If you're so smart, explain this, Clarissa.

Если у тоски есть цвет – он не серый. Грязно желтый, с разводами неясных оттенков. Цвет изношенной безвыходности, не имеющий ничего общего с благородной мрачностью стали дождливого неба. Кларисса который день коротала на кресле у окна, завернувшись в одеяло и почти физически ощущая, что неумолимо тупеет от безделья и невыносимо звереет от постоянного присутствия Чейз в их Доме. «Чьем-чьем доме, Ла Ру? Прямо-таки с большой буквы?» Кларисса криво усмехнулась невеселым мыслям. Взгляд Джексона быстро метнулся к ней, но тут же соскользнул так быстро, что, может быть, ей просто показалось. Крепкий аромат свежесваренного кофе с корицей заполнял комнату, заглушая тонкий запах жасминового чая и превращая его в безвкусную воду. Почти не тронутый, он совсем остыл, и Кларисса, поймав свое отражение в зеленоватой жидкости, с досадой поставила давно остывшую кружку на стол. Мелкий дождь лениво барабанил в стекло. Мерный стук раздражал умиротворенностью. Аннабет громко ойкнула, и Кларисса недовольно открыла глаза. По тонкому пальцу Чейз стекла капля крови. -Порезалась? – Джексон осторожно взял ее руку в свои ладони, внимательно осматривая ранку,- я могу попробовать подлечить. -Не нужно,- улыбнулась Чейз,- Надо же умудриться поцарапаться о стол. Джексон аккуратно закатал рукав ее светло-голубого кардигана, обнажая нежно-персиковую кожу. -И все-таки… -В ванной есть пластырь, - холодный тон Клариссы как ножом вспорол атмосферу душной любезности. Они развернулись к ней так резко, словно совершенно забыли, что в комнате находится кто-то еще. Джексон быстро облизнул губы, снова переводя взгляд на Аннабет: -Да, пластырь… -Ой, да это просто царапина! Кстати, как твоя рука, Кларисса? – поспешно спросила Чейз, пряча от Джексона нежный румянец на щеках. -Рука? – Ла Ру рассеянно моргнула. -Она в полном порядке,- бросил Джексон, не отводя внимательного взгляда от злополучного пальца Аннабет. -О, так у Перси получилось тебя подлатать? – слишком уж восторженно воскликнула смущенная Чейз, и Кларисса отвела глаза. Незапертая дверь в ванную открывается неожиданно легко, и она забывает, что хотела сказать. Шум воды стихает. Было странно видеть его настолько мокрым. Глаза прояснились и сквозили знакомым холодом, влажные волосы гладкой волной закрывали лоб. -В чем дело? Она глупо открыла и закрыла рот, слова не шли с языка. Джексон раздраженно вздохнул: -Что бы это ни было, оно не могло подождать? Кларисса дернулась, и что-то липкое скатилось по ее пальцам. Кровь. Она удивленно осмотрела руку - совсем забыла о ране. И Джексон, судя по растерянному взгляду, тоже. -Так,- он открыл шкафчик над раковиной и, вытянув оттуда склянку, требовательно протянул ладонь,- дай сюда. Она опасливо покосилась на мутноватую жидкость: -Что это? -Вода из реки. -Она пованивает. Джексон смерил ее тяжелым взглядом: -Мечтаешь о гангрене? Кларисса поморщилась и неохотно подставила предплечье. Вода мягко оплела руку, рана медленно, но верно затягивалась. Когда последние капли высохли, оставив после себя небольшой шрам, она решилась поднять на него глаза: -Спасибо. Он кивнул, и убрал склянку на место. Ла Ру заметила его ободранные костяшки: -Джексон, ты не хочешь подлечить свой кулак? -Выметайся. Он не повернулся к ней. Кларисса протянула руку, но он отшатнулся: -Я сказал, выметайся,- почти с отвращением. Она вылетела из ванной быстрее, чем сделала вдох. До боли знакомое выражение лица. Кларисса слишком хорошо знала, как