По лезвию в бездну

      Красные опухшие глаза были насухо вытерты салфетками, а любые проявления пролитых слёз, например, синяки под глазами и бледность лица, тщательно похоронены под слоем косметики. Слёзы высохли, но их место заменила пустота — огромный пузырь, то самое внутреннее пространство в душе, при освобождении которого становится невыносимо… больно, тоскливо, страшно. Как будто от тебя оторвали кусок, забрали важную часть тебя и твоей жизни. Её хрупкий розовый мирок, полный неоправданных девичьих надежд со звоном разлетелся на тысячи острейших хрустальных осколков, которые безжалостно вонзились в сердечко, оставляя там тысячи мелких кровоточащих ранок.       Но никто ведь не виновен в том, что её надуманные надежды не сбылись. Она и не винила. Почти… Пыталась не винить.       За горло душила обида. Почему Райдер так с ней поступил? Они ведь дружили! Ей было обидно, но в то же время ей как воздуха его не хватало. Почему, почему, раз он решил выбросить её из своего сердца, она не может сделать также и просто наплевать на этого… этого… Но Райдер, её Райдер, которого она знает, не мог так поступить!       Но ведь поступил.       “Кейти, не звони мне больше… Пожалуйста».       Казалось, будто этим коротеньким «пожалуйста», брошенным в конце, он пытался хоть как-то искупить свою вину и приглушить ту боль, которую, Райдер знал (знал!), принесут его слова. Она не видела тогда его лица, но голос его звучал так… болезненно, словно он плакал.       Или ей просто показалось? Она просто надумала себе, одержимая желанием оправдать того… к кому была неравнодушна? Но ведь Райдер действительно никогда не поступал так…       Раньше не поступал. Вдруг, с переездом в город порочная круговерть славы и популярности неумолимо поглотила его? У них с ним и раньше то не слишком много времени было для встреч, а потом они стали видеться от силы пару раз в месяц. Откуда ей знать, что он всё ещё тот, прежний Райдер?       Но если бы с ним произошли какие-то изменения, то это бы повлияло на щенков. По крайней мере, это было бы видно по их настроению.       С Райдером что-то случилось.       Если первая мысль заставляла её сердце истекать кровью, то вторая буквально разрывала его на куски. Хотелось куда-то бежать, что-то делать, как-то помочь. Но она ничего не может сделать. Абсолютно ничего. Она даже не может позвонить ему! Она даже не знает, правда ли с ним что-то произошло или всё это приступ глупых женских переживаний!       У неё на прикроватной тумбочке стояла фотография Райдера. Просто фотография с какого-то пикника, даже без рамочки, на которой Райдер, одетый в спортивный костюм, склонившись над костром жарит сосиски. Примечательным в ней было лишь то, что её глянцевая поверхность была вся испещрена, словно порезами, паутиной тонких белых борозд — Кейти периодически, непонятно зачем, мяла в рука фотографию. Иногда, в приступе обиды, иногда, в приступе переживаний и отчаяния. А потом бережно выравнивала руками (как будто это могло помочь) и аккуратно клала на место.       Она истерично металась между этими двумя чувствами, словно меж двух огней, не зная, какому стоит довериться и если довериться, то что потом делать? И какой сценарий всё-таки лучше (или хуже)? Тот, в котором с Райдером всё хорошо, но он просто изменился в худшую сторону и бросил её как надоевшую куклу (о чём она говорит, между ними ведь ничего не было)? Или тот, в котором он всё ещё питает к ней какие-то тёплые чувства, но у него серьёзные проблемы?       Оба варианта сводили её с ума.       Мысли ядовитыми пузырями роились внутри, лопались, отравляя сознание. Под их влиянием весь мир плыл перед глазами какими-то мутными и обесцвеченными пятнами, словно кто-то опрокинул тазик грязной мыльной воды. Не хотелось ничего делать, но она продолжала выполнять свою работу по уходу за животными, с кукольной улыбкой встречая и провожая клиентов. Всё, к чему не прикоснись, было скользким и противным. Даже еда приобрела горький мыльный привкус, отчего у Кейти напрочь пропал аппетит и ей пришлось буквально заставлять себя хотя бы что-нибудь за день съедать.       