Кровь и песок

      Еще с полминуты Эда растерянно сидела в песке, перебирая пальцами толстую крученую бечевку, а потом все-таки заставила себя подняться. Она встала, неловко отряхнулась, и огляделась. Ее взору предстало запустение. Самые страшные картины постапокалиптического мира теперь красовались прямо перед ней. Куда ни глянь — разрушенные почти до основания строения, разбитый занесенный песком асфальт, палящее солнце в зените и пустота. Ничего, кроме груд железа — бывших автомобилей; и крошки кирпича — некогда тел зданий. Эда растерянно крутила головой, осматривалась, то ли в поисках подмоги, то ли просто пыталась сориентироваться, но слова благородного похитителя она помнила четко. «К памятнику… там ждать… Туда». И тут же она вспомнила еще одну его фразу, брошенную им то ли чтобы отвести подозрения, то ли чтобы просто объяснить свое решение кровожадным коллегам: «Она все равно здесь сдохнет». Эде стало так неуютно, и озноб пробежал по ее телу, несмотря на обжигающий пустынный воздух.       Девушка достала из нагрудного кармана пиджака продолговатый предмет и покрутила в руках. Тот самый складной ножик, оставленный ей из жалости бандитом. Эда искренне хотела верить, что он ей не пригодится, но ведь похитители чего-то боялись, кто-то собирался ими закусить. Эде стало еще более неуютно стоять в полном одиночестве на пустынной улице с одним лишь крохотным ножичком в руке. Поэтому нервно оглянувшись, она зашагала вдоль разрушенных строений в том направлении, куда указывал бандит. Там памятник. Кому? Не важно, Эде главное добраться до него и там схорониться в какой-нибудь разваливающейся коробке до тех пор, пока на горизонте не замаячит колонна из бронетехники. Девушка слабо представляла, что за бронетехника должна появиться у памятника, но успокаивала себя тем, что она сразу узнает ее.       Кое-как ступая на каблуках по крошившемуся асфальту и рыхлому песку, Эда добралась до ближайшего переулка. Прошла она совсем немного, но испепеляющее солнце нещадно жарило, да так, что девушка взмокла и совсем выбилась из сил, потеряв при этом еще и ритм дыхания. Ей пришлось остановиться, зайдя в этот переулок в попытке спрятаться от прямых лучей убийственного светила. Она простояла там пару минут, но чувство с каждой секундой ускользающего шанса на спасение гнало ее вперед, заставляло снова выйти под палящие лучи и шагать дальше, к заветному памятнику. И Эда пошла. Она уже задумывалась о том, чтобы скинуть ставшие такими тяжелыми, жаркими и неудобными сапоги, но одного взгляда под ноги было достаточно, чтобы убедиться в плохом исходе подобного решения. Поэтому девушка продолжала прорываться сквозь рыхлый песок, покрывающий обломки асфальта, упрямо шла к цели.        Вскоре впереди улица будто расширялась, и еще через некоторое время Эда смогла увидеть большую статую посреди открывающейся перед ней площади. Наверняка, тот самый памятник, — подумалось девушке, и она прибавила шаг, насколько только это было возможно. Она почти сорвалась на неровный бег, но негромкий звук слева от нее, на противоположной стороне улицы привлек ее внимание, а в следующую секунду с одной из чудом уцелевших стен сорвался камень и с грохотом врезался в асфальт. Эда замерла, тело мгновенно будто потеряло возможность двигаться, по венам разлился мороз, и девушка лишь напугано оглядывала здание, которое по непонятной причине ожило, тряхнулось и сбросило с себя лишний груз. В проеме окна мелькнула тень, и что-то большое проскочило в пролом в стене соседнего дома. Внутри у девушки все сжалось. Она вспомнила слова: «Нами хотят закусить». Она мечтала только об одном — броситься бежать, но ноги не слушались, и она только завороженно смотрела на безжизненные руины.       