Hotel

«Наша иллюзия свободного выбора возникает оттого, что мы не знаем мотивов, которые нами движут». Жулио Рибейру «Плоть»

      Для отца — капризная малышка Джимин с увешанными ею на каждой стене своей уютной розовой комнатки плакатами с популярными актерами, раскиданными на кровати кассетами, декоративной косметикой по всему туалетному столику; милое опухшее личико по утрам с заплетёнными низко хвостиками; хрустящая чищенной морковью во время просмотра телевизора как кролик, поджав под себя ноги, и одетая в домашнюю чистую пижаму с кроликами. Для остальных — высокая Карина с завитыми волосами и собранными высоко на бок; в пурпурных облегающих её стройные ноги легинсах и белых гетрах, красным боди и белой повязкой на голове. На губах сияет оттенок фуксии, на веках тёмно-фиолетовые тени и подведённые глаза. Её макияж был шикарен и идеален всегда. Ею можно украшать обложки современных популярных журналов, ей доставалось всегда самое лучшее: популярный парень в школе, не менее привлекательная лучшая подруга со схожими с Кариной идеями — Ниннин, харизматичная чирлидерша с вечными шикарными кудрями, собранными в высокий хвост.       Жизель приходится каждый день выслушивать от родителей, как она теряет лучшие годы своей жизни, что ей стоит сходить в роллердром или на хотя бы одно занятие по аэробике. И ведь не объяснишь им — всё равно будут стоять на своем, не имея других конструктивных аргументов, — Жизель комфортнее сидеть дома и, если бы подвернулся шанс никогда не покидать родительское гнездо, обеспечив этим себе безопасность, она не преминула бы воспользоваться им. Нравится изрисовывать поля школьной тетради по биологии с отличными оценками. Нравится задерживаться в кабинете изобразительного искусства до вечера, устроившись у окна и срисовывая живой пейзаж. С Жизель всё намного проще, чем с остальными: она обходит стороной таких, как Карина и Ниннин, не имеет даже минимальный процент уверенности в себе, как у самых популярных девушек её школы; зато Жизель любит аркадные игры в игровых автоматах, любит собираться у одноклассника с остальными и бросать друг другу вызов в Нинтендо.       Так что может быть общего между ними? Аэробика. Одно занятие. Родители через неимоверную силу убеждений отправили Жизель на одно занятие. Музыка проходит мимо Жизель, выпрямить спину ровно стоит ей больших сил, но, отвлекшись на движения, она вновь горбится. На её руках оранжевые митенки со складками возле запястья; длинные прямые от природы волосы заплетены в низкий хвост, а спадающие со лба пряди сдерживает красная повязка, купленная родителями когда-то давно, но ни разу до этого момента не использованная Жизель. Её движения были неловкими, отстающими: все мешала продиктованная современной модой одежда, облегающее чёрное боди поверх растянутой футболки с принтом группы Файн Янг Кэннибалс и тонких летних шорт светло-зеленого оттенка.       Всё, что ты не любишь, — занятия в школе, ожидание желанной поездки, ожидание в принципе — длится мучительно долго, и аэробика для Жизель не была исключением. Колени немного тряслись, с сумкой со сменной одеждой на плече Жизель присела на лавочку, привычно для себя согнувшись, как говорят её родители, в положение креветки, наклонив голову. Влажные от пота волосы свисают сосульками, суставы ноют от усталости. В следующий раз она несколько раз подумает, прежде чем, будучи совсем не атлетичной, соглашаться на что-то спортивное.       Но вот она, Карина, словно и не было этого нескончаемо долгого занятия по аэробике, в своей мини юбке с черными защитными шортами и в босоножках проходит вместе с Ниннин мимо, обдавая синтетически-сладким цветочным ароматом парфюма. Нет, эти оторвы определенно не люди, они не выглядят уставшими и успели привести себя в порядок до того, как Жизель на измученных тренировками ногах добралась до скамьи.       