********
Джокер продолжает смеяться, и смеяться, и смеяться. Брюс ничего не может с этим поделать. Он хочет бежать, но не может и стоит как вкопанный. Болезненное хихиканье, сорвавшееся с губ Джокера, эхом разносится по просторной комнате, коварное и жестокое. — Ха, правда, дорогой, — ядовито выплевывает он. — Насколько ты сломлен? Он кружит вокруг Брюса, как будто тот — добыча. Клоун кажется больше, чем танцевальный зал, больше, чем парк развлечений, больше, чем мир; белая кожа полупрозрачна, красная ухмылка темнее крови, блестящие зубы превратились в клыки. — Насколько ты голоден, насколько пуст? — Джокер шипит. — Почему ты хочешь, чтобы я опустился до твоего уровня? Как ты думаешь, что это исправит? Брюс хочет спрятаться. Здесь темно, но на этот раз темнота не хочет его укрывать. Джокер вырос непропорционально, и все же Брюс видит в нем привычное поведение. Скелетная грация монстра, смертельная угроза змеи, свернувшейся в тени. Ему хочется заткнуть уши, ему хочется бежать. Но внезапно он оказывается даже не на одном уровне с Джокером и смотрит вниз только для того, чтобы увидеть себя ребенка. На нем тот же самый костюм, который был на нем, когда его родителей… забрали. Он сглатывает от горя. Когда Джокер тянется к его лицу, длинные пальцы с острыми зелеными когтями болезненно царапают кожу, и Брюс чувствует тот особый ужас, который испытываешь, глядя вниз, в бездну. Ты не боишься падения — ты боишься желания спрыгнуть со скалы и исчезнуть внутри нее. — Ты хочешь быть таким, как я? — шепчет Джокер. И в мгновение ока все меняется. Брюс смотрит вниз и обнаруживает, что он уже не ребенок; теперь он монстр. Гигантская летучая мышь, сделанная из кожи и тьмы, острые зубы больно прорезают губы. Джокер теперь ребенок. Он похож на маленькую, тощую, раненую птицу; истощенный и умирающий, едва держащийся за жизнь, белая фигура, одетая в черный костюм Брюса. — Или ты хочешь, чтобы я был таким, как ты? — спрашивает Джокер голосом, похожим на визг. И это поражает Брюса силой стихийного бедствия, как сильно он хочет использовать свои когти, острые клыки и огромный размах крыльев. Он хочет поднять теплое тело и сожрать его, хочет содрать плоть с костей, а затем высосать из них костный мозг, хочет пить кровь Джокера, как будто это нектар. Он так сильно этого хочет. В его сознании звучит святость истины, Евангелия: это поможет уйти боли. Это сделает все лучше. Он чувствует, что движется, и кричит: — Беги! Беги беги беги— Но его голос звучит как чудовищный рев. Брюс просыпается от кошмара, задыхаясь, чувствуя, как его сердце пытается вырваться из груди. Он садится на влажные простыни, мокрые от пота, и смотрит на электронные часы на прикроватной тумбочке. «06:03» насмешливо мигает ему. Прошло уже пару дней с тех пор, как он вернулся. Но этот сон… неотступно преследует его. Он едва может спать. И если бы принял еще снотворного, то, вероятно, убил бы себя этим. Возможно, пришло время подумать о том, чтобы позвонить Кларку и попросить его нокаутировать себя в качестве услуги. Он на мгновение закрывает лицо руками и вдыхает. Он не может перестать думать о Джокере. Он все еще помнит танец и Джокера, который вел себя как человек. Вся эта петля сделала Брюса слабым и уязвимым, сломала. На мгновение ему хочется узнать, думал ли об этом Джокер, можно ли его убедить принять прекращение драк. Но теперь, вернувшись в реальный мир, где действия имеют последствия… Теперь ему нужно снова восстановить свое старое пространство, нужно утвердить контроль над реальностью. Ему нужно перестать думать о Джокере; вот только мозг ему не позволяет. Семья инсценировала поездку Брюса Уэйна за границу, чтобы скрыть его отсутствие. Тем временем они также по очереди патрулировали город — хотя вскоре стало бы очевидно, что Бэтмен пропал, и Дику пришлось бы снова надеть его костюм. Сумев взять себя в руки в ту первую ночь, Брюс поднялся наверх и убедил их (приказал?) пойти домой и вернуться к своим заданиям. Тим был увлечен командой Юной Лигой Справедливости и Стефани; Дэмиан неохотно оторвался от Юных