выглядит разочарование. -Но шрам все-таки остался,- голос Чейз выдернул из воспоминаний о самом паршивом вечере в ее жизни. Аннабет взглядом изучала ее предплечье, аккуратно пытаясь вытащить палец из хватки, ставшей до боли железной. Джексон смотрел в никуда. -Да,- Кларисса понадежнее закуталась в одеяло, пряча отметину от скальпеля серых глаз,- шрам остался. По ночам Кларисса смотрела в потолок, в вялой, но несерьезной попытке уснуть – жаль было тратить на сон те редкие минуты, когда в доме царила тишина, и не воняло кофе, считая удары сердца - то ее собственного, то Джексона, она пришла к заключению, что одиночество это не отсутствие людей. Простая мысль, но целое открытие. Взгляд скользнул вниз – Джексон, спихнувший одеяло. Полуголый – из-за жары, которой не было. Она поежилась. По ночам, под открытым окном - мерзла, а ему – хоть бы что. Вопреки обыкновению, он спал на боку, а не в позе морской звезды. Одна рука под головой, другая – на подушке. Костлявое, но широкое запястье с водонепроницаемыми часами - полтретьего ночи. Длинные пальцы чуть сомкнуты. Точно и определенно-холодные, как лед. Белая кожа, тихое дыхание. Она припомнила себе эту бессонную ночь, когда мигрень в очередной раз доканывала ее поутру, вместе с тошнотворным кофейным запахом. Чейз – светлое облако вьющихся волос, хмурила изящно изогнутые брови, склонившись над шахматной доской и пытаясь игнорировать неуемного Гроувера, лезущего с советами. Джексон следил за Аннабет с легкой улыбкой. Вся команда в сборе, хоть на стену лезь. Кларисса ненавидела шахматы. Белые стены, белые простыни. Запах лекарств мгновенно впитывается в волосы. Она слишком часто здесь бывала, чтобы избавиться от него. -Не спеши, ходы нужно обдумывать, - рука Криса мягко ложиться на ее ладонь. Он пока не часто осмеливается касаться ее, но, увлекшись процессом обучения, забывается. Кларисса не двигается, только крепче сжимает фигурку ферзя, едва не ломая пополам и надеясь, что не слишком сильно краснеет. -Но это удобнее, ведь так? Он же ходит практически как угодно, почему нельзя просто пользоваться им?- Кларисса смотрит исподлобья, стараясь прятать смущение. Родригес улыбается и убирает ладонь. -Как пожелаешь,- кивает он. Солнечные лучи, падая ему на глаза, исчезают, не отражаясь. Матово-черные, они похожи на зыбучие пески. Она встряхивает волосами, непривычно распущенными по прихоти этого странного человека в больничной пижаме. Спустя пятнадцать минут, разъяренная Кларисса смахнет оставшиеся фигуры, сломает доску пополам и даже проделает внушительную дыру в столе. -В следующий раз надо будет запретить тебе брать с собой оружие на игру,- философски замечает Крис, приподняв бровь, и отслеживая неровную траекторию полета многострадальной доски из больничного окна. Кларисса яростно поворачивается к нему. Нелепая пижама, смуглая кожа, и дьявольски невозмутимый взгляд: -Играли на желание, верно? Она успевает моргнуть, хочет возразить, а потом он делает шаг к ней, и копье выпадает из рук с грохотом, которого она уже не слышит. Кларисса ненавидит проигрывать, но это уже совсем не похоже на поражение. Злость отступает. В голове шумит. Жарко. -Не хватайся сразу за ферзя,- Джексон положил свою руку поверх ладони Аннабет, и Кларисса вздрогнула. Головная боль усилилась. -Вздумал учить меня?