***
– Ты не налегай сильно, – морщится Гокудера. – В этот раз я не потащу тебя домой. – Ой, да ладно тебе! Один раз всего было, постоянно теперь будешь вспоминать? – наигранно обижается Ямамото. Мысли о том пьяном вечере были и самыми постыдными, и самыми тягуче приятными за все последние годы. Тсуна его слушала, нежно поддерживала и шептала что-то успокаивающее. И всего этого для Такеши, давно забывшим о жизни вне клана, становится в тот день так много, что ему в теле тесно. От эмоций. От счастья. От любви к своему существованию. Неудивительно, что ноги его не держали. Пришлось внезапно зашедшему Хаято помогать. – Да что ты, – отмахивается Тсуна. – Если что, сверху тебя размещу. Такеши и Хаято синхронно поднимают головы к потолку, вспоминая, что сверху Тсуна снимала малюсенькую квартирку, где разрешила пожить и Фууте, деться которому было некуда. – Спасибо, – мягко говорит Такеши, борясь с желанием протянуть руку и поправить растрепавшуюся причёску подруги. Неожиданный пучок на её голове вместо привычно распущенных волос вышибает и дух, и мысли, оставляя внутри вакуум и трепет бабочек, которые спустя десять лет вырвались из желудка поглощающей все его эмоции змеи. Старая рептилия недовольно ползает по его спине, облизывает позвонки и шепчет на ухо: уже поздно. Но добрый взгляд кофе с виски заставляет змею трусливо свернуться клубком и сдаться, понимая, сердце Такеши ей больше не заполучить. – Ты просто хочешь продать больше, я угадал? – фырчит Хаято, локтем ударяя застывшего не-товарища. Они были в одной лодке, поэтому не составляло труда угадать, что вызывало у Ямамото улыбку и ступор на целую минуту. – Хехе, – хитро выдает Тсуна, подмигивая им. И за это они готовы простить ей буквально всё. Даже предательство. Трезвон колокольчика пробивается до них, очарованных и потерянных в Тсуне, как сквозь толщу воды. – Ого, сегодня даже погода хорошая, удивительно, – поражается Такеши. Девушка весело бьёт его маленьким полотенцем и отворачивается к неожиданному гостью. Как расцветает её лицо, не нравится им обоим. А дальше? Как обычно хуже. – Кёя-сан! Узнаёт. Значит, всё совсем плохо. – Вечер, – сухо здоровается мужчина, даже не оглядывая других гостей и занимая место через пару стульев от них. – Сакэ. – Хорошо, секундочку. – Сакэ? А мне ты говорила, что не наливаешь обычные напит… – Такеши не договаривает, потому что Савада достаёт пару бутылок, и ни одна из них не напоминала пиалу для сакэ. Пару молчаливых минут, разбавляемых чиллвейвом из колонок, и она ставит перед новым посетителем небольшую рюмку с тёмно-фиолетовым содержимым. – Прошу. «Аспидное облако». Такеши, отдалённо признав человека, которого Тсуна так дружелюбно называла «Кёя-сан», слегка напрягся. Если он правильно угадал, то от этого мужчины можно было ждать любой реакции. Бар мог стать местом их смерти. Бросив взгляд на Тсуну, Ямамото понял, допустить этого он не имеет права. Однако… Гость, лишь цыкнув вслух, взял напиток и осушил за один глоток. – Я и не врала, – поворачивается Тсуна. – Никакого унылого базового алкоголя. Сакэ и в магазине купить можно. Только мои фирменные рецепты! Таково правило. – Ещё одно правило? – уточнил Хаято, скрывая напряжённость за нарочитой расслабленностью. – Конечно, это правило номер один! – На той неделе правилом номер один было: всегда оставлять чаевые, – замечает Такеши, с опаской продолжая кидать взгляд вправо. – Ну а что поделать, я весьма непостоянная особа. Повторить? – уточняет у гостя, напротив которого облокачивалась на столик, оставляя других с чувством странного одиночества. – Хм. Что-то не такое сладкое, – отвечает, поправляя манжеты на рукавах. Такеши замечает небольшую эмблему и не сдерживает вздоха. Он не ошибся. В их спокойный бар на отшибе каким-то образом занесло самого Хибари – нового главу клана, негласно правящего во всём Токио. Лучше бы им не отсвечивать… – А ты у нас? Кто? – нагло спрашивает Гокудера, отчего Ямамото хочется его ударить. Хибари даже не поворачивается к ним. – Хэй, ты… – Оо, Кёя-сан мой постоянный посетитель. Хаято хмыкает высокомерно, будто говоря, что все они тут такие. – Первый постоянный посетитель, – мягко добавляет девушка. – Хотя и просто первый посетитель тоже. И это бьёт по самолюбию Гокудеры сильнее, чем тот мог себе представить. Серые глаза молчаливого гостя, незаметно для девушки, окидывают его с превосходством. И это почти рушит всё, Тсуна, сама того не ведая, спасает ситуацию. – Ох, помню, словно это вчера было. Хотя, боже, прошло уже так много времени, да?***