Больше никаких теней в зданиях не мелькало, нигде камни не падали, и Эда немного успокоилась, убедила себя в том, что это нечто ее не заметило, и она может просто идти дальше. И она пошла. Часто нервно оглядываясь, спотыкаясь и до побеления костяшек сжимая в руке ножик.       Через каких-то пять минут она вышла к площади и поразилась ее размерам. Казалось бы, обычная городская площадь, но свободная от плотного потока машин, людей и забора напирающих со всех сторон зданий, площадь казалась действительно огромной. Ветер нашел здесь отличную площадку для своих развлечений и с удовольствием закручивал то тут, то там маленькие смерчи, поигрывал сухими листьями, очевидно принесенными откуда-то издалека, потому что все те редкие растения, что встретились Эде по пути сюда, были абсолютно голыми. Девушка завороженно наблюдала за восстающим к небу песком, за перекатывающимися крохотными дюнами, словно за слабыми волнами прибоя спокойного моря. Но ветер заметно набирал силу, и Эда, в лицо которой прилетел песок, будто очнулась от наваждения. Проморгавшись и отплевавшись от хрустящих на зубах песчинок, она наконец принялась оглядывать близстоящие здания, оценивая, какое из них может послужить ей укрытием. Выбор был невелик: большинство строений были разрушены почти до основания, лишь голый фундамент, просевший в землю почти на половину, возвышался над песком на какие-то полметра. Такие остовы мало подходили для укрытия, и Эда присмотрелась к одному более-менее уцелевшему среди этого кладбища архитектуры дому. Половина его была так же снесена будто упавшим с неба громадным булыжником, а вот вторую половину нечто разрушительное пощадило, и теперь дом глядел на площадь и единственную достопримечательность на ней — на памятник неизвестному деятелю, — черными провалами окон. Эда направилась туда решительным шагом. Там она и отсидится до приезда бронетехники. Она отчаянно гнала от себя сомнения. В ближайшее время здесь мог никто и не появиться, а долго без еды и, тем более воды, Эда не протянет. А если нечто неразумное решит сделать ее своей едой?.. Об этом девушка пыталась не думать, но руки сами сжимали складной нож.       Эда сначала долго не могла решиться приблизиться к зданию: воспоминания о тени, мелькнувшей в провале стены еще там, на улице, снова всплывали в памяти и заставляли девушку отступать, но деваться было некуда. Она все больше боялась, что на таком открытом пространстве ее мог заприметить кто-то еще, тем более солнце продолжало жарить, будто старалось побить рекорд по самой высокой температуре на Земле. И Эда решилась. Однако попасть в здание оказалось сложнее, чем она думала. Дверной проем был завален бетонной плитой, причем изнутри — видимо, обвалился потолок. Тогда девушка решила забраться внутрь через одно из окон. Стекол в них все равно не было, и ухватиться за выступ было совсем несложно. Оставалось только допрыгнуть до него. Но и тут решение нашлось очень скоро. Взобравшись на валяющиеся перед фасадом камни, — обломки второй половины дома, — Эда вцепилась в еще крепкую оконную раму и с великим трудом перекинула свое тело на другую сторону. Она оказалась внутри.       На полу под ней хрустели штукатурка, обломки кирпича, бетонная крошка и даже осколки стекла. Чудом не порезавшись, Эда поднялась, для вида отряхнула костюм, — его было уже не спасти от всей осевшей на него грязи и пыли, — и осмотрелась. Пусто и темно, как в склепе. Только строительный мусор, кое-где сложены почти полностью сгнившие доски. Эда неуютно поежилась, но ей определенно повезло: здесь не притаилось никакой неведомой твари, которая бы бросилась на девушку в первые секунды пребывания ее в здании. Поэтому Эда решила, что первый этаж прекрасно подойдет в качестве временного убежища. Она скинула пиджак и разместила его в углу, предварительно отодвинув ногой крупный мусор. Опустилась на него, вжалась спиной в пересечение стен и обхватила себя руками. В отличие от улицы, здесь было прохладно, и сырая от пота одежда теперь холодила нежную кожу.       