Луноворот. Он и его кот

      Мицуки не бежал из Скрытого Листа куда глаза глядят. У него был намечен план. Сначала он знатно попетлял по опоясывающей Коноху лесополосе, сбивая след. На ложных маршрутах обламывал ветки, ворошил прошлогодние листья, оставлял волос на клочьях специально порванной паутины. Но в северном направлении, куда он держал путь, каждая былинка осталась нетронутой.       К телу, как и к новой обуви, с каждым часом он приноравливался всё лучше. Уже не терял равновесия на гета, не сминал и не сбивал на сторону юката. По сути, с доставшимся ему исходным материалом можно уживаться и работать. Желудок, правда, сводило, и недостаток питательных веществ и глюкозы привёл к спазму мелких сосудов, что вылилось в чувство тяжести в висках. Подобные ощущения оказались для Мицуки в новинку. Похоже, это тело следует регулярно кормить.       В три часа пополудни он выбежал к Накамори — поселению, где вчера Лог обнаружил подвыпившую Карин. Нет, Мицуки не вёл расследование, и совсем не этот факт привёл его в деревню. Помимо лесопилки и заведения общепита в окрестностях Накамори находилась железнодорожная станция. Ровно в 16:00 с главного вокзала Конохи отходил скоростной поезд на столицу Страны Звука. Запрыгивать на его крышу в Скрытом Листе стало бы верхом глупости — Мицуки непременно обнаружили бы при пересечении границы, а вот за пределами Листа попробовать стоило. Медленно набирающий ход поезд в 16:20 останавливался в Накамори на пять минут для последних технических проверок, чтобы затем, развивая бешеную скорость, помчаться бело-синей сигарой через леса и реки в Страну Звука и в 20:00 прибыть в тамошнюю столицу — Инарису. От Инарису до Отогакуре можно добраться за десять минут на фуникулёре, и спустя полчаса ходьбы по горным дорогам выйти к центральной лаборатории.       Тот же скоростной поезд отбывал в девять утра из Инарису, чтобы в час прибыть в Коноху. Мицуки и родитель часто перемещались именно таким способом. По чётным дням курсировал «Диез», по нечетным — «Бемоль». Сегодня была очередь «Диеза». И именно на него Мицуки решил пробраться безбилетником.       Деревенька, распарившаяся под летним солнцем, встретила его стрёкотом цикад и послеобеденным ленивым сном. Улицы пустовали, только у одного дома, на высокой энгаве, два старика играли в го, да неподалёку под листьями лопуха дремала, вытянув лапы, собака палевого окраса. За покатыми раскалёнными крышами звенела лесопилка и тарахтела техника, и то с перебоями, вяло.       Мицуки остановился у уличной водяной колонки, выкрашенной ядовито-голубой краской, подложил под тугую ручку, чтобы не соскользнула, камень на цепочке, умылся, смочил руки до локтей, набрал полные горсти воды и пил долго, жадно, отфыркиваясь и едва не мурча от удовольствия. Никогда ещё отдающая хлоркой и ржавчиной вода не казалась ему столь сладкой. В последний раз провёл ладонями по лицу, потом хлопнул мокрыми ресницами и уставился на вывеску через дорогу.        «Вечный зов».       И намалёванный рядом краснощёкий мужчина с банкой пива. Для некоторых точно вечный зов.        «Карин была обнаружена мною сегодня в 17:24 в пивной «Вечный зов», — прозвучал в памяти голос Лога.       Мицуки перевёл дыхание и направился к заведению. Чего он ожидал? Время было 15:20, а не 17:24, и число с утра сменилось. А Мицуки абсолютно точно не угодил во вчерашний день. И абсолютно точно не увидит сейчас пьяную Карин.       Или всё-таки увидит?       