Она ставит коробку на пол и еле разгибается обратно, спина звучно щёлкает, вызывая болезненный вздох. Распрямляясь, Тсуна осматривается вокруг. Широкая улыбка расползается по лицу. Да, неказисто, дёшево, но это теперь её место. Её бар. Снаружи вывеска от старого названия, скучного и глупого, внутри тёмные стены, кирпич, старые столы и стулья, на обновление которых не хватило средств, и слой пыли. Новая барная стойка – подделка под тёмное дерево, новый стеллаж простоват, но Тсуна проведёт под полками гирлянды и поставит там бутылки, станет лучше. По всему потолку светильники, вешая которые она чуть не померла раз десять. Стиль лофт – скажет кто-то. Дешёвая обстановка – не согласятся некоторые. Тсуну это волновало мало. Как и расположение в самом непримечательном переулке улицы. Это её первая серьёзная покупка. Первый шаг в новую жизнь. Первые траты на что-то для себя. Не на погашение долга после азартных игр, которые привели её в Момокёкай. И впервые она не отсылает абсолютно всё оставшееся Нане в анонимном конверте, боясь возвращаться к матери в родной городок. Нет. Теперь она свободна. Что-то скопилось за период «грязной» работы, что-то за те два года подработок, что прошли после милосердного решения оябуна. Часть денег всё ещё отправлялись в Намимори, но и на себя оставалось. На бар, ставший мечтой совсем недавно. И пусть ей хватило только выкупить разорившийся подвал, это уже что-то. – Так, не дрейфить! Ещё много работы! – она хлопает себя по щекам и не сразу понимает, почему получается так громко. Это дверь шумит. – Простите, мы ещё не откры… – замолкает, видя мужчину на ступеньках. И кровь на костюме. – А… – Спирт, – бросает спокойно. – Что? – Это бар. Дай мне что-то спиртное, – проходит и по-хозяйски садится за столик, покрытый толстым слоем пыли. Тсуна жалеет, что не сняла старую вывеску, которая светила в ночи. – Не стой столбом. Грубо, но в такой ситуации понять можно. Тратить на чью-то рану дорогой алкоголь Саваде банально жалко, поэтому она бежит в подсобку и поднимается по лестнице в квартиру, падая и царапая коленку. Находит небольшую аптечку и возвращается. Мужчина уже снял тёмную рубашку, открывая вид на крепкую грудь и скалящегося тигра в броске, набитого на весь торс. Поразительно, как Тсуна умудрялась везде натыкаться на таких людей. Глаза цвета грозового неба следят за её реакцией на татуировку и ножевое ранение, и, кажется, не находят того, что искали. Тсуна открывает аптечку и чуть склоняется над неизвестным. – Может я могу п… Дверь снова хлопает, и дальше всё происходит слишком быстро. Мужчина подхватывает ранее уложенный на соседний стул пистолет и стреляет в сторону входа. Тело глухо падает на пол, а всё, о чём может думать Тсуна – кровь потом придётся оттирать долго. И Хибари, щёлкая затвором пистолета, даже на секунду стопорится. Уж больно неправильно смотрится хмурое лицо юной девушки – никакого ужаса, только лёгкое разочарование. Она поворачивает к нему голову, смотрит с интересом и… улыбается. Кёя неожиданно замечает, как переливается её блеск на губах в слабом свете ламп. – Могу я помочь? Вам будет неудобно обрабатывать рану на таком месте. Только поэтому – из-за мягкого тона и бесстрашного взгляда – он не убивает непрошенного свидетеля. И только из любопытства и внезапного «я хороша в этом» он позволяет ей взять инициативу, хотя всего звонок, и его люди уже будут тут с врачом. Девушка отходит намочить найденный в коробке под ногами кусок тряпки, двигает стул и садится напротив. – Вам повезло, – она кивает на рану. Целились явно в шею, но попали ниже и левее. – Ничего серьёзного, да и рисунок не задели. – Тц, плевать. – Нет-нет, поверьте, шрамы часто портят тату. К тому же нож попал