- насмешливо изогнула бровь Чейз. Джексон улыбнулся и убрал пальцы. Тягуче медлительное движение. Одиночество, это когда вас двое, и тут появляется кто-то третий. Простая мысль, но целый апокалипсис. Кларисса попыталась вернуться в воспоминания о Крисе, но они осыпались бледными ошметками выцветшей пастели где-то на краю сознания, разбиваясь о жестоко четкое ощущение холодных пальцев в волосах и сбившегося дыхания на губах. Они больше не разговаривали, за исключением перебрасывания парой-тройкой необходимых реплик. Не в первой было играть с Джексоном в молчанку, с ним вообще было не сложно молчать. Но сейчас, когда их отбросило друг от друга за километры, словно они стали еще дальше друг от друга, чем были до злополучной афродитовой нити, его мысли и даже настроение были словно заперты от нее. И это душило. Связь упорно молчала. Иногда Ла Ру казалось, что та и вовсе исчезла. Она даже сделала попытку проверить – попыталась отойти дальше, чем обычно. Боль тут же напомнила о себе. Джексон лишь поморщился и недовольно взглянул на нее. Когда из-за непрекращающихся ливней они перестали выбираться на тренировки, Кларисса все чаще брала мытье посуды на себя. Это позволяло ненадолго уйти в действие, не концентрируясь на мыслях. Она намыливала очередную чашку, когда под ее руку скользнула белая ладонь и в раковину опустилась тарелка: -Раз уж ты сегодня енот-полоскун,- его дыхание опалило шею. Кружка выскользнула из скользких пальцев, рассыпалась осколками по раковине. Звон заполнил тихую комнату до верху. Клариссе показалось, что это она сейчас разбилась и лежит бессмысленными кусками фарфора под потоком горячей воды. -Слушай,- протянул Джексон,- У меня посуда не бесконечная. -Извини,- буркнула Ла Ру, быстро собирая осколки. Руки, почему-то, тряслись, и она умудрилась порезаться. Кларисса повернулась, рассеянно глядя на окровавленный палец, а потом на Джексона. Руки в карманах, поверх футболки – синяя кофта с высоким воротом. Глаза- зеленые от скуки. -Что?- он вопросительно вскинул бровь. -Порезалась,- глупо сообщила она,- Пластырь нужен. Джексон скорчил гримасу, и нехотя двинулся за ней. Кларисса юркнула в ванную, заперла дверь, включила воду, замотала палец. А потом тихо и позорно расплакалась. Следующую ночь, когда тучи немного расступились, выпустив низкую, кроваво-рыжую луну оставлять разводы на темном небе, Кларисса коротала сидя так близко к окну, как только позволяла нить. Марс был ближе к Земле, она это чувствовала, даже с угасшей силой. Кровь горела. Но Кларисса не могла наслаждаться одной из редких теней былой мощи. Пользуясь небольшой дозой вернувшихся инстинктов, она напряженно вспоминала все, что ей рассказывал Отец о памяти тела. Это было в те светлые времена, когда у Ареса еще оставалась надежда на то, что она станет достойной дочерью. Ей было лет шесть, кажется. Тело помнит лучше, чем мозг, это она запомнила хорошо. Но говорил ли он что-нибудь о том, как заставить тело забыть? -Что ты делаешь?- Кларисса не заметила, как проснулся Джексон. -Тренировка,- сухо ответила она, надеясь, что ее оставят в покое. Живот свело привычной судорогой. За спиной раздались шаги, и она сжалась. -Ты мешаешь мне спать. «Ты мне тоже» -Я скоро закончу. Кларисса едва не подпрыгнула, когда на ее плечи опустилось одеяло: -От тебя слишком много проблем, когда ты болеешь. Слово «спасибо» застряло где-то в горле. Слишком быстро и почти брезгливо он убрал руки. Дождь прекратился только через пару дней, немного прояснившееся небо окрасилось в темный сине-розовый цвет. На улице – влажная свежесть. Капли на листьях и траве переливались в редких просветах в тучах. Кларисса вдохнула холод, не кутаясь в куртку. Запах озона, наконец, развеял