Луноворот. Он и его кот

      К вечеру жара спала и поднялся сильный восточный ветер, почти ураганный, треплющий волосы и одежду. Состав ехал медленно, Мицуки прикинул, что до Страны Звука с такой скоростью он доберётся в лучшем случае завтра в полдень. Недавно миновали верховья реки Нака, дорога то прямой стрелой пересекала долины, то петляла между отрогами гор, что выплывали из-за горизонта и обступали со всех сторон: вечные, равнодушные к человеку, бывшему лишь песчинкой на их каменных ликах.       Мицуки по-новой перебинтовал колено, вытряхивая за борт старую перевязку, пропитавшуюся кровью. На тряпки были пущены полы юката, снятого с плеч, с того же юката он собрал и спрятал в подсумок два запутавшихся сюрикена Мирай. Рана наконец-то стала затягиваться, Мицуки пытался запустить восстановительные процессы в повреждённых тканях, но это тело так не умело. Зато по слухам генерировало медицинскую чакру, что должно быть схоже с регенерацией, но почему-то у Мицуки ничего не вышло. А вот со Стихией Земли повезло, правда, толку от этого чуть — он почти не знал техник Дотона.       Убаюканный стуком колёс, Мицуки погрузился в размышления, а пришёл в себя, когда на темнеющий небосвод выкатилось такое, что он, позабыв о безопасности, высунулся из-за бортов вагона. Полная луна. Красная и огромная, даже горы при виде неё съёжились. Конечно, луна светит в оранжевом спектре, когда только-только встаёт над горизонтом, это эффект от преломления лучей. Но чтобы её окрасило в такой насыщенный оттенок?       Железная дорога вильнула в сторону, внизу открылось ущелье, по дну текла горная речка, которая пенилась и сердито плескала огромные, словно океанские волны на левый берег. Приливная волна от луны. Странно, что вслед за таким гигантским спутником горы с места не сдвигаются, хотя где-то под землёй что-то скрипело и тяжко вздыхало. Ветер дул бешеный, и атмосферное давление, вероятно, тоже скакало будь здоров. В прямом смысле этого выражения.       Вокруг точно другой мир. И значит, Мицуки следует как можно быстрее во всём разобраться и вернуться, прихватив кота. Там, дома, без него Боруто может заместить Момошики. Или Сарада с горя пробудит мангекё шаринган и начнёт слепнуть, родитель вскользь упоминал о побочках додзюцу. А Мицуки не будет рядом и не сможет помочь? Ну уж нет!       И он презрительно сощурился, глядя прямо в лицо багровой луне.       Отблески восходящего суперлуния окрасили комнату в кровавый цвет. Даже белый с окантовкой веер на стене почудился красным.        «В случае слабого взаимодействия мы наблюдаем целых три калибровочных бозона вместо одного, что, несомненно, нарушает стройность теории».       Каваки выключил карафон. Он опять читал в темноте. Глаза устали, пришлось снимать очки и тереть внутренние уголки. Всё равно методология калибровочной симметрии не усваивалась, а виной всему был…       — Каваки лох, объелся блох и от кайфа чуть не сдох!       За что ему это?       — Тоя, заткнись, — процедил Каваки сквозь зубы.       Тоя счастливо заржал. Он скакал по дивану, в разобранном виде служившему Каваки постелью, и изображал из себя пирата. Но для представления нужны зрители, а так как Каваки его игнорировал, Тоя бесился.       — Каваки лох, объелся блох…       Каваки включил лампу, загрузил на карафоне первую попавшуюся серию любимого мульта Тои и сунул ему под нос. Мальчишка с криком «Ё-хо-хо!» шлёпнулся на диван, вцепившись в карафон. Дома ему мать такое в руки не давала. Несколько минут тишины Каваки обеспечены.        «Слабые взаимодействия, отдельно взятые, не представляется возможным описать как калибровочные поля, следовательно…»        «Следовательно, мне нужно, чтобы кто-то из Учиха пробудил риннеган…» — вспомнились сегодняшние слова Шиначику.       Мысль о калибровочных полях сбежала, не успев оформиться, зато вокруг Шиначику закрутились догадки. Каваки не усидел на месте, принялся мерить шагами комнату — так думалось лучше. Шиза вообще вёл себя странно. Может, это после того, как они провалили миссию? А ведь как радовались сначала! Первые из выпуска получили задание за периметром! А в итоге вышло что-то невнятное. Да, они благополучно доплыли до предполагаемого центра Страны Водоворота. Приблизившаяся к Земле много лет назад Луна перемещала такие высокие массы воды, что в момент отлива острова затонувшего архипелага обнажались. На это и был расчёт.       Но что они нашли?       Скалы, песок, водоросли и ракушки. Клочок земли не больше квадратного километра. За прибрежными скалами обнаружились остатки разрушенных колонн, спускающиеся вниз концентрическими кругами лавки-ступени. И внизу что-то вроде кострища, огороженного камнями, похожими на клыки. Между зубцами, испещренными письменами фуин, светилось защитное поле, и в середине всей конструкции — деревянный куб, пять на пять сантиметров. Со спиралями Узумаки на отполированных боках.       