Титанов; Барбара также занята с Хищными Птицами, Джейсон с Отступниками, Дик занят Бладхейвеном и Титанами. Он также строго посоветовал им держать все произошедшее в узком кругу. Стефани, Кейт, Дьюку, Кэсси и Люку нет необходимости знать об этом. Было правильно снова возглавить их, заставив признать его власть. Это было… знакомо и утешительно. Но на следующее утро, когда за завтраком он попросил Альфреда подготовить машину и составить список пропущенных встреч, тот…остановился. Он спросил, правильный ли это образ действий, и предложил Брюсу потратить некоторое время, чтобы оправиться от «испытаний». Но тот лишь настаивал на том, что с ним все в порядке. Вскоре, Альфред успокоился. Он не понимает, насколько Брюсу нужно на чем-то сосредоточиться. (Джокер в Аркхэме. Ему не удастся сбежать. Брюс установил столько жучков, что сразу же узнает, что это произошло.) Вставая и спускаясь в пещеру, он чувствует зуд под кожей и сильную потребность в деле. Но бэт-сигнал еще не включался, и Гордон с ним не связывался. Его собственное исследование не выявило ничего серьезного. С одной стороны, он рад, что все спокойно; с другой стороны, ему кажется, что мир именно в этот момент взял паузу, чтобы посмеяться над ним. С течением времени он снова включается в дела совета директоров Уэйн Энтерпрайзес; он даже более осторожен, чем обычно, во время встреч с акционерами, особенно из-за недавних финансовых потерь, которые УэйнТех понесла, когда Люциусу не удалось остановить выполнение контракта на военные дроны. Он копает и копает, думая, что кто-то мог ускользнуть, пока он был… без сознания, но ничего нет. Тем временем он также пересматривает свои планы по улучшению скоростных возможностей самой последней модели бэт-крыла. Оно все еще не такое быстрое, как хотелось бы. В течение прошлого года он также время от времени работал над креслом с электромагнитным усилением для Черной Молнии; но решает удвоить усилия. Он и так в долгу перед этим человеком, поскольку тот согласился тренировать Кэсси и Дьюка и возглавить команду Отступников. (Джокер Аркхэме. Брюс временно блокирует себе доступ к камерам лечебницы, чтобы не…) Альфред пытается заставить его спать больше. Но после третьего кошмара, в котором он вернулся на Милю Развлечений, ожидая ответа Джокера только для того, чтобы тот превратился в монстра и начал смеяться, Брюс избегает сна, как чумы. Альфред наконец устраивает ему засаду в одном из частных спортивных залов. Ему понадобилась всего неделя, чтобы устать от пассивно-агрессивных комментариев и резких реплик, которые Брюс игнорировал. Под приглушенным светом пещеры, с приятной усталостью, пронизывающей его мышцы, Брюс сосредотачивается на поднятии тяжестей, лежа на спине и ожидая, пока Альфред заговорит. — Мастер Брюс, — говорит дворецкий откуда-то позади него, — снова не смогли заснуть? — Я спал достаточно, — бормочет Брюс. — Наше определение слова «достаточно» сильно различается, сэр, — парирует Альфред своим терпеливым, но колючим тоном; очень по-британски. — Возможно, вы захотите обновить свой словарь моим, где «достаточно» — по крайней мере, четыре часа в сутки, а не два. Один два. Один два. Брюс считает свои вдохи и выдохи. — Может быть, пришло время навестить миссис Томпкинс? — осторожно предлагает Альфред, когда тот не отвечает. — Если во время этой магической атаки произошло что-то, что тяготит вас… — Не о чем говорить, — говорит Брюс, садясь. По сути, он знает, что мог бы рассказать Альфреду о… Джокере. Об убийстве Джокера снова и снова. И он более или менее знает, как отреагирует Альфред. Он уже переживал это раньше. Но ему нужно оправдать нечто гораздо большее. Дело не только в том, что он поддался своим худшим порывам, дело не только в том, что он нарушил свое самое фундаментальное правило, дело не только в том, что до того, как началась паника, ему это нравилось. Это тот самый момент, остановленный во времени: рука в перчатке едва касается лица Джокера. Это тот самый момент, когда он позволил себе желать. Так сильно желать получить ответ на вопрос. (Джокер в Аркхэме. Он