Родители нередко собирали гостей в доме, на те же праздники или дни рождения. На семнадцатилетие Жизель они, сидя за праздничным столом, строили свои планы на ее жизнь, например, двоюродная сестра её матери уже присмотрела для неё парня. Жизель, посмотри на его фотографии, какой красивый, еще спортом занимается, ровесник твой, вместе школу закончите, свадьбу сыграете, а за деньги не переживай… Или сводная сестра жены папиного брата, которая уже нашла для нее работу, для которой не требовалось наличие образования, выше школьного. Жизель молча сидела со всеми за столом, попивала приготовленный мамой ягодный ликер. Эти разговоры вызывали у нее приступы тошноты, еле сдерживаемого перед гостями. Ее обсуждали при ней. Тогда она встала со стола и дала понять, что их планам не суждено сбыться, никакой свадьбы и никаких детей не будет, пока она ещё в своём уме. Только родителям и всем этим дальним родственникам проще поверить, что она из другой планеты, чем в то, что она может искренне не любить детей и не нуждаться в мужчине.       Настоящее семнадцатилетие ей удалось отметить вместе с друзьями, которые так же, как она, сбежали ночью из дома. Они развели костер у озера, Жизель перебирала аккорды на своей гитаре с кучей наклеек по всему корпусу, слышался смех, приятная мелодия, громкое пение, и та ночь, Жизель готова поклясться, была лучшей в её жизни. Когда её друзья и она сама все не такие, но при этом вместе.       А Карина не могла жить без шоппинга. Сидя на диване среди подушек и мягких игрушек, она жевала любимую клубничную жвачку с пультом от телевизора на коленях. Через небольшой экран телевизора ей предлагали кучу нужных и ненужных вещей: кольца, подвески, серьги, другая бижутерия, туфли на различных в высоту каблуках, новые боди, новые бренды из других стран. Рядом с её диваном стоял миниатюрный столик с телефоном, под которым лежал розовый журнал со всеми нужными номерами, телефонами друзей, школы, магазинов.       Она была единственным ребенком в семье, все её выделяли, в отличие от её двоюродных братьев и сестёр, она всегда была лучшей среди всех и во всём. Когда у отца никого не осталось он одаривал её всеми подарками, готов был дать своей любимой дочери всё, чего она желала, а желала она много и подарки принимать не стеснялась.       Начало выпускного вечера. В зале уже было много людей, каждая девушка решила выделиться своим выдающимся оригинальным образом, шикарным платьем и макияжем, но затмить Карину ещё не удавалось никому. Она выглядела на всё сто ещё в школьные будни, а сейчас хоть падай перед ней на колени и молись на истинную красоту в одном её лице.       Жизель пробиралась сквозь волнующуюся толпу. По настоянию родителей ей пришлось надеть белый однотонный сарафан, в котором ей было жутко некомфортно. Миновав толпу, Жизель прошла в туалет, где, по словам друзей из ее компании должна быть их общая подруга Сэм — девушка невысокого роста с короткой стрижкой под мальчика и ее настоящим, но ненавистным ею именем Саманта. По нижней части кабинки Жизель поняла — она здесь и уже никуда не денется.       — Сэм, — зовёт Жизель, — я тебя вижу, — она забирается на подоконник. — Если хочешь, можем посидеть тут, — Жизель тянет за замок на сумке из тёмного денима, перекинутой через плечо, и достаёт сигареты. — Только недолго. Нас ждут.       Их покой и тишину прерывает внезапно вошедшая Карина в своём сногсшибательном платье.       — Вечно тебе нужно все испортить, — прикрикивает она кому-то напоследок, прежде чем хлопнуть дверью, заставив Жизель вздрогнуть.       На лице Карины застывает удивление, когда она видит Жизель и понимает, что не одна. Быстро прогнав это чувство и приняв своё обычное выражение лица, напускное и стервозное, она проходит вперед, задрав к верху подбородок. Влажные дорожки на её щеках из туши и слез всё ещё не умаляли её превосходства. Она, должно быть, хотела побыть одна, выплеснуть эмоции, но здесь некстати оказалась эта серая мышь Жизель.       — На что уставилась? — спрашивает Карина, растирая ладонью слёзы по щекам.       Жизель буднично пожимает плечами, затягиваясь сигаретным дымом, и переводит взгляд на кабинку, за которой находится подруга.       Карманов на платье у Карины нет, сигареты с собой она не брала — это выпускной, здесь должно быть что-то поинтереснее простых сигарет. Жизель решает протянуть ей открытую пачку — какой бы сукой не была Карина, вид у неё паршивый. Она же предпочитает не отказываться, но не без напускной брезгливости, двумя накрашенными фиолетовым лаком пальчиками поддевает фильтр сигареты и только потом вытягивает её. Жизель любезно предлагает зажигалку.       — Сэм? — спрашивает в пустоту Жизель, после чего ловит на себе не понимающий взгляд Карины.       — Воображаемый друг? — выдыхает дым Карина. — Очень похоже на тебя.       