Луноворот. Он и его кот

      Идти за Каваки след в след было делом привычным. Мицуки такое уже практиковал, когда их поставили в одну команду и пришлось присматриваться к незнакомцу, как он присматривался до того к Боруто, а после к Сараде. Каваки раздражался, и процессы торможения его центральной нервной системы начинали превалировать над возбуждением. А Мицуки неожиданно для самого себя приходил к выводу, что ему нравится бесить Каваки.       Этот Каваки тоже молчал, но вышагивал уверенно. Как держались уверенно все, кто на памяти Мицуки носил на одежде герб Учиха.       Кстати, об Учиха…       — Каваки, — позвал он, — ты, случайно, не располагаешь сведениями об отце Сарады? Он сейчас в Конохе?       — Кто? — Каваки, не сбавляя хода, обернулся. — Я что-то тебя не понимаю. Какой ещё салат? О чём ты?       — Ты по неясным мне причинам носишь герб Учиха. Ты теперь фанат не только Наруто, но и Саске тоже? Мне необходимо встретиться с Саске Учиха.       Каваки двумя пальцами поправил на переносице очки. Сарада и Карин предпочитали касаться дужки.       — Нет никакого Саске Учиха.       — Он… погиб?       — Списки павших в Ночь Резни меня заставляли выучить, чтоб от зубов отскакивало. Я всех живущих и погибших Учиха, как периодическую систему, наизусть знаю. У меня вообще очень хорошая память, обращайся. И если я говорю, что Саске Учиха не существовало, этот ответ точный, а не «мне кажется, но я не уверен».       — А как же… Сарада… — сердце ёкнуло. То, что Мицуки сошёл с ума и неправильно воспринимал действительность, он готов признать… Но чтобы через призму искажённого сознания не поступало информации о Сараде? Чтобы мозг её просто стёр? Только не её! Чо-Чо, получается, его подсознание видеть хотело, а куда более важную Сараду — нет? Теперь Каваки вместо неё? Опять же, очки… Или всё-таки вокруг иной мир? Если так, то Мицуки необходим тот, что откроет портал домой, в нормальную, а не помешанную Коноху. Идеальная кандидатура — Саске-сан с риннеганом. Но если здесь Саске-сан такой же неуловимый, как и всегда… — Каваки, а есть Учиха с риннеганом?       Каваки покачал головой:       — Что-то тебя сегодня колбасит, как электрон в волновой функции. Это из-за нашей крайней миссии? Тебя всё-таки допрашивали АНБУ? Или нет, но ты заранее распереживался? Послушай совета умного человека, если что, упрись, что ты генин, выполнял приказ, а решение принимал наставник. Думаю, сенсея с профессором Катаске уже допросили. Кстати, я бы поставил Катаске девяносто баллов за роль океанолога, он хорошо вжился, хвалю, хвалю. Но десять баллов я ему всё же снял за детскую энциклопедию про подводный мир, которую он таскал подмышкой, это уже перебор. Как говорится в «Актёрском призвании», если…       — Так что насчёт риннегана? — нетерпеливо перебил Мицуки.       Каваки опять поправил очки:       — У Шестого был риннеган, но он его лишился, когда бился с Джигеном… — его голос на последнем слове сорвался.       — Следовательно, мне нужно, чтобы кто-то из Учиха пробудил риннеган... — рассудил Мицуки, не успевая сообразить, что из Учиха остались только Сакура-сан, которая по крови вовсе не Учиха, а ещё Сарада, которую тут не знают… Или знают под другим именем? А если Каваки вместо неё, вдруг он?.. — Каваки, а ты не можешь? — Мицуки не договорил, что имел в виду пространственно-временную технику, что теоретически могла передаться ему от Ишики.       — У меня даже шарингана нет, — отрезал Каваки.       — Я помогу пробудить! — не отчаялся Мицуки. Родитель обмолвился как-то, что эволюция шарингана коррелирует со стрессовым состоянием организма, а обеспечить кому-то стрессовое состояние Мицуки теоретически мог. Если с Каваки не выгорит, есть вариант попробовать с Боруто и его порталами, но это сопряжено с риском распаковки Момошики. Для начала следует хотя бы поговорить с другом.       