Изнутри помещение не произвело впечатления захудалой пивной. Чистенько, тёмное дерево мебели контрастировало с выбеленными стенами, под потолком раздувал ветер огромный вентилятор, на полках выстроились ряды засолов и тыквенных бутылок, и даже завиток Водоворота, вышитый на шторе, отделяющей подсобное помещение от основного зала, был в тему. Возможно, после окончания рабочего дня здесь собиралась разухабистая публика, а сейчас лишь две молодые женщины болтали за дальним столиком и пили, судя по вкусному запаху, кофе. В Конохе редко баловались кофе, его варили на юго-западе, в пустынях Страны Ветра и окрестностях. Но почему-то этот запах свёл Мицуки с ума. Внутренности болезненно скрутило, и желудок громко заурчал.       Мицуки стукнул себя по животу, шипя: «Молчи!»       Посетительницы обернулись к нему и захихикали. Под их взглядами захотелось съёжиться и привычно спрятать ладони в рукава, но рукава были слишком коротки. Мицуки постоянно их одёргивал, пытаясь оттянуть. Нелепое нервное действие.       — Хоба! — донеслось со стороны стойки. На неё облокотился сухонький пожилой мужчина. — Шиначику?       Шиначику? Опять эта приправа к рамену? Перед глазами поплыли заманчивые картинки лапши с курицей, лапши со свининой, лапши с грибами шиитакэ. Золотистый горячий бульон, ароматное, тающее во рту мясо, кольца поджаренного лука и кружочки сладкой моркови, зелёная стружка шиначику и менмы, сытная лапша, свёрнутая петлями и волнами, что напоминало Мицуки укладку кишечника в брюшной полости, но на аппетит никак не влияло. И живот снова заурчал, игнорируя приказы хозяина.       — Шиначику, какими судьбами? — радушно заулыбался старик. — Голодный, поди, с дороги? Сейчас я тебя накормлю, сейчас… А ты один-одинешенек, без команды?       — Один… — Мицуки призадумался, вспоминая утро и разговор с Шикадаем. С Конохамару-сенсеем. И догадался, что к нему обращались как к некоему Шиначику. Это не приправа. Это имя собственное.       — Не можешь говорить? Понимаю, секретная миссия ниндзя. Кушать что будешь?       — У меня отсутствуют денежные средства, — Мицуки только сейчас это сообразил. Как можно было озаботиться вопросами боеприпасов и не взять денег? Хотя где бы он искал их в темноте в незнакомом помещении? Раньше вопросы платежеспособности Мицуки особо не волновали. Как только он начал получать жалование генина, ему стало хватать на все нужды, даже на аренду квартиры. Раньше его расходы оплачивал родитель, но Мицуки было необходимо делать это самому, вырваться из-под опеки. Да, он шёл к Орочимару, когда приходилось туго, но помнил и то, как в сердцах убегал, когда ему стёрли память и заставили биться с Логом. Принимать от родителя деньги после такого демарша было некоторым образом странно.       Будь Мицуки в своём теле, он бы обошёлся без затрат на еду, постоялые дворы и транспорт, он бы без проблем впроголодь за сутки домчался до Ото. Но сейчас обстоятельства изменились, а менять под них свои привычки он не успевал.       — Какие деньги, Шиначику? — возмутился хозяин заведения. — После того, как ты нашего племянника спас! Хамаю, Хамаю, бездельница, иди помогай! — рявкнул куда-то за спину.       — Прошу прощения, но я вынужден отказаться, — Мицуки терпеть не мог быть обязанным и ходить в должниках. Он ни у кого ничего не просил, решал свои проблемы сам.       — Не обижай меня! Если тебе что-то дают, бери сразу, а то потом не предложат. Ну так чего хочешь порубать?       — Рамен, — шепнул наугад Мицуки, подсаживаясь к стойке. Всё равно чувствовал себя неуютно.       — Рамена нет, но есть удон. Хамаю, отвари лапши по-быстрому! Наш фирменный лисий удон с сыром!       — Всё равно другого не готовим, — донёсся ворчливый девичий голос из-за шторы с моном Водоворота.       — И можно с яйцом? — от запахов съестного Мицуки мечтательно прикрыл глаза. И раздосадовался. Когда это еда стала действовать на него гипнотически? — Нет, вбить два яйца?       — Да хоть три! Хамаю!       — Слышу-у-у!       — И кофеёк, твой любимый, сейчас сварганю, — хозяин поставил пластиковый стаканчик под некий агрегат, нажал пару кнопок. Наклонился над стойкой, задорно подмигивая. — Ты у нас всё кофе перепробовал, когда вы лесопилку инспектировали. А племяш полез на этот самый… конвейер, по которому брёвна ездят, чего-то там отплясывал на бревне, а друганы его, значит, сымали. Чтобы это самое кинцо куда-то там выкласть. Да ка-ак грохнется, да ка-ак ему руку прищемит, да ка-ак потащит к пилам. Мы тогда во все глаза глядим, вот как сейчас помню, всё вижу, ясно, чётко, а ноги не идут.       — Понимаю. Состояние угнетения нервной системы вследствие стрессовой ситуации.       — Вот и я говорю — нагнетение. А ты ка-ак прыгни, ка-ак вытащи его оттуда. И руку раздробленную ему залечил, этим зеленоватым светом.       Ирьёниндзюцу? Это тело и на такое способно? Мицуки его ругал, а оказывается, ему достался не ударный шиноби, а незаменимый и очень ценный ниндзя поддержки. Таких учили защищать и беречь.       — Так что мы тебе благодарны, — вещал хозяин. — Племяш с рыбалки придёт, тебе так обрадуется!       Мицуки дежурно улыбнулся, как предпочитал делать при взаимодействии с незнакомцами. Всегда улыбайся, людям это нравится. В сигнальной системе приматов это означает доброжелательность, позитивный настрой.       В той далёкой жизни их седьмая команда действительно инспектировала лесопилку в Накамори, но тогда никаких несчастных случаев не произошло.       — А как там ваша девочка слепая? На поправку не пошла?       Улыбка слетела с лица Мицуки. Слепая девочка?       — Наша? То есть из моей команды? Где Каваки и… Б-Боруто? — он запнулся. Перед глазами стоял совсем иной образ.       — Ну да, Боруто. Странное имя.       Мицуки неопределенно мотнул головой, что могло восприниматься и как да, и как нет. Значит, слепая. Вот почему ему показалась странной её манера смотреть на собеседника.       Неважно, это не его Боруто. Пусть за неё Каваки переживает.       Хамаю, оказавшаяся веснушчатой девчонкой едва ли старше самого Мицуки, поставила перед ним дымящуюся миску с удоном. Он выхватил из стаканчика палочки, запоздало поблагодарил и набросился на еду. Жизнь снова показалась не самой плохой вещью на свете.       Попутно Мицуки поглядывал на дверь, иррационально ожидая, что вот-вот зайдёт Карин. И пытался не забыть о внутренних часах, чтобы не опоздать на «Диез». А в голове прокручивался вчерашний вечер, выстраивались и рушились логические связи. Он почти утвердился во мнении, что попал в параллельный мир. И, сложив два и два, пришёл к выводу, что виной всему нечто, что Карин обнаружила на той самой поднявшейся над водой отмели главного острова Узушио. Никто не осматривал содержимое её сумки. Но сумку положили на тумбочку, а ночью Микадзуки утащил под тумбочку и грыз подозрительную головоломку. А Мицуки пытался её отобрать. Той рукой, которую обвивала его змея.       А после случился сон про зеркальный лабиринт. И там присутствовали Мицуки, Микадзуки, головоломка, но почему-то не было змеи. А если они все переместились в чьи-то тела? И Микадзуки сейчас в шкуре другого кота, просто Мицуки в темноте не разобрал отличий? А Хиро тоже угодила в чьё-то тело? Хорошо бы ещё в змеиное, а если в человеческое?       