, пока Люциус плавится в масляном возбуждении. Это неправильно. Люциус глотает воздух, резко и коротко, приводя себя в сознание, и делает полшага назад, заставляя липкие мысли отступить на задний план. — Не особо, — отвечает он наконец, голос получается хриплым, и сквозь ярость проскакивает злая насмешка, Иззи ему не верит. — Просто я тут подумал, ты просил не проболтаться Стиду. И я, кажется, слегка проболтался. Он ожидает либо удовлетворения, либо ярости. Первого — если это изначальная задумка, и тогда, браво, Иззи, почти получилось, между прочим — а может и действительно получилось, Люциус не уверен, чем может закончится беседа Стида с Эдвардом, но одно понятно точно — Иззи на корабле не останется точно. Если проступит ярость — то, что ж. Иззи действительно хочет скрыть что-то из прошлого, — а может и настоящего, — от Стида, и добром это не закончится ни для кого. Как ни посмотри, у Иззи вообще не особо много шансов. Люциус тонко улыбается. — Ты... мне поверил что ли? — получает он абсолютно шокированное. — Ты, блядь, действительно решил, что, будь это правда, то на твои ебанутые намеки я поделился бы с тобой чем-то подобным? С тобой, Сприггс? Чтобы весь корабль судачил, а потом Эдвард пришел бы свернуть мне шею? И что теперь, Боннет рыдает у себя в каюте, и вы не знаете, как его успокоить? А потом Иззи смеется. Люциус чувствует себя невероятно глупо — и, черт подери, это была невероятно тупая шутка от Иззи Хэндса на его катастрофически неуместные намеки, и, кажется, что-то пошло не так, как планировал Люциус. Стоило бы найти Стида, пока он не наделал дел. — Ну ты и пиздец, Иззи, — бросает Люциус, разворачиваясь. — Это кто еще из нас пиздец, Сприггс, — возвращает ему в спину любезность ублюдок. Люциус хлопает дверью, огорошенный и выведенный из себя провалом, и за дверью Иззи продолжает хохотать, хохот почти надломленный, неправильный, но это все равно провал, Люциус все равно ошибся, потому что шок — шок был настоящим. Звук режет уши даже когда Люциус отходит достаточно далеко.Часть 7
7 апреля 2024 г. в 11:59
— Вы смотрите только у Иззи не спросите подобного, — чуть посмеиваясь, говорит Фэнг. — Прошлого шутника чуть не пришлось по кусочкам собирать.
— Звучит смешно, — серьезно соглашается Иван. — Но в этой шутке шутки почти нет. Первый помощник становится неуправляем, стоит только намекнуть на их отношения с капитаном Титчем.
Люциус дышит через раз, подслушивая разговор — ему почти не стыдно — вообще не стыдно — но пыль щекочет нос — и как же он вовремя решил сократить путь через стены, но как же сильно хочется чихнуть из-за пыли. Люциус вздыхает тихо и трет переносицу, стараясь прогнать назойливое чувство и прислушивается внимательнее.
— По кусочкам?..
Голос Стида чуть проседает. Люциус не знает, что это конкретно — опасение за свою жизнь или легкое беспокойство за Эдварда. Люциусу пришлось хорошо постараться, чтобы прекратить держать в голове назойливую стройность Иззи — и грубую уверенность Эдварда, но слова Ивана словно возвращают его на палубу, к смотри Боннету не проболтайся и к ухмылке, и к полыхающему гневу — и к ненависти, потому что Иззи ненавидел его, когда говорил эти слова, и это действительно пугало тогда и пугает сейчас.
— Рэкхэм тогда две недели из капитанской каюты не выходил, — с присущим добродушием продолжает Фэнг. — Капитан его жалел, конечно, но всем очевидно было, что он сам нарвался.
— Значит, Эдвард с Иззи действительно... — Люциус слышит что-то сродни испугу в словах Стида, и почти может видеть его — потерянного и возмущенного одновременно.
— Нет! — перебивает его Иван.
— Господь, нет! — соглашается Фэнг.
— Нет, — словно припечатывая, повторяет Иван. — Не стоит обсуждать эту тему с Иззи, это вроде как табу.
Люциус чуть шмыгает, надеясь, что звук потонет в бурном отрицании — он не знал, ни про Рэкхэма, ни про табу, и он может только ощутить прилив запоздалого облегчения — по крайней мере, Иззи не покалечил его, но что еще за черт тогда должно означать "не проболтайся?!".
А потом Люциус понимает — это же именно то, что он и сделал. Он услышал и целенаправленно доложил Стиду все догадки, пусть и не пересказал весь разговор на палубе. Люциус хмурится, пока Стид, Фэнг и Иван переговариваются о чем-то уже слишком тихо для того, чтобы Люциус мог слышать нормально, и до него долетают только самые обрывки, Люциус слышит имена, слышит отрывочные подробности ранений, слышит что-то про долгую историю знакомства Эдварда с Иззи — Люциус в общих чертах понимает, что и Фэнг, и Иван присоединились к экипажу много позже Иззи.
Иззи не выглядит как умелый манипулятор. Но Люциус вспоминает все несостыковки и все недоговорки, недопонимания, которые так или иначе влияли на команду и в особенности на Эдварда — и это очень похоже на какую-то продуманную схему. Люциус душит в себе неуместное восхищение. Это не то, чего он ожидает от Иззи, и от того это еще интереснее, а любопытство разжигает смелость и наглость, Люциус думает — Иззи обезврежен сейчас. Он сдержится, если Люциус нанесет ему визит, он не придушит его, или ему действительно не стоит лезть?
Что за вопросы, думает Люциус. Конечно же — стоит.