тошнотворный аромат кофе, который, казалось, влез ей под кожу. Джексон шел расслабленным шагом. Черная рубашка с небрежно закатанными рукавами – обычно он надевал рубашку, если ждал в гости Чейз, даже давал себе труд причесываться. Закатное солнце немного сглаживало контраст между темной тканью и снежной кожей. Должен быть предел всему. Даже этому молчанию. -Чего так вырядился, Джексон? Он улыбнулся краем рта, не удостоив ее взглядом: -Тебе нравится? Надо же. Просто накинул первое, что выпало из шкафа. Стайка птиц с шумом сорвалась с соседней ветки, окатив их легким веером брызг. -Чейз зачастила,- Кларисса постаралась, чтобы это прозвучало как констатация факта, а не намек. Джексон повернулся к ней, задумчиво смерив пустым взглядом: -Да. И? Сказал, как отрезал. Ла Ру зябко повела плечами, отводя взгляд: -Ничего. -Вот как, - он отвернулся, полностью удовлетворенный ее ответом,- Ну, раз речь зашла об этом, я бы предпочел, чтобы ты больше не разговаривала с ней в таком тоне. Брови Клариссы метнулись вверх – пару секунд она молча разглядывала его. -В каком еще тоне? -Грубом. Аннабет – моя гостья, тебе стоит быть вежливей. -Я не говорила ей ничего такого «грубого»,- прорычала Ла Ру, с досадой закусывая губу – не хватало еще оправдываться перед Посейдонышем. -Вот как,- беззаботно повторил он, усаживаясь на траву. Кларисса невольно скривилась – неожиданно для этого чистоплюя. -Ревнуешь, так и скажи. Ее передернуло. -Ты вообще потерял чувство реальности, Джексон? Он усмехнулся. Кадык дернулся под белой кожей, обрамленной черным воротом. «Вот бы свернуть ему шею» Синие глаза блеснули из под темной челки, перехватив ее взгляд, и она нахмурилась. Раздражение зудело под кожей. Раньше эти проблемы решались проще – она просто била его так, чтобы он мгновенно зверел от боли и бил в ответ. Драка, после которой он подлечивался своей водичкой и снова ходил белый, как фарфор, а она – в синяках, чувствуя себя победителем. Сейчас так нельзя. Он сильнее. Черта с два она ввяжется в бой, заведомо зная о своем проигрыше. Дочь Ареса должна побеждать. Всегда и любой ценой. Отец вбивал в нее эту мысль основательно, и далеко не словами. -Тогда в частоте ее визитов нет проблемы. -Кто говорил о проблеме? – она огрызнулась, отворачиваясь. Он лениво опустил локоть на согнутое колено, и перевел взгляд на догорающий закат. Золотые блики умирающего солнца заиграли в его глазах зеленью, зрачки - узкие на свету, как у кошки. Спокоен, как хренов Будда. -Ну, если нет проблемы, то…О, легка на помине! – он круто развернулся и приветственно махнул рукой. Кларисса глухо застонала. К ним спешила Чейз – светлый свитер, мягкие локоны, в руках- корзинка чего-то съедобного. -Что такое Ла Ру? – оскалился Джексон,- Контролируй свою ревность. -Какая, к чертовой матери, ревность, Джексон?- она злобно повернулась к нему,- Вынырни уже из своих наивных мечтаний, полудурок, и не проецируй свои желания на окружающую действительность! -Новое слово выучила? – присвистнул Джексон. -Чего? -Новое слово. Я понял, наконец, зачем ты пялишься в свои книги. Зубришь новые слова, для создания иллюзии наличия интеллекта,- кошачья мягкость его тона взбесила больше, чем слова. - Слушай, мудак, это ты меня насильно поцеловал! И нехер теперь беситься, что тебя отши…- она осеклась. Корзинка с легким шумом упала на траву. Последняя фраза прозвучала громко, да и Аннабет уже стояла слишком близко, чтобы не услышать. -Аннабет, это не… Чейз секунду молча смотрела на них, широко