Пусть работа и не приносила больше удовольствия, но зато хоть как-то отвлекала её от мрачных мыслей, позволяла худо-бедно держаться на плаву и не давала полностью окунуться в пучину апатии.       Сегодня на процедуры была записана Циполетта — домашняя курочка мэра Гудвей. Ей то Кейти уж точно отказать не могла (мэру, а не курочке). Не из страха конечно, как можно было подумать, а из уважения и благодарности. Поэтому, оставив где-то в застенке свою драму, немного апатичными, деревянными, ко всему безучастными движениями, Кейти принялась готовить всё необходимое для купания. На специальном столике быстро появились пушистое махровое полотенце, небольшая бутылка дорогого шампуня, розовый гребешок с очень крупными зубьями и немного потёртый с боков фен.       — Здравствуй, Кейти! — приветливо раздалось где-то за спиной, после шелеста открываемой автоматической двери.       — Здравствуйте, мэр Гудвей, — поздоровалась Кейти в ответ, выйдя к гостям и натягивая солнечную улыбку. — Циполетта готова немного искупаться?       — Она немного волнуется, но в целом, всё хорошо, — посмеиваясь, ответила хозяйка курочки.       — Тогда я буду приступать. Вы можете подождать здесь, либо придти где-то через полтора часа, — привычно предложила Кейти.       — Я, пожалуй, отлучусь, — немного подумав, сделала свой выбор мэр Гудвей. — Мне нужно ненадолго кое-куда сходить.       С этими словами она вынула из сумочки и бережно, словно хрупкое стеклянное изделие, вручила Кейти дорогую сердцу курочку. Кейти так же бережно, чтобы не напугать, взяла птицу в руки.       — Вот кукуруза, если ей вдруг захочется перекусить или она разнервничается, — мэр Гудвей положила на попавшийся под руку столик золотистый початок. — Веди себя хорошо! — шутя наказала она, обращаясь к курочке и ласково погладила её по гребешку.       Циполетта что-то неопределенно кудахнула в ответ, на что мэр Гудвей лишь весело посмеялась. Ничто её здесь больше не держало и мэр развернулась, чтобы покинуть салон.       — Подождите!.. — внезапно воскликнула Кейти.       Поражаясь и пугаясь своей неожиданной решимости и внезапно ударившей в голову идее, она, тем не менее, поспешила продолжить дальше, пока эта самая сомнительная решимость не сошла на нет:       — Вы очень спешите?       — Н-нет, — непонимания, к чему та клонит и пугаясь лихорадочному огню в глазах девушки, ответила мэр Гудвей. — Дорогая, с тобой всё в порядке?       — Не совсем. Точнее, не со мной…       «Что я несу?» — подумала Кейти.       — Месяц назад Райдер перестал отвечать на мои звонки. Я начала волноваться и позвонила ему… с вашего телефона. Когда он понял, что это я, то… то сказал… сказал, чтобы я больше не звонила ему и ничего не объяснив, бросил трубку, — глотая подступивший к горлу комок, залпом, но запинаясь, выпалила Кейти. — И мне показалось, что с ним что-то случилось. У него голос был такой… надрывный.       Кейти резко умолкла и низко опустила голову, задыхаясь от столь спонтанного словесного забега. Её захлестнула волна стыда за собственную глупость. Какой же дурой она выглядит! Ну всё. Сейчас мэр Гудвей посчитает её окончательно сошедшей с ума на почве безответной подростковой влюблённости. Ну зачем она только сморозила всё это? Да ещё и напрягла едва ли не самого занятого человека в городе своими воображаемыми проблемами!       — Он правда так сказал? — поражённо спросила мэр Гудвей.       Кейти несмело подняла голову, не веря своему счастью. Неужели мэр не пошлёт её поспать/отдохнуть/в больницу/в психушку или ещё куда-нибудь? Неужели её бред восприняли серьёзно?       — Да, — едва слышно прошептала она, нещадно теребя в руках подол платья.       — Это выглядит более, чем странно… — растерянно начала мэр Гудвей. — Если честно, я всегда считала, что вы… А впрочем… Я недавно звонила ему по видеосвязи и заметила, что он выглядел немного нездорово, но списала это на бессонницу, что с ним периодически случается. Также я подумала, что это могло быть вызвано той аварией… Она явно выбила его из колеи, но я всё равно не могу представить, что заставило его… так поступить, — мэр Гудвей вслух раздумывала, как будто разговаривая с Кейти, но в то же время ни к кому конкретно не обращаясь. — Я предполагаю, вы с ним виделись до… этого и возможно у тебя есть какие-то идеи, на счёт того, что с ним могло произойти? — осторожно спросила она, обратив свой взгляд на Кейти.       — Он перестал брать трубку через пару дней после того, как мы с ним последний раз виделись… Но тогда, вроде бы, не случилось ничего… странного. Более того, всё было даже очень… хорошо… Я не имею ни малейшего представления о том, что у него случилось… — едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться от воспоминаний на каждом новом слове, ответила Кейти дрожащим голосом.       — Ты никому об этом не рассказывала? Маме или подругам?       Кейти отрицательно покачала головой, опустив взгляд и прикусив губу. К чему этот вопрос?       Совсем неожиданно для Кейти, мэр Гудвей притянула её к себе и заключила в крепкие объятия. Кейти растерянно всхлипнула, а вскоре не сдержалась — доверчиво уткнулись лицом в предложенное ей плечо и вовсе разрыдалась. Не могла больше сдерживаться. Горькие солёные слёзы невысказанных чувств тяжёлыми каплями скатывались по щекам и падали прямо на пиджак мэра. Гудвей не перебивала её. Молча поглаживала по мягким светлым волосам, давая бедной девочке в полной мере поделиться своим горем и выпустить на волю скопившиеся эмоции.       Плач сперва обратился в тихие всхлипы, звучащие с каждым разом всё реже, а вскоре и вовсе затих, сменившись мокрой неуютной тишиной.       — Простите… Простите пожалуйста… — тихо пролепетала Кейти, отстраняясь и неловко шмыгая носом.       — Не извиняйся, милая. Тебе лучше? — участливо спросила мэр Гудвей.       — Немного, — честно призналась Кейти.       — Немного — это уже что-то, — утешающе улыбнулась мэр Гудвей. — Не обещаю, что смогу помочь, но я попытаюсь что-нибудь выяснить, — решительно заявила она.       — Только не спрашивайте ничего у Райдера, он ни за что не признается, что у него какие-то проблемы! И не говорите, что это я вам рассказала… об этом, — робко попросила Кейти.       — Я знаю, — спокойно кивнула мэр Гудвей. — Поэтому не буду ничего у него спрашивать.       — А как же вы тогда узнаете, что с ним? — недоумевала Кейти.       — Пока точно не могу сказать, но попробую расспросить тех, кто может знать…       — Щенков? — Нет, кое-кого… другого, — уклончиво ответила мэр Гудвей. — Знаешь, мне, пожалуй, пора. Я всё-таки хотела кое-куда сходить. Вернусь, как и обещала, через полтора часа. И ещё…. Если тебе будет плохо, не стесняйся сказать мне об этом, хорошо? — ласково попросила она.       Кейти робко улыбнулась и кивнула в знак согласия. В душе разгорался тёплый огонёк, ещё слишком слабой и неопределённой, но надежды. Она не была уверена, стоит ли доверять этому ненадёжному чувству, но его наличие давало долгожданный просвет и утешение в сложившейся беспросветной ситуации. Проводив взглядом покидающую помещение мэра Гудвей, Кейти решила, что самое время привести себя в порядок и заняться делом. Но когда она собралась вытереть рукой глаза, то обнаружила, что всё это время держала в руках Циполетту! Бедная курочка почему-то ни разу не издала даже самого захудалого кудахтанья, словно боясь потревожить столь душещипательную сцену, развернувшуюся на просторах маленького салона для животных. Не дождавшись конца «представления», Циполетта преспокойно уснула (Кейти надеялась, что от скуки, а от стыда). Несчастное животное!              Мэр Гудвей не глядя воткнула ключ в замок зажигания. Машина с тихим тарахтением завелась. Ведомая хозяйкой, она медленно стартовала и поехала прочь от милого розового здания. Когда салон для животных скрылся с поля видимости, машина замедлила свой ход и плавно затормозила возле обочины.       Мэр Гудвей задумчиво побарабанила пальцами поверхность руля. Рассказ Кейти её немало озадачил. Не исключено, конечно, что расстроенная девочка в приступе отчаяния могла всё немного (или много) преувеличить, но в целом, в её словах звучала доля правдоподобности.       