Луноворот. Он и его кот

      Мицуки пробудился от стука в окно. За ночь действие анальгетика прекратилось, и рана ныла, будто в животе проворачивали ржавую спицу. Голова была тяжёлой от забитого носа, но зато, кажется, температура спа́ла. Доктора знали своё дело. Рассвет только занимался, неяркий из-за облачности, и лишь багряный отсвет сумерек от ненормальной Луны указывал, что Мицуки всё ещё в ином мире.       Где всё так непросто под Луной…       Нетерпеливый стук повторился.       Щурясь ото сна, Мицуки приподнялся с койки. Сердце в груди подскочило.       Кабуто Якуши! Барабанил черенком метлы по стеклу.       Мицуки засуетился, повернул ручку, распахнул створку, на сей раз без особых проблем. Черенок несильно прилетел по лбу.       — Ох, это я нечаянно, не рассчитал, пацан, — совсем неискренне воскликнул Кабуто. — Ты чего творишь, а, шельма?       — У вас претензии? — не понял Мицуки.       — Я те покажу претензии! Ещё раз мне тут насвинячишь! Ещё раз подкормишь птиц! Языком заставлю откосы и отливы чистить, ты понял, да? Ты гля… Нет, ты гля, чего эти пернатые тут нагадили! Мне, по-твоему, заняться больше нечем, да?       — Якуши-сан… — примирительно завёл Мицуки, — приношу свои глубочайшие извинения, я осознал, что был не прав, я не повторю подобных деяний. А скажите, пожалуйста, вы не в курсе местопребывания вашего непосредственного наставника?       — Ко-го? — неприятно растянул слово Кабуто.       — Узумаки! — донёсся голос дежурной медсестры. — На процедуры! Сам дойдёшь?       — Давай, шевели поршнями, — отмахнулся от него Кабуто.       И Мицуки подчинился. До процедурной действительно было недалеко, вчера перед отбоем он преодолел это расстояние самостоятельно. Но складывалось впечатление, что его специально отвлекают от Кабуто!       Ханами Узумаки до мурашек бесило, что взрослые считают её мелкой и тупенькой. Она вообще-то на минуточку будущая Хокаге! А с ней, как с младенцем!       И то, что брат ушёл на задание в северные шахты, ей сообщили спустя целый день, и то, что он там грохнулся и распорол живот, она тоже узнала последней. И навестить неуклюжего брата предки не позволили, он, типа, ещё слаб, а ты, типа, к такому зрелищу не готова, расстроишься, туда-сюда. Бесит! Как же бесит! За кого они ещё держат, за принцесску из мультика? Принцесс Ханами терпеть не могла. Она шиноби! И она намного сильнее, чем взрослые себе сочиняют! Она морально поддержала бы глупого брата, но ей даже шанса не дали!       Чем хорошо субботнее утро, так это тем, что никому никуда не надо идти. И у Ханами настали заслуженные выходные, а кто же их не любит! И сегодня она точно сбежит к брату! Вдруг он там помирает, а она даже попрощаться не успеет?       Нет-нет-нет, это всё неправда!       После завтрака Ханами объявила, что пойдёт с Хокуто и Шикако готовиться к экзаменам. Предки поверили, во всяком случае ничего не уточняли, а друзьям она маякнула в чат, какую вешать лапшу, если спросят. Отличненько, когда есть, кому прикрыть.       Ханами оглушительно протопала по лестнице наверх, захватила из комнаты рюкзачок. На выходе сконцентрировала чакру в ступнях, перебралась на стену с тёплыми на вид обоями под рыжую рогожку. Тихонько пешком спустилась на первый этаж, метнулась на потолок, передвигаясь по нему на четвереньках. За козырьком арки в гостиную притаилась, хотя так-то не планировала. Это просто предки слишком громко трепались, грех было не подслушать! Спорят на повышенных тонах, как всегда.       — Ты серьёзно хочешь отправить седьмую команду на миссию? — ворчала мамка.       — А почему нет? — пристыжено тянул папка. Но для Ханами он всё равно был самый лучший. Может, другие дети и теряются, кого они любят больше, маму или папу, и вообще на этот вопрос принято отвечать: «Всех одинаково!» — а вот Ханами стопроц знала, что для неё папка — намбер ван.       — Пока сын не поправится, никуда не пущу! Это я тебе как доктор говорю!       — Ну ясен пень, я чё, возражаю, что ли… Пойду в кабинет, ещё раз прошерстю заявки на миссии, попутно два договора перепроверю.       — Опять взял работу на дом? Сколько раз просила, успевай всё делать в отведённые для этого сроки, а если не успел, значит, неправильно спланировал время. Служба — на службе, а семья — для семьи.       — Не ворчи, я мигом нагоню, эт из-за того, что Шикамару был вместо меня. Принесёшь мне чаю, а, Сакура-чан?       Ханами скривилась от этой приторности. Тащатся они от уменьшительно-ласкательных! Шина-чан, Хана-чан. Аж противно. Она Ханами!       — У тебя руки — ноги есть, сам себе сделаешь.       — Эх, строгая ты. Ладно, подберу шкетам чё-нить нетрудное, со сменой обстановки, — не обиделся папка. — Например, давно надо выяснить, чего там со электростанцией в Харудзаве. Утром опять свет отключался по всей Конохе, куда это дело годится?       Опять брату всё самое интересное, а Ханами в пролёте!       — Задание за периметром? — в мамкином голосе возникли угрожающие нотки. Заслышав такие, Ханами, если не сидела в засаде, подрывалась прятать хрупкие бьющиеся вещи. — Подожди, ты же… ты же не хочешь проверить, сбежит он опять или нет…       Так-так-так, а вот с этого места поподробнее!       — Я это не говорил.       — Ты его подозреваешь! Думаешь, он всё помнит, но специально прикидывается, чтобы не говорить правды? Как ты смеешь!       — А у тебя таких мыслей не возникало?       — Шина-чан бы так натурально амнезию не сыграл! Он понятия не имеет, что это такое, а в кино показывают сущую ерунду! Но… знаешь, мне вчера показалось… Будто он какой-то другой… И мне это покоя не даёт, всю ночь не спала… Я не надеюсь на Неджи, если бы не эта хренова просьба Хьюга позаботиться о слабовидящей дочери, я бы ни за что не допустила его к детям! Поэтому сделай одолжение, всеми правдами и неправдами отправь с ними Моэги-тян, а уж я её проинструктирую.       — Не вопрос. Вот только, — папкин голос изменился, — один котёночек прекратит подслушивать, да, Хана-чан?       Ханами вздрогнула, сползла за дверью по косяку вниз, осторожно заглянула в арочный проём.       — Мамка, папка, я просто мимо проходила, — она помахала ручкой, на ходу натягивая рюкзачок. — Ну, я пошла, меня уже ждут, пока-пока-ня!       И вихрем вылетела из дома.       Брат потерял память, как в телевизоре. Брат ведёт себя странно и что-то скрывает. А мамка вообще подозревает, что он другой! Нет, предки его, конечно, жалеют, и ещё они его любят, поэтому многого не заметят, а на мелочёвку закроют глаза. Но Ханами до правды докопается и семью отстоит, если семья в опасности! Брат у неё дурной, но спасать его надо, другого не сделали.       Зарядил мелкий дождь, пришлось накинуть капюшон туники с забавными кошачьими ушками. Госпиталь выглядел мокрым и сонным. Сигать через ограду — не вариант, запалят сразу, если не по камерам, то по чакре. Лучше накинуть хенге мамки и важно продефилировать через главные ворота. На счастье, рядом никого не оказалось, и на приветствия отвечать не пришлось. Только у курилки какая-то кудрявая врачиха в очках отсалютовала сигаретой, Ханами ей кивнула и завернула за угол.       Шиначику лежал в отделении торакальной хирургии. Порой, когда их с братом было не с кем оставить, мамка таскала их в госпиталь, где они, понятное дело, тихо в ординаторской не сидели, а облазали всё что можно и нельзя, особенно то, что нельзя. Осталось совместить память о внутренних помещениях с тем, что снаружи. Первый этаж, левое крыло, окна, кажется, на юг. Топографическим кретинизмом Ханами не страдала, что она, дура что ли, а читать карты и ориентироваться на местности её учил сам дедушка! Так что получите-распишитесь!       Лазать по подпоркам глицинии и при каждом неосторожном движении попадать под струи воды с листьев — то ещё удовольствие, зато большие соцветия надёжно скрыли от чужих глаз. В рюкзачке вместо тетрадок и пенала лежали сюрикены, кунай и бинокль. Последним Ханами и вооружилась, скользя по окнам на первом этаже.       Вон два дядечки играют в шоги.       Вон шиноби бицепс качает. Дверь хлопает, и он прячет гантель под одеяло.       Вот женщина в одном белье переодевает пижаму. Дурочка какая-то, у раскрытого же окна! А вдруг кто подсматривает!       Всё не то, все не те…       Ой, а это…       Брат!       Только вёл он себя странно. Смотрел в окно и лыбился. Сначала Ханами трухнула, что он её заметил и таким образом приветствует, но нет. На миг лицо Шиначику расслабилось, а после снова расплылось в идиотской улыбке.       Ну вообще улёт, брат у неё ещё и чокнулся!       Ханами перехватила бинокль поудобнее и продолжила наблюдение.       