прямо там.) — Обещаю, со мной все в порядке, Альфред, — устало говорит он, вставая и хватая полотенце. Он не смотрит дворецкому в глаза. — Не мог бы ты убедиться, что моя восьмичасовая встреча с Нацудо состоится? Наступает пауза, а затем: — Конечно, мастер Брюс. Но это, очевидно, не конец. Он изо всех сил старается скрыть это, но невозможно скрыть свое состояние от дворецкого и суррогатного отца в одном лице. Он почти уверен, что Альфред знает, что более чем одному преступнику потребовалась госпитализация после вмешательства Бэтмена на прошлой неделе, причем травмы были слишком серьезными, чтобы соответствовать преступлению. Дик появляется в пещере пять дней спустя, когда он работает над двигателем бэт-крыла. В любом случае, это не сюрприз; Брюс ждал, когда Альфред вызовет его в качестве подкрепления. Совершенно неудивительно, что Дик также игнорирует его, когда он говорит, что занят. — Брюс, — настаивает он. — Что-то с тобой случилось. Альфред говорит, что ты работаешь до мозга костей и что он не видел, чтобы ты так себя вел с тех пор, как умер Тим. Единственный звук, который издает Брюс, — это: «Хн». — Нужно поговорить об этом, — продолжает Дик. — Да ладно, хватит возиться с этой штукой и выходи! — Не о чем говорить, — ворчит Брюс. Он сосредотачивается на схемах, которые собирает, и у него решительно ничего не получается. — Я знаю, что ты собираешься в патруль через полчаса, — любезно говорит Дик. — Ты хочешь говорить, пока я гонюсь за тобой по крышам, или сейчас? Брюс стискивает зубы, но активирует платформу под собой. Через несколько секунд он уже не находится под крылом, а смотрит сверху вниз на Дика, который терпеливо смотрит на него. — О чем тут говорить? — говорит он, и в его голосе чувствуется разочарование. — Один и тот же день повторялся. Это было не самое лучшее чувство на свете. Но теперь я вернулся, так какой смысл зацикливаться на этом? После того, как платформа опускает его на пол пещеры, Дик, не теряя времени, встает перед ним, будто желая помешать ему уйти. — И все? — спрашивает он, поднимая бровь. — Что произошло за это время? Сколько раз… это вообще случалось? — Тысячи, — рявкает Брюс. — Через некоторое время стало невозможно вести счет. Дик какое-то время смотрит на него, затем двигается так, словно хочет прикоснуться к нему. Брюс инстинктивно отступает назад, и глаза Дика наполняются… жалостью. — Господи, Брюс. Твой мозг никогда не перестанет меня удивлять. Любой другой сейчас был бы мешком кошек. Брюс сглатывает и отводит взгляд. Его всегда обезоруживала эта открытость — неподдельный свет и упорное желание видеть хорошее во всем у Дика. У них с Тимом это общее, и Брюс думает, что они оба активно используют это против него. Откровенность, откровенное желание помочь. Это заземляет его. — Я не невредим, — наконец отвечает Брюс, уступая. Он вздыхает и проводит рукой по лицу. — Петля… она активировалась с того момента, как на меня напали, но как будто ничего не произошло. Джокер всегда находился в другом здании, собираясь выпустить на меня газ. Он… Но все это давит на него, и он чуть не захлебывается словами. Джокер машет рукой, Джокер умирает, Джокер под ним. (Джокер в Аркхэме, ждет.) Он проходит мимо Дика, словно животное в клетке. — Джокер? — Дик говорит. — Ты повторил один и тот же день с Джокером тысячу раз? — Более или менее, — говорит Брюс, сжав кулаки. Он отбрасывает инструмент в сторону. — Боже мой, — говорит Дик, широко раскрыв глаза. — Это, должно быть, было одним из кругов ада. Ты играешь в бильярд и изменяешь своей жене в этой жизни, а затем снова и снова проводишь один и тот же день с Джокером в следующей. Страдания в аду за свои грехи. Это здорово, — думает Брюс, внезапно готовый рассмеяться. Дик понятия не имеет, насколько он близок к истине, к тому, что общение с Джокером было наказанием за то, что он наслаждался этим. — Значит, это связано с ним? Что тебя так… Дик замолкает, но Брюс не может ответить. Он идет вперед, полностью покидая мастерскую и направляясь к центру пещеры, где находится бэт-компьютер. Почему он решил, что