Повисло тягостное молчание. Они обогнули площадку с горками, барьерами и прочими конструкциями для натаскивания собак. В прошлом Мицуки не приближался лишний раз к владениям Инузука из-за разлитого в воздухе секрета апокриновых желез, характерных для псовых. Но теперь нос ничего такого не регистрировал. Дорожка пошла под уклон, нырнула в овражек, поросший терновником, вывела на пустырь…       Мицуки остановился. Смотрел во все глаза, а внутри его потряхивало. Вдалеке застыл мужчина с длинными волосами, прижимающий к уху уже знакомый прямоугольник. У старого кострища… спиной к ним… на корточках… миниатюрного телосложения… протектор на шее, как у Каваки... короткие широкие штаны… голубая кофта… ярко-красная дутая безрукавка…       — Боруто, мы пришли, — известил Каваки.       — Вижу, — в этой реплике заключалось явное противоречие. Тот, кто ответил, сидел к ним спиной.       Мицуки в упор не замечал Боруто. Ему обещали Боруто, но его тут не оказалось! Были только далёкий мужчина, никак не отреагировавший на их появление, и медленно поднимающаяся с корточек девочка. Девочка, потому что с узкими плечами и со стройными ногами, у мальчишек Мицуки таких не наблюдал. И голос девичий.       Девочка резко обернулась, короткие иссиня-чёрные волосы хлестнули по щекам. Презрительно глянула активированным бьякуганом:       — Шиза, ты где шлялся на?       Мицуки охрип:       — Кх… …Химавари?..

* * *

      Жизнь не была благосклонной к Боруто Хьюга. Она насыпала ей подлянок ещё тогда, когда та росла в утробе матери.       Старик Хиаши, чтоб его простатит задрал, не видел на месте главы клана женщину. То есть её матушку Ханаби. Зато души не чаял в племяше Неджи. Тот от природы получил идеально-чистый бьякуган, безупречно овладел фамильным тайдзюцу и в триграммах отжигал аж с двухсот пятьюдесятью шестью ладонями. Но вот незадача — при рождении его сдуру списали в утиль, ох, простите, в побочную ветвь, и тащить его теперь в преемники Хиаши не мог. К тому же мозгами Неджи не вышел, нельзя же быть идеальным во всём! А матушка принадлежала к главной ветви, но не вышла тем, что у неё ничего не болталось промеж ног. Но старику пришла в голову гениальная мысль поженить их, чтобы Неджи передал гены, как породистый бык-производитель, а матушка совместно с мужем, а фактически одна руководила кланом. То, что они двоюродные брат с сестрой, а на деле могли считаться единокровными, так как их отцы — близнецы, а значит, ксерокопии одного человека, никого в клане не колыхало. И родителей поженили, как только матушка достигла хоть сколько-то несмешного возраста. Лунный цикл стабилизировался — вперёд, рожать новых бьякуганистых.       Но старейшины Хьюга в своих расчётах где-то дали маху. Как потом скажет начитанный душнила Каваки, близкородственное скрещивание промаха не даёт. Родственнички тщательно мониторили матушку и уже на ранних сроках беременности, когда формировались глазные яблоки, поняли, что чакра течёт неправильно. Додзюцу будет бракованным. И даже пересадка бьякуганов не поможет: сами энергетические каналы нарушены, рецедив наступит очень быстро. Матушке предлагали избавиться от неудачного ребёнка, даже настаивали — кому нужно позорное пятно на репутации клана! Химе должна рожать качественных щенков, желательно, самцов. Нет, впрямую Боруто об этом не рассказывали, но она мастерски умела подслушивать — у всех слабовидящих острый слух. Да и у нянюшки Нацу с годами развился остеопороз, а первыми разрушились кости в языке. Да и вообще прислужники из побочной ветви тихо ненавидели представителей ветви главной, потому при малышке Боруто не стеснялись в высказываниях.       Может, и лучше бы было, если бы Ханаби её не рожала. Но матушка заупрямилась, у неё тоже характер — ого-го! И она решила притащить дочуру в этот мир, который её уже тогда не ждал. А старейшины сказали, что ребёнку место в побочной ветви.       Примерно в то же время решили, что она — мальчик. И папашка Неджи, не особо переживающий, что отпрыск попадёт под печать, так как сам жил под этой печатью и ничего, надулся индюком. Первенец, ещё и пацан! Глядите-ка, какой он эффективный осеменитель! И на собрании выдал, что дитё будут звать в честь него — Боруто. Матушка, если и была против, после такого заявления во всеуслышание не могла что-то переиграть.       