Жизель слезает с подоконника, наплевав на слова Карины. Она медленно подходит к кабинке, дергает ручку на себя. Дверца была не заперта все это время. На закрытой сидушке сидит Сэм, вокруг её шеи обмотана веревка с узлом сбоку, её висящий конец был распушен, видимо срезан, а значит, кто-то принёс сюда уже мёртвое тело. Оттенок кожи на лице Сэм приобрёл синеватый оттенок.       Сигарета выпадает из пальцев Карины.       — Это сделала ты? — она пятится к выходу, пока Жизель прижимает ладонь ко рту, держа дверцу кабинки открытой.       Опершись спиной о дверь, Карина вздрагивает. Она резко оборачивается, дергает ручку и открывает дверь, не глядя захлопнув ею за спиной. Карина тревожно оглядывается по сторонам, не зная к кому обратиться, пока на её плечо не опустилась чья-то морщинистая рука.       Без лишней дрожи в руках и с невероятной аккуратностью Тэхён поднимает пластиковую крышку винилового проигрывателя и, придерживая её за края чтобы не оставить ненужных отпечатков, убирает её подальше от себя, чтобы ненароком не задеть. Подключив проигрыватель к питанию, он запускает его без пластинки, чтобы вспомнить причину неполадки: выбирает нужный оборот — опорный диск принимается вращаться, опускает тонарм, но диск не раскручивается. Выбирает другой оборот, выше, диск едва ускоряется, но стандартам по-прежнему не соответствует.       Кай забрался вместе с Бомгю на диван, перед этим они поставили возле себя пепельницу, сейчас смахивая туда сигаретный пепел. Они часто собирались вдвоем таким образом, чтобы Тэхён был свидетелем их бесед, а говорили эти двое много и долго. Тэхён так не умеет, он всегда слушает и формирует в своей голове мнение, которое зачастую не озвучивает без надобности, и слушает дальше. Кай обычно укладывал голову на плечо Бомгю, почтительно относился как к старшему брату, хотя в одной из их бесед Тэхён слышал, что Кай упоминал о своем брате из своей семьи, из прошлой жизни. Он говорил, как сильно хотел бы его убить, как ждёт этого момента больше всего на свете и как жалеет, что многое не в его силах.       Нужно разобрать проигрыватель, аккуратно поднять тяжелый блин, а там вручную раскрутить конструкцию для диагностики. Сняв пасек, следом за ним механизм, на котором он был закреплен, Тэхён осматривает ту часть, которую успел разобрать, и замечает сорванную пломбу. Он откручивает с помощью инструментов винты и с осторожностью поднимает плиту с множественными проводами за ней. Осматривает крепление платы, в неё были вставлены клинья, при помощи инструментов выпрямляет их и вынимает. Приподняв плату, Тэхён изучает новые микросхемы за ней, транзисторы на обмотке двигателя. Нужно менять электролиты.       Они мечтали. Много мечтали. Из комнаты Тэхёна, где они проводили время, они перемещались в своё место, которое менялось с каждой новой беседой. Например, вчера они хотели вдвоём путешествовать во времени через этот диван, на котором они сидели, вернуться в прошлое и ударить самих себя из того времени.       Иногда их диалог примеряет другую форму: они возвращались в настоящее, представляли, как в их руках окажется арбалет, как им будет предоставлена возможность стрелять из него прямо из окна, а они будут смеяться. Вектор беседы снова резко меняется: они уже ходят в железных доспехах по коридорам отеля, вынимают из своих ножен меч и начинают размахивать им во все стороны, не боясь повредить качественные копии знаменитых картин.       С небольшой нижней платой дела обстоят сложнее. Чтобы поднять её нужно отпаять несколько светодиодов. Удобно сделано, ничего не скажешь, думает Тэхён, приступая к работе. Ремонт основной платы идет намного легче, а с этой решили нарочно усложнить задачу. По результатам диагностики никаких явных отклонений обнаружено не было, осталось закрепить лепесток.       Их идеи зачастую были абсурдными, но в жизнь никто из них воплощать их мечты не собирается. Кай предлагает дать их «врагам» оружие, чтобы дать им призрачный шанс на спасение, а затем жестоко отобрать. Никто даже не задумывается о последствиях их проигрыша, победа всегда на их стороне, по-другому и быть не может. Бомгю тихо извиняется, снова, перед кем-то не существующим, или давно покинувшим этот мир. Он не рассказывал об этом. Не помнит. Зато, вспомнив все в какие-то моменты, вроде этого, начинает медленно падать в желоб глубокого и давнего безумия.       