может говорить об этом? — Брюс, — обеспокоенно кричит Дик. — Он что-то сделал? Они проходят мимо гигантского тираннозавра Рекса, висящего пенни, сохранившихся костюмов всех Робинов, Бэтгерл и Бэтменов за многие годы; трофеи сироты, цеплявшегося за прошлое, копившиеся десятилетиями. Он поднимается по металлической лестнице к главной консоли, и его переполняют эмоции, когда он снова видит это постоянное напоминание — карту Джокера, доминирующую над всем пространством пещеры. В отдаленной части своего сознания он смеется над собой. Он сохраняет все, что оставляет Джокер, даже его запонки, ради бога. (Джокер в Аркхэме, он сидит в камере и ждет.) — Забудь об этом, — умудряется сказать он, ошеломленный. — Забудь, Дик. Это была ошибка. Ему не следовало даже упоминать Джокера. Дик слишком хорошо его знает, ведь он был рядом почти с самого начала… Однажды Дик избил Джокера до полусмерти за то, что он тогда считал смертью Тима. А потом Брюс вернул Джокера. Как же ему хочется смеяться, смеяться над абсурдностью всего этого. — Ты что-то с ним сделал? — медленно спрашивает Дик. И он взрывается, этот очень хрупкий пузырь, в котором Брюс хранил весь свой гнев. Со всей своей силой он пробивает экран компьютера. — Я сказал, что не хочу об этом говорить! — яростно кричит он. Костяшки пальцев покрыты порезами, когда он вынимает руку. Дик делает шаг назад, его голубые глаза расширяются. — Альфред не шутил, не так ли, — бормочет он. — Это плохо. — Мы закончили, — рычит Брюс, проходя мимо него. В эту ночь он начинает патрулирование раньше обычного. Первое ограбление небольшого продуктового магазина в Нарроуз: он избивает головорезов, пока не слышит перелом кости и крики. В конечном счете, это никак не помогает ему почувствовать себя менее виноватым. Это не избавляет от желания.********
Барбара появляется, когда он патрулирует, всего неделю спустя. — Нужна помощь? — говорит она, встревая посреди его боя с дюжиной боевиков. Ему наконец удалось обнаружить в Готэме партию оружия, которую он одержимо отслеживал последние несколько дней. Эта конкретная группировка, занимающаяся торговлей оружием, стала умнее — Брюс подозревает, что сменилось руководство. Ему нужно как можно скорее составить список подозреваемых. Он только хмыкает в знак согласия на предложение Барбары и пытается… Пытается не бить слишком сильно, не усиливать тревогу, которая уже наверняка охватила семью, но… это невозможно, когда вокруг оружие. Смерть. Он видит оружие и смерть, широко открытые от шока и боли глаза, жемчуг, падающий в сточную канаву. Последний из головорезов падает на землю после того, как Брюс толкает его в металлический контейнер с такой силой, что слышит треск. Улучшенное зрение под маской подсказывает ему, что мужчина все еще жив, но он бы солгал, если бы сказал, что слишком обеспокоен тем, что именно ему сломал. Слегка задыхаясь, в окружении тел преступников, которых Брюс разбил почти полностью в одиночку, Барбара поворачивается, чтобы посмотреть на него, и вот оно. Беспокойство. Чертово беспокойство. Брюс поворачивается и запускает крюк, уходя из доков. Он знает, что она последует за ним. Они все следуют, не так ли? Даже когда Брюс не дает им того, что нужно, даже когда их отвергает, даже когда их подводит, даже когда они умирают или получают травмы из-за него — все равно следуют за ним. Он позволяет крюку тянуть себя к крыше здания. Он готовится запустить его снова, но чувствует руку на своем плече. — Брюс, — говорит она. — Что это было? — Нам нужно предупредить GCPD, чтобы они приехали для ареста, — выдавливает он. — А еще кодовые имена в поле, Бэтгёрл. Её взгляд становится жестче. Она использует интеллектуальную систему, встроенную в её перчатку, чтобы отправить оповещение парой прикосновений. — Готово, — говорит она, сузив глаза. — Найтвинг беспокоится о тебе, Бэтмен. Мы все. Я думала, что он, возможно, преувеличивает, но передумала, увидев это. Она ловит его взгляд, решив достучаться до него. Это одна из вещей, которые восхищают Брюса в ней больше всего — упорство. Её сила. Стремление, которое