Каваки не разбирался в артефактах. Его целью значилось эти самые артефакты найти и транспортировать в Коноху. Шиначику без проблем вытянул куб из защитного купола, и сокоманднику, по праву крови и испугавшись ловушек, сокровище и доверили. Так он и вертел находку в руках, пока они грузились на катер, капитан заводил мотор, а Катаске крутился вокруг со своей «Энциклопедией подводного мира», используя её как подставку, чтобы разложить на обложке блокнот и набросать тезисы очередного диссера.       А потом случился повал в памяти. И очнулся Каваки уже посреди моря, на борту катера, и еле успел схватить за шиворот съезжающую за ограждение Боруто. Катаске и нанятый капитан валялись рядом в отключке, Шиначику запутался в такелаже, а впереди, прямо на поверхности моря, крутился в вихре триграмм Неджи-сенсей. Вот только против кого он бился — непонятно. Зато от его двухсот пятидесяти шести ладоней поднялся такой ветер, что море разродилось мини-штормом, и Шиначику кинулся усмирять его Футоном. А кому ещё? Боруто в несознанке, Неджи-сенсей рвётся в бой со своим глюком, а у Каваки только техники Огня в ассортименте.       Море утихомирили, растерянный и слегка невменяемый наставник вернулся на борт, но артефакт пропал. Испарился.       Конечно, Шиначику расстроился. Так гордился этой миссией, на которую могли послать только его, наследного Узумаки! Так хотел выслужиться перед отцом! И такой облом. Да и Каваки хотел показать себя. И Боруто не улыбалось возвращаться, поджав хвост. Они отделались отчётом у Хокаге, на задании поставили гриф «выполнено», потому что по документам они сопровождали океанолога и вернули его в целости и сохранности, и неважно, что их липовый океанолог в биологии ни в зуб ногой, главное, что в халате и с корочками научного сотрудника. Неджи-сенсея и Катаске, наверное, допросили подробнее. Скорее всего, даже АНБУ. Миссия была секретной, а на всё секретное накладывают лапу разведчики. Но с них, детей, взятки гладки, они просто исполняли приказы, так ведь? И перед друзьями седьмая команда могла задирать нос и говорить, что выполнила задание, не подкопаешься же! Так почему Шиначику распереживался?       — Каваки-и, Каваки-и, а ты привёз мне с моря гостинец? — отвлёк Тоя.       Мысли, что ли, читает? Нет, просто мультик у него про пиратов.       Каваки порылся в карманах, кинул малому первую попавшуюся конфету. Затарился в ларьках Порта. Украдкой, не хотел, чтобы узнали, что он сладкоежка.       Карафон был отодвинут на подлокотник, Тоя зашуршал оберткой, прочёл по слогам:       — Ве-сё-лый боц-ман. А почему он весёлый?       — Потому что конфета с ромом, — ляпнул первое пришедшее в голову Каваки. Мысли витали далеко. — Боцман навеселе.       — С ромом? — оживился Тоя. — Ё-хо-хо, и бутылка рому!       Каваки высыпал на ладонь оставшиеся конфеты, на всякий случай проверил, правда ли искомая с ромом. Нет. Ну и славно! А то накормил бы ребёнка, потом отвечать пришлось. Он не подписывался с ним сидеть! Но его мать, Юмэ-сан, сегодня утром сорвалась на побережье, как раз туда, откуда вернулся Каваки — в портовом судостроительном институте училась её старшая дочь Токо, которая серьёзно простудилась. Настолько серьёзно, что мать поспешила к ней. Отец семейства давно развёлся с Юмэ-сан и перебрался в столицу, вот и получилось, что их младшего шестилетнего оболтуса Тою не с кем оставить. Разодранный, чуть ли не уничтоженный клан Учиха держался вместе и сообща заботился о детях. И крайнего Каваки, который после обеда был свободен, отрядили забрать Тою из детского сада, захватить из дома его вещи и понянькаться.       Любопытно, кстати… Миссия седьмой команды и болезнь Токо — совпадение или нет? И почему многообещающей Токо, шустро дослужившейся до джонина, стрельнуло в голову уходить со службы и уезжать учиться на морского инженера? Не сказать, что Каваки с ней хорошо общался, но морем она не грезила, хотя, может, и грезила? Вон её братец с ума сходил по пиратам.       С их родителями история тоже мутная. Они развелись, но Юмэ-сан сохранила фамилию Учиха и как ни в чём не бывало жила в клановом квартале, хоть квартал и насчитывал ныне всего семь домов. Когда Текка-сан приезжал из столицы, он останавливался у бывшей супруги в своём бывшем доме. И Тоя у них родился спустя два года после развода.       — Каваки-и, а давай играть, давай ты будешь капитаном «Жуткой джонки»?       — Отвянь.       — Ну Каваки-и-и!       — Кому говорю — цыц!       — Ты злой!       — Я не злой, я циничный скептик. А ты дурак, потому что таких слов не знаешь.       Тоя не растерялся и показал ему язык. Руки чесались отвесить ему подзатыльник.       — А у меня есть шаринган, а у тебя нет! — завёл Тоя. Когда он начинал говорить с тягучими интонациями, это означало, что у него пластинка заела. — А у меня есть шаринган, а у тебя нет!       — У тебя тоже нет!       — Я пробудю!       — Пробуди сначала, тогда и поговорим!       