Закатное солнце

      Несмотря на надвигающееся изменение сезонов: близилось время сливовых дождей, сегодняшний вечер был хорош. Погода стояла чудесная, ближе к ночи жар спадал и на пару-тройку вечерних часов устанавливалась приятная прохлада. В такие часы грех было проводить время дома, поэтому большинство жителей, закончив дневные работы, выходили отдохнуть на террасы или в сады, а некоторые предпочитали прогулки.       Хиаши ждал Эмико — бьякуган видел ее приближающейся к роще. После возвращения из деревни Холмов у них было несколько встреч — чаще она не могла, поскольку в последнее время Хидео стал с подозрением относиться к ее вечерним выходам за пределы квартала. Это обуславливалось ее признанием в том, что именно Хиаши приехал за ней в деревню Холмов.       В одном этом факте не было чего-то неприличного, кроме того, что для выполнения пусть и важной, но вполне обыденной задачи отправился сам бывший глава клана, а не любой другой молодой и ловкий шиноби Хьюга.       Проблемой было и то, что Хиаши действовал втайне от всех — выходило, что он скрывая это даже от главы Хьюга Неджи, и этим сам признавал наличие чего-то постыдного и недостойного! Всё вместе вызвало резонное неодобрение и настороженность Хидео.       Из уважения к матери он не задал ей прямого вопроса — существуют ли между ней и господином Хьюга Хиаши большее, нежели уважительные отношения дальних родичей, но стал ревниво следить за ее передвижениями, желая пресечь ее возможные ошибки. — Мама, простите, я не против вашей дружбы и общения. Но я неспокоен за вас и не хочу, чтобы вы пострадали. ***       Дождавшись ее, входящую в зеленую рощу, он двинулся навстречу. Его глаза проверили пространство — в округе не было никого из Хьюга. Мужчина довольно улыбнулся, значит, она позволит ему обнять себя в постепенно сгущающихся сумерках.       Сегодня Хиаши собирался объясниться: в их возрасте глупо прятаться за деревьями. Это волнует в юности. В их случае гораздо проще пройти церемонию в храме и перестать скрывать свои уже отнюдь не приятельские и уж точно не родственные отношения. Его бьякуган заметил волнение ее сердечной чакры и легкое свечение нижней, глаза Хиаши вновь довольно блеснули, он почувствовал ответное возбуждение. Определенно, им не следует откладывать свадьбу.       На Эмико было то симпатичное зеленое кимоно, которое она не решилась надеть в те дни, когда носила ему обеды. Прекрасное настроение перед их свиданием словно несло ее. Светлоглазая насмешливо, но беззлобно фыркнула, подтрунивая над собой — все-таки нельзя никогда зарекаться — ей только сейчас стали понятны эти слова, обычно такие волнующие для юного сердца — вечерние свидания, возлюбленный, поцелуй украдкой.       Когда он впервые поцеловал её здесь — в роще Конохи, она запаниковала — опасаясь, что их обнаружат бьякуганом.       Он рассмеялся: — Я уже просмотрел все вокруг. И, на всякий случай, постарайся не кричать так возмущенно. Иначе по звукам нас опознают уже не Хьюга.       В тот вечер она поняла, что нужно брать с собой баночку успокаивающего бальзама, иначе утром ей не скрыть зацелованных губ …       Ее глаза лучились — она смотрела на приближающегося мужчину. Он казался ей прекрасным — обычно строгий и серьезный; сейчас его лицо было расслабленным и приветливым.       Хьюга держались на относительно большом расстоянии, медленно шагая дальше — туда где деревья росли гуще и, где они могли сократить дистанцию.       Очутившись в зарослях, мужчина быстро приблизился, привлек Эмико, целуя в шею и, почти тут же отшатнулся от нее, побледнев. — У тебя новые духи?       Она довольно кивнула и доверчиво прильнула к нему.       Почувствовала, что его напряженное тело не только не ответило на ее объятия, напротив, — Хиаши отпустил ее плечи.       Непонимающе она подняла глаза на любимого — тот отступил назад, не глядя на нее. Медленно спокойным тоном он сказал подчеркнуто уважительно и отстранено: — Уже поздно, я провожу вас домой пока совсем не стемнело.       