распахнув глаза, ее губы скривились, и Кларисса с ужасом поняла, что та сейчас разревется. Ла Ру сделала шаг вперед и автоматически протянула руку, но хохот Аннабет заставил ее замереть. -Ох, ребята, с вами не соскучишься! Кларисса Ла Ру и Перси Джексон целовались. Да от такой сплетни весь лагерь помер бы со смеху! Чейз не собиралась принимать сказанное Клариссой всерьез, и уж тем более плакать. Ла Ру попыталась придать лицу менее пришибленное выражение. Джексон тоже не догадался изобразить веселье. -Погодите,- Аннабет прекратила хихикать и внимательно посмотрела на них,- Вы серьезно? Кларисса не решилась посмотреть в ее сторону, но боковым зрением видела, что та немного попятилась. -Я объясню,- Джексон поднялся на ноги, осторожно шагая к Аннабет, словно боясь спугнуть. -Не надо,- Чейз откашлялась, - Это…Это ведь нить, да? -Разумеется. Чейз немного помолчала. Ее глаза лихорадочно и непонимающе бегали. -Перси, дело приняло серьезный оборот. Я думаю…Мне нужно почитать литературу на эту тему. -Сейчас? - Да, пожалуй. Нельзя терять времени. -Аннабет… -Не вздумай за мной ходить, рыбьи мозги. То есть, вы не вздумайте,- она, нервно усмехнувшись, махнула рукой в их сторону. Джексон остановился, сведя брови и мрачно наблюдая за тем, как Чейз разворачивается и уходит. Кларисса чувствовала, что это – последнее, что он хочет сейчас делать, но он оставался на месте. «Вот, значит, как выглядит Перси Джексон, уважающий чьи-то желания» Кларисса смотрела в землю, на всякий случай, готовясь отразить удар. Нить полыхала таким уровнем гнева, что руки тряслись, а она явно не входила в список людей, ради которых Джексон станет сдерживаться. -Довольна?- его тихий голос едва не заставил ее вздрогнуть. Кларисса стряхнула с себя его злость и, не давая себе раскачиваться, выдавила: -Извини. Джексон посмотрел на нее практически восторженно: -О, ну теперь, когда ты извинилась все в порядке, верно? Тебе не кажется, что это верх наглости – сделать человеку гадость, а потом еще просить у него что-то, пусть даже и прощения? -Я не делала гадость, ты меня вынудил! -О, то есть я виноват? -А кто еще?! -Ты уверенна, что ты извиняешься? -Иди к черту, ты провоцировал и оскорблял меня! -Мы все время провоцируем и оскорбляем друг друга, как ты ни раз замечала, мы нихера не друзья Ла Ру. И это совершенно не повод так подставлять. -Ты это спровоцировал! -Стандартным хамством? Если тебе хотелось наподлить, поздравляю, у тебя это получилось как никог… -Ты привел ее на наше место! Она сама толком не поняла, что сказала, но тут же зажмурилась. Повисла тяжелая, душная пауза. До звона в ушах. -Открой глаза, Ла Ру. Она не пошевелилась. -Открой. Свои. Чертовы. Глаза. Это было страшнее, чем прогулки по гребаному Лабиринту Фавна, низ живота скрутило, как на крутом вираже «американских горок». Джексон смотрел на нее насмешливо-рентгеновским взглядом, просвечивая насквозь и словно зная каждый закоулок ее мыслей. Как в тот день, когда они встретились глазами впервые. Словно он знал ее. Уже тогда. Наизусть, до тошноты. Самовлюбленный ублюдок эгоцентричен не просто так. Его сила, смелость и ярость ослепляют, бьют из глаз ледяным синим светом. При том, что он всегда был таким слабаком. Сколько раз она вжимала его в маты на тренировках, злобно шипя, убеждаясь, что сильнее, но натыкаясь на его раздраженный, утомленный взгляд и ни черта не чувствуя удовлетворения? Сколько раз она видела его наивность, граничащую с тупостью, и идиотскую улыбку смазливого школьника, не