По понятным причинам почти всё новое поколение Учиха являлись полукровками. И с пробуждением шарингана у некоторых возникали серьёзные заковырки. Тоя тоже был полукровкой и слишком мелким, чтобы диагностировать, унаследовал он додзюцу или нет, но на морду лица получился типичным Учиха — черноволосый, черноглазый, вылитый отец-основатель Изуна с портрета в учебнике. Выиграл в генетической лотерее.       Разве что с интеллектом не задалось.       — А у меня есть шаринган, бе-е-е! — Тоя уже валялся поперёк дивана, закинув ноги на спинку. — А у тебя нет шарингана!       — Зато ремень есть, познакомить?       Шиначику тоже сегодня резал по живому своим предложением пробудить шаринган. Каваки даже обиделся. Он к нему со всей душой, уважал, понимал, каково это — держать марку перед титулованными родными, быть обязанным соответствовать, а друг взял и в душу плюнул. Те, кого мы подпускаем слишком близко, бьют больнее всех.       Но дело не только в этом. Каваки был отходчивый и не требовательный к людям. Проблема заключалась в том, что Шиначику сначала нёс ахинею о салатах и наруто, может, про какое-то кафе хотел рассказать? А потом спросил о некоем Саске Учиха. И заявил, что ему нужно, чтобы кто-то из Учиха пробудил риннеган.       Это была закрытая информация.       Откуда он узнал, что риннеган — это высшая форма развития шарингана?       Допустим, он забыл, что у Шестого был риннеган, которого тот лишился. Об этом упоминалось одной строкой в учебниках истории за новейшее время, но особо не афишировалось. Но откуда риннеганы берутся в принципе, знали только внутри клана, и то избранные. Ну и возможно приближенные люди вроде Хокаге. Тот вряд ли проболтался бы за ужином в кругу семьи, Менма Узумаки производил впечатление человека осторожного.       Тогда откуда сведения у Шиначику? Акиха-сан поделилась информацией? Она глава АНБУ, а если АНБУ допрашивали Шизу о пропавшем артефакте и о кратковременной амнезии, случившейся на миссии, а заодно разговор зашёл о риннегане? К мозгоправам Яманака на считывание памяти сто пудов никого не отправляли, такое не практиковалось. Кто в здравом уме согласится вывернуть перед чужим человеком свою подноготную вместе с самыми интимными подробностями? А Седьмой тем более не отослал бы на такую экзекуцию сына. Но вот устроить ему милую беседу за чашкой кофе с Акихой-сан — почему бы и нет?       Нет, Каваки нафантазировал лишнего! Везде ему АНБУ мерещатся. И теории заговора.       В дверь позвонили. Каваки поплёлся на первый этаж открывать, Тоя следом вприпрыжку спускался по винтовой лестнице. Каваки ему не нравился, он этого и не скрывал, даже не называл уважительно, но прилепился как намагниченный. И первым заверещал:       — Тётя Акиха!       Легка на помине.       Акиха-сан стояла на пороге, в обычном деловом костюме, совсем не мятом после рабочего дня, будто только что выгладила. А может, и правда перед выходом переоделась. У неё таких костюмов, наверное, тысяча. И все чёрные, чтобы кровь была не заметна.       — Здравствуй, Каваки, — вежливо улыбнулась Акиха-сан. И уже широко и ласково — облапившему её ногу Тое. — Привет, лихой пират! Как в детском саду день прошёл?       — Скучнецки! Тётя Акиха, а у Каваки интереснее, у него мультики есть и конфеты с ромом! А ты пробовала пиратский ром?       — Куда уж мне, — Акиха-сан нахмурилась, косясь на Каваки.       — Не было никакого рома, — буркнул тот. — Ни кванта.       — Ну да, ты же тётя, а девочкам пить не положено. А я морской волк! — тараторил Тоя.       — Каваки, потом угостишь, — вынесла вердикт Акиха-сан, проходя в дом, — а Тоя-кун проконтролирует, чтобы я не опьянела. Так, эта сумка — вещи Тои? Спасибо, что собрал, приглядел. Я его заберу на ночь, он маленький, ему женская рука нужна, а ваша мама сегодня, кажется, на дежурстве?       — Именно так, — кивнул Каваки, в мыслях отплясывая пиратский танец. Малого забирают!       — Пират, пойдёшь к тёте Акихе?       — А братец Шин дома? — насторожился Тоя.       — Братец Шин рано ляжет спать, ему завтра на задание.       — Тогда пойду.       — Договорились! Поиграй пока, сейчас мы пойдём.       Каваки задумался. Шина отправляют на задание. А Шин — АНБУ. Хм, его тоже в Порт Страны Огня? Мёдом там, что ли, намазано? Но спрашивать о таком не принято, а как хотелось! Чтобы не разнервничаться, он принялся считать тиканье настенных ходиков, окружённых семейными фотографиями и коллекционным оружием.       Тоя умчался вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.       — Телескоп тронешь — убью! — пригрозил вслед Каваки. Акиха-сан могла его отчитать за грубость, это он бы пережил, а вот отпечатки чужих испачканных в шоколаде лап на линзах телескопа — однозначно нет.       — Отец дома? — спросила Акиха-сан.       — В кабинете. Как получил от вашего агента какой-то пакет, так и засел его анализировать. Он, если заинтересуется, в себя уходит, ничего не замечает.       — Как и ты, — подмигнула она.       Каваки смутился, пряча глаза за стёклами очков. Она расслабила узел галстука.       — Ясно. Каваки, ты что-то хотел спросить?       — А вы… — как она догадалась? — Ваши люди беседовали с Неджи-сенсеем или с профессором Катаске?       — С чего ты взял? — её взгляд резал хлеще бритвы. Каваки ненавидел бритвы, иглы, канцелярские ножи. Кунаи, катаны, топоры — что угодно, но только не тонкие, тоньше волоска, лезвия, что рассекают плоть глубже и опаснее прочих. Особенно если их заставляют глотать, и остаётся только молиться, чтобы не истечь кровью до прибытия в госпиталь.       Что ответить? Сказать, что виделся с профессором, тот о чём-то таком обмолвился, и тем самым подставить Катаске? Или подставить наставника?       — Пришёл к выводу, что это было бы целесообразно, — в нос протянул Каваки, напуская на себя занудный вид и поправляя двумя пальцами очки.       — Тебе есть что дополнить к вашему отчёту? Если хочешь, можем поговорить неофициально, без протоколов, по-родственному. Как на это смотришь?       Каваки задумался. Он мог добавить, что Шиначику сошёл с ума. И спросить, не рассказывала ли Акиха-сан Шизе о риннеганах. А если не рассказывала, то предупредить, что Шиначику об этом откуда-то знает, что само по себе подозрительно и в перспективе может угрожать всем Учиха. А Каваки очень-очень хотел, чтобы его признали полезным. Нужным клану. Чтобы с ним вот так беседовали… по-родственному. Чтобы не прогоняли, ведь если разобраться, зачем он им нужен, без шарингана?       Выслужиться перед главой АНБУ было так просто…       Вспомнились первые дни в Академии. Как от него, переростка, явившегося в середине учебного года, шарахались, дразнили «Каваки, который жрёт тайяки», а девчонки строчили сообщения в мессенджер якобы от незнакомки, которая стеснялась назвать своё имя и тайком писала, что влюбилась, что он такой мощный и высокий, что он таинственный Учиха и что она воспылала. Да-да, так и сочиняли. И дружно читали вслух его неуклюжие ответы. И ржали, когда он выискивал незнакомку глазами. И вообще это была злая шутка.       А Шиначику ему об этом рассказал. А потом предложил пойти с ним и Шикадаем на обед. И демонстративно сел рядом за одну парту. Если бы Шиначику не протянул руку помощи, вряд ли бы кто удосужился. Так бы Каваки и чмырили всё время обучения. Боруто тогда молчала, считая, что каждый должен выкарабкиваться из ямы сам, но может, она просто многого не видела…       — В отчёте я всё указал, — ответил Каваки, сам не веря, что произносит именно эти слова. — Если вспомню что-то, то сообщу, но это неточно, так как память у меня отличная. Просто миссия выдалась… крайне нелогичной.       — Многие миссии шиноби непонятные. Твоя задача не понимать, а выполнять то, что от тебя требуют. Иногда это самый верный путь, чтобы достичь цели. Ладно, если что-то вспомнишь, даже самую малость, обязательно сообщи, выслушаю. Я не кусаюсь.       А Каваки только молчал, считал тиканье часов и тупо смотрел, как она пересекает коридор, поворачивает направо, стучит по двери кабинета и тихо спрашивает:       — Обито-сама, я войду?       К вечеру ветер нагнал тучи и зарядил мелкий дождь. Менма раскрыл прихваченный из резиденции зонт, поднялся по ступенькам приёмного отделения, едва не поскальзываясь на глянцевых мокрых плитках. Как тут медперсонал ноги не переломал?       Сакура вышла из белых дверей, на ходу оборачиваясь и что-то говоря оставшимся сослуживцам на посту. Потом перевела взгляд на Менму и улыбнулась. Улыбка получилась кривоватой, а значит, улыбкой вовсе не являлась. Проявление нервов.       Кьюби радостно завилял хвостами.       Менма поднял над женой зонт, как только та вышла из-под козырька навеса. Дождь тонко барабанил по листьям и траве.       — Что стряслось? — спросила Сакура в лоб, без расшаркиваний.       — Дождь пошёл, — пожал плечами Менма. — Решил встретить тебя с зонтом. Лучший шиноби Листа — идеальный сопровождающий для лучшего врача.       — Лучшая у нас — главврач Цунадэ-сама, а я всего-то зав хирургией.       — Чё б твои ирьёнины понимали в колбасных обрезках! Отвечаю, ты — лучшая.       Зонт качнулся, и по нему на плитки стекла струйка воды.       — Засчитала бы комплимент, если бы не чувствовала, что это прелюдия к чему-то. И ты же знаешь, у меня есть запасной зонт на работе. Просто так ты бы не пришёл, — Сакура поправила джутовую сумку на плече.       — Не хочешь, чтоб тебя муж встречал? — попытался перевести в шутку Менма. — А ну признавайся, кого другого ждала?       — Балбес, — она беззлобно ткнула его в бок, потом взяла под руку. — Пойдём, здесь неподходящее место для разговоров.       Они тихо двинулись прочь от госпиталя, по дороге, освещённой фонарями. Людей навстречу попадалось мало, лишь несколько раз с ним вежливо поздоровались: «Хокаге-сама!» И однажды — с Сакурой. Из-за туч вечерние сумерки казались особенно густыми. Не гудела привычная мошкара, не щебетали птицы — всех разогнал дождь. Менма ненавидел суперлуния за резкую смену погоды: только что стояла жара, и вот уже налетел ветер, нагнал прохлады. Из-за облаков багровым глазом смотрела луна. Кьюби хотелось на неё тявкать, и Менме передалось его беспокойство. На крышу бы залезть, запрокинуть голову, заныть протяжно. Бред какой.       