А через две недели стало ясно, что никакой Боруто не он, а она. Забавно даже. То, что бьякуган формируется неправильно — это они рассмотрели, а с полом косякнули. Но дурной папашка имя менять не стал.       Вот и родилась она, не получившаяся с первого раза наследница, Боруто-чан. С диагнозом «прогрессирующая дистрофия сетчатки с обширным поражением фоторецепторных клеток». Генетическое отклонение, от которого, как известно, лекарств нет. В медицинских терминах Боруто, всё детство проторчавшая в больницах, шарила на раз-два.       Что до матушки, то та в науке не секла, зато веры в то, что можно спасти зрение дочери, ей было не занимать. Потому и таскала её по клиникам и разным странам. Чаще всего они проходили курсы лечения в Стране Земли — передовой в сфере медицины. Сперва была традиционная: операции, процедуры, сеансы ирьёниндзюцу. Матушка махнула рукой на бьякуган, лишь бы зрение сохранить. Может, благодаря этому лечению до шести лет Боруто худо-бедно, в уродских очках с толстенными линзами, но видела. И бьякуган тоже пробудила назло всем, уже и не помнила, когда, стресса у неё в детстве было выше крыши, хоть жопой ешь. Часто её везли на каталке по длинному коридору в очередную операционную, а мама шла рядом, держала за руку и подбадривающе улыбалась. Почему-то Боруто это ярко запомнила. А медсёстры ставили её в пример другим ревущим детям: смотрите, какая смелая, совсем не плачет!       Боруто плакала, но без слёз.       Когда традиционная медицина не помогла, пришла очередь нетрадиционной, тоже самой лучшей в Стране Земли. Акупунктура, цигун и иглоукалывание. Благодаря этому ещё примерно год Боруто могла видеть цвета, особенно почему-то синий, и цеплялась за них, пытаясь на всю жизнь запомнить. И опять с ней рядом в больницах, порой в течение целых месяцев, сменяли друг друга матушка и нянюшка Нацу. Папашка не звонил, не появлялся и, как шипела няня, крутил роман с Тен-Тен. Но вроде это Тен-Тен выбивала им путёвки на свою историческую родину, где у неё остались какие-то дальние сокровники. Боруто тогда ничего не понимала, потому что крутить роман — это как? Она тоже умела крутить в руках книжки, только это и оставалось, ничего больше она с ними делать не могла, а разбирать на ощупь выбитые буквы — скука смертная.       Но ей было чихать, где папашка и есть ли он. Потому что в её жизни присутствовал дядя. Часто приезжал в гости. Ходил с ней на разные процедуры. А когда не был рядом, звонил и подолгу разговаривал. Особенно она любила слушать его сказки на ночь.        «И передислоцировался путник в комнату, а Юки-онна воет снаружи гостиницы и шипит, типа, а ну впусти, пурга начинается, задубею ведь, на твоей совести будет! А путник прошаренный был, сидит, сам дрожит, а не открывает, держит оборону, а то войдёт эта бл… нехорошая женщина и все кишки ему выпустит. Когтищами. Эй, малая, ты там не обоссалась ещё?»        «Никак нет!» — восторженно верещала Боруто.        «Тогда слушай дальше…»       А задолго до этого, на самом деле когда-то очень давно, на самой границе первых воспоминаний, матушка надолго уехала домой, и с Боруто остались нянюшка и навещающий обожаемый дядя. По правде, тот период она не запомнила, зато в памяти чётко отпечаталось, как по возвращении в Коноху её познакомили с братиком. Она наклонялась над колыбелькой низко-низко, поправляя сползающее очки на резинке и стремясь рассмотреть малыша почётче. Слюнявый, беззубый, смешной, как кукла. Мальчик. С правильным течением чакры в глазах. Наследник Хокуто Хьюга. Он тогда засучил ручками-ножками, да как зарядил кулаком ей в нос!       Ей бы его презирать и ненавидеть, а она втюхалась с того первого удара. А папашки рядом опять не было. Да и кому он нужен, тем более, много лет спустя, Боруто заподозрила, что её обожаемый дядя для братца Хокуто и вовсе папа. Но это… тс-с-с! Большой-большой секрет! О котором самые приближенные Хьюга, может, и знали, но закрывали глаза: если уж от этого адюльтера рождаются перспективные дети, а не второсортные Боруто, то пусть их.       