обремененного мозгами? То, что она хотела сказать ему, когда вломилась в ванную. То, что она хотела сказать ему каждую секунду с того момента, как он саданул кулаком по стене и скрылся за дверью. «Которое из твоих лиц настоящее, Джексон? Что из этого - ты?» Ей не сравниться с ним. Никогда. Прежде чем осознать, что делает, она подается вперед и обвивает его шею руками в неловком объятии. От Джексона пахнет дождем, и дышать становится легче и тяжелее одновременно. «Это нить. Это нить. Этонитьэтонитьэтонитьэто…» Его пальцы – скользят по ее спине, и Клариссу вжимает в Джексона с такой силой, что в легких не остается воздуха. Мысли – удивительно пустые. Его тело каменеет, напрягается, руки замирают, и Ла Ру в ужасе отшатывается, чтобы оттолкнуть его до того, как он оттолкнет ее. Джексон смотрит на нее широко раскрытыми глазами. Обнаженными настолько, насколько можно, до последнего нерва. В последний раз, такое ошалелое выражения лица, на ее памяти, у него было, когда она шарахнула ему по голове булавой, устроив серьезное сотрясение. Им было лет по тринадцать. Потерянный, мать твою, взгляд, как у какого-нибудь оленя, на которого летит джип, и приоткрытый в изумлении рот. «Какое из лиц твое настоящее, Джексон? Насмешливо-властное, пару минут назад или это? Холодное, которым вбиваешь в землю, наплевательское, от которого хочется ударить, злое, от которого подкашиваются ноги, спокойное, от которого все становится в порядке, даже если ни хрена не так ?» «Каждое из них». Долбанутый на голову, избалованный сопляк, Посейдонов выкидыш. И ей никогда с ним не сравниться. Ни в чем. Ни в одной детали. Так какого дьявола его сердце сейчас отбивало такой оглушительный ритм, что она не слышала собственное? «На кой дьявол я это сделала?» - Извини, – собственный голос прозвучал тяжело и глухо. Глаза Джексона в мгновение приобрели осмысленное выражение, тут же покрываясь слоем вечной мерзлоты: -Что, прости? – в его ласковом тоне отчетливо звучали нотки стали. Она не поведется. Он собирался отстраниться. Отпихнуть ее. -Чего бесишься? – она нахмурилась,- Связь башню срывает, сам знаешь. Извини за неудобства, больше не повторится. Знатная волна раздражения, метнулась по нити, едва не заставив ее отступить. -У меня, вдруг, голова разболелась. Сильно очень,- процедил Перси,- Не могла бы ты заткнуться, пока я не поборю в себе желание проломить тебе череп? Ла Ру уставилась на него с мрачным удивлением: -С чего вдруг? Ты же сам собирался меня оттолкнуть. Джексон секунду смотрел на нее так, словно она заявила, что решила перейти в стан дочерей Афродиты и скакать по полям в розовом платье. После чего поморщился и прикрыл лицо руками. -Кларисса, прости, но ты тупая. Тупая. Тупая,- он проговорил это так жалостливо и устало, что Ла Ру почти не обиделась,- Ты не можешь вот так просто…- он вскинул руку и тут же опустил, замолкая. Ла Ру выглядела абсолютно сбитой с толку. Пряталась за излюбленной каменной позой солдата Гитлер-югенд, наверняка сейчас в отчаянии пытается найти способ свести разговор к драке, чтобы перейти на понятный ей язык. Долбанная стерва. Безмозглый набор мышц с копьем. Он отвернулся. Ее пальцы сжались чуть сильнее, чем положено женским, когда она обняла его со спины. «Да ты, мать твою, издеваешься…». Перси сделал глубокий вдох. Он устал злиться. -Прекрати это делать. Хватит дергать меня из стороны в сторону. Меня уже укачало от перемен в твоем настроении. -Я просто подумала… -Поздравляю. Прогресс…- не удержался Перси, и