заставило её преодолеть трудности инвалидной коляски и стать Оракулом, её неустанное стремление к справедливости, с которым могло сравниться только стремление её отца. — Это был тяжелый… год, — признает он, лишь немного, зная, что ему нужно что-то сказать, если хочет, чтобы она отступила. — Но я в порядке. Скажи всем, чтобы перестали волноваться. — Год? С Джокером? — недоверчиво спрашивает она. Дик, должно быть, сказал ей. Конечно, сказал. Было достаточно плохо затронуть тему с Диком, но, по крайней мере, Джокер ни разу не нанес ему вред. По крайней мере, Дик не был убит или искалечен им. Но Барбара… Джокер парализовал её. Она прошла через столько боли, столько горя. Вероятно, она все еще думает о том дне, о пистолете, о крови, об улыбке Джокера. И Брюс чувствует, как вина поднимается снова, усиливаясь; он предложил Джокеру работать вместе почти в следующую секунду, даже тогда, хотя клоун был причиной того, что её позвоночник сломан. — Не целый год, — отвечает он и разворачивается, чтобы не смотреть на её лицо. — Не так много. Он позволяет себе прорваться сквозь ночь, готовясь приземлиться на следующую залитую лунным светом крышу. Он знает, что она последует за ним. Разве не в этом вся странность? Он не простил Джокера ни за одну смерть или разрушение, и его ненависть вполне реальна. За исключением того, что это не погасило потребность. Эти чувства не шли друг против друга, они шли бок о бок. Он думает, что, вероятно, чувствует все, что можно чувствовать к Джокеру. Это притяжение, которое он чувствует, слишком огромное, слишком фундаментальное. Как будто провод под напряжением соединяет его душу с душой Джокера, и каждый раз, когда он обхватывает его руками и пытается разорвать на части, ему больно. — Ты бесишься из-за вины? — он слышит, как Барбара говорит через связь. А затем осторожно спрашивает. — Ты убил его? Брюс вздрагивает и чуть не проваливает приземление. Он хочет сказать «нет», хочет кричать, чтобы она оставила его в покое. Он хочет сказать, что убил Джокера и трахнул его, именно в таком порядке, и хочет сделать это снова, снова и снова. У Барбары талант проникать в суть вещей. Большую часть времени это невероятно полезно, но сейчас он это ненавидит. Однажды она была близка к тому, чтобы раскритиковать его по поводу… туманной связи с Джокером; и Брюс живет в страхе перед тем, что однажды она сделает это снова. Много лет назад, после того как в нее стреляли, и Брюс навестил ее в больнице, она упомянула, как полиция прибыла на Милю Развлечений и нашла его и Джокера… смеющимися. Она спросила, смеялись ли они над ней, как будто её боль была общей шуткой. — Если ты его убил, он это заслужил, — строго продолжает она, приземлившись позади него. — На самом деле, жаль, что это не прижилось, но именно поэтому глупо чувствовать себя виноватым из-за этого. Это буквально значит взять на себя ответственность за то, что ты сделал во сне. Ты должен это знать. Брюс поворачивается и смотрит на неё. Ее пытливые зеленые глаза не осуждают, в них только усталость и обеспокоенность. Она не ошибается. То, что произошло, не имеет никаких последствий, и его разум… даже сейчас он все еще приспосабливается, все еще исцеляется. Тогда он не контролировал ситуацию, по крайней мере, большую часть времени. Вот только сны легко забываются. Человеческий разум устроен так, чтобы отпускать их, и попытки ухватить воспоминания о них часто оказываются тщетными. Брюс, однако, все помнит. В ярких, мучительных подробностях… и ему хочется всего этого снова. Он сглатывает и чувствует, как его плечи опускаются. Он хочет всего того, о чем шептал ему сон-переросток, и не знает, как остановиться. — Я знаю, — говорит он, чувствуя, будто весь мир давит на него. — И я над этим работаю. Барбара пытается заставить его отпустить свою вину за грех, о величине которого даже не подозревает. Он знает, какое предательство она почувствует, если узнает. Он задается вопросом, полностью ли она откажется от бэт-символа или хотя бы сохранит его после своего ухода. Но, если Барбара разорвет отношения и, возможно, со