Так или иначе, со временем всё, что осталось от её зрения — это способность отличать свет от тьмы и прямо по курсу видеть размытые то ли пятна, то ли силуэты. Но у неё был бьякуган. Неправильный. Активирующийся без её ведома, сам по себе. Часами работающий непрерывно и сжирающий раза в четыре меньше чакры, чем бьякуганы других Хьюга, к их чёрной зависти. Но иногда, совершенно… как это говорил Каваки… в рандомных ситуациях причиняющий боль. Но это неважно, потому что бьякуган позволял воспринимать мир той шнягой, которую Каваки называл рентгеновским зрением. С углом обзора в триста шестьдесят градусов. И потому Боруто не считала себя слепой. Что-то, да видела.       Зато не видела кислорода в душной атмосфере квартала Хьюга — запутанного комплекса поместий навроде дворцов феодалов. Когда медицина расписалась в своём бессилии, Боруто с матушкой вернулись в родовое гнездо. И оказалось, что, выросшая вне стен клана, она слишком вольнолюбива, своевольна и непокорна. Базовый этикет, вбитый в других детей с пелёнок, обошёл Боруто стороной. Но она умела прикидываться такой, как все. А когда ей это надоело, ушла в Академию шиноби.       А после — в седьмую команду, с Каваки и Шиначику. С которыми можно было не играть послушную овечку, а быть собой. И доказывать ежеминутно, что, несмотря на зрение, она не хуже других. Уж что-что, а выгрызать себе место Боруто умела, ещё в больницах закалилась: если кто-то считает, что детки, месяцами лежащие на лечении, милые котятки, он крупно заблуждается. Гадюшник тот ещё. Но именно в седьмой команде она пересеклась с папашей. Потому что жизнь всегда подкидывала ей подлянки. И здесь не поскупилась.

* * *

      — Химавари? — прохрипел Мицуки.       — Какой я тебе подсолнушек? — возмутилась девочка. — Задолбал уже своими подкатами! Ещё раз так обзовёшь…       — Но Бору…       — И никаких Боруто-чан! Шиза, мы из-за тебя тренировку прозвиздели! Как оправдываться будешь на?       — Началось… — прогундосил Каваки. — А меня по-прежнему интересует вопрос, почему Шиза не отвечает на сообщения…       — Ты тоже молчи, иначе я тебе устрою Большой взрыв! Подпевала!       — Боруто, для Большого взрыва тебе понадобится достичь значений температуры Акэру и плотности Акэру, а это десять в тридцать второй степени…       — А мне плевать! — она зло рванула молнию на дутой жилетке.       У Мицуки голова шла кругом. Боруто? Почему Химавари называют Боруто? Хотя нет… Всё-таки не Химавари. Его первоначальные выводы основывались на её причёске, точь-в-точь как у Химы. И она была очень похожа на сестру Боруто, но всё-таки не идентична. Взрослее. Черты лица более правильные. Щеки не такие округлые и без полосок. Кожа светлая. И глаза иной формы, после того, как бьякуган был потушен, они оказались бесцветными, слегка отливающими в фиолет — сосуды в глазах Хьюга располагались на иной глубине, чем у обычных людей, потому просвечивали не красным, а сиренево-голубым, как вены сквозь кожу.       — Ты не Боруто, — озвучил вывод Мицуки. — Но и на Химавари не совсем похожа, хотя ваш фенотип…       — Я на бабку похожа, и на вторую бабку. И на тётку Хинату, та тоже в бабку, то есть в свою мать. И почему-то это я не Боруто, твою мать? Я вопрос задала, ты где был? Отвечать, генин!       — Я почитаю, это будет полезнее для саморазвития, что и другим советую, но куда вам… — заметил Каваки.       — Стоять на! — Химавари обернулась к нему, но смотрела как-то вскользь. Словно разговаривала не с ним, а с его плечом. Странно. — Из-за одного опоздуна мы так и останемся лошарами! Так и будем на важных заданиях артефакты профукивать!       — Ох, кто к нам пришёл! — к ним направлялся длинноволосый мужчина. По виду — вылитая фотография Неджи Хьюга из дома Боруто, но с этими Хьюга Мицуки уже ни в чём не был уверен, вдруг они на одно лицо? У Неджи с фотографии не наблюдалось столько золотых печаток на пальцах. И тяжёлого, тоже золотого украшения, заменяющего резинку на низком хвосте. И цепи на шее с медальоном с надписью «Храни меня Рикудо Сеннин». — Ну и где ты пропадал прошлой ночью? Запомни, это только мне, сенсею, можно ходить по женщинам и лежать по женщинам, хе-хе, понял, да? — он отвесил Мицуки несильный подзатыльник и гаденько захихикал. — Тебе ещё рано женихаться, после сенсея, понял, всё после сенсея. Вот уйдёт сенсей на пенсию, станет стареньким, бабы Конохи только и смогут, что подержаться, понял, да? Вот тогда и окучивай, а пока не лезь, пока у меня самого как у коня!       — Боги! — Химава… Боруто приложила руку ко лбу и покачала головой. — Не хочу это слушать.       Каваки плюхнулся на землю, скрестил ноги и достал всё тот же прямоугольник. На этот раз в чехле с рисунком… мангекё шарингана Саске? Мицуки вытянул шею, силясь рассмотреть, и с разочарованием догадался, что это схематичное изображение атома углерода.       — Нет, ты мне расскажи, если с девчонкой зависал, сенсей поймёт и простит, у меня тоже рано вырос, — хихикал и по-свойски трепал за плечо герой четвёртой войны, гордость клана и павший смертью храбрых Неджи Хьюга. — Я много чего могу присоветовать, хе-хе! А если по другой причине загулял, дочке на растерзание отдам. Дочк, а дочк, а у тебя жених-то есть?       Боруто не ответила, только тяжко взглянула исподлобья. И опять как бы на сенсея, но в то же время чуть мимо.       А Мицуки начал подозревать, что Неджи на войне втихую убили куноичи Конохи, которых он достал. Но эту нелицеприятную правду решили скрыть.       — Каваки, — не унимался сенсей, — а ты тоже кончай глаза портить, тебе клан возрождать надо.       — Обойдётся, — буркнул Каваки. — Как начнёте тренировку, маякните, ага? — и перелистнул пальцем по экрану полотно текста, где Мицуки успел разобрать лишь «…масса данных бозонов нарушает калибровочную симметрию…» Нормальный Каваки за подобные термины этому Каваки морду бы набил. Или его Денки покусал? Хотя даже Денки так не выражался.       Мицуки медленно, но верно погружался в состояние апатии. Уже не хотелось удивляться, искать объяснений, куда-то бежать, что-то делать, переживать, что люди вокруг без чакры, как неживые. Нечто внутри нашептывало свернуться калачиком на земле, закрыть глаза и спать, спать… Во сне мнилось спасение от нервотрёпки.       Самообман. Что изменится, когда он проснётся? Здесь никто не знает Сараду. Здесь малолетняя, судя по лексике, шпана величает себя Боруто. У Каваки, похоже, родовитая семья и нет озлобленности на весь белый свет. Хоть кому-то улыбнулась удача. Может, он силой Ишики переделал мир под себя, как ему было угодно?       И Каваки полагает, что Мицуки станет это терпеть? Что его устроит это откровенно слабое тело? А, понятно, тело намеренно выбрали недееспособным, чтобы он не смог оказать сопротивления!       Но Каваки не учёл, что у Мицуки тоже есть… семья? Или, скажем так, кураторы научного проекта. И родитель этого так не оставит, он всё исправит, не из-за большой любви, нет. Но он не позволит кому-то вмешиваться в протекание своего самого выдающегося эксперимента. Остальные, очевидно, сочтут Мицуки буйнопомешанным, но родитель выслушает, он часто говорил, что ненормальность — лишь иной способ восприятия многогранной действительности.       Значит, следующий пункт маршрута — своя квартира. Родитель должен быть там. Объяснять что-то чужим для него людям Мицуки был не обязан. Потому, пока они препирались, развернулся на месте и припустил к себе домой. Ему что-то кричали вслед, угрожали, ругали, Мицуки даже не вслушивался.       В спальном районе, где он проживал, изменилась планировка, но не настолько, чтобы он перестал ориентироваться в новостройках. Раньше органы чувств предупредили бы о том, что здесь живут люди, много, скученно. По сиянию от тепла тел, по ярким запахам домашней еды, которые просачивались отовсюду. При воспоминании о еде снова заурчал желудок. Тело требовало питательных веществ для нормального функционирования. Мицуки в раздражении повёл плечом. Ему некогда отвлекаться на такие мелочи! И то, что не мешало бы зубы почистить и умыться — тоже мелочи. Хотя первое уже здорово напрягало, так как во рту стояло амбре, как в пасти Микадзуки. С той лишь разницей, что Микадзуки плотоядный, от них всегда так пахнет, им позволительно.       