поморщился – ребра хрустнули,- Прежде чем продолжишь, ослабь хватку, а то я не смогу внимать твоим гениальным идеям как следует. Она фыркнула, но перестала пытаться его задушить, сделала глубокий вдох, и продолжила: -Я подумала, если немного поддаться нити, так будет проще. Он замер. Кларисса тоже притихла, словно вслушиваясь в его реакцию, шумно сглотнула, заканчивая мысль: -И будет легче сосредоточиться на тренировках. Я…Я устала и не высыпаюсь. «Точнее, вообще не спишь. И я вместе с тобой.» - Это новый договор? -Вроде того. Перси прикрыл глаза, пуская все к чертям собачьим: -По рукам. Медленно поворачиваясь, он чувствовал ее напряжение. Державшие его руки безвольно опустились и, на секунду сжавшись в кулаки, тут же разжались. Глаза – упрямо открыты. Преодоление страха. Демонстрация доверия. «Извинения приняты»,- усмехнулся он про себя, проводя пальцами по ее щеке, давая пару секунд на возможность передумать. Кларисса вглядывалась в его лицо, немного щурясь, невольно бросая вызов. Словно не совсем понимая, что именно сама же и предложила, и ожидая очередной драки. «Что ты, Аид тебя возьми, задумала?» - Я не собираюсь быть заменой твоего ушедшего дружка,- его рука скользит вниз по ее подбородку и останавливается, приподнимая, взгляд следит за ее глазами, готовый отметить даже малейшее отступление,- И если ты попробуешь представить его на моем месте… -Я бы никогда не опустилась до подобного,- ее губы презрительно кривятся, бровь высокомерно вздернута,- Ты и в подметки Крису не годишься, Джексон. -Нарвалась,- шипит Перси, прикусывает ее губу и жадно целует, резко притягивая к себе, забираясь пальцами под майку. Ее спина резко прогибается под его прикосновениями. Кларисса рефлекторно пытается отстраниться, и Перси чувствует, что убьет ее, если она попробует уйти. Может, она тоже это поняла, может, что-то другое, но она целует его в ответ – жестко и неловко, и это сносит самоконтроль. Начисто. Реальность со звоном осыпается, оставляя давящую пустоту. Горячее, гибкое тело Ла Ру прижато к нему. Пальцы Клариссы зарываются в его волосы, сжимают слишком сильно, до боли. Она не желает подчиняться даже в таких вещах, и это только больше заводит. Кларисса такая же, как в бою, и соблазн одержать над ней верх слишком велик. Он медленно целует ее в шею, давая вздохнуть, и ее ноги подкашиваются. Подхватывая и вжимая, для верности, в ближайшее дерево ослабшее тело, Перси вдруг очень не вовремя и нелепо понимает, что у Клариссы есть грудь, он почти содрал с нее одежду, и нужно срочно остановиться. Он утыкается своим лбом в ее, мысленно считает до десяти, и резко отстраняется. Напряженное тело гудит, в паху невыносимо тянет, а тепло тела Клариссы обжигает даже на расстоянии. Ее чертова новоявленная грудь вздымается в такт тяжелому дыханию. Ла Ру смотрит на него, раскрасневшаяся, волосы и одежда в беспорядке. У Клариссы лицо потерявшегося человека. И черт знает, о чем она думает, потому что нить то ли заткнулась, то ли ее перекрывает одуряющее, почти болезненное возбуждение. -Мы в полном дерьме, Ла Ру. Она кивает: -Это временно. Перси закрыл глаза, стараясь ей верить. По давно выработанной привычке собираясь подавить неуместное желание коснуться Клариссы, он почувствовал, как ее горячие пальцы скользнули в его ладонь. Новое соглашение было на редкость паршивым и неразумным, а Кларисса цеплялась за него, как за то единственное, за что могла зацепиться. Он знал это почти наверняка. Но еще он знал, что не сможет от этого отказаться.