Зря Мицуки не осмотрел комнату, где очнулся. Может, нашёл бы ту головоломку. И если это артефакт Узумаки, открывающий порталы в иные миры, сейчас переместился бы обратно. И питомцев спас.       Вернуться в Коноху, пока не поздно? Но в Скрытом Листе что-то не так, и дело даже не в том, что все посходили с ума и не расстаются с какими-то играющими музыку нинджетами. А в том, что над деревней наброшено нечто вроде купола, который он прорвал Футоном. И ещё… когда сегодня утром они шли к резиденции с Шикадаем, жаль, кстати, что не дошли, им попалась женщина, которая открывала закусочную. И она говорила что-то вроде… кажется… «нас хотят поставить в очередь на квоту, потому что мы не гражданские, в нашей семье был один шиноби. Я не имею права поехать к морю… лунари, которые оборзели, не пугай меня Ивагакуре…»       У Мицуки внутри в который раз за день похолодело. Не потому, что он расшифровал тревожные слова, а потому что помнил тот монолог отрывочно, тезисно и не был уверен, что правильно. Как так? У него эйдетическая память! Он запоминает дословно, добуквенно, до каждого штриха всё, что когда-либо отпечатывалось на сетчатке, всё, что с ним происходило! Он помнил жизнь до перемещения сюда, каждый её день, кроме фрагментов детства, что вымылись при форматировании памяти. Но сегодняшние события воспроизводились рваными, смазанными клочьями, словно книга, от которой остались одни заголовки! Он помнил что-то в общих чертах, своё отношение к этому, настроение, и только! Будто в отделах головного мозга перестали выстраиваться химические связи, отвечающие за память! Как так? И он опять почувствовал себя неполноценным. Уязвимым. Слепым и глухим в мире, наполненном бурлящей чакрой, оттенками тепла, запахами и вкусами — теми ощущениями, которые стали для него недоступны.       Мицуки уже понял, что он не амбидекстр, ему после пробуждения мерещилось, что удобнее всё делать левой рукой, а сейчас он убедился, что правой не получается даже палочки держать, она явно отстающая. И правый глаз видел хуже, примерно на 0,9. Но если с этими недостатками можно со скрипом мириться, то с памятью как? Как работать на компьютере, которому забили всю оперативку? От этого же интеллектуальная деятельность страдает!       Как люди умудряются с этим существовать?! Они правда так живут? И ещё не предприняли мер, чтобы себя улучшить?       Он потянулся за кофе. Возможно, пора чего покрепче? Мицуки что хочешь поставил бы на то, что у этого тела нет ускоренного метаболизма, а значит, в кой-то веки он мог на своём примере испытать, что такое опьянение, и выяснить, почему оно порой необходимо взрослым, например, Карин.       — Прости уж, морковного пирога в меню сегодня нет, — заметил хозяин. — Данго?       Мицуки остро глянул на него, соображая, не спросить ли, присутствовала ли здесь вчера красноволосая женщина и не теряла ли она что-то. Выстраивать диалог с незнакомцами получалось тяжелее, чем с друзьями.       — Деда, — протянула Хамаю, протирающая бокалы, — а давай я вас сфотаю! Иди, садись с Шиначику.       — Да не, ну я…       — Деда! Шиначику, не против?       Мицуки пожал плечами. Времени оставалось немного, но на один снимок должно хватить. Если фотоаппарат быстро принесут и не станут возиться с выставлением экспозиции и вспышкой. А он между делом поинтересуется о местной Карин.       Хозяин вышел из-за стойки и встал рядом с Мицуки, Хамаю вприпрыжку оказалась за другим плечом, достала опять-таки прямоугольник (они тут у всех, что ли?) подняла перед собой в вытянутой руке.       — Куда смотреть-то? — спросил хозяин.       — На красную точку.       