Стоило вспомнить о потерянном коте, как на детской площадке за горкой мелькнуло чёрно-белое тельце.       — Микадзуки! — невольно вырвалось у Мицуки. — Микадзуки, Микадзуки, кис-кис!       Двинулся к горке, но кот выскочил из-под неё и скрылся в густой траве. Интересно, почему знакомые его узнают, а Микадзуки наоборот избегает? А может, это был и не Микадзуки, Мицуки и раньше не умел идентифицировать его среди других кошек: чакра животных лишена индивидуальных особенностей. Оставалось только вздохнуть и поплестись дальше.       Чтобы через триста метров остановиться, как вкопанный. Вздохнуть, повесить голову, с неожиданным для самого себя раздражением сжав кулаки. Если это выверты неадекватной психики, он понял, почему сумасшедшие казались ему печальными, даже если смеялись не прекращая. Если издевательства иного мира, то явно нацеленные сломить Мицуки и довести в итоге до искомого помешательства. Замечательная перспектива.       На месте его дома высился торговый центр. Здесь никто не проживал. Здесь даже Мицуки не смог бы проживать. У него отняли всё. Крышу над головой. Одежду. Плоть и кожу — даже они были чужими. Остался только огонёк самосознания, что определял себя как Мицуки, запертый в оболочке из мяса и костей, и вырваться на волю не представлялось возможным, потому что без этой оболочки огонёк не выживет, потухнет. Но раз сознание неразрывно связано с телом, то не станет ли в этом ином теле меняться сам Мицуки?       В глубокой задумчивости он вошёл в раскрывшиеся двери. Начищенное до блеска стекло, искрящийся хромированный металл, сочная реклама, ароматы из парфюмерного отдела и тихая музыка навевали ощущение ложного праздника, настраивали беспечно тратить с трудом заработанные деньги. В утреннее время было мало посетителей, но достаточно, чтобы Мицуки как никогда ощутил своё одиночество. Ему и раньше доводилось ходить за покупками одному, но мысленно он знал, что друзья рядом. А ещё раньше, в первые дни в Конохе, когда друзей не намечалось даже в перспективе, он просто не представлял, что из-за их отсутствия можно печалиться. Но к хорошему быстро привыкаешь, и потому сейчас он особенно остро почувствовал свою отчуждённость от всех этих Людей разумных, что находились на своём месте, гуляли с родными или близкими, и никому не было дела до Мицуки.       Напротив обувного отдела располагалась зеркальная стена. Мицуки скользнул взглядом по отражению, действительно, вид всклокоченный и дикий. Он попытался пригладить рукой волосы, кстати, обычные светлые, как, к примеру, у Иноджина, и без розовых примесей. И почему в первый раз он видел розовый цвет, вероятно, из-за отблеска рассвета?       Возникло странное желание разбить ни в чём не повинное зеркало. Раньше таких иррациональных мыслей у него не появлялось.       Мицуки отвернулся, стал на первую ступень эскалатора, позволяя унести себя ввысь. Может, он выбрал такое направление, потому что сверху тянуло ароматами выпечки? И вдруг услышал голос Сарады:

Ты покинул меня навсегда,

И чёрная туча надо мною легла…

      Это явно была Сарада! Наяву, а не во сне, не в мыслях! И она пела! У неё был неплохой голос, Мицуки знал, на выпускной церемонии и на фестивалях Сарада вместе с Намидой исполняли гимн Конохи. Правда, сокомандница не увлекалась вокалом, а если бы ей и пришлось спеть, она абсолютно точно выбрала бы что-то патриотическое, вроде народных сочинений, которые горланят принявшие на грудь шиноби, наподобие: «Солнце встаёт над долиною Нака, то света дня не увидят бойцы…»       Но сегодняшнюю дребедень Сарада точно посчитала бы ниже своего достоинства и интеллектуального развития, но, тем не менее, её голосок звал, увлекал. Протягивал незримую руку помощи, и уже неважно, что там за слова!