Эда много думала. Она раз за разом прокручивала в голове события последнего дня, а потом возвращались к вчерашнему дню и пыталась нащупать хоть какие-то намеки на грядущие изменения. Снова и снова она уделяла внимание деталям, но что-то очень важное каждый раз ускользало от ее взора. Или ей просто казалось, что она близка к разгадке? В любом случае, девушка просидела в раздумьях не один час, и когда солнце начало чуть клониться к горизонту, Эда совсем расслабилась. Она так же обнимала себя руками, подтягивала ближе колени, но глаза слипались, пересохшее горло саднило, но Эда не обращала внимания на все эти неприятности. Единственное, чего она боялась, — уснуть. Она боялась пропустить колонну, боялась упустить свой шанс на спасение. Но за окном завывал ветер, а кроме его тоскливого воя и шуршания песка не было больше никаких звуков. Эда как могла боролась с собой, но усталость оказалась сильнее, и вскоре девушка незаметно для себя самой провалилась в сон. А солнце все клонилось к закату.       Проснулась Эда от странного звука снаружи. Спросонья он показался ей очень похожим на звук мотора, поэтому она сразу же вскочила, подвернув ногу на осколке бетона, и бросилась к окну. К этому времени звук уже стих. Как ни пыталась девушка высмотреть колонну или хотя бы одинокий автомобиль среди разрушенных зданий, но так и не смогла заметить ни одного намека на существование неподалеку живых людей. В отчаянии она вернулась на пригретое место и свернулась калачиком на изрядно запачканном и помятом пиджаке. Утро уже наступило, и солнце вступало в свои законные права, нагревая песок и воздух. Ночная прохлада совсем измотала Эду, но теперь становилось теплее, и у девушки появилась надежда отогреть замерзшие руки. Но холод был далеко не главной ее проблемой. Жажда. Страшная жажда мучила девушку, затмевая собой и голод, и холод, и боль во всем теле. Жажда сушила ее изнутри, дыхание раздирало пересохшее горло, губы, казалось, потрескались и сейчас осыплются песком, пополнив фонд назойливых песчинок.       Эда не находила себе места. Она принимала различные позы, изворачивалась на своей лежанке, как только могла, увлекала себя разглядыванием трещин, камушков, играющих на осколках стекла бликов, но все было бесполезно — жажда неумолимо иссушивала ее. Кое-как Эда дотерпела до полудня, когда жара добралась до своего пика, когда солнце с адским энтузиазмом испепеляло все живое, что посмеет показаться на улице. Впрочем, это весьма преувеличенное описание. Тем не менее, зной только усиливал пытку, которой подвергалась Эда. Она бы заплакала вновь, если бы не опустошение: физическое и эмоциональное. У нее не было ни слез, ни сил.       Но Эда не была бы Эдой, если бы жизненные невзгоды могли погрузить ее в пучины отчаяния. Вместо отчаяния внутри вспыхнуло пламя борьбы. Оно обдало сознание таким жаром, что девушка едва не подскочила на месте. Картинки мучительно умирающей самой себя сменились всплывшими перед глазами воспоминаниями. Голубые глаза бандита, его голос: «Готова ли ты бороться за свою жизнь?» Тогда Эда кивала инстинктивно, она сама не понимала, что он имеет в виду. Она не знала, с чем ей придется столкнуться, не знала, что ждет ее впереди. Она не могла даже представить себе, что ей предстоит пережить. Но она жива. Ее не застрелили, ее не сожрали те, кто собирался закусить бандитами. И пусть Эда понятия не имела, что конкретно это было, и что за тень она тогда заметила в проломе стены, но она теперь точно была уверена: судьба ей благоволит. Удача на ее стороне, и высшие силы защищают ее.       — Нет, нельзя! Нельзя сдаваться! — хрипло сказала Эда сама себе.       Она не без труда поднялась, села и прислушалась с надеждой. За окном не было слышно ничего, кроме завывания ветра, гуляющего по нешироким улицам, и шуршания песка, перегоняемого с места на место. Убедившись, что ничего интересного за окном не происходит, Эда с легким чувством сожаления поднялась и, взяв под мышку сложенный грязный пиджак, добрела до окна. С горем пополам перелезла через нагретый подоконник и спрыгнула на землю. Едва не свалилась, в очередной раз подвернув ногу, но устояла.       Поправила волосы, огляделась. Улица ничуть не изменилась: она выглядела точно так же, как вчера, и точно так же, как сегодня утром. Тогда Эда направилась к памятнику, иногда все-таки нервно поглядывая по сторонам. Осознание того, что в этом пустынном городке она не одно, тяготило ее, но ножик в руке придавал немного уверенности, поэтому Эда продолжала свой путь к центру площади. Ей предстояло решить, в какую сторону двигаться, и девушка тешила себя надеждой, что с пьедестала, на котором гордо стоял неизвестный каменный деятель, ее взору откроется нечто такое, что позволит безошибочно определить направление до Стамбула.       Да, Эда твердо решила во что бы то ни стало дойти до Стамбула самостоятельно. Неизвестно, сколько еще она сможет сидеть на одном месте среди руин без еды и воды. Она понятия не имела, как скоро здесь должен проехать упомянутый бандитом отряд. И что за отряды вообще? Кто они такие? Что им тут нужно? И самое главное, какова вероятность, что в этот раз они не решат поехать другой дорогой?! Эда не была глупой и наивной девочкой, поэтому прекрасно понимала, что шансов дойти до Стамбула живой у нее, откровенно говоря, немного, но это лучше, чем сидеть на месте в ожидании беспочвенно обещанного спасения или же смерти. Она решила бороться до последнего, пока силы не покинут ее, пока сердце не решит сдаться. Только когда сердце перестанет биться, тогда и Эда перестанет идти, — так решила девушка.       Тем более, рассуждала она, двигаясь, гораздо больше шансов наткнуться на источник воды или даже на ту самую колонну. А если ей удастся угадать, по какой именно улице колонна должна въехать на площадь, то шансы встретиться с ней сильно повысятся. Поэтому Эда продолжала упорно вышагивать к памятнику, переставляя замученные каблуками, попавшим в обувь песком и жаром ноги. Шаг за шагом девушка приближалась к цели и понимала, что пьедестал чуточку выше, чем она себе представляла, поэтому взобраться на него будет трудно. И тем не менее она дошла и попыталась влезть на изуродованный сколами гранитный куб. Не получилось — ноги и локти скользили по припорошенному песком граниту. Тогда Эда с прыжка дотянулась до выступа, кажется, то была нога каменной персоны, и подтянулась на руках, насколько хватало сил. Уперлась ногами в сколы и вскарабкалась на пьедестал. Там, отряхнувшись, Эда принялась с высоты оглядывать открывающиеся виды на улицы. Стамбул должен быть где-то на западе, ведь бандиты развернули джип именно в ту сторону. Зачем им ехать в объезд, задала себе логичный вопрос Эда, и не нашла ни одного аргумента против своей догадки. Тогда она осмотрела несколько почти параллельно идущих улиц, выходивших на площадь, но никакого знака, подсказывающего, откуда обычно появляются колонны бронетехники, не было видно.       Сначала Эда хотела пойти туда и поискать следы от колес, но отмела эту идею — на песке следы вряд ли задерживаются надолго. Значит, ей остается только делать выбор, надеясь на удачу и шестое чувство.       