Мицуки никогда не думал, что от «улыбательных» тренировок могут заболеть лицевые мышцы. В прошлой жизни в родной лаборатории он располагал уймой времени и не торопился, но сейчас следовало овладеть этой техникой в кратчайшие сроки.       Вежливая улыбка. Подбадривающая. Понимающая. Весёлая. Снисходительная. Скептическая. Что ж, к одиннадцати утра арсенал был более-менее скомплектован.       На счастье, гости не приходили толпами, как вчера. Когда Боруто и Сарада попадали в госпиталь, Мицуки навещал их каждый день, но его самого навещать, наверное, не было необходимости. Зачем? И так поправится.       На тумбочке сиротливо теряла полезные свойства и отпущенный срок годности принесённая еда. Он ни к чему не притронулся, да и кормили его три раза в день, как положено. Почему люди в перерывах между основными приёмами пищи ещё и перекусывали, Мицуки и по сей день не выяснил. Перекусы отнимают время, которое можно потратить на что-то полезное, и утяжеляют организм избыточными калориями. Так смысл?       Он упрямо отказывался, когда Чо-Чо пыталась его накормить во внеурочное время, и сейчас изменять принципам не собирался. Почему вообще посещения больного, притаскивание ему кучи вещей, половиной из которых он не воспользуется, и прочее в том же духе трактуется как проявление заботы? Непонятно.       За окном моросил дождь и навевал необъяснимую с рациональной точки зрения печаль. Может, Мицуки скучал по своей команде? По дому, где всё знакомо? Но надо приучить себя относиться к иной обстановке как к затянувшейся миссии. И потом, он не собирался тут задерживаться!       Вот только ему категорически не понравилось вчерашнее упоминание о неврологе. До этого даже мысли не возникало, что местного Шиначику стараниями квартиранта его тела могут зачислить в помешанные и внести запись в личное дело. Это раньше можно было быть неадекватным и при том величайшим Каге, хоть пьяницей, как в Конохе, хоть садистом и маньяком, как в Суне. Лишь бы боялись. К тому же, согласно собранной Мицуки статистике, складывалось впечатление, что чем больше детских психологических травм и шизоидных наклонностей у человека, тем он успешнее как шиноби.       Сейчас, с уровнем развития психиатрии, всё иначе. Запись о постановке на учёт в психоневрологический диспансер способна поставить крест на карьере. Мицуки-то что, покуролесит и уйдёт домой, а Шиначику такое заслужил?       Он вытащил из-за пазухи подвеску в форме цветка сакуры. Родительница его тут любит, совсем как нежная Хината-сан любит Боруто. По возможности не хотелось разбивать ей сердце.       В палату постучали.       Мицуки вздохнул.       Проходной двор!       Сколько можно взаимодействовать с людьми, иногда хочется побыть одному, наедине со своими мыслями!       Но не успел он сказать: «Войдите», — как дверь беспардонно распахнулась. За ней стояла Химавари, то есть Боруто, то есть не тот Боруто. А за её плечом —разводящий руками Каваки.       Видеть не хотелось ни того, ни другого. Ни эту фальшивку, которую чужой мир пытался подсунуть вместо Боруто, ни тем более Каваки, Мицуки относился к нему нейтрально, даже пытался разобраться в перипетиях его характера, но не нравился он ему и всё тут! Когда Боруто с киборгом-сосудом днями напролёт спарринговались на полигонах, а Мицуки и Сарада сидели поодаль и наблюдали со стороны, нечто неприятное копошилось в душе́. И хотелось что-то громче сказать Сараде, подсесть к ней, посекретничать и неестественно рассмеяться хором, как заговорщикам, которым ведомо то, чего не знают Боруто и Каваки.       — Даров, боец! — местная Боруто сунула за пояс трость, решительно прошла в палату и непременно бы наткнулась на стул, стоящий посреди, где его вчера оставил господин покойник Четвёртый Хокаге Минато Намикадзе.       Мицуки смотрел во все глаза, как-то не сообразив предупредить слепую.       Но Каваки резко перехватил Боруто за шиворот.       — Пусти! — взвилась девочка. — Я ему щаз покажу, как нас динамить! Как валить без нас, в эти свои шахты! Какого хрена на? Пусти, я ему втащу!       — Он только после операции, — напомнил Каваки, перехватывая её поперёк талии правой рукой и отрывая от пола как щенка. С их разницей в росте и комплекции труда это не составило.       — Срать я хотела! — трепыхала руками и ногами Боруто.       — Санузел там, — кивнул на закрытую дверь Мицуки.       Каваки фыркнул и расхохотался. Боруто надулась, но тоже прыснула.       — Лады, пусть живёт, — решила наконец она, и Каваки поставил её обратно на пол. — Только из уважения к матушке Каваки. Она нас сюда провела, а мы ей пациента угробим? Нехорошо. Ну как ты в целом, Шиза?       Смотрела она при этом поверх головы Мицуки. Каваки буднично взял её под руку, подвёл к койке и усадил на краешек, где эта Боруто тут же непринуждённо устроилась, подвернув под себя ногу. Чтобы Каваки стал таким заботливым и тихим? От этого нехитрого действа веяло командной работой, слаженностью, то есть теми понятиями, которые нормальный Каваки считал лишней опцией.       — Я терпимо, — Мицуки заставил уголки губ приподняться, склонил голову к плечу. Вариация «милый, учтивый». Подумал и неуверенно добавил: — Даттебаса?       Каваки покосился на Боруто, та выпятила губы, будто произнося «о-о». Значит, со словами-паразитами Мицуки погорячился.       — Ты в принципе нас помнишь? — Каваки поправил сползающие с переносицы очки.       — Каваки, — кивнул ему Мицуки, хотя подмывало сделать вид, что он его не знает, из вредности. — Боруто.       Добавить «-чан»? Как они общаются внутри команды? От Сарады за «-чан» можно и подзатыльник схлопотать.       — Хвораешь? — сочувственно потянула Боруто. — В нос говоришь.       И это учитывая, что после сеанса ингаляций стало намного легче. Мицуки семимильными шагам шёл на поправку, и он это ощущал. Разве что бронхит не желал сдаваться, состояние разбитости порядком достало, и Мицуки отчаянно скучал по временам, когда чувствовал себя свежим, полным сил, лёгким, ясным. Да и было ли это когда-нибудь? Казалось, что слабость и притупленное состояние будут сопровождать его вечно.       — Сейчас уже лучше, — признался он, стреляя глазами в сторону грустного Каваки. Ему-то зачем печалиться о другом человеке? Каваки из тех людей, которые не глумятся над чужими слабостями и не сопереживают, они их просто не замечают и идут вперёд.       Мицуки сам был таким. Сам считал, что препятствие или врага проще физически устранить, чем обезвредить. И лишь опасение того, что его начнут бояться одноклассники, в первую очередь Боруто, заставило пересмотреть убеждения. Дальновиднее поднапрячься, но вывести врага из игры, не отнимая его жизнь и здоровье. Такие нетривиальные задачи, пожалуй, даже интереснее решать.       Каваки поначалу действовал так же безжалостно, как и Мицуки, словно и он прошёл обучение в окрестностях Отогакуре. Но после миссии в Стране Воды бок о бок с седьмой командой пересмотрел свои позиции и рук в крови понапрасну не марал.       — Эй, друган, в каких высших измерениях витаешь?       — Если долго разговариваю, то кашель возвращается и душит, — оправдался Мицуки, надеясь, что они поймут намёк и оставят в покое. Неужели их не предупредили, что больных нельзя утомлять?       — Ты мне тут пальцы веером не гни, — хмыкнула на это Боруто. — Хотя я тоже, когда хворая, злая, как тыща демонов!       — Которых не существует, а если бы существовали, ты бы их допекла до мира иного, — заметил на это Каваки.       — Отставить бухтеть лекции атеиста!       А Мицуки решил, что не пропадать же встрече зря, и вклинился с вопросом к носителю герба с веером:       — Каваки, а тебе знакомо имя Чараске Учиха?       — Кто ж его не знает!       — А где он сейчас?       — Без понятия.       Да что ж такое! Во всех мирах с ним одно и то же?!       — Я пришёл к выводу, — прогундосил Каваки, — что Чараске Учиха — единственный макрообъект, который подчиняется принципу неопределенности квантового мира.       Боруто застонала:       — Ваше ботанчество, вы хоть покажите, в какую форточку дышать!       — Если простыми словами, мы не можем одновременно знать координаты Чараске Учиха в пространстве и импульс… э, скорость и вектор его передвижения. Это закон Вселенной.       — Шиза, я его не вижу, хрястни ему в лобешник за меня! — и опять этот жутковатый белёсый взгляд, направленный мимо.       