И близость Луны Менму напрягала, и вызываемые этим катаклизмы, и зловещий цвет. Разве что чудесные розовые волосы Сакуры-чан при таком освещении казались красными, как у Кушины, и осознание этого бархатом гладило сердце. Может, Менма действительно выбрал в спутницы жизни девушку, похожую на мать, такую же яркую и с характером? А ещё поговаривали, что её дед, отец Четвёртого Хокаге, был нукенином из Узушио, но в официальных документах в соответствующей графе стоял прочерк. Очень может быть. Слишком многое связывало их страны, что даже после падения Водоворота бо́льшая часть спасшихся нашли приют в Стране Огня.       Дела давно минувших дней, которые порой напоминали, что не прошли бесследно. К примеру, месяц назад отец расшифровал-таки ещё одно нагаута из «Сердца туманов и скал», запутанного и исчерченного тайнописью свитка, что привезла с собой в Коноху мама. Речь шла о ритуале, который проводился на самом высоком пике архипелага в дни летних и зимних солнцеворотов. Активировался священный «Куб», который «привлекал, как бабочку» и заставлял «мерцать в тенях» «шесть омутов Мудреца Шести Путей» (биджу?). То есть приманивал Хвостатого. А Конохе был позарез необходим ещё один биджу, слишком много их хвостатого брата числилось бесхозным, потому и отправили на поиски Куба Шиначику, справедливо рассудив, что фуин, испещряющий постройки Водоворота вдоль и поперёк, не активируется против кровного Узумаки. Менма рванул бы сам, но был пристёгнут к креслу Хокаге. Пожилую маму отправлять не хотелось. Шиначику, как генин, должен был справиться.       Сакуре Менма всё рассказал, потому что, выгори дело с Кубом и последующей поимкой биджу, всё равно бы пришлось. Она была против. Догадывалась, что джинчурики станет кто-то из детей. Менма уговаривал и сам надеялся и верил, что удастся запечатать Хвостатого зверя в Янтарном Горшке Очищения, с которым виртуозно управлялась Тен-Тен, и тогда делать кого-то джинчурики не придётся.       Похоже, это и называлось сделкой с совестью, и лучше запретить себе об этом думать.       Тем более в любом случае не получилось. Куб пропал. Каким-то совершенно удивительным образом. Будто сами души погибших Узумаки вернулись за своим сокровищем. А Менма побаивался привидений, и только и осталось уговаривать себя, что уж почившие предки ему зла желать не должны.       — Что-то с Шиначику? — шепнула вдруг жена, сжимая пальцы на его локте и вырывая из потока мыслей.       — Ну… — Менма мог соврать, что отправил его на срочное задание, вот только Сакуру не проведёшь. Лучше сразу выложить правду, чтобы не пришлось изворачиваться, мучительно вспоминая, что и кому он врал во имя спокойствия и безопасности. Ей будет больно. Но она — куноичи, а не трепетная фиалка, хотя порой это и забывалось, когда Менма видел её в кругу семьи. — Шина-чан сбежал из Конохи.       — Что?!       Пожалуй, вышло слишком грубо и поспешно. Надо было помягче, дозировано подавать информацию. Отец всегда умел…       — Как это случилось? — Сакура остановилась, железной хваткой тормозя его за локоть и рассерженно глядя в глаза. — Ты что-то знал? Это из-за твоих дурацких поисков сокровищ? И почему, ради всех богов шиноби, ты торчишь здесь, а не ищешь его?!       — Сакура-чан, тише, пжалста, тише! — зашептал он. — Пойдём, не привлекай внимания и не ломай мне руку, она мне ещё пригодится, — они двинулись дальше по мокрой мостовой. — Я Хокаге, я не могу покинуть пост. Но я отправил за ним отряд. Не какой-то матёрый джонин дезертировал, нашего пацана шустро вернут, главное, чтоб чакропатрули луниан не засекли. И я понятия не имею, что на него нашло. Сама знаешь, утром сиганул через окно. Оделся иначе. Бросил карафон, — последнее было понятно и даже дальновидно. Сенсоры потеряли Шиначику на расстоянии в тридцать километров. Спутники могли отследить его карафон хоть на другом конце географии.       — И ты… Ты!.. — Сакура пальцами отвела волосы со лба на макушку, вцепилась горстью. — Ты же специально молчал, лисья твоя морда! Я звонила, спрашивала, а ты врал, что он на третьем полигоне с Ино-Шика-Чо! И я верила! Даже Каваки в окно видела, он приносил своей матери обед, подумала тогда: да, Шина-чан с десятой командой, поэтом Каваки не с ним! Дура! Я как чувствовала, что ты мне зубы заговариваешь! Когда это случилось? Почему его до сих пор не вернули?       — Успокойся! Ты ж у меня самая мудрая. Стойкая.       — Я вопрос задала!       Менма не знал, что делать. Сердце ныло. Привлекать её к себе, гладить по волосам, делясь силой и уверенностью (хотя какое уж там!) посреди улицы не с руки. Слухи пойдут, да и не принято проявлять чувства на глазах у посторонних. А дома надо держать лицо перед Ханой-чан.       — Я иду за ним! — Сакура метнулась из-под зонта, Менма вернул её обратно, обняв за плечи. Падающий зонт перехватил чакровый хвост Лиса.       — Сакура-чан, не делай глупостей, ну!       — Я сейчас делаю глупости, когда стою на месте, а сын… — кипела она, вырываясь из его рук.       — Мы останемся в Конохе. По крайней мере, пока Хината в деревне.       — К демонам Хинату! У меня сын пропал, шаннаро!       Менма развернул её лицом к себе, тряхнул за плечи:       — Ты мать не только Шиначику, но и Ханами! Подумай о ней! Хочешь рвануть за самостоятельным пацаном и бросить дочу?       Сакура замерла, пристально вглядываясь в его лицо.       — А ещё ты первая госпожа Конохи, — уже спокойнее сказал Менма. — И дочь Хокаге. У тебя долг перед людьми, которые на тебя надеются. Услышь меня! Мало ли какой светский приём захочет закатить Лунная сука, если я не явлюсь, сразу что-то унюхает. И первая госпожа Конохи должна будет меня сопровождать.       — Сотвори клона и набрось на него хенге!       — Хочешь обмануть Хинату с бьякуганом?       — Я ей морду набью! — пообещала Сакура. — Давно хотела! И плевать мне на последствия! И пойду возвращать сына! Что же он творит… зачем? — она повесила голову, и Менма опять её приобнял и медленно повёл по улице, огибая сверкающие в свете фонарей лужи. Пахло жасмином, ветер срывал душистые лепестки вместе с каплями дождя, бросая под ноги.       — Сакура-чан, я спросить хотел, ты ничего не замечала за Шиначику в последнее время?       — Откуда? Всё как обычно. Наверно, все родные оступившихся так говорят… — Сакура сжала руки в замок на груди, браслеты звякнули друг о друга. Менма чувствовал её тепло. И нервную дрожь. И пытался держаться сам, хотя волнение кры́ло. — Это точно из-за гребаного биджевого артефакта! Ты головой поехал со своими амбициями и наследием Узукаге! Ты понимаешь, что эта вещь досталась твоим долбанным предкам от Рикудо Сеннина, а ему — от Кагуи? Ты отдаёшь себе отчёт, что мы ни шиша не знаем о принципах её работы, о рисках? И ты отправил за такой опасной вещью сына! Да я тебя! Я тебя! Отколошмачу, честно!       — Колошмать, — разрешил Менма.       — А эта вещь точно исчезла?       — Точно. Кьюби ж обнюхал Лисёнка, сказал, что чует след артефакта, но остаточный. Куб выработал ресурс и уничтожился.       — И хорошо! А может… Может, Шина не поверил и отправился искать этот биджев Куб? Ты же знаешь, какой он гиперответственный!       — Тож об этом думал, но не сходится. След оборвался на железнодорожных путях, откуда поезда уходят в северные края. А Куб потеряли, считай, на побережье, на востоке, — Менма гадал, что поманило Шиначику на север. Страна Горячих Источников, где вечный праздник жизни, игорные дома, буйный цвет преступности и лёгкие деньги? Страна Железа, где нет шиноби и никто не использует чакру, зато все спокойно живут под защитой луниан? Или Страна Молнии, куда нынешняя молодёжь рвётся, как мотыльки на пламя?       — Ты мне обещаешь… — Сакура сглотнула и сказала решительнее. — Нет, обещай, что вернёшь его домой! Завтра же!       — Верну, — кивнул Менма. — Кохан Яманака выделил в поисковый отряд Кохаку, толковый мальчишка, не из болтливых и боевик хороший. Шикамару отправил свою ученицу Сэнтэ. Ну и мои родители на месте не усидели. Не ворчи, ты ж знаешь, разве их удержишь, когда внук пропал? А с Хинатой им общаться не обязательно, а если кто спросит, отбрехаюсь, что старики ушли по грибы по ягоды, — Менма смолчал, что один отряд на перехват Шиначику уже был выслан. На удачу, внешние границы Конохи сегодня патрулировали Акита Инузука и Сэнтэ Сарутоби. Девчонки были жизнью обязаны Сакуре — когда-то после неудачной миссии жена их из лап смерти вытащила. И о том, чьего сына они искали, будут молчать даже без лишних просьб. Шикамару клялся, что не проболтается, Кохан посвятил в курс дела только Кохаку, который и засёк пересечение периметра и идентифицировал чакру нарушителя. По возможности Менма не хотел больше никого привлекать. Даже главу АНБУ. Её — в первую очередь. Пусть лучше роет дело о нападении на Токо Учиха.       В общей сложности о побеге Шиначику знало девять человек, включая Сакуру, и всё равно Менме казалось, что это слишком много. Чем больше народу в курсе, тем труднее дело замять. Как сложно балансировать между Хокаге, гарантом закона и защитником всей Конохи, и главой семьи, у которого жена мечется и переживает, а сын далеко и нет возможности лично прийти ему на помощь.       И ещё Менма не собирался рассказывать о том, какая судьба постигла Акиту и Сэнтэ. Всё равно это информация ничего не даст Сакуре, только подкинет лишний повод для нервов. Шина-чан обвёл двух чунинов вокруг пальца и скрылся. Настолько быстро, что Кьюби потерял его чакру, а пёс Акиты — след. Хотя оба Инузука были не в лучшем состоянии. Сэнтэ, едва придя в себя, сразу продолжила преследование, а вот Акита загремела на больничную койку с отёком верхних дыхательных путей.       