Гудвей всегда умиляло то нежное и даже трепетное отношение Райдера к Кейти. Казалось, он готов сдувать с неё пылинки и носить её на руках, чтобы она ненароком не споткнулась. То же самое можно было сказать и о Кейти. Да что там, мэр Гудвей давно считала их парой, или чем-то в этом роде, и услышать о Райдере такое… Подобная информация просто не вязалась в уме! Чтобы он вот так вот, ничего не объясняя, оборвал всякую связь с человеком, другом, не говоря уже о Кейти… Это, по меньшей мере, невежливо!       Можно предположить, что авария, в которой пострадала Либерти, нанесла ему сильный психический удар из-за которого он озлобился на весь мир и замкнулся в себе (что уже не вяжется с личностью Райдера). Также можно было подумать, что в следствии ДТП Либерти получила более серьёзные травмы, чем те, о которых рассказал Райдер, либо там пострадал кто-то ещё. Можно было бы подумать, если бы в новостях чётко не озвучили, что больше никто не пострадал. Да и во время видеозвонков она своими глазами видела щенков — целых и невредимых. Даже Либерти — немного вялую, с перебинтованной лапой, но всё же, вполне жизнеспособную. И Кейти тут явно не причём (разве что она о чём-то недоговаривает)       Но мэр Гудвей также знала и вторую яркую черту Райдера — он никогда не станет нагружать других своими проблемами. И тут то Кейти была права. Он будет упрямо их расхлёбывать, либо пока до конца не справится со всем, либо пока в них не захлебнётся. Но могут ли эти две черты быть связаны между собой в данной ситуации? Чем может быть вызвано такое резкое желание отдалить от себя Кейти? Если только он не хочет таким способом оградить её от собственных проблем. Но какого рода должна быть проблема, чтобы действовать столь радикальными методами?       Райдеру не впервой переживать какие-то потрясения, с которыми он с завидной стойкостью справляется. Он спасатель и его жизнь часто становится ареной чрезвычайных происшествий. Единственной ситуацией, которая действительно выбила почву у него из-под ног, была смерть его родителей. Такого ужаса не пожелаешь никому, а уж тем более ребёнку. Беспросветная тень смертного крыла с головой накрыла мальчика и ощутимо коснулась всех, кто был с ним знаком. Бухта Приключений будто окунулась в какой-то всеобщий траур. Лили и Джеймс Зики были прекрасными, добрыми и отзывчивыми людьми, воспитавшими не менее прекрасного сына. Большинство жителей маленького городка были знакомы со спасателем, а некоторые и с его родителями. Поэтому, знакомые Райдера если и не могли до конца осознавать, что он чувствовал, то прекрасно понимали, что он потерял.       Каково же было удивление мэра Гудвей, когда она узнала, что буквально на следующий день Райдер, как ни в чём не бывало, поехал на вызов. В тот же день она лично приехала к нему на базу чтобы поговорить. Он встретил её с ясной улыбкой, которая больше была похожа на болезненный оскал и от которой так и веяло фальшем. Но спустя пятнадцать минут разговора Райдер не выдержал — накладная улыбка треснула по швам и он разрыдался. В точности как Кейти сегодня. В чём-то они похожи… Тогда мэр Гудвей приняла решение и заставила его взять отпуск на две недели. Он сперва упрямо сопротивлялся и сквозь слёзы заявлял, что с ним всё в порядке, но после окончания отпуска сам поблагодарил её за подаренную возможность отдохнуть.       Мэр Гудвей достала из сумочки телефон и немного порывшись в телефонной книге, нашла нужный сейчас контакт, которым не так часто пользовалась.       — Ало? — после непродолжительных гудков раздалось в трубке.       — Здравствуйте, мистер Ривер.       — Здравствуйте, мэр Гудвей. У вас какое-то дело ко мне?       — Да, — деловито ответила она. — У меня просьба… Я волнуюсь за одного человека и хотела бы, чтобы за ним ненадолго установили слежку, если так можно выразиться.       — Думаю, я смогу посодействовать вашей затее. Вы сейчас заняты? У меня обеденный перерыв и мы могли бы встретиться, чтобы обсудить детали.       — Нет, как раз сейчас я свободна.       — Отлично, тогда встретимся в кафе «Имбирь». Вам хватит пятнадцать минут, чтобы добраться туда?       — Да, вполне. Думаю, я смогу добраться туда даже раньше.       — Хорошо. Буду ждать вас там.