чуть выше головы тигра. Тсуна закусывает губу и давит смех, представляя, как выглядела бы морда зверя после зашивания раны. Такое только на мемы. Дальше была тишина. Хибари следил за жестами девушки, за тонкими пальцами, за каплями крови, окрашивающие бархат бледной кожи. За ресницами на опущенном и сосредоточенном лице. Смотрел на острые, чуть побитые колени, почти касающиеся его расставленных ног. На плоский живот под топом и чёрный узор, выглядывающий из-под накинутой поверх не застёгнутой плотной рубашки в клетку. Умиротворение. Вот что он ощущает. Тишина. Дыхание у его шеи. Уверенные касания. Запах затхлости и вина. Странно. – Вот и всё, – через время шепчет девушка. – Неидеально, но больше вашей жизни ничего не грозит. Кёя хмыкает. А она сама резко встаёт и отходит быстро, возвращаясь с двумя бутылками и стаканами. Ловя его прищур, поясняет: – Вы мой первый посетитель. Не могу я оставить вас без напитка, верно же? И смешивает ему что-то, наверняка, несложное и быстрое, но Кёя, не пробовавший ничего, кроме сакэ, не распознаёт. Он мог бы отказаться. Скептически отнестись к угощению из рук незнакомки, но обычная настороженность, будто приласканный кот, улеглась внутри и не рыпалась. Поэтому Хибари пьёт, наслаждается радостным ожиданием вердикта и переливом карих оттенков в глазах при переходе девушки из тёмного уголка под свет. – Я Тсуна. Открываю тут бар, заходите, если что, – она словно чует, что он уже готов уходить. Она действительно зовёт его после того, как он убил человека на её глазах? Удивительное травоядное. – Только подчистите за собой, – указывает на бездыханное тело брезгливо, как на таракана. – Я никогда не любила убирать трупы. И это заставляет Кёю понятливо усмехнуться. Травоядное умело показывать зубки. Очаровательно. Звонок, десять минут ожиданий рядом с Тсуной, которая испытывала его терпение, помогая надеть и застегнуть ему рубашку, и за ним уже подъехали, занимаясь мёртвым телом. На улице, вдыхая свежий воздух, Хибари хмуро понимает. Чего-то не хватает. Час в каком-то задрипанном баре, а Кёе кажется, что мир изменился во время его отсутствия, будто там, внутри, время шло иначе. И без острых коленок, воздушных улыбок всё ощущалось уже не тем.***
– Тсуна? – окликает Такеши, вырывая её из ностальгичной задумчивости. – Мм, да, припомнила былое, – хихикает она, протирая заученным движением вымытый фужер. Замечает любопытство. – Ничего не расскажу. Правило бара: мы храним все секреты посетителей. Поднося пальчик к губ, Тсуна таинственно умолкает. И продолжает вспоминать. Бар она всё-таки открыла, переименовала. Кровь не отмыла. И закрылась бы из-за отсутствия клиентов, если бы к ней постоянно не заглядывали незнакомцы, все с одной нашивкой на плече. Все каждый раз разные. Все с вечным: «Мы от Хибари-самы». Сам же Хибари-сама – исправив при первой же возможности это на «Кёя» только для неё – заходил раз в пару месяцев. Именно он посоветовал поднять цены. Посетителей и так, и так будет мало, а с ценами повыше хоть на тех редких можно заработать. Учитывая, что в основном его бюджет Тсуна и опустошала, это было довольно щедро. Чем она заслужила такого покровительства, Савада не понимала до сих пор, но и отказываться не намеревалась. Кёя встаёт как всегда внезапно, расплачивается и уходит, не прощаясь и не оглядываясь. Хаято и Такеши забывают о нём моментально, сосредотачивая всё своё существование на Тсуне. А она… Она знает, что Хибари вернётся через несколько недель. Знает и ошибается. Кёя приходит через пять дней. Слушает непривычную музыку, её экспрессивные рассказы и даже что-то сам говорит. Впервые. Рассказывает про сакуру и красоту ханами, но слушает всё-таки больше. Наслаждается умиротворением, не доступным ему в обычном мире. Наслаждается травоядной мягкостью. Видом на выпирающие ключицы. Наслаждается Тсуной. И возвращается вновь. Ведь он не собирается отдавать своё сокровище никому другому.***
Бар «Вонгола» – место непримечательное. Чуть мрачноватое. На грани закона и здравого смысла. Дорогое по ценам. Дорогое сердцу. Бар, где уничтожат тело и спасут душу. Спасут улыбкой. Спасут Тсуной.