***
Стид почти набирается смелости — он не уверен, что будет, если он расскажет Эдварду, насколько сильно приукрасил свой уход — и у Эдварда есть полное право чувствовать себя брошенным, но после всего этого? Всего, что произошло сейчас, в кровати, и всего, что они успели обговорить, когда Стид вернулся — в конце-то концов, Эдвард может понять его, правда? Стид испугался тогда, в лесу, испугался тогда, только вернувшись на "Месть". Не испугается он сейчас? Первое, что сигнализирует об окончании их ленивого валяния в кровати и начисто сбивает всю храбрость Стида — это отдаленный гром. Эдвард вздыхает тяжело, и Стид поворачивается к нему, проглатывая все слова, откладывая их на потом. — Что-то не так? — спрашивает он, опуская взгляд. Эдвард морщится и кивает. За окном почти темно. — Будет шторм, — говорит Эдвард. Стид моргает — и это по одному звуку грома? Гром, бывает, грохочет и без мощной бури — а корабль покачивается, конечно, но как-то лениво и неопасно. Тем не менее — Эдвард встает, и шипит, и хмыкает, и держится за спину — и это все практически одновременно, и Стид, устало выдохнув, встает тоже.***
Эдвард распахивает дверь почти пинком, и выглядит — совсем как тот человек, которого Стид встретил, почти как человек, который спас его от виселицы, задорный и живой. — Итак, мы готовится... — вылетая из каюты, громко объявляет Эд и почему-то его голос проседает. — К шторму. Первое, что видит Стид — это то, что конструкция из пушек исчезла. Второе — это то, что часть парусов поменяли цвет. Третье бросается в глаза с холодком – у перил стоит Иззи и что-то эмоционально втолковывает Люциусу. Какого черта, думает Стид — ему казалось, что он весьма однозначно указал Иззи не вступать в конфликты — и по возможности вовсе не вылезать на палубу. Небо действительно почти черное, все в тучах, и с неба падают очень редкие, но крупные капли. Швед довязывает последний, похоже, узел на штормовых парусах, а Эдвард рядом — Эдвард довольно улыбается, и Стид не может найти поводов для радости — ни приближающийся шторм не должен ее вызывать, ни конфликтный ублюдок, но Эдвард — улыбается. Стид позволяет себе думать, что то, что Эдвард улыбается — это его заслуга, а не Иззи. Эдвард идет вперед, и не сразу, но Стид следует за ним. — Когда ты понял? — чуть тягуче уточняет Эдвард. Иззи моргает и переводит взгляд от Люциуса — и Стид видит, что Люциус не выглядит злым или раздраженным. Люциус выглядит довольным, и стоит к Иззи слишком близко — намного ближе, чем Люциус старался к нему держаться. Ближе, чем вообще на этом судне кто-либо осмеливался. Ближе, чем Иззи когда-либо кому-либо позволял. "Они оба сошли с ума" — мимолетно думает Стид. Иззи дергает уголком губ и старается выглядеть оскорбленным, но Стиду кажется, что его глаза сверкают гордостью. — Позже, чем мне бы хотелось, — отвечает Иззи, отворачивает голову к воде, и вода беспокойна, Стид впервые замечает странную рябь, словно крошечные волны поверх каждой большой волны, он не видел такого никогда до этого. — Это уже прогресс, — чуть пожав плечами, говорит Эдвард. — Дальше сможешь лучше. Стиду кажется, что это слегка грубо — и, похоже, Иззи это покровительственное снисхождение не нравится тоже, но Эдвард действительно хочет похвалить — он не думает о том, что звучит надменно, как и не думает о том, что, времени в море у Иззи точно осталось уже меньше, чем он успел прожить. Стиду кажется — что ублюдок заслуживает грубости открытой, хотя сам Стид грубить не будет. — Если мы выплывем на этот раз, — отбивает почти безразлично Иззи. Люциус молчит. Это нетипично для Люциуса — молчать, и Стид мог бы беспокоится, если бы Люциус не лучился темным удовольствием. Впрочем, Стид все равно беспокоится — именно из-за этого удовольствия. — Выплывем, — говорит Эдвард почти легкомысленно. — Никуда не денемся. Иззи не выглядит убежденным, но выглядит доверившимся.