Бродяги

      У Се Ляня были все шансы выбраться из поместья. Что может противопоставить пусть и павшему, но все же Богу Войны кучка средней руки охранников и несколько человек прислуги, что испуганно смотрела из-за дверей на силуэт мужчины, стремительно несущийся к выходу? Ничего. Его Высочество был совершенно не заинтересован в кровопролитии, поэтому не пытался завладеть каким-либо оружием, убирая помехи на своем пути четкими ударами в определенные точки, парализующие движения на некоторое время. Вина людей не равна вине господина. Многие годы совершенствования не могли пройти даром, даря легкость и точность движениям, не смотря на причиненные на последней военной кампании и после нее травмы. Еще немного.       Закрытые ворота были еще более незначительной помехой на его пути, поэтому Се Лянь немного расслабился, чувствуя близость тихих улиц, которые он успел изучить вдоль и поперек. Сердце кольнуло сожаление, что он не послушался Ин-Эра и теперь покидать город им придется в большой спешке.       Интуиция резанула острым клинком по уже расслабившемуся принцу, заставляя сделать короткий прыжок в сторону от выбранного маршрута. Прямо перед лицом Его Высочества, обжигая тонкую кожу и распахнутые глаза, вспыхнул и взорвался огненный талисман, брошенный умелой рукой. Перед глазами расцвели крупные мелькающие пятна, которые не давали полноценно оценить происходящее и вызывали незначительную дезориентацию. Почти без остановки вокруг распустилось еще порядка десятка всполохов, отрезающих путь к отступлению. Заклинатель!       Се Лянь обругал себя за излишнюю беспечность, которая чуть не стоила ему новой боли. Некогда было размышлять, что тут делал заклинатель и почему показал себя именно сейчас, поэтому принц, вслепую найдя точку опоры, оттолкнулся и отскочил назад к павильону, из которого совсем недавно выбрался. Зрение прояснилось и теперь можно было оценить обстановку более трезво.       Топот ног очнувшихся и получивших возможность двигаться стражей подстегивал мыслительный процесс, но пустота двора перед ним была обманчива. Заклинатель был непозволительно близко, ничем пока кроме талисманов не выдавая своего присутствия. Даже скрыл собственное Ци, позволяющее вычислить его собрата на тропе самосовершенствования. Се Лянь не часто сталкивался с представителями этого цеха, стараясь по возможности обходить их пятой дорогой. Для Великих орденов он представлял интерес не более чем жалкое насекомое на пути, а для малых — банально не выгоден. Поэтому не слишком реалистично оценивал насколько вперед шагнули техники заклинательства и какие проблемы могли доставить теперь. Досадное упущение.       А то, что против него выступил весьма опытный боец, было понятно даже ребенку. Интуиция грызла затылок и напряженные плечи. У Се Ляня был беспрецедентный опыт боев, накопленный им за сотни прожитых лет, но количество духовных сил стремилось к отрицательным величинам, а еще… проклятая канга, забирающая остатки и так скромной удачи.       Когда Его Высочество решил действовать, приняв решение выйти на открытую местность, чтобы вызвать на себя новую атаку заклинателя и таким образом обнаружить досадную помеху, на него сверху рухнула кошка, с испугу спрятавшаяся на крыше. Она уже не первый день жила в поместье, и сам Се Лянь переодически подкармливал трехцветную красотку, ласково бодающую его пальцы крупной головой. Но эта ночь стала для нее самой страшной в ее короткой кошачьей жизни. Взрывы и жар от талисманов настолько перепугали ее, что обезумевшее от страха животное взлетело на первое же попавшееся укрытие, оказавшееся совершенно не подходящим чтобы нормально уцепиться. Короткая борьба с гладкой черепицей не увенчалась успехом, и кошка сорвалась прямо на спину стоящего внизу принца.       Этого оказалось достаточно, чтобы Се Лянь отвел взгляд и рефлекторно попытался оторвать от себя вопящее и вонзающее в него когти животное. За что поплатился сполна. Руки застыли на половине пути, а горло сжало до невозможности вобрать воздуха. Тело, до этого столь послушное, уподобилось каменной статуе, веками не меняющей своего положения.       — Как глупо, — голос заклинателя прозвучал в тишине несколько расстроено. На груди Его Высочества на невидимом потоке ветра, создаваемом еще не развеявшимся всплеском духовных сил, едва видимо трепетал контролирующий талисман.       Подоспевшая только сейчас стража с опаской воззрилась на застывшего противника и заклинателя в одеждах мелкого ордена.       — В личную темницу молодого господина его.       — Так точно!       