Кай замирает, Тэхён почти одновременно вместе с ним. Он устало вздыхает и мысленно откладывает свою работу на неопределенное время, встает со своего места и принимается разминать затёкшую шею одной рукой. Кай поднимается с дивана, когда рядом оказывается Тэхён — вместе они берут Бомгю за руки и тянут на себя. Придерживая его каждый со своей стороны, они аккуратно сажают его, как безвольную куклу, возле батареи, на которой уже были завязаны длинные плотные бинты. Кай удерживает его в удобной для Тэхёна позиции, чтобы обмотать бинтами зафиксированные за спиной руки и завязать на два узла, на всякий случай даже на три. Без лишних указаний Кай подходит к выдвижному ящику в столе и приносит наручники Тэхёну. Он фиксирует железные браслеты на чужих запястьях, закрывая их прилегающим к наручникам ключом, он ещё раз проверяет, надежно ли все, и только потом кладет ключ к себе в карман.       Кай панибратски кладет ладонь на плечо Бомгю, просит его поскорее поправляться, как будто он всего лишь проходит лечение, а не прикован к батарее. Когда Кай уходит, Тэхён смотрит на всё ещё неисправный проигрыватель винила, а потом на настенные часы. До утра ещё около трех часов, нужно только дожить до этого времени и не сойти с ума вместе с прикованным Бомгю. Раздаётся телефонный звонок, от которого Бомгю вздрагивает.       Брезгливо отбросив волосы в ванную, Субин взволнованно включает холодную воду и принимается мыть дрожащие руки. Чуткое сознание отравляется самовнушением, пальцы словно ещё обвиты мокрыми волосами, по рукам проходится неприятная щекотка.       Такое положение дел уже не требует отлагательств. Игнорируя график работы сотрудников отеля, Субин спешно набирает номер администратора, во время разговора пытается сохранять спокойствие, не повышать голос выше положенной тональности. Такое положение дел мало кого устроит, это просто возмутительно. Что за мерзости происходили в этом номере?       Субин высказывает свои недовольства так четко, структурированно и внятно, что возникает ощущение, будто он считывает протокол с места происшествия. Тэхён почти не обращает внимания на явное негодование, прогуливается по номеру, осматривается, словно ищет что-то, и тогда Субин решается сделать ему замечание за его равнодушие к исполнению своих обязанностей.       — Верните мне деньги, которые я внёс на месяц вперёд, — вздыхает Субин, понимая, что его качественная тирада ни к чему не привела.       — Исключено, — заключает Тэхён, остановившись возле двери в ванную. Прежде чем Субин начнет возмущаться и истерить, разводя руками, он продолжает: — Но я могу вам предложить заселиться на третий этаж. — Вдруг там тоже парики? — Субин выходит из ванной, стараясь не видеть длинные чёрные волосы, чтобы вдруг не стошнило. — Нет, верните деньги.       — Это невозможно, — всё так же спокойно отвечает Тэхён, и это откровенно злит Субина. — Конечно, вы можете уйти без денег, либо попытаться заселиться на третий этаж, в дорогие апартаменты за ту же сумму, которую вы оплатили за месяц за этот номер. Вам будет предоставлен бесплатный бар и…       — Я согласен, — вдруг перебивает Субин. Этот администратор определенно знает свою работу, пусть и выполняет её так равнодушно. Целый месяц весь бар в его распоряжении, что может быть лучше? Родители отправили его в другой город, чтобы начать новую жизнь и бросить старые привычки — и вот чем по итогу он занимается.       Ранним утром, когда ещё даже не рассвело, Субин решает пройтись до своего нового номера вместе с портье. Зрелище в ванной его бывшего номера действительно жуткое, оставаться там, даже в спальне, не прельщает, даже если учесть факт, что это чертов черный парик. На месте крепления волос был сероватый цвет, совсем не похожий на цвет резины или хотя бы на сеточку, оттуда свисали короткие мутные волокна. Сколько же он там пролежал? Субин старается не думать об этом, заполняя свои мысли предстоящим визитом в бар, где он сможет обсудить с Бомгю прочитанную книгу и хорошо выпить. Что ему ещё нужно? И так целый месяц. Нет, это сон, так везти не может.       