Мицуки увидел на экране их самих. Смешных, как в кривом зеркале. А за их спинами, на пороге мелкую собачонку, дремавшую до того в лопухах. Только теперь он рассмотрел её чётко, так сказать, мордой к морде. Не дворняжка, а сиба-ину. Он знал одного сиба-ину, с протезом вместо задней лапы. Компаньона Акиты Инузука, помощницы профессора Катаске. И звали того пса Чамару.       У этого пса лапы были в порядке. Но тревога уже впрыснула в кровь адреналин, путая мысли и планы. Будь здесь родная змея, предупреждающе бы зашипела.       — Шиначику, улыбайся!       Прямоугольник щёлкнул. Мицуки почему-то ждал, что из него вылезет моментальное фото, но ничего подобного. Только они втроём продолжали отпечатываться на экране.       — Тебе перебросить? — спросила Хамаю. — Ты в каких мессенджерах? Или на почту послать?       — Увы, я не знаю ни своего адреса, ни индекса, — задумался Мицуки. — Раньше знал, но теперь там построили торговый центр.       — Она хочет обменяться с тобой номерами, — подсказал хозяин, — но стесняется.       — Деда!       — Мой номер? Хм. Так-то я из седьмых... — Мицуки отхлебнул кофе, всем видом показывая, что разговор окончен. Почти спиной чувствовал, как пёс, усевшийся в открытых дверях, неотрывно смотрит на него. Но может, это местный домашний питомец?       Хамаю о чём-то зашепталась с дедом, показывая изображение на прямоугольнике, а Мицуки достал оставшуюся дымовую завесу. Размотал клубок на коленях, взял из подставки с солью, палочками и салфетками перечницу и щедро посыпал ленту. Затем скрутил её обратно в клубок, спрятал в рукав, в который раз оттянув ткань.       — Мне пора, — вежливо кивнул владельцам, — благодарю за вкусную и здоровую пищу.       — Не за что!       — Счастливого пути! Э! Эй! А чья собака? А ну пшёл отсюда, пшёл!       Мицуки обогнул пса по широкой дуге. Сиба-ину потянулся и припустил за ним, как конвоир. Два когтя на задней лапе росли неправильно, крест накрест. Как у Чамару.       Мицуки спустился со ступенек, шагая пружинисто, чтобы в случае чего сразу отпрыгнуть. Акита Инузука возникла рядом словно из ниоткуда. В простом хаори, волосы спрятаны под платок, как у селянки. Но Мицуки всё равно её узнал. Акита шла будто бы мимо, по своим делам. Сейчас неожиданно извернётся и схватит! Нельзя давать ей первой сделать ход!       На что он рассчитывал? Что беглого генина не станут искать?       Мицуки с места метнулся влево, к зарослям орешника. Чамару с лаем кинулся за ним. Совсем мелкий, но внешность обманчива. В каких чудовищ превращаются псы Инузука, Мицуки выяснять не желал. И проверять умения Акиты, которую знал только с гражданской стороны, не хотел.       Ведущей левой рукой швырнул за спину клубок завесы. Фуин сдетонировал, разлетаясь дымом и клубами перца. Чамару зачихал, падая на землю и суча лапами, Акита согнулась в три погибели, заходясь в кашле. И оба пропали в дыму.       Мицуки юркнул в орешник, промчался через двор, под чьи-то крики, кудахданье препуганных кур и вопль Акиты:       — Сэнтэ! Апчхи!       Он выскочил на параллельную улицу, стелясь по земле и проезжаясь под фурами с свежезаготовленными досками. Запряжённые волы лениво обмахивались хвостами от мух и от мельтешившего Мицуки. Он выбежал на дорогу, ведущую из деревни.       — Стихия Ветра — Мерцающий фейерверк!       Это из арсенала Темари-сан. Она такое показывала на совместной тренировке с Ино-Шика-Чо.       