Светлоглазая онемела — почему? Они же только встретились?!       От неожиданности Эмико даже не успела задать вопрос, как пропустила новый удар: Хиаши молча развернулся и зашагал к выходу из рощи.       Сердце оборвалось, за что такое резкое и непонятное наказание, в чем она провинилась?       Словно марионетка она делала шаги вслед за ним, за весь их путь Эмико так и не дождалась никаких объяснений, подойдя к её калитке, Хьюга кивнул на прощание и ушел.       Этот кивок был хуже любого оскорбления: словно пустая кость — никчемная жалкая подачка, брошенная верной собаке, которая не пожалела бы и жизни для него! Такое унижение! Куноичи замутило, как если бы ее облили помоями в момент, когда она открыла нараспашку свое сердце. Женщина почувствовала, как желудок действительно сдавил спазм, а рот наполнился жидкой кислотой, она постаралась крепче стиснуть зубы и забежала в дома — там ее вырвало.       Под утро ей удалось ненадолго задремать. Утром ледяная вода помогла немного успокоить отекшие веки. Эмико не хотела попадаться на глаза Аяно, иначе та, наверняка, заметит ее состояние, с этой целью светлоглазая наскоро в одиночестве позавтракала и поспешно вышла в сад. ***       Хиаши вернулся домой не сразу: оставив Эмико он пошел в идзакая и купил саке.       Дом был пуст — накануне Хару уехала к Ханаби. Прабабушка души не чаяла во всех многочисленных правнуках, но, как всегда, больше тяготела к самым маленьким.       Хиаши сел за стол и открыл бутылку. Вдохнул запах саке, желая отогнать давние воспоминания.       Но тот аромат словно въелся в него. Стоило ему чуть вдохнуть этот тошнотворный, самый отвратительный для него запах на свете, как его выворачивало изнутри.       Да, это случалось всякий раз, когда он слышал ненавистный сладкий аромат проклятого дерева, название которого никак не мог запомнить — каждый раз оно начисто стиралось из его памяти.       Не стал марать стакан и, подобно пьянице, приложился к горлышку. Стараясь не думать ни о чём, он знал, что этой ночью к нему вернется тот сон. Хиаши не боялся кошмара: он давно привык к нему. Страха не было — его состояние было невозможно однозначно определить. Возможно, эта смесь оцепенения чувств и ощущения одиночества; вины и сожаления о безвозвратно ушедшем. ***       Что такое мягкая женская сила было хорошо известно Хиаши. Старики говорят «женщина захочет — сквозь скалу пройдет», и он не оспаривал эту поговорку. Каким бы безупречным ни был глава Хьюга — сильным, умным и справедливым для клана, он знал, что дома соотношение сил и влияния менялось. При том, что Рейко почти не досаждала ему капризами и просьбами, как это делали некоторые девушки, отнюдь. Хиаши вспоминал, что ему самому нравилось встретить ее благодарный или просто довольный взгляд — когда он угадывал с подарком или предлагал что-то, о чем она молча мечтала.       Рейко была какой угодно, ему нравилось, что она была сложной, непохожей на всех остальных.       Определенно, она могла постоять за себя. Хиаши не забыл ее удар в момент, когда он позволил себе распустить руки, и, как потом ему пришлось извиняться и круто изменить тактику ухаживания.       Рейко была опорой ему.       Она знала как подставить плечо, не дожидаясь просьб. Он получил полную поддержку после смерти отца, когда ему пришлось занять его место, тогда Рейко во многом помогла Хиаши стать лидером — она способствовала его росту над собой, вдохнула в него веру в себя. И он стал стремиться к большим знаниям, к завоеванию уважения сородичей.       Позже, он потерял единственного брата — своего извечного соперника, живое воплощение идеала Хьюга: талантливого как и он сам, но серьезного Хизаши, того, кто был его постоянным раздражителем и укором ему - везунчику и вместе с тем самым близким человеком по плоти и крови. Он выкарабкался из болота вины и самобичевания снова благодаря долгу перед всеми Хьюга и перед ней с дочкой.       