Портье, представившийся Каем, кажется совсем юным; одной рукой он спокойно толкает тележку с сумкой Субина, второй держит сигарету, по дороге затягиваясь дымом. Субин не берется осуждать его, мало что у этого ребенка может происходить. Ребенка, который ростом на пару сантиметров ниже самого Субина. Он сразу подмечает книгу в руке Субина и хвалит за его выбор. Интересно получается: Субину скорее хочется приступить к прочтению «Ярости», уже второй раз ему льстят за случайный выбор. Так ли эта книга хороша, как он ней говорят?       Разговаривать с Каем оказывается занятно, Субину хочется проговорить с ним весь день, если бы не его работа. Интересно, он совершеннолетний? Субин не спрашивает его об этом, решая не портить разговор неуместным вопросом, на который Кай (Субин почему-то так думает) может обидеться. Вместо этого спрашивает о странном незнакомце, которого он повстречал ночью, описывает его почти детально, всё, что успел в ужасе запомнить. В лифте Кай отвечает совершенно спокойно, нажимая на кнопку третьего этажа (кнопок оказывается больше, чем количество этажей, что вызывает у Субина вопросы, которые он тактично умалчивает), говорит, что это должна быть шутка, кому-то просто не спалось ночью. Субин не удовлетворен таким ответом, что такое событие можно списать на обычную шутку, поэтому спрашивает, как вообще можно так шутить ночью.       Кай не отвечает. Тогда Субин интересуется, нужна ли ему помощь с тележкой, но тот с резкостью в голосе отвечает: «нет». Наверное, рассуждает про себя Субин, этот парень из тех, для кого принять постороннюю помощь, означает сдаться, проиграть. С такими ему доводилось учиться в старшей школе, таких было много среди «белых кепок».       «Белые кепки» — так обычно называли спортсменов, выходцев из богатых семей, красавчиков с кучей поклонниц по всей школе; парней, с которыми встречались миленькие чирлидерши; парней, которые не пренебрегали открытым унижением слабых на глазах у своих приятелей и остальных. Субин не был единственной жертвой «белых кепок», но напрямую он не подвергался нападкам с их стороны. Эти парни потешались над ним, смеялись, но не применяли к нему физическую силу. Субин был для них шутом, а не мишенью, они неоднократно отдавали ему приказы, например спародировать старину Альфа, тогда Субин зачёсывал волосы пальцами набок, задирал подбородок и натягивал широкую улыбку. «Белые кепки» смеялись, говорили, что он должен сказать, какую фразу и из какой серии.       Может этот Кай был в их компании, судя по тону, которым он разговаривает с ним, как будто он был выше всех, как будто он сейчас скажет: «Субин, покажи нам приятеля Альфа».       Кай выгружает сумку в номере и, даже не попрощавшись с Субином, покидает его. Этот номер и правда отличается от предыдущего: больше пространства, больше предметов мебели, вместо скромного окна — широкий балкон под навесом с мягким креслом и столиком, даже есть мини бар, в котором, к сожалению, только вода. Теперь Субин окончательно уверен в своем решении. Он кладет книги на прикроватную тумбу, еще раз проходится по всему номеру, открывает шкафы, изучает всё внимательнее и лучше, отдельное внимание уделяет ванной. Ничего компрометирующего и дискредитирующего, а главное никаких париков он, к своему счастью, не находит.       Его руки едва касаются ограждения на балконе, когда Субин завороженно смотрит с вида третьего этажа на распустившиеся тёмно-синие, почти фиолетовые розы, вздыхает запах свежести после долгого вчерашнего дождя. Едва рассветает, первые солнечные лучи падают именно в его номер, каждое последующее утро собираясь сопровождать его рассветными лучами. Ему определённо стоит побывать в этом замечательном саду, прежде чем напиться до беспамятства. Субин берёт непрочитанную книгу с тумбы и спешит покинуть свой номер, перед этим стараясь запомнить расположение некоторых предметов, на всякий случай. Он почти не смотрит на картины, смотрит вперед, уверенно шагая к лестнице и быстро спускаясь с нее. Кое-что всё ещё не даёт ему покоя, возможно, даже не даст нормально заснуть этой ночью. Тот странный человек в коридоре… Кай не ответил на вопрос Субина о том, кто это мог быть.       Опершись обеими руками об администраторскую стойку, Субин собирается задать вопрос, но Тэхён смотрит так претенциозно, не глядя листая какой-то журнал, от чего уверенность у Субина быстро убавляется. Он пытается узнать хоть что-то о том случае ночью, Тэхен отвечает отстраненно, незаинтересованно, пожимая плечами на каждый неотвеченный вопрос. Может, Субину это могло привидеться? Прежде чем уйти, он решает спросить ещё кое-что (очевидно, он уже всем надоел своими вопросами), но вдруг зачем-то произносит:       — Надо было стрелять, Тэхён.       