Судя по отчёту, Шиначику будто знал, как действовать. Положим, с Сэнтэ он мог иметь дело через Шикадая. Но Акиту в глаза не видел, а она к тому же была в гражданской одежде и татуировки Инузука закрасила пудрой. Тут бы возгордиться за сына, да повод не тот.       — А Ханами? — повесила голову Сакура. Кьюби рвался её утешить, Менма мысленно погрозил ему кулаком. У них установились слишком тёплые отношения. Ещё с того дня, вернее, с первой ночи (которая до сих пор вспоминалась отблесками такого же алого суперлуния и облитой этим колдовским светом возлюбленной, будившей в нём, как та луна, приливы безумия и чистого восторга) когда наутро Сакура проснулась в одной постели со спящим Менмой, наполовину обратившимся в Лиса. Можно сказать, с чернобуркой ростом с человека. Перепугалась тогда ужасно, но несмело протянула руку и почесала Кьюби за ухом. И тот, рассчитывающий её устрашить, поплыл. И потерял контроль, и пробудившийся Менма отвоевал себе тело обратно, а Кьюби загнал под дополнительную цепь. С тех пор Лис уважительно называл Сакуру не «самка», как всех остальных представительниц противоположного пола, а «партнёрша». Иногда «наша партнёрша», за что Менма посильнее затягивал цепь у него на горле.       — Хане-чан скажем, что братика отправили на срочную миссию, — вздохнул Менма. — И будем при ней улыбаться во все тридцать два. Сакура-чан, пжалста-пжалста! Держи лицо перед дочей! Нечего ей душу рвать. Скоро Шина-чан вернётся, и всё станет по-прежнему.       — Хотелось бы верить… — шепнула она, прижимаясь крепче в поиске поддержки. — А знаешь… Тебе никогда не снились сны, такие яркие… Как сон внутри сна?       Менма рассеянно кивнул встречному прохожему, чувствуя неловкость от того, что обнимается на улице с женой, затем положил холодную ладонь Сакуры на сгиб своего локтя. Освободившейся рукой перехватил зонт, отмахиваясь от чакровой лапищи. Лис на это фыркнул, и вскоре талию Сакуры-чан оплёл пушистый чёрный хвост.        «Скотина ты с блохами», — отругал Кьюби Менма.       — Мне вот снятся. И пару недель назад, незадолго до миссии Шиначику… Я проснулась во сне, ночью, в темноте на диване. Будто бы не моя квартира, но я там каждый угол знаю. И кругом такая тишина, аж в ушах звенит. И будто понимаю, что мой ребёнок на задании. И моя кровать в спальне пустая. И никого рядом, совсем. Такой страх навалился и одиночество… А потом проснулась дома, и ты под боком сопишь. А теперь думаю: а вдруг этот сон вещий? Менма, я так не могу, не могу снова жить сиротой! Не дразни, пожалуйста, Ооцуцуки. Не заигрывайся во власть. Я не хочу никого из вас терять!       — Я с тобой.       — Но Шина-чан…       — И его вернём, и он нам всё расскажет, куда пошёл и на кой.       — Ох, Менма…       Так и шли под одним зонтом, под шелест дождя, под бликами фонарей. Дома ждали тепло, сухость и солнышко Ханами, только вот спокойствия не предвещалось. Но придётся создавать его видимость и обманывать самих себя, что всё хорошо.       Только что же хорошего, если их маленькое счастье, припорошенное годами, привычками и бытом, оказалось мнимым? Раз прямо под носом что-то происходило с их сыном, что в итоге вылилось в побег, а они ничего не заподозрили?       И как после этого верить, что вся остальная жизнь не рассыплется карточным домиком?       Ночью пошёл дождь. Мицуки ускорил круговорот чакры, чтобы прогнать сонливость и стимулировать терморегуляцию и иммунитет, но с меридианами этого тела он справлялся плохо. Энергетические маршруты срывались и стопорились. Потому холод начал пробирать до костей.       Колёса монотонно стучали, жёсткие доски отбили бока и подарили парочку заноз. Дождь забирался под одежду, вместе с сухостью унося и тепло.       Мицуки по-змеиному свернулся тугим калачиком. Поджал ноги, скрестил руки на груди, обнимая себя за плечи, даже голову пригнул, уткнувшись лбом в колени. Ловя от самого себя крохи теплоты. Накрылся с головой юката, но ткань не была водоотталкивающей, и от каждого движения набравшаяся в складках вода стекала холодными ручейками. Он дрожал и понимал, что хотя бы не придётся купировать позывы ко сну — в таких условиях отключиться невозможно.       Луна пропала за тучами, но всё равно светила мутным ржавым пятном, и Мицуки ловил её отблеск под закрытыми веками. Это ненормально, что она настолько большая. Если на суше из-за неё такие перепады атмосферного давления, то какие же приливы и отливы она вызывает на море? На побережье жить, наверное, совсем нельзя.       Неожиданно всплыло воспоминание одного зимнего, нетипично морозного для Конохи утра, когда в классе было невозможно согреться, как бы далеко Мицуки не отсаживался от окна, не переплетал ноги и не тёр руки. Шино-сенсей выдал, наверное, самое странное задание:        «Сочинение на свободную тему это. Представьте, что миру осталось существовать один день, а всего один, потому что назавтра катастрофа случится, к примеру, луна падёт. Как вы провели бы день этот? Что бы доделали? С кем бы поговорили? Может, прощения попросили? Напишите от чистого сердца, что вздумается вам. Это хорошее очень упражнение, в бытность мою школяром такое же выдано было. А хорошее оно потому, что когда на миссии попадал я в безысходную ситуацию, всегда вспоминал аутотренинг этот. И осознавал, что по сравнению с днём последним, всё не так уж плохо у меня».        «Явно какой-то подвох…» — протянул Иноджин.        «Нет подвохов никаких».        «Мы должны найти зацепку в формулировке самого задания и в этот последний день предотвратить катастрофу?» — гнул своё Иноджин.        «Точно!» — завопил Метал и густо покраснел.        «Мой отец однажды со своим отрядом остановил падение луны», — почесал затылок Шикадай.       «Я и говорю — подвох».        «Задание умозрительное. К той странице в истории отношения не имеет оно».       Мицуки замер над пустым листом, впервые не зная, какой ответ верный. За спиной всхлипнула расчувствовавшаяся Намида. Метал с бешеной скоростью строчил что-то, наверное, план, как он будет всех спасать.        «Я уже третий раз пишу это сочинение, — протянул сидящий слева Ивабе. — Надо просто жить каждый день, как последний, вот и весь секрет».        «Проведу его на всю катушку, — заявила за спиной Чо-Чо. — Закуплюсь вкусняшками, которые хотела попробовать. Досмотрю сериал. Потом приму ванну с ванильной пеной. Завернусь в плед с кружкой вишнёвого какао с зефирками…»       Рядом с ней Сарада прошептала:        «Надеюсь, последний день папа проведёт дома, а не проторчит фиг знает где!»       Мицуки снова уткнулся в белый лист. Родитель явно не будет сидеть сложа руки, вероятно, укрепит подземный бункер. Он собирался жить вечно, чтобы разгадать все тайны мироздания, и какое-то падение луны ему не помешает.        «Последний день, последний день… — Боруто на первом ряду улёгся на парту, вытянув руки. — Как-то эт депрессивно звучит… Наверно, с мамой побуду. С Химой. Обнимемся и ни за что друг от друга не отлипнем до самого конца… А батя… пусть как хочет, хочет — приходит, хочет — нет…»       Семья… А родитель взял бы в бункер с собой Мицуки? Или Лога? На ограниченных запасах еды, воды и кислорода один человек протянет дольше, чем трое, так что они с Логом явно будут лишними. А после, когда экосистема планеты восстановится, родитель соорудит себе новых мицуки, если захочет возродить популяцию Людей разумных. Но хоть на прощание обнимет? Суйгецу бы обнял. А в обнимательную кучу семьи Узумаки, кажется, не приглашали Мицуки, и навязываться он не имел права. И почему вообще у людей принято обниматься, какой в этом смысл?       И что ждёт его после смерти, на Дальнем Берегу, если ненастоящим людям туда вообще положено? По верованиям, не подкреплённым доказательной базой, предки встречают усопших на полях в предместьях Чистого Мира, ждут у разожжённых костров, чтобы после проводить в места вечной жизни, но кто встретит Мицуки? Родители Орочимару вряд ли воспринимают его как своего потомка. Он не потомок, он эксперимент, хоть и самый выдающийся на свете. Так и останется бродить вечно во тьме, мимо чужих костров, без шанса найти дорогу в Чистый Мир. Скучная перспектива.       В тот день Мицуки так ничего и не написал.       Он вышел из Академии, когда уже стемнело. Над крышами всплывала огромная, в полнеба, кроваво-красная луна, и кровь с её диска стекала за дома, образуя целый океан. Багряная лунная дорожка протянулась через сизые облака к Мицуки, он хотел встать на неё, но сколько ни бежал, петляя улочками Конохи, не мог нагнать. А затем увидел на лунной дорожке Лога в полном боевом облачении, что стоял, повернувшись к Мицуки спиной, а после и вовсе двинулся ввысь, вдаль.        «Подожди! — закричал Мицуки, срывая голос. — Стой! Я здесь! Забери меня с собой!»        «Зачем?» — всё-таки обернулся Лог, взялся за маску. С клацаньем снял её. Мицуки смотрел, словно в зеркало, на своё же лицо, перечерченное шрамом, и вдруг понял, зачем.        «Потому что мы семья! Лог! Подожди, Лог! Брат!»        «Брат? Ты разве брат мне? Разве тебя слушаются змеи? Посмотри на себя, ты не нашей крови. Кто ты?»       Мицуки споткнулся, останавливаясь у зоомагазина, где на рекламном плакате Киба Инузука рекламировал кошачий корм. Видел отражение на зеркальной двери. В тех же доспехах, что и Лог, с длинной катаной за плечами. Трясущимися руками снял маску, но под ней оказалось чужое загорелое лицо. Зелёные глаза, светлые волосы, в свете луны чуть отливающие в розовый. Действительно, кто он? Он не из семьи родителя. Он вообще никто!       Мицуки впился ногтями в лицо, пытаясь содрать его с себя, доказать, что оно ненастоящее, что оно тоже маска, что он другой. Дышалось тяжело из-за хлынувшей крови.       Поезд качнуло. Он притормаживал, подъезжая к станции. Мицуки тряхнул головой, сбрасывая остатки сна, громко высморкался двумя пальцами. Дышать стало сразу легче. Всё-таки проспал, судя по высоко стоящему солнцу, чуть ли не до обеда. Голова была тяжёлой, и в горле першило.       Поезд приближался к Инарису.