Вокруг Мицуки вихрем засвистели сюрикены. Брошенные наугад, но подхваченные ветром, они плясали ломаными траекториями, ударяясь друг о друга, сверкая перед глазами. Мицуки буквально танцевал на месте, пытаясь увернуться ото всех. Широкое юката спасало, некоторые сюрикены запутались в складках. Один оцарапал ногу позади колена. Ещё один удалось отбить кунаем.       — Шиначику, спокойно, — он затравленно оглянулся. Он узнал голос. Мирай. — Поговорим? Или повторить Мерцающий фейерверк?       Мицуки попятился. С Мирай он сражался всего однажды, когда их только поставили в седьмую команду. Дело происходило на подвесном мосту, и Боруто ударил снизу, из-под досок настила. Мирай, как укорил Конохамару-сенсей, никогда не следила за ногами. Но как провернуть атаку из-под земли? В Академии они учили Дотон, даже практиковали базовое, но у Мицуки ничего не вышло.       — Тихо, Шиначику, не пытайся в ниндзюцу. Куда тебя понесло? Это из-за приезда Суровой хозяйки? Хочешь сбежать с ней на Луну?       Кого? Куда?       Он сам считал себя луной, но посвящать в это Мирай не имело смысла. Сложил пальцы в печать, сзади материализовался теневой клон. Мицуки почувствовал, что может создать и больше. Приготовился атаковать.        «Женщины — как хрупкие цветы, поняли, остолопы? — поучал Конохамару-сенсей. — Не делайте, как я в сопливом детстве. Поднимать на женщин руку — подлое дело… если только они сами не пытаются тебя убить».        «И если они — не Сарада!» — добавлял Боруто.        «Сейчас врежу, шаннаро!»        «Что и требовалось доказать».       Особых предубеждений по поводу пола противника у Мицуки не было.       — Не дури! — прикрикнула Мирай. — Убери клона! И вернёмся в деревню, пока против тебя не предприняли мер. И пока лунари не засекли твои копошения с чакрой. И всё будет по-старому. Слово даю. Сэнтэ Сарутоби дружит с ветром, но слов на ветер не бросает.       Сэнтэ Сарутоби? Мицуки прищурился. Перед ним явно стояла Мирай. Её голос, её телосложение, её каре-вишнёвые глаза и лохматые кудри. Почему Сэнтэ? Это термин из го?       — Сдаюсь, — он вытянул перед собой руки якобы для того, чтобы она их связала. Вспомнил, как на его глазах Ивабе прошёл под землёй, как нож сквозь масло. И вспомнил, какие печати надо складывать, спасибо эйдетической памяти. И понимал, что без сродства со Стихией Земли ничего не выйдет.       Вот только он не знал, насколько его клон автономен в принятии решений и насколько связаны их мыслительные процессы.       — Клона убери, — повторила Мирай-Сэнтэ.       Мицуки кивнул. Ощущение присутствия за спиной мгновенно пропало. Он шагнул вперёд, протягивая руки. Мирай хмыкнула…       Клон вылетел у неё прямо из-под ног, впечатывая кулак в челюсть. Мирай, взвыв от боли, полоснула кастетом, клон пропал, обдав Мицуки воспоминаниями о холоде земли, её густом запахе и давящей тяжести. Он кинулся вперёд, скидывая юката с одного плеча, как лучники в соревнованиях по кюдо. Материализовал ещё одного клона, который бросился к оглушенной Мирай со спины, набросил ей на шею петлю из пустого рукава и принялся душить. Одновременно настоящий Мицуки подскочил спереди и вырезал ей в солнечное сплетение, а после на точку в сочленении шеи и плеча, выключая из сознания на пару часов. Развоплотил клона и припустил к железнодорожной станции. Время поджимало, «Диез» прибывал с минуты на минуту.       Он кубарем скатился с пригорка, сквозь заросли сорной травы. Выбираться на широкую петлю дороги было некогда и боязно. В низине раскинулись перекрученные между собой стрелками полотна рельс, убегающие за горизонт, уносящие путников в другие места. Вот только пассажирские поезда отсутствовали. На рельсах стояли одни товарные составы, цистерны, крытые и открытые грузовые вагоны. Кое-где суетились люди в синей форме.       