Тэхён поднимает на него взгляд и медленно опускает руку под стойку, не переставая смотреть на Субина. Тот мотает головой, прогоняя инородную идею, эти мысли будто подселены кем-то другим, не эти слова он хотел сказать. Откуда он знает его имя? Да он же всё это время знал и не спросил самого себя — откуда? Тэхён не выглядит взволнованным, но что-то в нем точно изменилось. Он плавно заводит руку за спину, начинает медленно что-то доставать, пока неожиданно резко не переводит взгляд Субину через плечо. Субин не может отследить с самого начала траекторию чужого взгляда, но сейчас ощущает четкое присутствие позади. Он, пытаясь быть резким, чтобы напугать этого «кого-то», разворачивается и вздрагивает сам от неожиданности. Попал в собственную ловушку. Перед ним стоит невысокая девушка с челкой и длинными черными волосами. Одежда её не выглядит рабочей, на ней широкая футболка с принтом, вероятно, какой-то группы, про которую Субин мог только слышать, но точно не слушать.       — Страшно? — приветливо улыбается девушка, заглядывая через плечо Субина на немного растерянного Тэхёна. — Не хочешь прогуляться в саду? — она протягивает Субину руку в приветственном жесте, выдерживает короткую паузу, во время которой Тэхён приступает к своим делам, а именно к листанию старого журнала середины семидесятых, затем продолжает: — Я Жизель, — Тэхён за спиной Субина посылает ей короткий жест рукой, чтоб они поскорее уходили и не мешали ему быть одному. Субин только пожимает ее руку, стараясь ровно дышать перед девушкой (с ними ему всегда было тяжело. Вернее никак ему с ними не было, он немного побаивается их), как Жизель сжимает его ладонь и ведёт к выходу. — Давно ты здесь?       — Я-я, — протягивает Субин, пытаясь собрать мысли в одну кучку и выдать что-то вроде предложения. Получается не очень. — А вы? Ты?       Жизель не выглядит общительной, но почему-то отвечает на его вопросы, держит за руку, хотя Субину кажется, что ей совсем не хочется этого делать. Но она ведёт его в сад, когда по дороге он замечает в её свободной руке большие садовые ножницы. Она немногословна, по ней это видно, но это не мешает Субину смущаться от её присутствия. Жизель отвечает на его вопросы, будто бы вытягивая из себя слова, а Субин старается не настаивать, он вообще старается слиться с садом, с лавочкой, на которой он сидит, наблюдая, как девушка ухаживает за розами и вдруг срезает распустившийся бутон, который падает на стриженый газон.       — Правда, они красивые? — Жизель вдруг перестает отвечать на не нескончаемые вопросы и проводит рукой поверх почти чёрных краев бутонов. Произносит с такой заботой, с такой лаской, будто говорит о живом существе, в которое она влюблена.       — Красивые, — подтверждает Субин, несколько раз глупо или даже нервно кивая и не отводя взгляда от профиля Жизель.       Она занималась садом, пока Субин сидел на деревянной лавочке под навесом из листьев деревьев. Из той части сада, которую ему удалось рассмотреть, Субин сделал вывод, что кроме темных синих роз с холодным оттенком металла здесь никаких других цветов не росло. Даже сорняков не видно. Идеальная работа садовода.       Нужно отвлечься, но книга не даёт этого сделать, вернее её сюжет. События, которые априори не могут произойти в реальной жизни не могут вселить настоящий ужас, любой сюжет, построенный на чудовищах и фантастике не может внушить такой страх, как те книги, в которых описываются омерзительные человеческие поступки. Глупец тот, кто идет по ночной аллее и сотрясается в ожидании, что на него может выскочить какой-нибудь оборотень или вампир. Монстры из книг развивают воображение, но не пугают. Самое страшное происходит за окном, либо в нашей жизни, просто никто это не описывает и не снимает об этом фильмы. На одну любую жизнь драматизма бы хватило на целую дилогию: юношеская глупость и взрослое угрызение совести.       На природе читается намного лучше, даже легкий ветер не отвлекает, а погода к тому же просто идеальная. Только книга уже не читается так легко, как предыдущая, в этой описаны неприятные события, не мистические, такое ведь, увы, может произойти в реальности, а это пугает. Дочитав до определенного места, Субин тянется в сторону и срывает с куста маленький листочек, который будет служить книжной закладкой.       