Охрана, со злорадным превосходством осознавшая беспомощность бывшего своего коллеги, совершенно не церемонилась с Его Высочеством. Выкрученные до треска суставов руки были закованы в кандалы, вмонтированные в стену таким образом, что пленник не мог подняться с колен, вынужденно находясь в мучительной позе столько, сколько потребуется усвоить урок хозяина. Сырость помещения сделала пол у стены чуть осклизлым и неустойчивым, а мелкие камешки не потеряли свою остроту. Коленопреклонная поза в течении пары часов становилась невыносимой, а кожа на коленях травмировалась, открывая путь в тело для грязи и живущей в ней инфекции, обеспечивая еще и риск заражения крови, влекущий за собой мучительную смерть.       — Подарок от господина, — старый евнух, преданный до последней кости своему хозяину, поставил в полуметре от прикованного Се Ляня миску с грязной водой, смачно плюнув в нее. Для того, чтобы просто смочить губы, Его Высочеству пришлось бы выдрать собственные руки или выломать запястья, не говоря уже о том, что малейшее движение сейчас ему было недоступно из-за талисманов заклинателя.       Молодой господин почтил его своим присутствием только через пару дней. Левая рука была завернута в несколько слоев ткани и фиксировалась изящными бронзовыми пластинами. Впрочем, на красивом лице ученого мужа не было ни капли сожаления от данного факта. Он был гражданским служащим, а два его основных инструмента — голова и правая рука, уверенно держащая писчую кисть, не пострадали.       — Как жаль, что до такого дошло, — легкая улыбка была скрыта за черным веером с золотыми росчерками улетающих журавлей. — Но, признаться, я не удивлен. Чиновник подошел вплотную к сидящему у стены человеку, складывая свой аксессуар и наотмашь нанося им удар по такому желанному лицу. Стальные пластины, искусно вшитые в ткань сделали удар многократно ощутимее и злее, заставляя нижнюю губу принца лопнуть как спелая вишня.       — Знаешь, почему мне приятно видеть таких гордецов в кандалах? — молодой господин жестко сжал пальцы на подбородке Его Высочества, приподнимая равнодушное лицо. — Потому что только тогда они осознают свое место.       Резкий удар сапогом в живот заставил Се Ляня согнуться и выплюнуть вязкую слюну, перемешанную с кровью из разбитой от удара веером губы. Сгусток попал прямо на сапоги его нанимателя, приводя их в неподобающий вид. Уголок рта Его Высочества чуть приподнялся.       — Прекрасный, гордый, превосходно владеющий оружием, — наследника Мо не смутило это мелкое досадное происшествие. Напротив — он нашел такой жест заслуживающим восхищения. — Ты бы мог стать украшением моего поместья. Хотя сомневаюсь, что выпустил бы тебя дальше порога своих покоев, и плевать на твое бессилие, ведь оно не так важно, когда принимаешь мужчину.       Его Высочество вздрогнул, словно от удара. Постепенно к его телу возвращалась подвижность, но той толики, доступной ему сейчас, хватало только на самые простые и незамысловатые движения вроде плевка или движения онемевшими пальцами. Даже если бы он попытался ответить на сказанное бесстыдство, то вряд ли бы получилось что-то более вразумительное чем мычание.       Молодой господин здоровой рукой ослабил свой пояс и приспустил штаны с нижним бельем, обнажая уже слегка влажную головку члена.       — Долька апельсина так же хороша на вкус, как и целый апельсин, — на приятном лице господина не было излишней похоти, оно не искажалось страстью или нетерпением. Наследник семьи Мо прекрасно понимал, что любой дар стоит принимать со взвешенным достоинством и почитанием, даже если он взят силой.       От звенящего напряжения на виске Его Высочества наполнилась и почернела целая сетка вен, а кончики ушей, выглядывающие среди растрепанных прядей, стали пунцовыми. Заклинатель семьи Мо хорошо знал свое дело, продублировав начертание удерживающего талисмана еще и на обнаженной спине принца, усиливая действие бумаги, закрепленной на одеждах. Никакой возможности безумным усилием по ощущениям беспорядочно рвущихся мышц отстраниться или уклониться у него не было. И он сделал единственное, что было подвластно ему, скованному по рукам и ногам: стиснул зубы и закрыл глаза, сгорая от стыда.       — Мне будет печально, если ты не удостоишь своего господина даже взглядом, — Се Лянь захлебнулся в смущении и отвращении, когда напряженная плоть скользнула вдоль разбитой линии побледневших от напряжения губ. — Если посмотришь на меня, то я буду нежен.       Молодой господин Мо чувствовал себя удовлетворенным уже сейчас, не спеша переходить к чему-то более развратному и радикальному. Ему доставляло истинное удовольствие простое наблюдение за тем, как на нефритовой бледности щек появлялись влажные росчерки от капель, собирающихся утренней росой на кончике его члена. Он обводил им контуры лица, будто рисуя самой драгоценной и нежной кистью портрет так страстно желаемого человека.       — Я достаточно милостив и добродетелен, — он единым порывом вжался пахом в лицо пленника, беря свой член в руку и почти ласково постукивая им по влажному от проступившего пота лбу и переносице. — Если мне понравится твой язык, то я убью только тебя. И не трону мальчишку.       С уголка крепко зажмуренного глаза соскользнула небольшая капелька, тут же растворившаяся среди прочей влаги, коей на лице Его Высочества было предостаточно. Длинные ресницы дрогнули и он медленно приоткрыл глаза, смотря снизу вверх на своего мучителя, творящего настолько невероятные вещи с телом Его Высочества. Господин Мо внешне невозмутимо встретил этот взгляд, до краев наполненный бушующей яростью и пеплом. Если бы можно было сгореть в нем, то от мужчины не осталось бы даже обугленного контура на сырых, грубо обработанных стенах камеры.       — Так что? — молодой господин одарил своего слугу почти нежной улыбкой, внутренне содрогаясь от бездонной древней тьмы, смотрящей на него через широкие зрачки, оттеснившие радужку настолько, что осталась только тонкая яркая полоска. Нетерпеливый толчок в губы. Пока что без лишнего напора или принуждения. Словно действительно хотел, чтобы Се Лянь сам сделал необходимое, покорился чужой воле под протяжный стон ломаемого хребта крох сохраненного достоинства. Господин Мо умел ставить на колени так, чтобы его жертва больше никогда не могла поднять лица от аккуратных носков его сапог. Ты лжешь.       Давно Се Лянь не чувствовал в себе столько зла и боли. Ему хотелось кричать от распирающей каждую клеточку его тела ненависти и вонзать любое доступное оружие в тело этого человека, так спокойно стоящего и ждущего ответа от того, кто даже звука издать не мог в своей беспомощности. А если бы рядом не оказалось ничего, что могло бы сойти за оружие, то его руки вполне бы могли заменить любой инструмент убийства. Но он не мог ничего. Только смотреть.       — Как жаль, — молодой господин Мо произносил слова сожаления медленно и смакующее, не добавляя в них даже горсти переживания. — Я рассчитывал, что мы договоримся.       Он отступил на шаг, выпуская из ладони требующий внимания орган и ловко перехватил веер.       — Небольшой личный факт. Меня очень возбуждает кровь на таких красивых лицах как твое, — лишь чуть развернув натянутую на тонкие стальные пластины ткань, чтобы площадь стала больше, молодой господин Мо, коротко замахнувшись, со всей силы снова ударил Се Ляня по лицу.       Девять ударов. Ровно столько, сколько костей в его хрупкой ладони сломал нахал, отвергнувший его желания. Господин Мо не ставил перед собой задачи уничтожить или изуродовать прекрасное тело, но отвечал на свои страдания почти равноценно. Почти. Великолепное зрелище крови, растекающейся под нежной кожей темно-синим, а на ее поверхности — бархатно-алым, заставляло его тело ныть от возбуждения.       — Жаль, что заклинатель отлучился на пару дней, — он отбросил веер, с тяжелым стуком упавший на камни. — Я не настолько глуп, чтобы без него двигать тебя. Придется потерпеть.       Молодому чиновнику до звона в яйцах хотелось войти в этого красивого словно статуя божества мерзавца, но он неплохо умел учиться на своих ошибках, прекрасно осознавая, что торопиться ему совершенно некуда.       Се Лянь после третьего удара совершенно прекратил обращать внимание на боль, причиняемую ему распалившимся господином. Ему стало настолько мерзко, что пламя ненависти стало угасать в его взгляде, сменяясь бескрайнем отвращением к этому жалкому существу, способному только к низменному удовольствию.       — Ты все-таки смотришь на меня, — довольный голос ввинчивался в уши. — Придется исполнять обещанное.       Здоровая рука запорхала вдоль потемневшего от прилившей крови ствола члена, двигаясь неспешно и размеренно доводя тело до привычной точки удовольствия. Молодой господин Мо, едва касаясь треснувших под тупыми ударами и сочащихся яркой кровью ран, с глухим стоном кончил на лицо Его Высочества, позволяя крупным белесым каплям осесть на темных ресницах и изящной переносице, не забыв размазать остатки по едва разведенным пульсирующей головкой губам.       — Буду надеяться, что в остальном ты меня тоже не разочаруешь.       Не говоря больше ни слова, господин поправил свои одежды и покинул камеру, оставляя Се Ляня.       Проходя мимо вытянувшихся в приветственном строю стражей, он лениво махнул рукой, попутно отдавая приказ.       — Найти и затравить мальчишку собаками. Хочу посмотреть, как этот гордец будет рыдать над его телом.