временем передумает, то Джейсон… Его сердце кажется куском свинца. Если Джейсон попытается избить его до полусмерти и убить, Брюс не думает, что будет его останавливать. Впервые это действительно приходит ему в голову; впервые он позволяет себе подумать о том, что произойдет, если он им расскажет. Что потеряет здесь, в реальном мире, если он и Джокер когда-нибудь… Барбара движется вперед, к краю крыши, и в свете луны её рыжие волосы похожи на кровь в фоне ночного неба. — Хорошо! — говорит она с улыбкой. Сердце Брюса болит от этого. — А теперь давай надерём задницу какому-нибудь плохому парню. На этот раз в меру.********
Беги, кричит он Джокеру. Это звучит как рев голодного монстра, но ему нужно попробовать, ему нужно… Джокер смотрит на него с блаженным выражением лица, как будто не видит зверя, готового его сожрать, как будто видит Бога. Он смотрит на него с безусловной любовью. — Беги сейчас, пока ты еще можешь! Я не могу ничего с этим поделать, не могу остановить это, не могу сдержаться. Беги, пока я тебя не поймал, беги, беги, беги, беги… Это бесполезно. Его челюсть раскрывается, и он чувствует вкус крови, растекающейся по рту, блестящей и питательной. Он просыпается с ужасом. Он сбрасывает с себя спутавшееся одеяло и нащупывает стакан с водой на тумбочке, осушая его за пару глотков. Прошло более трёх недель с тех пор, как он вернулся в реальный мир. Сны не пропали. А Брюс чувствует себя невероятно уставшим. Он встает и идет к лифту, спускаясь в пещеру. Надевание бэт-костюма и маски похоже на прикрепление кожи и брони к обнаженному телу. Он спал пару часов после званого обеда с потенциальными инвесторами нового препарата, который разрабатывала компания Уэйн Кемикалс, вопреки всякой надежде надеясь, что на этот раз ему удастся отдохнуть перед патрулем. Он не спал несколько дней; он знает, что Альфред находится на волоске от того, чтобы накачать его наркотиками. Натянув перчатки, он прыгает внутрь бэт-мобиля и… почти на автопилоте активирует выход под водопадом. Тот, который расположен ближе всего к Миле Развлечений. Он хочет увидеть Джокера, ведь тот так близко. Ничто не смогло похоронить эту потребность; ни работа, ни дела, ни почти невыносимое чувство вины, вызванное беспокойством Альфреда, Дика и Барбары. Ведя машину как маньяк, словно он все еще находится в мире, где смерть так же неопределенна, как и жизнь, он добирается до парка развлечений в рекордно короткие сроки. Он выходит из машины и проходит через металлические ворота, как одержимый. Он прекрасно помнит путь, по которому шел Джокер, и движется сквозь пыльные разноцветные здания. Вскоре он стоит перед танцевальным залом, и все выглядит… точно так же, как он помнит. Затем, с учащённым сердцем, он смотрит вниз и видит пыльный коврик «Добро пожаловать». Он здесь. Он наклоняется и роется под ковриком, пока пальцы не натыкаются на что-то твердое. Ключ. Он здесь. Он приближается к двери и использует ключ, чтобы отцепить замок. Это здесь, все это. Заброшенная сцена позади. Консоли, светильники, разбросанные по потолку. Это реально. Что бы там ни происходило, это распространяется на его нынешнюю реальность, что бы там ни происходило, оно может случиться снова. Он помнит кровь Джокера на его руках, помнит, как тот стонал ему в ухо, и все его существо вибрирует от этого. Он помнит ту часть Джокера, которая, столкнувшись с возможностью сделать что-нибудь с Бэтменом… решила потанцевать. Он мог пытать Брюса. Он мог убить его. Он мог совершить сколько угодно ужасных поступков, но решил прийти сюда и разыграть недостижимую, безобидную фантазию. Стоя там, в темной и пустой комнате, Брюс почти слышит отголоски музыки. Именно здесь он чувствует, что сдается. Нет никакой возможности спрятать все, что он обнаружил, и нет никакого способа отвлечься от этого. Нет такого чувства вины и ненависти к себе… которые заставили бы это исчезнуть. Он оборачивается, сжав кулаки. Джокер в Аркхэме. И Брюсу нужно задать вопрос, на который до сих пор не получил ответа. Вопрос, на который ему нужен ответ, несмотря ни на что.