Кто другая… не узнаю ни-и-икогда…

И забудь… дом, где я-а-а жила…

      Мицуки не собирался забывать Сараду! Их серьёзный командир, самый надёжный боец и просто лучшая подруга! В окружающих тьме и безумии он почти увидел знакомый силуэт, прямой, как струнка, потянулся к ней, чтобы она посмотрела строго из-под очков, пожурила: «Мицуки, уж от тебя-то я такого не ожидала!» — а потом разогнала все беды. А если ей здесь плохо, Мицуки возьмёт себя, размазню, в руки и её спасёт!       Голос звал сверху. Впереди на эскалаторе стояла девочка в бордово-красной одежде (цвета Сарады!) с пышными розовыми волосами (волосы Сакуры-сан! Сарада покрасилась? Или в этой реальности она похожа не на отца, а на мать?)       Песня оборвалась, а девочка приложила к уху очередной прямоугольник:       — Алло? Прости, прости меня, пожалуйста, Неон, уже бегу! Да! Да, сделаю! Понимаю! Мне очень жаль!       Девочка сошла с эскалатора и помчалась к огороженным столикам, откуда доносились запахи еды. И, находясь с ней уже на одном уровне, Мицуки оценил, какая она маленькая, совсем ребёнок. И никакая не Сарада местного производства. А настоящей Сарады и не было, не зря же голос показался чуточку неживым. Эту песню проигрывал клятый прямоугольник, такие, похоже, умеют исполнять не только саундтреки из Кагемасы.       — С-с-срань! — в голос прошипел Мицуки, невольно вспоминая родителя, когда у того трескалось предметное стекло под микроскопом или волосы путались в лопастях сепаратора. — Пинц-цет ломаный! Чтоб вас-с-с вс-сех!..       Хрена с два он будет ходить в штаб за увольнительной, время терять! Хрена с два будет унижаться и объяснять, зачем ему это надо! И хрена с два позволит упрятать себя в психбольницу!       Саске-сана и его риннегана нет — да и пошло оно!       Риннегана вообще ни у кого нет — пошло всерьёз и надолго!       Каваки не может в порталы Ооцуцуки — туда же!       Что ещё Мицуки знал о пространственно-временных техниках? Каких ещё пользователей? По сути, больше никого — но и это могло катиться лесом.       У Мицуки был умный родитель. И если его нет в Конохе, следовательно, надо искать в Отогакуре.       Что наличествует из боеприпасов?       Взрыв-печати, неплохого, кстати, качества.       Дымовая завеса, представляющая собой клубок ленты, пронизанной фуиндзюцу. Мицуки распустил клубок, стёр в некоторых местах письмена, разорвал ленту и подправил фуин, как учили в Академии, за неимением чернил оцарапав палец. Потом скатал два маленьких клубка. Так экономнее, хотя и маломощно.       Два куная, один из которых после боя с Чо-Чо в зазубринах, и три оставшихся сюрикена из пяти. Надо было подобрать те использованные на третьем полигоне.       Брусок из спрессованных питательных ингредиентов, судя по истрёпанности упаковки, давно завалявшийся в подсумке «на всякий случай», Мицуки его на этот же всякий случай и отложил. Перетерпит. Дома сутками мог обходиться без еды.       Очень не хватало аптечки и лески, леска могла бы компенсировать отсутствие удлинённых рук. Да и вообще техник не хватало. Молнии отказывались слушаться, но вот Ветер… Ветер был прокачан неплохо. Футон слишком неуловимый, взбрыкивающий, Мицуки приходилось держать его в узде и напрягаться. Но к этим рукам воздух ластился сам, послушный, словно пришедший ночью на подушку Микадзуки. И потому техники давались легче и выходили мощнее. Что ж, у Мицуки есть с чем выступить против этого безумного мира!       