Боруто и в самом деле слепая. Мицуки помнил, что, когда впервые познакомился с Хинатой-сан, её глаза, прозрачные, словно от помутнения роговицы, показались ему незрячими и одновременно удивительно пронзительными. Он знал, разумеется, что существуют такие вот Хьюга, и никакое это не помутнение, а всего лишь иной размер глазного яблока, иная глубина залегания сосудов на дне сетчатки. У альбиносов из-за отсутствия пигментов сквозь радужку просвечивают кровеносные сосуды, и оттого глаза окрашиваются красным, а у Хьюга в связи с бо́льшим расстоянием отблеск смещается в голубовато-фиолетовую часть спектра. Но всё равно упорно думалось, что Хината-сан слепая и ориентируется благодаря навыкам первоклассного шиноби. Она вообще была удивительно хрупкой, маленькой, эфемерной, но вместе с тем внутри сквозила огромная сила, которую Мицуки фиксировал по плотной тугой чакре, которая от переизбытка мощи тонко звенела, словно колокольчик-фурин.       В местной же Боруто не наблюдалось ничего утончёно-аристократического. А её глаза не видели на самом деле. Мицуки не особо контактировал с людьми с ограниченными возможностями и понятия не имел, как ему реагировать, и будет ли уместна жалость.       Всё это живо напомнило прозрачные коробки для пожертвований в магазинах. Иногда в помощь жертвам землетрясений, иногда — бездомным животным, иногда — адресная поддержка больным детям, когда на коробе размещалась фотография ребёнка, по критериям человеческой оценки, трогательная, и подпись: «Я очень плохо вижу…» Далее следовало имя, диагноз, сроки сбора, сумма на лечение и подпись: «Помогите мне видеть этот мир как все».       Боруто всегда опускал в такие ящики деньги. Неудивительно, что ему никогда не хватало от жалования до жалования, благо, они с Сарадой одалживали.       Сарада с видом всезнайки поучала, что ты, Боруто, хоть контактный телефон спиши, чтобы запросить отчёт об использовании твоих последних денег, а то вдруг тебя надувают. Но сама украдкой тоже что-то кидала.       И Мицуки жертвовал. Если история находила отклик в душе. И именно в такие моменты думалось, что, умей он лечить, как ирьёнины, помог бы этим детям, чтобы не грустили Боруто и Сарада. Вот только родитель поучал, что не все болезни исцеляются медицинским дзюцу.       А ещё было обидно, что, обратись Боруто в Момошики, и его все возненавидят, даже дети, на лечение которых он отдавал деньги, никто об этом не то что не вспомнит, даже не подумает. Но Мицуки с Сарадой от друга точно не отвернутся, защитят, если надо, от всего мира.       Получается, и для этой Боруто когда-то искали средства на операцию? И её фотографии расклеивали на ящиках для пожертвований? Но сумму не собрали, или лечение не помогло?       Всё-таки несправедливо устроен этот мир. И не переделать его. Или попытаться?       — А почему карафон на тумбочке валяется? — подал голос Каваки. — Мы-то думали, он у тебя дома, даже писать не пытались, а ты, получается, нас тупо игноришь?       Мицуки и рад был ответить, но ничего не понял. И в первую очередь то, как вообще можно написать на телефон?       За окном тем временем мелькнули кошачьи уши. Вряд ли Микадзуки, кто-то крупный вроде мейн-куна.       — Не заряжен, что ли? — Каваки завладел прямоугольником-нинджетом, к которому Мицуки из-за неприятных воспоминаний не прикоснулся. — О, а вот и кабелёк! — подсоединил проводом нинджет к розетке.       — Это мой папашка кобелёк, — подметила Боруто. Странно, собак у неё в роду быть не могло. Не Инузука же она! Хотя Мицуки уже ничему не удивлялся, вдруг её отец по документам Неджи Хьюга, а биологически — Инузука? Тогда Боруто, может, и не видит, но нюхает точно очень хорошо!       И Мицуки в очередной раз сокрушился, что лишился своего сверхъобоняния. Чакры всех Инузука слегка отдают псиной, он бы сумел определить… Интересно, а мать при таком раскладе кто, судя по внешности, Хината-сан? Да нет, чтобы Хината-сан воспитала такое?       — Зарядка пошла, только заблокирован он у тебя. Пароль какой? День рождения Боруто?       — В смысле? — не поняла та.       — Как ты там говоришь? Ты же его чувиха?       — Ошалел, салажара?       У Шиначику что-то с Боруто? Теперь ещё и влюблённость играть? Нет, увольте, жизнь Мицуки к такому не готовила!       Боруто подорвалась с места, но Каваки спокойно положил ладонь на её макушку, пригвождая пыхтящую девчонку к месту. И продолжил как ни в чём не бывало инспектировать нинджет, названный карафоном:       — Или нет, скорее, отпечаток пальца. Шиза, — карафон всучили ему в руки, — разблочь.       — Как? — испугался Мицуки, глядя прямо в глаза Каваки, по старой привычке неотрывно и не мигая.       Но этого Каваки было не пронять.       — Палец приложи. Да не сюда, не тормози, вот туда, на этот кругляшок. Хм, давай тогда указательный. Тоже нет? Э, да ты какой рукой держишь, левой прикладывай.       Кажется, Шиначику являлся левшой, то-то Мицуки чувствовал, что столовые приборы удобнее держать левой.       Прямоугольник от касания пальца ожил. Загорелся изображением зубастого драконида и кучей текста в белых окошечках. А после разразился вибрированием, обрывками мелодий, писком и бульканьем, словно пытался воспроизвести все звуки разом, а они накладывались друг на друга, мешались и перебивали.       — Дохера, однако, пропущенных, — присвистнула Боруто. — Часа три эту помойку разгребать. А чё раньше сидел в глубоком оффлайне на?       Где??       — Время капельницы, — в палату вошла очередная медсестра. Мицуки начал их потихоньку запоминать.       — Ладно, пойдём, — засуетился Каваки, поднимая Боруто и толкая её к выходу. — Нам ещё детскую площадку красить. Какой идиот придумал проводить ремонтные работы в сезон дождей?       А Мицуки ужаснулся, что там Боруто могла накрасить.       — Мы ещё заглянем! — улыбнулась она. — Кончай на шконке вялиться, давай в строй! Мы ж вместе банда! Уж звиняй, что мы без подгона…       — А может… — встрепенулся Мицуки, потому что выходило невежливо, — может, вы кушать хотите? — люди же любят кусочничать в отличие от него. И кивнул на контейнеры с едой.       — Гостинцы твоей ба? — осведомился Каваки. — Прости, но мы пас. Всё, идём, не будем мешать.       — В следующий раз веник цветов притараним! — пообещала Боруто, ловко выхватывая трость, почти не касаясь ею перед собой, да и держась на удивление уверенно. — А то дождь уличных цветочников разогнал, а у Яманака дорого лупят.       Карафон Мицуки оставил на тумбочке, улёгся поудобнее и подал медсестре руку, истыканную до синяков. Пусть эти Каваки и Боруто не стараются. Всё равно его команда лучше!       На обед в столовую, располагавшуюся в самом конце коридора, Мицуки рискнул дойти сам. Крепко держа поднос, потому что его пошатывало от слабости, оглядел зал, выискивая знакомое лицо среди больных в одинаковых пижамах и юката, таких же слабых и ссутулившихся от недомогания — люди горбятся, когда мёрзнут или испытывают боль. От зеркальных колонн помещение казалось шире, а пациентов — больше, и это сбивало с толку.       Кабуто Якуши в одиночестве допивал сок за колонной. Не сказать, что рядом наличествовало свободное место, но Мицуки решительно подвинул целых три подноса Кабуто и устроился со своим напротив.       — Пошто такая честь нам, простым смертным? — выгнул бровь Кабуто.       — Хотел загладить вину за свой проступок, — Мицуки выдал очередную отрепетированную улыбку. — Рискну предположить, что, несмотря на количество опустевшей посуды, вы всё ещё голодны. У меня стол диетический, другого, к сожалению, пока не положено, но не откажи́тесь от фруктов. Пожалуйста!       — Ну давай, — смилостивился Кабуто, цепко хватая с подноса печёное яблоко. — Похлёбку из-под рыбы — увольте, сам это лопай, а вот твой омлет бы съел.       — Приятного аппетита! — Мицуки легко расстался с обедом. — А разрешите задать вопрос? Не подскажите, где сейчас находится Орочимару?       — Орочимару? — переспросил Кабуто с набитым ртом. — А кто это?       Нет, небо не рухнуло на землю, Мицуки не прекратил дышать, и ход времени не остановился. Только всё ширилась и ширилась пустота в сердце, будто не очередная ниточка к возвращению оборвалась, а что-то важное исчезло из жизни. И пусть судьба глумится, отбирая самое дорогое, воспоминания всё равно останутся с Мицуки навсегда. Там, в сердце, всегда будут жить его Коноха, его Ото, его команда и его родитель.       После обеда от расстройства и непонимания, что делать дальше, потянуло в сон. Дождь с шорохом крался за окном, и пускай желудок неприятно тянуло, вздремнуть всё же получилось.       