Порой ее желания могли показаться причудливыми или легкомысленными.       Например, зимний Чичибу, куда они отправились, поскольку Рейко захотела полюбоваться на фейерверки, и он — ответственный и мудрый глава клана повез беременную супругу в далекий незнакомый город, чтобы порадовать ее, игнорируя разумные соображения безопасности для их незапечатанных глаз, не особенно заботясь о том, чем может закончиться их зимнее путешествие.       Она любила красоту во всем: в приготовлении пищи, составлении букетов, каллиграфии и музыке. В их доме всегда стоял запах душистых трав и цветов. После обеда, ближе к вечеру, когда основные работы по дому были завершены Рейко с маленькой Хинатой могли копошиться над составлением цветочной композиции. Это было их любимым занятием, даже зимой они умудрялись обновлять в токонома икебаны из вечнозеленых растений, камешков и сухих цветов.       В его жене сочетались такие разные свойства — ни Хината, ни Ханаби не переняла полностью ее нрав. Вместо этого их дочери разделили между собой ее черты — обе отличались друг от друга, и в то же время каждая напоминала ему Рейко.       Мать подарила Хинате внешность — то какой она представлялась незнакомцам — милой и женственной с негромким голосом и плавными движениями. Та тоже стала прекрасной, рачительной хозяйкой, ласковой матерью, помимо прочего их старшая дочь испытывала интерес искусству — что также передалось от Рейко.       Младшая дочь унаследовала меньшее внешнее сходство, однако, ей досталось то из характера матери, что видели только самые близкие — живой ум, уверенность в себе и умение отстоять свое мнение. Все считали, что упорство и сильный дух девочка получила от отца, но Рейко совсем не уступала в этом мужу.       Ее своеволие, возможно, даже упрямство...       В день ее смерти он был не в себе — уговоры Хару и плач испуганных детей не остановили Хиаши. Он сгреб в кучу все букеты, высушенные травы, которые она так любила и бережно хранила: лекарственные для приготовления целебных отваров, душистые — для заваривания вкусных чаев и просто красивые — для составления икебан.       Он сжег все это в большом костре. Глядя на языки пламени, он снова и снова слышал ее последние слова: — Дорогой, я ненадолго отлучусь. Мама обещала присмотреть за девочками.       Ненадолго превратилось в вечность, а госпожа Хару не просто присмотрела — она воспитала их дочерей вместо нее. ***       Каждая потеря меняла его: смерть отца заставила взяться за ум и принять на себя руководство кланом; гибель Хизаши наполнила его горечью и виной, сделала более жестким к врагам семьи.       Но когда умерла жена, он по-настоящему стал другим человеком. Больше не было того балованного и жизнелюбивого сына; задиристого, но верного брата; исчез нежный, любящий муж и ласковый отец двух малышек. Так уж распорядилась судьба: он не выбирал, Хиаши был вынужден поменяться.       До этого воспитанием детей занималась жена и госпожа Хару. Девочки привыкли к их ласке, особенно Хината, поскольку малышка Ханаби еще мало что понимала.       Оставшись единственным родителем, обремененный должностью и обязательством перед огромной семьей, Хиаши понял, что вопрос будущего Хинаты и Ханаби нужно начать решать немедленно. ***       Они знали, что клану нужен наследник. До этого традиционно главой становился мужчина, представитель старшей ветви. Хиаши любил дочерей, но они с женой мечтали о рождении мальчика — в исключительных случаях, оправданных политической целесообразностью младший ребенок, который больше подходил на роль лидера, мог избежать печати подчинения, если по воле родителей вместо него ее получит старший ребенок. Если бы Рейко родила сына, печать подчинения получили бы и Хината, и Ханаби. Так работало правило деления клана — лишь один ребенок оставался в старшей ветви.       