Он спрятал в подсумок протектор, и его захлестнуло странным сожалением. Хотя, если подумать, он не давал присягу, он в Конохе по обмену опытом и всего лишь клялся блюсти интересы Страны Огня. На деле его родиной числилась Страна Звука. Но что значит родина для такого, как Мицуки? Родина, рождение — он ведь даже не рождался! Прав был Цучикаге Ооноки — у Мицуки не было прочного основания, понятия родной земли.       Зато у него имелись те, к кому стоит возвращаться. И никакие дешёвые подделки их не заменят!       Четвёртый сектор защитной стены Конохи он приметил давно, ещё когда намеревался бежать за куклами Ооноки. Тогда он решил спасти деревню, как её ниндзя, а следовательно, спасти Боруто и Сараду, но понимал и то, что после такого самоуправства путь назад будет заказан, его сочтут предателем и в лучшем случае выставят обратно в лабораторию под наблюдение Ямато. Поэтому осознавал, что рвёт связи навсегда. И предупреждать никого не решался, чтобы не спугнуть цель.       В последний момент передумал и ушёл с шумом через главные ворота, оставив намёк своей команде. В нелогичной надежде, что они когда-нибудь смогут его понять. Не станут проклинать. Может, однажды даже навестят в Ото. А в итоге они его спасли.       Не время предаваться воспоминаниям! Мицуки из зарослей жёлтого грязного рогоза обозревал стену. Не хватало сенсорики и верной змеи, чтобы определить, есть здесь защитный купол или ловушки. Дежурные ниндзя патрулировали этот участок, но если по другим участкам двигались не спеша и могли остановиться, чтобы переброситься парой слов или обозреть окрестности, здесь почти что пробегали. Всё потому, что рядом пролегала излучина реки, и сюда же, в заросли рогоза, выходили ржавые решётки главной канализационной артерии Конохи. Запах стоял убийственный, особенно в жаркие дни.       Четвёртый сектор нисколько не изменился.       Мицуки проверил, хорошо ли приливает чакра к ступням, чтобы взойти по стене. На всякий случай спрятал в рукаве кунай. Дождался, пока патруль скорым шагом скроется из виду, скомандовал себе для пущей решительности: «Вперёд!»       Сложил печати, вплетая в них всю чакру, которую мог собрать. Поток Футона должен получиться мощным и узконаправленным. Набрал полные лёгкие воздуха, который сдетонировал от чакры и приготовился нестись вперёд, разгоняя и отталкивая друг от друга свои частицы, сметая всё на своём пути.       — Стихия Ветра — Гигантский порыв!       Над стеной нечто, вспыхивающее искрами, словно плёнка мыльного пузыря, разметалось в клочья. Но возможно, Мицуки это почудилось. Он стремительно взбежал по стене, юркнул в образовавшуюся брешь, спрыгнул по другую сторону и нырнул под полог леса. Справа мелькнула чья-то тень, Мицуки швырнул клубок дымовой завесы и припустил рваной траекторией по зарослям, стараясь не шуметь и сбивая преследователей со следа. Если бы не разболтанная система чакры, он бы и её приглушил, чтобы не сверкать маяком перед сенсорами. Но сейчас оставалось надеяться лишь на то, что он в этом мире просто-напросто никому не нужен.       Впереди ждал Скрытый Звук. Родитель. И, возможно, другой, здешний Мицуки. Пусть так. К двойникам, спящим в сосудах, он привык и с возможной встречей с самим собой наяву уж как-нибудь справится.