А после тихого часа явились… родитель и родительница. И Мицуки заставил себя улыбнуться, хотя визиты незнакомцев его порядком утомили. И ещё тупо болела голова, а Мицуки уяснил, что на голод и недостаток глюкозы в крови данный организм реагирует микроспазмами сосудов головного мозга. Всё-таки Шиначику — истинный Узумаки с бешеным метаболизмом, благодаря которому всё моментально переваривается. Например, Карин могла уплетать сколько угодно любимых окономияки, и ничего лишнего на её фигуре не откладывалось, всё пролетало мимо. Мицуки тоже обладал ускоренным обменом веществ, но не в пример более эффективным: его кишечник выжимал из еды абсолютно всё полезное, тут же переводя питательные вещества в разряд запасов организма, чтобы после их незамедлительно расходовать. Поэтому небольших порций хватало надолго, а при необходимости Мицуки без ущерба здоровью мог голодать неделю, родитель проверял.       Шиначику вряд ли такому научишь. Да и его родственники не допустят. И по правде, во время того экспериментального голодания Суйгецу тайком подкидывал вкусности, которые дисциплинированный Мицуки всё равно не употреблял.       Господин Седьмой и Сакура-сан спрашивали, не вспомнил ли он что новенького. Сказали бы спасибо, что ничего не забыл. Мицуки виновато улыбался и, воспользовавшись информацией, полученной от Шикадая в первый день пребывания, выдал, что дед когда-то предостерегал их с Шикадаем от большой политики. Смотрел на довольные лица родителей и тихонько радовался, что его так и не раскрыли. Всё-таки интеллект — великая сила.       Его даже похвалили, что во время разговора он не «залипал» в карафон, который постоянно или дребезжал, или булькал, как неисправный бачок. И, обнахалившись, Мицуки пожаловался, что ему скучно, тренироваться нельзя, а чтобы не поглупеть окончательно, он проштудировал бы курс Академии, начав, скажем, с учебника истории. На что Хокаге обещал такой принести, забрав у мифической сестры Ханами.       И всё складывалось неплохо, но тут в животе оглушительно заурчало.       — Ты голоден? — всполошилась Сакура-сан.       — Не возникло желания принимать пищу, — признался Мицуки. — В столовой окружающие пациенты с дренажами, выведенными из плевральной полости, потому вид чужих кровяных выделений в прозрачных пакетах не способствует аппетиту… — и прикусил язык. Решил же вчера выражаться проще! — Кроче, зырить на такое стрёмно.       Господин Седьмой подозрительно прищурился, а Сакура-сан сказала:        — Тебе бы побольше есть и спать. Во сне организм восстанавливается, а чтобы нашлись ресурсы на регенерацию, их следует получать из еды, даже если кусок в горло не лезет. Так, это тебе ба принесла? Мясо нужно было в холодильник убрать, — она отвинтила крышку и придирчиво понюхала. — Нет, это на выброс, а вот рис вполне ничего. Кушай!       Мицуки подчинился, а потом и вовсе смёл всю порцию так, что за ушами трещало. В прямом смысле где-то в уголке челюсти щёлкало. У риса оказался совсем не диетический пикантный привкус соевого соуса, наверное, в нём его вымачивали, но с голода мнилось, что Мицуки ничего прекраснее в жизни не ел. Разве что яичницу по-походному на углях, как её делал Джуго. При одном лишь воспоминании опять проснулся зверский аппетит, и Мицуки совсем некрасиво догрыз и крекер, запивая минералкой. Спохватился, предложил поделиться, как положено в людском обществе, как там Конохамару-сенсей поучал? «Нельзя жрать в одну харю»? Но господин Седьмой не-Наруто и Сакура-сан почему-то рассмеялись. И так мягко и бархатно стало на сердце, что Мицуки сам на себя разозлился.       Наконец время посещений завершилось. Дело шло к ужину, и Мицуки поймал себя на мысли, что начал привыкать к режиму и спокойной обстановке. Прохлаждался, как на курорте. Было бы совсем замечательно, если бы не инъекции, не кашель и не постоянные то озноб, то потливость — жар спал, но терморегуляция тела разболталась, никак не входила в колею и отзывалась фантомными недомоганиями.       Мицуки безмятежно сидел с ногами на койке и изучал принесённую покойным Минато Намикадзе газету, но кроме имени «Менма» ничего полезного не находил. И тут в дверь опять ввалились непрошенные гости.       — Ой, я чёт заблудилась!       Точнее, гостья. Девочка лет десяти. В леггинсах, серой тунике с большим бордовым карманом на животе, где она прятала руку. На кармане красовался герб Узумаки. Короткие волосы, собранные в два топорщащихся хвостика, были тёмно-розовыми, почти красными, что живо напомнило Карин. Может, её родственница? И только сейчас вспомнилось, что у Карин сегодня день рождения. И что с её появления на пороге квартиры Мицуки весь бардак и начался. С того артефакта, который она, возможно, принесла из затонувшего Узушио. Который утащил Микадзуки. Который теперь пропал. И артефакт, и кот.       