Эда подумала и выбрала улицу, что широким рукавом уходила влево, а затем, судя про просматриваемым вдали домам, забирала вправо. Таким образом, она как бы вела прямо на запад. Ширина улицы натолкнула девушку на мысль о том, что именно по такому пространству удобнее всего гнать колонну военной техники. Поэтому спустившись в оказавшегося бесполезным пьедестала, Эда бодрым шагом направилась к той самой улице. Она подбадривала себя, заставляла поверить в правильность своего выбора и в удачу. В скором времени ей обязательно подвернется что-то такое, что улучшит ее нынешнее положение.       Солнце нещадно палило, поливая жаром пустынные улицы. Ветер играл песком, поднимая вихри и снова укладывая на землю, превращая в маленькие дюны. Яркое голубое небо приковывало взгляд и в то же время слепило глаза своей безупречной чистотой. Тени медленно ползли по земле, с трудом, с сильным, отчаянным нежеланием увеличиваться и заполонять собой такое светлое пространство пустыни. Но солнце гнало их, медленно начиная клониться к горизонту — видимо само устало за день обжигать многострадальную землю своими огненными лучами. Но до прихода вечерней свежести было еще далеко.       Уверенности у Эды сильно поубавилось, зато в разы возросла еще в начале пути казавшаяся невыносимой жажда. Ноги отказывались переступать очередную горку песка, а стоило каблуку увязнуть в рыхлой поверхности, как колени сами подгибались, и девушка в изнеможении падала на колени и поднимала залитое потом лицо к небу.       - Почему?.. За что?.. – шепотом спрашивала она каждый раз, и каждый раз поднималась, не получая и намека на ответ. Даже она сама удивлялась своей стойкости, хотя всегда считала себя упорной и целеустремленной.       Каждый шаг давался тяжело, но девушка продолжала идти. Свой пиджак она бросила где-то по пути: надеть его было бы преступлением против себя самой, а тащить в руках ставшую бесполезной и казавшуюся такой тяжелой вещь Эда сочла нецелесообразным и без сожаления рассталась с дорогим предметом гардероба. Зато складной ножик из рук она не выпускала. Лезвие радостно блестело на солнце, отполированное лезвие отбрасывало блики на выцветшие стены домов. Но Эду солнечные зайчики не интересовали. Она искала глазами хоть намек на воду, на живых людей. «Где же все?» — спрашивала она себя, но ответ находился сам собой. Здесь явно случилось что-то страшное. Может, война, может катастрофа. Или апокалипсис? Как в тех низкобюджетных глупых фильмах, которые Эда иногда смотрела от нечего делать. Тем более, если здесь разъезжают вооруженные люди на военной технике, то ожидать, что это место радушно встретит бедную Эду, накормит и напоит, было бы глупо. Девушка продолжала свой путь и размышляла, чтобы отвлечь внимание от трубящего тревогу организма. Сил оставалось все меньше, но абстрагирование от ощущений — жажды, боли, забитости мышц и жара, разливающегося по каждой клеточке тела, — помогало продержаться чуть дольше.       Но терпение не бесконечно, и Эда в конце концов поняла, что ей просто необходимо передохнуть. Она забралась под дырявый покосившийся козырек над черным провалом дверного проема и опустилась на остававшиеся в тени ступеньки. Они не были горячими, поэтому бедра девушки, на которые на хватило длины юбки, коснулись теплого камня. Эда вытянула ноги и откинулась назад, оперлась спиной на стену и замерла. Жара одолевала, хотелось пить, есть и спать. Но нельзя. Даже сквозь сомкнутые веки девушку слепило скатывающееся к земле солнце.       