Но Рейко погибла прежде, чем Ханаби исполнилось четыре года — возраста наложения печати. Умерла, не успев подарить ему сына. Поэтому помимо скорби из-за потери любимой перед Хиаши встала проблема выбора наследника. Обласканные мягким воспитанием девочки вряд ли сумели бы стать достойными, порой жесткими лидерами для непростой, многочисленной семьи шиноби деревни Листа.       Он жалел их: понимал, как будет тяжело дочкам, только что потерявшим маму, привыкнуть к новой жизни. Но иного выхода он не знал.       Добрый, бесхребетный папа не разовьет их волю, силу духа и твердый характер необходимый настоящему лидеру, значит, он станет для них строгим и требовательным отцом. Они должны чувствовать, какую высокую планку им предстоит преодолеть.       Вероятно, он потеряет их любовь, скорее всего, они никогда не поймут его жертвы, но как отец он обязан дать шанс обеим попытаться стать будущей главой клана Хьюга. Если мягкая и нежная Хината не пройдет его строгий отбор на должность лидера, то её заменит Ханаби. ***       Хьюга не забудет расстроенное лицо старшей дочери: ее удивленные и немного испуганные глаза, когда он распорядился выбросить игрушки — ее детские радости: куколки, посудки, цветные краски. Хьюга запретил ей заниматься цветами и травами, составлять красивые букеты, на смену ее привычным играм пришли ежедневные тренировки с отцом. Хиаши не обманывал себя, его глаза замечали как тяжело ей даются тайные премудрости управления кланом.       Хотя Хината усваивала приемы тайдзюцу без особых проблем — она занималась с сенсеем Хьюга и до этого, начиная с четырех лет. К тому же она прекрасно владела бьякуганом для своего возраста. Но в ней не доставало хитрости, изворотливости — второй натуры всякого шиноби, готовности одолеть соперника любыми средствами. Словно внутреннее благородство не позволяло ей опуститься до обмана или коварства, ее натура также противилась жесткости. Это было очевидным для него, но Хиаши не мог прекратить попытки, в конце концов, неизвестно — какой окажется малышка Ханаби. ***       Неожиданно счастливым открытием для Хиаши оказалось то, что с младшей дочкой дело пошло намного лучше. Она делала успехи в учебе, и в нем крепла надежда на то, что бразды правления Хьюга останутся в их семье.       Про себя он закрыл вопрос определения наследника, когда Ханаби не исполнилось и шести лет.       Но Хиаши скрывал это, ведь такое решение означало немедленное нанесение печати подчинения на Хинату. Тонкая, нежная Хината, она мучилась сознанием, что отец презирает ее и считает слабой. А он любил ее, не проявляя своих чувств; пытался защитить, не имея возможности показать это. Так же, как не мог позволить того, чтобы на это лицо, с каждым днем становящееся все больше похожим на Рейко, наложили печать подчинения.       Поэтому Хиаши и тянул с объявлением имени наследницы — чтобы оправдать перед кланом отсрочку клеймения Хинаты. Это было его малодушной слабостью — он щадил старшую дочь, ведь пока она оставалась кандидатом на пост главы, ее лоб оставался чистым.       Захмелевший, Хьюга криво ухмыльнулся: во время бунта младшая ветвь едва не убила его, применив яд, пытаясь продавить решение об отмене деления на ветви и прекращении применения печати подчинения. Они не подозревали о том, как он сам мечтал об этом.       Хиаши сделал последний глоток из почти пустой бутылки. Снова вспомнилась жена.       Её своеволие и даже упрямство… Единственный серьезный и, как оказалось, роковой изъян любимой. Он скрипнул зубами и отбросил бутылку. ***       Мужчина смотрел в потолок — его утро началось поздно, судя по всему, время близилось к полудню.       Перед внутренним взором осталось последнее увиденное им во сне: под великолепной раскидистой глицинией, в ярко-алой юкате, которую он никогда не видел на жене, лежала Рейко. Его окружал запах свежей крови, смешанный с каким-то очень сладким ароматом: над ней, чуть покачиваясь от легкого ветерка, благоухали гроздья светло-лиловых нежных цветов…