Пожалуй, в эту сторону следовало копать, а не искать людей, владеющих знаниями или пространственными техниками.       — Не туда зашла, прощен-нья просим! — девочка тряхнула хвостиками и улыбнулась, хотя скорее оскалилась. — Я тебя не знаю. А ты меня-ня?       С девчачьего лица на Мицуки смотрели абсолютно честные голубые глаза Боруто. С ровно таким же выражением, какое бывало у друга, когда тот врал.       Это ловушка? Проверка?       — Я вас откуда-то помню, — осторожно начал Мицуки, ступая как на тонкий лёд.       — Да ладно?       — Мы родственники?       — Ни в жизнь! Ты ваще кто?       — А ты кто?       — А я с незнакомыми не разговариваю! Вдруг ты ма-нья-к или порнорежиссёр?       Мицуки зашёлся в кашле от возмущения. Ну и молодёжь пошла!       — А что, похож? — прохрипел он.       — На идиота похож, — выдало юное создание, по-прежнему не вынимая руки из кармана.       Опять булькнул карафон, высвечивая изображение зубастого ящера. А после задребезжал, показав чьё-то имя.       — Боишься отвечать? — хмыкнула девочка. — Или отмажешься, что стены толстые, связь плохая, говорить невозможно — ты постоянно пропадаешь…       Мицуки честно попытался вообразить, как можно говорить с кем-то и при этом пропадать — и не смог.       — Как думаешь, кто эт? — кивок на карафон.       — Драконид? — предположил Мицуки.       — Я про то, кто звонит! А это — динозавр на заставке.       — Нет, его видовое название, предполагаю, Тираннозавр Рекс, из надотряда Дракониды, хотя я не специалист.       — Динозавры, — заупрямилась девочка.        За окном взвыл ветер, и сквозь разрывы туч и ветви глицинии в палату прорвался луч солнца. И предательски высветил на щеках незнакомки по узкой полоске. В неярком свете и благодаря бронзовому загару Мицуки их сразу и не заметил. Отметины чакры Девятихвостого Лиса. Так как биджу — по сути плоть Ооцуцуки, а Хината-сан вела свой род от Кагуи, её гены поддержали эти отметины. У генов Сакуры-сан, по-видимому, с полосками не очень получалось.       — Ханами… -чан? — осторожно предположил Мицуки, отхлёбывая воды, чтобы снять сухость в горле.       — Бинго! — хмуро бросила она.       Что ж, когда выяснилось, кто эта девочка, можно расслабиться. Уж ребёнка Мицуки точно обведёт вокруг пальца.       — Теперь вспомнил. Прости, у твоего братика мысли до сих пор путаются.       — Р-мяв! — она вздёрнула нос. — А у меня для тебя подарочек.       Вытянула руку из кармана, поднимая в воздух мелкого Ужа древесного, которого мастерски удерживала позади шеи. И швырнула на койку Мицуки.       Уж запаниковал. Скатился с одеяла, заполз под койку, притаился.       А Мицуки рассердился. Как можно так обращаться с живыми существами? Особенно со змеями? У маленьких детей своеобразные представления о подарках, вероятно, Ханами не со зла, но всё равно!       — Зачем ты так… — Мицуки, придерживая рукой рану, опустился на колени на пол, высматривая ужа в потёмках под койкой. — Спасибо за подарок, но это жестоко по отношению к животному. Он мог тебя укусить, и пусть этот вид не ядовит, приятного мало. И у него стресс. Сачок бы какой сейчас или рогатину, человеческие руки его только больше напугают. Где ты его нашла, если его дом рядом, он быстро доберётся. У него могут быть свои детки, свои Ханами-чан. Тебе бы понравилось, если бы у тебя забрали родителя…       И замолк, почувствовав холод куная у горла. Его голову резко оттянули за волосы назад, между лопаток больно упёрлись острой коленкой. Лезвие профессионально давило на кожу, не пуская кровь, но весьма серьёзно угрожая.       — За что? — Мицуки скосился до боли в глазных яблоках, но разглядел только детскую загорелую руку, сжимавшую кунай.       — Ты не помнишь, что левша. Боишься отвечать на звонки, не выходишь в сеть. Не вьёшься возле сестрицы Боруто, даже не называешь её «-чан», я всё слышала! Дракониды какие-то вместо динозавров. И у тебя нет змеебоязни. Предков ты, мож, и обманул, но со мной эт не прокатит. Ну чё, знакомиться будем или АНБУ позвать?