Хоть Эда и сидела с закрытыми глазами, она прислушивалась к окружающим звукам. Было привычно тихо, но эта тишина начинала давить на нервы. Шуршание песка становилось все громче, не потому что ветер набирал силу, а потому что больше нечем было обуздать громкость звука. Только шуршание песка и собственное дыхание — непривычно отчетливые, громкие и однообразные. Звенящая тишина изматывала сильнее ходьбы под палящим пустынным солнцем. Тогда Эда заговорила:       — Я доберусь до Стамбула. Да, что бы ни случилось, слышите? Я дойду! — говорила она вслух. Голос ее звучал так отдаленно для нее самой. Он будто был ей не знаком.       — Тетя всегда говорила мне, что я добиваюсь того, чего хочу. И она права. Я добиваюсь всего сама. Сколько раз я доказывала это ей? А себе? А Серкану? Серкан…       Перед глазами отчетливо нарисовался портрет мужчины, и Эда улыбнулась — слабо, на сколько хватило сил.       — Я вернусь к тебе, Серкан. Очень скоро. Обещаю… Я во всем разберусь.       Странный звук привлек внимание девушки, и она встрепенулась, распахнув глаза. Огляделась. Справа, слева, впереди — ничего. Снова какое-то шуршание, чуть громче привычного перекатывания песчаных волн. Эда встала, подняла нож и с трепещущим сердцем двинулась вперед. Звук больше не повторялся, но душа металась в бренном теле, ужас овладевал коленями, а руки дрожали от напряжения.       Еще через несколько шагов здание заканчивалось, и от следующего его отделял небольшой проулок, которого Эда теперь боялась больше всего на свете. Она шла все медленнее, а потом и вовсе остановилась, прислушиваясь. Тишина. Ничего, что могло бы насторожить, и девушка даже начала успокаиваться. Она сделала еще пару шагов, все еще не опуская ножа. Попыталась заглянуть за угол. Вроде, ничего…       Убедив себя в том, что она сама себе надумала каких-то глупостей, Эда поверила в собственную безопасность. И с уверенностью в беспочвенности своих переживаний шагнула вперед, осматривая переулок.       То, что предстало перед ее глазами, она сама бы затруднилась описать. Прямо перед ней на расстоянии пятнадцати метров сидело нечто. Почти в два раза больше миниатюрной фигуры Эды Йылдыз. Серая бугристая спина, покрытая мерзкой ржавчиной коросты, неестественно сгорбленная, маленькая лысая голова, втянутая в острые плечи. Длинные тощие руки с непослушными кривыми узловатыми пальцами держали на весу большую кость, а пальцы задних лап (которые язык не повернется назвать ногами), загребали песок, судорожно сгибаясь и разгибаясь. Тварь глодала кость почти беззвучно, потому Эда и не смогла расслышать довольного чавканья.       Глаза Эды расширились, а тело сковало вечной мерзлотой шока. Она застыла на месте, зачарованно глядя на существо, сидевшее перед ней. Тело отказывалось двигаться, даже вдохнуть девушка не могла — грудная клетка застряла в неподвижных льдах ужаса. Руки инстинктивно сжимали нож, а ноги увязли в рыхлом песке. Время, казалось остановилось, чтобы девушка могла во всех подробностях рассмотреть существо, которое наверняка было началом конца ее жизни.       Тварь прервала свою трапезу и медленно развернула морду, чтобы посмотреть на незваную гостью, которая прервала такой важный процесс. Казалось, монстр был удивлен не меньше. По уродливой морде, так же покрытой бугристой коркой, стекала темная вязкая слюна. Безгубый рот, усеянный желтого цвета острыми зубами, — их были сотни, в несколько рядов, — приоткрыт, как бы в удивлении. Глаза, мутные, с едва различимой темнеющей точкой зрачка, распахнуты и вперены в фигуру девушки.       