Жизель уже нигде не было, от ее присутствия остается фантомное чувство, словно с ним все это время говорил призрак. Он берёт книгу с собой и спокойным шагом направляется ко входу в отель. Разговор с Каем, Тэхёном и Жизель убеждают его в нереальности той ночи, может это было его галлюцинацией? Это объясняет почему тот человек не напал — галлюцинация не способна ударить или убить. Субин хочет пойти обратно в номер, когда его неожиданно зовет Тэхён, говорит, что забыл кое-что и предлагает Субину прямо сейчас пойти в бар. Если бы Тэхён проявлял хоть какую-то эмоцию и был расположен к общению, то с таким заявлением Субин готов был бы стать ему другом.       Бомгю приветствует его с улыбкой, как дорогого и почтенного гостя, жмет его руку, приглашает присесть и выпить вина. Наконец-то, думает Субин, думал не предложит.       Он кладёт книгу на стойку, когда Бомгю достаёт кристальный бокал и ставит рядом бутылку на вид дорогого вина. Очень дорогого. Неприлично дорогого. Каберне Совиньон «Дип Тайм». Прямо у него на глазах Бомгю откупоривает бутылку и разливает вино, Субин поджимает губы, наблюдая, как гранатовый оттенок наполняет бокал. Ему неловко, но Субин спрашивает, может ли выпить вино в номере, на что Бомгю так же приветливо предлагает оставить его наедине с собой, пока он достает знакомый блокнот. Тогда Субин покидает бар вместе с бокалом, решая деловито осмотреть произведения искусства на третьем этаже, на которые утром он не обратил внимания.       Здесь картины носят довольно жуткий характер, если сравнивать с предыдущими этажами. Особое внимание здесь уделено сюрреализму: фантастические миры из разных уголков сознаний разных авторов принимают парадоксальные формы, порой нелогичные, образовывают из изображенных действия или предметах человеческие лица — и их было много. С каждой картины смотрит новое лицо с жутковатым выражением. Картины этих художников вселяют под солнечным сплетением зудящее беспокойство, желание отвернуться, а изображения обнаженных фигур вызывают постепенно накатывающую тошноту. Субин смотрит в потолок, вдыхает побольше воздуха, закрывает глаза и выдыхает. Он делает один глоток из наполненного наполовину бокала, словно был редким ценителем искусства. Всё же Субин решает дать шанс этой маленькой выставке, медленно проходя вдоль коридора и изучая каждую новую картину.       — Что вы думаете, глядя на эти картины? — раздаётся голос совсем рядом с Субином, от чего он от неожиданности вздрагивает, едва не проливая вино на ковер. Он ругается про себя, удерживая в руке бокал с покачивающимся вином.       — Они вызывают, — не поворачиваясь, он задумывается тем, что хочет сказать, — смешанные эмоции, — стараясь не показаться невеждой, произносит Субин, только сейчас решаясь обернуться. Он хочет добавить: «В этом отеле все предпочитают подкрадываться со спины и пугать до смерти?», но решает умолчать, тем более он более чем уверен, что под таким взглядом эта неозвученная мысль уже стала очевидной.       — По-моему, здесь все на поверхности, — незнакомец даже не обращает на него внимания, смотрит прямо перед собой на одну из картин.       Субин тут же направляет взгляд на ту картину, которая приковала чужое внимание. «К чёрту такое творчество», — думает Субин. Он не видел эту картину прежде, но может предположить, чья рука могла сотворить нечто извращенное. Все то, что он привык видеть в классическом проявлении, то, в чем всегда была сосредоточена некая мысль, мораль — на стене коридора третьего этажа этого отеля висит абсолютная противоположность всем представлениям Субина об искусстве. Он пытается подавить желание отвернуться при виде абстрактного силуэта обнаженного женского тела.       — Я не ценитель, — Субин делает еще один глоток вина, собираясь с мыслями, отводит взгляд на другое изображение и сразу же жалеет. Одно не лучше другого.       — Вы не смотрите глубже, — его слова заставляют Субина отвести взгляд в пол, словно его в чем-то пристыдили. Подобные выражения при такой картине кажутся неуместными.       — А вы, — Субин осмеливается посмотреть на своего собеседника, который, скрестив руки за спиной, всё ещё смотрит на картину, — смотрите глубже? — незнакомец наконец обращает внимание на Субина. — Что видите там?       — То, чего не видишь ты.       — Вы не лучший собеседник, когда речь идёт об искусстве, — совершенно не понимая влечение к таким изображениям, Субин всё же пытается разрядить обстановку.       — Просто вы «не ценитель», — он выделяет последнее слово, как оскорбление. — Ёнджун, — протягивает руку, и Субин думает, что за сегодня он общался с незнакомцами чаще, чем за последний месяц в родном городе. — Владелец этого отеля.       Субин озадаченно моргает, молча пожимая протянутую руку и прикидывая в голове правильное построение мгновенно рождённого в голове вопроса.       — А вы не умерли? — язык оказывается быстрее почти достроенного в голове вопроса. Он хочет ударить себя по лицу за такую непростительную грубость и спешит извиниться. — Простите, я не это…       Ёнджун касается его плеча рукой, слабо подталкивает, приглашая следовать за собой. Этот жест вышел таким небрежным, словно он случайно прикоснулся к нему и больше не желает этого делать.       — Очень проницательно, — слова Субина почему-то вызывают у него усмешку. Следуя прогулочным шагом по коридору, Ёнджун задумчивым жестом касается локтя Субина, все так же изучая картины. — Я так очевиден? — Субин на это как-то нервно усмехается, считая это своеобразной попыткой пошутить. — Как думаешь, на кого ты можешь быть сильно похож? — это вопрос вообще вводит Субина в ступор. Его новый знакомый, по совместительству владелец отеля, кажется странным и совершенно неординарным. Субин невнятно отвечает, даже не пытается вложить смысл в ответ на нелогичный вопрос. — Ты тоже забавный, — Ёнджун переводит на него взгляд, и в этот момент Субин решает смотреть куда угодно, но точно не на него.       Субину быстро становится немного комфортно после мнимого комплимента. Раз уж он удостоился чести познакомиться с владельцем отеля (на что в принципе не рассчитывал), то почему бы не выведать что-нибудь о происшествии в его номере и странном человеке в коридоре. Но… все в этом отеле такие странные? На первое Ёнджун отвечает что-то вроде «как печально», больше не возвращаясь к этому случаю, а на второе — встречным вопросом, что Субин делал в коридоре в три часа ночи. Тот быстро находит оправдание, слышал шум, пошел проверить, увидел странные вещи, а потом вот, тот странный человек. Ёнджун на это усмехается, не верит ему.       На одной из картин Ёнджун задерживает взгляд дольше. Их взгляды разнятся, это видно, но Ёнджун будто без слов стремится доказать, что авангардное направление, сюрреализм, изображения мрачных лиц и обнажённых тел — «правильное» искусство.       Они останавливаются возле одной из дверей, когда Ёнджун открывает ее, желает Субину «всего доброго», и закрывает дверь прямо перед ним. От громкого хлопка Субин вздрагивает который раз за день и ругает себя за природную робость. Может, странность передается по иерархии? Самый главный здесь самый странный. Субин прогоняет эту мысль, это комично.       Уже вечер, не хочется высовываться в позднее время суток в незнакомый город. Кто знает, чем может закончиться эта вылазка для того, кто ничего не знает о городе, кроме его названия. Субин ставит для себя цель на завтра осмотреть город, найти здание университета (просто для галочки, он туда идти не собирается), посетить парк и библиотеку. Да, было бы неплохо узнать об истории отеля, этих розах. Это их странная природа? Или кто-то когда-то решил добавить в это место перчинку и сделать таким образом этот отель прибыльным и интересным туристам. Не самая удачная попытка, как видно, наплыв здесь не огромный.       Субин ставит на стол бокал вина, кладет книгу на стол — он ходил с ней все это время — уже подходит к кровати, готовый лечь удобнее, но замечает сливающуюся с белым пододеяльником небольшую записку, на которой изображен знакомый символ. Насторожившись, Субин берёт в руки оторванную от тетради в клетку бумажку, ещё немного рассматривая символ, чтобы окончательно убедиться, что такой знак был изображён на одежде того человека, которого довелось встретить ночью.       Субин переворачивает записку оборотной стороной. Синими чернилами печатными буквами выведено дрожащим почерком: «Когда Он придёт стены перестанут прятать потаенное, двери не укроют от врага и будут вечно открытыми, вместо крови у себя найдешь металл, из окон вместо света в комнату прольётся тьма».