Мицуки на ходу завертел головой, глянул на часы на старом здании депо. 16:23. «Диез» никогда не опаздывал. Но Мицуки не видел ни его, ни его фирменных бело-голубых цветов, ни изображения решётки на вагонах, ни выделенного участка железнодорожных путей для скоростных поездов. Как же так… его же сейчас схватит если не Мирай, то Акита!       Стоп! Если Мирай в этом мире зовут Сэнтэ, определённо Сэнтэ, Акита тоже её звала именно так, то значит, его догадка о том, что Сараду могут именовать не Сарадой, верна. Следовательно, верно и обратное: то, что называется одинаково «Диезом» или Боруто, может выглядеть как два совершенно разных объекта!        «Диез» прибывал на первый путь. На первом пути как раз начала трогаться вереница открытых вагонов с досками. В сторону севера, как раз туда, куда Мицуки требовалось. На низких бортах было выведено белой краской «1376» (1376 скорый — это номер, под которым ходил «Диез») и «Страна Рисовых Полей» (так раньше называлась Страна Звука).        «А я тебя и не узнал, старый знакомый», — подумалось Мицуки.       Пригнувшись, он тенью проскочил за бочками, прячась от двух железнодорожников, на ходу прыгнул в один из вагонов. Оцарапал кунаем ладонь, широким движением стряхнул кровь с лезвия на соседние пути, чтобы никто не вычислил, где именно прервались кровавые капли из его раны на ноге. Перекатился, прячась за высоким бортом, вжимаясь в доски и замирая, как истинный ниндзя. Состав, стуча колёсами, набирал ход. И Мицуки полной грудью вдохнул запахи древесины, солярки и дальних странствий.       Осталось загадкой, пришла в тот день Карин в Накамори или нет. Может, в этом мире её двойника и не существовало. Как не существовало в прежней вселенной аналога тела, которое Мицуки сейчас занимал. Или существовал? Но что Мицуки знал совершенно точно, так это то, что если этот, допустим, Шиначику, сейчас находится в теле Мицуки, то дома о нём позаботятся. Боруто и Сарада ему помогут.

Интермедия

      Шиначику зло сплюнул кровь из разбитой губы, сощурился, пытаясь что-то рассмотреть за опухшими веками. Фингал на оба глаза — это ничего приятного, знаете ли! Леска впивалась при каждом движении в запястья, заведённые за спинку стула, и в лодыжки, привязанные к ножкам. Пахло сыростью, мазутом, мышами и ещё чем-то металлическим. Из-за обилия резких запахов голова шла кругом.       — Ну что, будешь говорить? — спросили в ухо, наклоняясь сзади. Точно, тот бесящий мальчишка, так похожий, мать его, на отца! Даже на щеках полоски клятые… Хренов ублюдок Менмы Узумаки! Шиначику точно пойдёт выяснять отношения со стариком, как только вырвется отсюда!       — Да пошёл ты, ттебаро! — отрезал Шиначику, лихорадочно ища пути к отступлению.       — Советую не рыпаться, — сказал устроившийся на скамеечке у выхода предатель Каваки. Свет, врывающийся с улицы в полутёмный склад, резал глаза. — Знаешь, этим беспредельщикам очень дорога тушка их другана, так что её они не покоцают, это факт. Но разум твой им без надобности, выжгут нахрен. Так что пораскинь мозгами, пока они у тебя есть, м?       В поле зрения возникла черноволосая очкариха, глянула задумчиво, потом повернулась на пятках. Подошвы сандалий скрипнули о металлический пол.       — Молчит? Тогда приступим? — спросила с ленцой, наклоняясь над Шиначику и опираясь руками о спинку стула, к которому он был привязан. За стёклами очков вспыхнул алый шаринган. — Кто ты такой и куда дел Мицуки?       Запятые томоэ завращались и смешали всё вокруг в чёрно-красные спирали водоворота.