Время действительно замерло. Эда смотрела на тварь, тварь на нее. Обе фигуры неподвижно изучали друг друга и не спешили прерывать этот процесс. Но существо, видимо, очень скоро потеряло процесс к изучению гостьи, и вдруг бросило свою закуску на землю. Просто разжало длинные пальцы, и подозрительно похожая на человеческое бедро кость, упала к его ногам. Почти бесшумно, только слегка зашуршал песок. И в следующую секунду существо вскочило и заверещало так оглушительно, что Эда на секунду потеряла способность ориентироваться в пространстве: после абсолютной тишины рев монстра звучал как сирена пожарной машины над самым ухом.       Но громкость произвела на Эду отрезвляющее впечатление. За те доли секунды, девушка успела здраво расценить свои шансы на победу в схватке с этим существом. Маленький раскладной ножик явно мало чем может помочь ей в борьбе с ЭТИМ, поэтому девушкой было принято единственное здравое решение. Она сорвалась с места с такой скоростью, с какой не бегают даже профессиональные спортсмены. Эда неслась по разбитому асфальту под толстым слоем рыхлого, зыбкого песка, обутая в сапоги на приличной высоты каблуке. И тем не менее она бежала, ветер с песчинками хлестал ее по лицу, песок хрустел на зубах, залетал в горло, попадал в глаза, но девушка бежала с единственным желанием: спастись.       Сзади нечто приземлилось на твердую поверхность разрушенного крыльца и снова завыло, оглушительно, призывно, так, что кровь стыла в жилах. Эда прибавила скорости и миновала очередной автомобильный остов — ржавый кусок гниющего металла, уже не похожего на машину. Через несколько секунд нечто тяжелое громыхнуло по этой самой груде ржавчины. И снова вой.       Через несколько метров улица довольно круто уходила вправо, и Эда едва не потеряла равновесие, увлекшись поворотом и проглядев неровно лежащий кусок асфальта. К счастью, она не только не упала, но и почти не сбавила скорости. Следующие пару секунд она бежала, задыхаясь, захлебываясь адреналином. А в следующее мгновение раздался громкий хлопок, и Эда рухнула на землю, разбив в кровь колени, локти и прикусив нижнюю губу. Она инстинктивно съежилась и забыла, как дышать.       И только спустя несколько бесконечно тянущихся мгновений она приоткрыла глаза, подняла голову и осознала: она все еще жива. Перед ней плясал привычный пейзаж пустынной улочки разбитого катастрофой города, только пелена заволокла знакомую картинку. Эда еще немного приподнялась и обернулась. Прямо позади нее на расстоянии двадцати метров распласталась на песке та самая уродливая фигура чудовища, которое преследовало ее и собиралось… Эду едва не вывернуло от созерцания этой картины и от мысли, что ОНО могло с ней сделать. Она отвернулась, подняла взгляд и едва не закричала. Вдали, на крыше чудом уцелевшего здания она увидела силуэты людей. Они не были похожи на эту тварь, они выглядели как нормальные люди. Из-за пелены перед глазами и ломоты во всем теле Эда не могла сфокусировать зрение и рассмотреть людей подробнее, да и расстояние вносило свои коррективы, поэтому Эда решила довольствоваться лишь силуэтами. Она поспешно принялась подниматься, встала на ноги и замахала руками. Попыталась закричать, но зашлась в удушающем кашле.       И не успела она откашляться, как уже знакомый звук громкого хлопка донесся до нее, и прямо в стену рядом стоящего дома ударила пуля, выбив их старого некрепкого кирпича фонтанчик пыли. Эда инстинктивно рухнула обратно на землю, и новый хлопок ознаменовал новый фонтанчик — прямо перед ней взметнулся в воздух песок. Стреляли по ней! Но ведь они убили эту тварь! Они спасли ее, почему теперь стреляют по ней?!       В отчаянии Эда принялась ползти в сторону, как раз к очередному проулку. Она добралась до него быстро, словно всю жизнь по-армейски ползала по горячему песку. Заползла за угол, уйдя с линии огня, для надежности проползла ее несколько метров и замерла, опустив голову на руки. И заплакала от отчаяния. Заплакала без слез, но с жгучим чувством безысходности и обиды.